Книга: Дочь хаоса
Назад: Грешность и смертность. 28 декабря, ночь. Роз
Дальше: Позволено ли человеку спросить. 29 декабря, день. Харви

Разве когда-нибудь ведьмы умирают насовсем?

29 декабря, праздник Давида Завоевателя, утро

Сабрина

Ночью снегопада не было, зато прошел дождь. Недавно выпавший снег, а с ним и лед почти растаяли, и из белой пелены снова выглянул реальный мир. Местами, на проплешинках, снег стал тонким и седым, как волосы на голове старика, и из-под него показался темный склизкий камень.

Возможно, я видела мир в слишком мрачных красках, потому что смотрела на него из закутка позади мусорной урны.

– Хочу сразу расставить все точки над «i», – заявила из-за соседней урны Пруденс. – Я пришла, чтобы изгнать мелкую бесовку-неудачницу Если в процессе это дело станет более трудным или опасным, справляйся сама.

Я рассеянно кивнула, стараясь не ослаблять бдительности.

Лавка была закрыта, хозяйки не видно. Поэтому мы спрятались в закоулке позади кофейни, рассчитывая кинуться на бесовку, когда она появится на улице.

– Понятно.

– Сабрина, я серьезно, – настаивала Пруденс. – Не вздумай заигрывать со Смертью, сунуть ей телефончик в карман и ласково прошептать «Позвони, милый». Если выкинешь какую-нибудь глупость, на меня не рассчитывай.

– Да понятно, – шепнула я. – Умолкни!

Пруденс прожгла меня разъяренным взглядом. Я указала на кофейню. Задняя дверь приоткрылась, в переулок вышла миссис Ферх-Гег с мусорным ведром в руках.

На ней был пестрый халат, на светлые локоны накручены старомодные разноцветные папильотки. В руках она несла корзинку унылых эклеров и помятых пирожных с кремом. На вид она была такая обыденная, что мне даже подумалось: а не перепутали ли мы все на свете?

Валлийка подошла к помойке. Поношенные домашние тапочки поскальзывались на тающем снегу. Я сжалась. Что, если она нас заметит? Увидев, что старушка поднимает крышку совсем другой урны, я облегченно вздохнула.

Но затем вздох застыл у меня в горле ледяным кубиком ужаса.

В контейнере лежали мокрые, гниющие остатки недоеденных сладостей. На нас волной хлынул запах использованных чайных пакетиков и протухшего крема, а миссис Ферх-Гег повернулась лицом к кирпичной стене и распустила волосы.

Папильотки посыпались в снег и остались лежать грудами пестрых змей. Сквозь редкие золотистые пряди на затылке миловидной вдовы проглянул еще один рот, пожухший и перекошенный. Жадная пасть распахнулась, точно клюв голодного птенца навстречу принесенному мамой червячку.

«Она дожидается, пока еда совсем сгниет, и потом пожирает ее своим вторым ртом», – вспомнила я слова Ника. Мне врезался в память его голос, спокойный и насмешливый, словно ничто не могло вывести его из равновесия.

Миссис Ферх-Гег неуклюже – руки-то за спиной! – ковырялась в помойке. Горстями хватала гниющий мусор и запихивала в разверстую пасть. А пасть громко чавкала, беззубо пережевывая отбросы, утробно урчала – сыто и требовательно. С отвислых губ, перемазанных тухлым кремом, сыпались крошки. Казалось, сколько бы она ни впихивала в эту жадную пасть, та никогда не насытится.

Пруденс скривилась от предельного отвращения. Я высунула язык и рыгнула, показывая, что разделяю ее чувства. Потом указала на миссис Ферх-Гег, подняла три пальца и загнула их один за другим. Пруденс кивнула, и мы подскочили. Опрокинутые урны с грохотом покатились по переулку.

– Дви Ферх Гег! – зазвенел мой уверенный голос. – Да направит меня дракон, да озарит мне путь адское пламя! Сатана даст мне сил изгнать этого демона. Люцифер да станет мне щитом в бою, Вельзевул овеет меня славой. Изыди, дух злой!

Перед моими поднятыми руками Дви Ферх Гег отпрянула, сжалась, но Пруденс отрезала ей путь к отступлению.

– Введи меня в сладчайший соблазн, – замурлыкала она. – Зло да станет мне добром, сила станет моим правом, голос мой будет услышал в аду. Изыди, дух злой!

Демоница завертелась на месте. Передо мной мелькнуло доброе, улыбчивое лицо хозяйки кофейни, златоволосой епископской дочери, жившей сотни лет назад. Лицо было неподвижно, как маска, голубые глаза отливали стеклянным блеском, словно кукольные. Она заговорила, и губы при этом шевелились только на затылке – видимо, эта пасть и была ее настоящим ртом. При каждом слове с губ сыпались гнилые объедки.

– Слухи прилипают крепче, чем копоть от адского огня. Думаете, если изгоните меня, это место очистится?

– Мисс Уордвелл предупреждала меня – не надо ее слушать, – сказала я Пруденс. – Надо закончить ритуал.

Пруденс возвела глаза к небу:

– Малышка Пруденс не впервые имеет дело с демонами. Мне, в отличие от тебя, не нужны советы жалкой отверженной ведьмы.

Я пропустила мимо ушей оскорбление в адрес мисс Уордвелл, потому что Пруденс все-таки помогала мне.

– Выпусти змей на врага моего! – закричала я. – Обрати прочь от этого места несчастную судьбу и дурной глаз. Изыди, дух злой!

– Сатана, дай мне сил изгнать этого презренного демона! – поддержала Пруденс. – Изыди, дух злой!

В переулке разразилась небольшая буря местного значения. Воздух загудел электричеством, порыв ветра взъерошил мои белоснежные волосы. Фигура в цветастом халате стала расплывчатой. На миг я разглядела женщину куда меньшего роста, призрачную, пепельно-серую. Она истощалась на глазах и протягивала руки в безмолвной мольбе.

– Живи словами, умри словами. Что такое заклятье? Лишь цепочка слов, – бормотала бесовка. – Плетка из слов, отхлестать демона. Веревка из слов, повесить ведьму. Когда будешь болтаться на виселице, никаких заклятий уже не вымолвишь. Беды уже пришли в этот город. Поднимутся охотники на ведьм. Явится князь. Вместе со всеми демонами преисподней я слышала, как по всему аду звонили колокола в день, когда ты пришла в этот мир. Всем на беду ты появилась на свет, Сабрина Спеллман.

Я хотела спросить, что все это значит, но вспомнила предостережение мисс Уордвелл. Демоны лживы. Я не хотела больше совершать ошибок. Я не дам себя ослабить или отвлечь.

Пруденс смотрела на меня прищуренными глазами в темно-фиолетовой подводке, раскидистой, как крылья. Даже в унылом переулке серым зимним утром она носила цвета, похожие на оперение ночной тропической птицы.

– Пруденс Найт! – пронзительным голосом выкрикнула бесовка. – Как ты можешь быть такой безрассудной, когда на карту поставлено столь многое? Я тоже была дочерью человека воцерковленного. Полюбуйся, что со мной стало. Все в приходе в один голос говорили, что я выполнила свой долг, когда назвала имена женщин, которых утопили, повесили, сожгли. Они говорили, я получу свою награду. Потом я умерла и воскресла, чтобы страдать в преисподней.

– По-моему, вы получили награду, которую заслужили! – выкрикнула я.

На меня накинулась Пруденс:

– О Сатана в мини-юбке, Сабрина, ты же сама мне говорила, не надо обращать на нее внимания!

– Ой, прости, – заморгала я. – Изыди, дух злой!

– Не устояла перед искушением быть правильней всех? – вздохнула Пруденс. – Лично мне такие порывы неведомы. Изыди, дух злой!

В подымающемся ветре слышались еле различимые крики и шепоты. Иногда казалось, что ко мне взывают те, кого я люблю. Где-то в самой глубине души хотелось понять, что же они говорят. Это казалось очень важным.

– Как много голосов, – вздохнула Дви Ферх Гег. – Как много голосов звучат у нас в головах, гудят, как колокола на доме моего отца, как колокола, возвещающие приход князя. У меня в голове не утихают голоса, они твердят, что я поступила неправильно. Откуда тебе знать, дщерь заблудшая, верных ли голосов ты слушаешься?

Я даже не понимала, с кем из нас она разговаривает. Я бы хотела остановиться, спросить у нее, но знала, что этого делать нельзя. Поэтому лишь подняла руки над головой и увидела, как пальцы очерчиваются бледным свечением, розоватым, как утренняя заря на оконной изморози.

– Властью Сатаны и его мятежных ангелов я изгоняю тебя, – провозгласила я. – Изыди, дух злой!

Пруденс подхватила, глубоко вздохнув:

– Волею Сатаны да очистится это место! Изыди, дух злой!

Дви Ферх Гег обернулась на полный круг, так что мне стали видны и ее пасть, и маска. Сжалась еще сильнее, превратившись в бледное привидение, и растаяла в воздухе, растеряв все черты, кроме черной зияющей пасти.

Голодные губы опять шевельнулись.

– Шепоты не убьешь, – произнесли они.

И старушка исчезла. Мы с Пруденс остались стоять, глядя друг на друга, среди раскиданных одежд и тухлых сладостей.

– Уф, – утерла лоб Пруденс. – Я всегда говорила – с утра пораньше надо либо перепихнуться, либо демона изгнать. Похвалишь меня перед тетей Зельдой?

– Уже, – радостно доложила я. – Она сказала, что собирается отдать тебе сольную партию. Говорит, у тебя много разнообразных способностей. Кажется, ты произвела на нее хорошее впечатление в ту ночь, когда… когда родился Иуда.

На лице Пруденс мелькнула ничем не сдерживаемая радостная улыбка. По-моему, ей действительно очень хотелось заполучить сольную партию.

Но потом улыбка скривилась и перетекла в насмешливый изгиб, словно она боялась выдать себя, слишком явно выказав радость.

– Почему ты это сделала еще до того, как я тебе помогла?

– Потому что верила, что ты поможешь, – ответила я. – Так оно и вышло.

Я протянула руку над останками Дви Ферх Гег и зацепила мизинцем мизинец Пруденс, как она часто делала с Вещими сестрами. Пруденс выгнула бровь, но не отдернула руку.

– Мы справились, – сказала я. – Мы молодцы. Пойдем, угощу тебя утренним кофе у доктора Цербера.

Пруденс не ответила ни да, ни нет, но, когда я потащила ее из переулка на главную улицу Гриндейла, покорно пошла за мной.

– Сразу уточняю: мы с тобой, Сабрина, не на свидании, – заявила она. – От тебя слишком много хлопот.

– А мне и неинтересно.

– Да ладно, – фыркнула Пруденс. – Я же вижу себя в зеркале. Мной все интересуются, хоть немного.

Ее слегка заинтриговал ярко-оранжевый фасад книжного магазина доктора Цербера, разрисованный языками пламени, адскими псами, демонами в обезьяньем облике. Окна были обведены красным. Ей всегда нравился декор в инфернальном стиле.

Мы вошли. Навстречу выбежала тетя Хильда, радостно подпрыгивая, как будто мы с ней расстались не полчаса назад, а по меньшей мере неделю. Она обняла меня, потом с легким подозрением воззрилась на Пруденс. Тетя Хильда знала, что отношения у нас довольно натянутые.

– Принесла мне позавтракать? – спросила она. – Я забыла коробку на столе, но думала, что Зельда принесет ее.

– Прости, я не знала. Просто решила заглянуть.

– Как я рада видеть тебя, милочка, – просияла тетя Хильда. – Дела в последнее время идут неважно, новая кофейня отбивает посетителей.

– Знаешь, тетя Хильда, я думаю, эта кофейня больше не доставит вам хлопот.

Тетя Хильда вопросительно заморгала, и я пожала плечами:

– Просто предчувствие такое. – И шепотом добавила: – Эти демоны-самозванцы долго не держатся.

Пруденс хихикнула, уткнувшись в кофейную чашку. Потом с чашкой в руках отошла к полкам, стала рассматривать книги. Гриндейлские парни за соседним столом не сводили с нее глаз. Пруденс словно не замечала. Должно быть, привыкла, что на нее всегда смотрят.

Она потянулась к книге на верхней полке, но пурпурный ноготок лишь царапнул по корешку. Она пожала плечами и щелкнула пальцами. Книга сама собой соскочила с полки и поплыла к ней.

Пруденс колдовала прямо на глазах у людей!

Я ринулась к ней. В тот же миг книгу перехватила чья-то рука.

– Вот ты где, Пруденс, – сказал Харви.

Я поспешно отступила на шаг и в панике переглянулась с тетей Хильдой. Я была еще не готова увидеться с Харви. Тем более на глазах у Пруденс. Она будет смеяться надо мной, над ним, над всеми моими чувствами.

Хотелось спрятаться за прилавком и за юбками тети Хильды. И в то же время хотелось кинуться к Харви. Все в нем было мне знакомо и дорого – даже спина потрепанной куртки, даже отросшие каштановые волосы над воротником.

Мне так не хватало прикосновений: я привыкла, что всегда могу коснуться его, как будто его тело – продолжение моего собственного. Я бы запустила руку в его волосы или повернула его лицом к себе, взяв ладонью за подбородок, поцеловала бы, когда захочу. Мне так хотелось рассказать ему, что я изгнала демона, и услышать: «Ну, Брина, ты даешь!»

Но если я ему это расскажу, он ужаснется. Он всегда считал, что все мои поступки замечательны, и я к этому привыкла. Как же я ошибалась.

Ну и правильно, что он не доверяет ведьмам. Это даже к лучшему. Значит, будет держаться от них подальше. Я должна защитить его от опасностей моего мира.

Пруденс презрительно отмахнулась:

– Ты подержал ее в руках, и теперь она мне не нужна.

Харви потянулся поставить книгу на место.

– Ну, как хочешь.

– Нет, дай-ка сюда, – заявила Пруденс и выхватила у него книгу. – Чего ходишь за мной по пятам?

– Это единственный книжный магазин в Гриндейле, – ответил Харви. – Ищу, что почитать.

Кажется, ему было весело. Я давным-давно не видела, чтобы Харви улыбался. Спрятавшись за стеллажами, я украдкой подошла поближе.

Улыбка его, хоть и слабая, была на своем месте. Когда он вот так вот робко улыбался, в карих глазах вспыхивали золотистые искорки. Они напоминали мне золотые огни праздника, устроенного в последний, золотой день лета. Мы ходили туда несколько месяцев назад, и Харви разрисовывал лица детишкам.

Мне вспомнился один мальчишка. Он хотел, чтобы ему на лице нарисовали звездочки, а отец заявил, что это по-девчачьи. Тогда мальчик попросил злого робота. Улучив момент, когда отец отвернулся, Харви нарисовал звездочку малышу на ладошке, чтобы тот держал ее в руке, как секретик.

Харви сомкнул пальцы мальчика на звездочке и взглянул на меня. На миг его лицо стало испуганным и виноватым, как будто он боялся, что я его отругаю. Потом его напряженные плечи расслабились, а в глаза вернулась золотистая искра. Он улыбался редко, но всякий раз это было так нежно. В тот день Харви сиял улыбкой, как летняя звездочка. Я, по уши влюбленная, улыбнулась в ответ.

Тетя Хильда рассказывала мне сказку о ведьме Селене, королеве Луны. Селена полюбила человека и волшебными чарами погрузила его в вечный сон, чтобы всегда любоваться им. Теперь он никогда не умрет.

Но и никогда не улыбнется.

Харви вручил Пруденс две книги.

– «Ребенок Розмари»? О чем это? – с подозрением спросила Пруденс.

– О том, как женщина по имени Розмари родила ребенка от Сатаны, – ответил Харви. – Кажется, так.

– Какая честь для нее, – прошептала Пруденс.

Харви пожал плечами:

– Зависит от точки зрения.

Однажды я привела Пруденс с собой в школу. Она обнаружила, что предки Харви были охотниками на ведьм. За это сестры Пруденс погубили Томми. И с тех пор Харви перестал улыбаться так, как раньше, по-летнему, по-мальчишески. В число опасностей моего мира, от которых я должна защищать Харви, несомненно, входила и Пруденс. Я набралась храбрости, кинулась к Пруденс, схватила ее за локоть и оттащила.

– Пруденс, пойдем скорей, на уроки опоздаем! А, Харви, привет!

Его улыбка растаяла, с лица схлынула краска.

– Привет, Сабрина.

Я обратила внимание, что с Пруденс он казался гораздо более спокойным, чем сейчас со мной. Внутри все оборвалось.

– Она ведьма, – предупредила я, мимолетно указав взглядом на Пруденс. Не могла отвести от него глаз.

– Да, я уже и сам догадался, – ответил Харви. – Я не так глуп.

В последних словах слышалось холодное отчаяние.

Я прикусила губу – сильно, до боли.

– Я этого и не говорила. Ладно, Харви, я бы с удовольствием побыла еще и поболтала с тобой, но нам пора идти.

– Да, уверен, у тебя есть места поинтереснее.

– Знаешь, этот опыт общения научит тебя больше никогда не подходить ко мне близко, – с сияющей улыбкой заявила Пруденс. – Дело могло бы пойти и хуже, да только хуже уже некуда, верно?

Харви взглянул на нее, выгнув бровь.

– Не знаю. Ты же меня не убила.

Ну зачем он подкидывает ей идеи? Я потащила Пруденс к двери, но по пути она успела крикнуть:

– В следующий раз непременно убью!

Парни уже сгрудились у двери. Когда мы проходили мимо, один из них буркнул:

– Ведьма.

Слово волочилось за нами, как тень по солнечной улице. Мне вдруг захотелось – да так сильно, что я сама удивилась, – чтобы здесь очутился Ник. Чтобы рассмешил меня. Я устала печалиться.

Но Ника не было.

– Слышала, как они нас назвали? – с тревогой спросила я.

Пруденс и глазом не моргнула:

– Постоянно это слышу.

– А ты уверена, что в него вкладывают именно такой смысл?

Пруденс пожала плечами:

– Пусть вкладывают, какой хотят. Это всего лишь слово, а я настоящая ведьма. Мне и решать про смыслы.

Она зашагала к академии, сжимая в руке книгу. Надо будет потом заплатить за нее тете Хильде. Я отринула сомнения и пошла за Пруденс. Она права. Слово – это всего лишь слово. А мы только что изгнали демона.

– Мне тоже не стыдно.

– Могла бы и не морочить мне голову там, в магазине.

– Просто я не хотела… чтобы тот, кого я люблю, плохо подумал обо мне, – прошептала я. – Хоть я и ведьма, не хочу, чтобы он считал меня черт знает кем…

Пруденс молчала. Мы вошли в лес. Там, под утреннее птичье пение среди голых ветвей, она протянула руку и сцепила со мной мизинец. Я поймала ее взгляд, и она улыбнулась.

– Я злая ведьма, – сказала Пруденс. – Может, тебе попробовать тоже стать такой?

Смеясь, мы переступили порог академии. Ник увидел нас, и его лицо озарилось. Он подошел сразу. Вся ситуация была странная и непривычная, но мне почему-то было хорошо, как в Бакстерской школе среди обычных друзей. Мы с успехом выполнили трудную задачу и теперь с полным правом радовались.

Я подняла ладонь. Ник хлопнул по ней, потом прикусил губу и сплел со мной пальцы.

Я замерла. Он подмигнул. Я не убирала руку.

– Спеллман, что случилось?

– Мы изгнали бесовку-неудачницу!

– Поздравляю, дамы! – весело бросил Ник.

Он не спросил, почему его не позвали, не стал дуться. В его голосе звучало искреннее восхищение. Это, конечно, не «Ну, Брина, ты даешь!», но… должна признаться, это мне тоже понравилось. Я лучисто улыбнулась Нику.

Он тоже улыбнулся и отвел глаза, коснулся другой рукой постамента статуи Сатаны. Его пальцы пробежались по камню туда и обратно.

– Кстати… – Его голос стал тихим и задушевным. – Хотел тебе сказать… У меня сейчас нет ни одной подружки.

– Ого, – протянула я. – А скольких ты ищешь?

Ник поднял глаза. Мне показалось, что я падаю в этот темный, бездонный омут.

– Всего одну, – шепнул он.

– Гм, – сказала я. – Вот как. Приятно слышать.

На губах у Ника разгорались искорки новой улыбки. На этот раз в ней не было никакого самодовольства.

– Правда? Раз уж ты изгнала бесовку-неудачницу, то, наверное, после уроков свободна? Хочешь, слетаем посмотрим русалок? Помнишь, мы отложили это на другой раз? Может, он как раз и настал?

Верно. Я совсем забыла о блестящей идее Ника – искупаться голышом.

Я высвободила руку.

– Честно говоря, я немного устала. После уроков собиралась пойти домой. Завтра увидимся. Пока, ребята. Пруденс, еще раз спасибо.

Я выскочила из коридоров академии.

Вообще эта история с демоном оказалась очень полезной: хоть ненадолго отвлекла меня от романтических переживаний и недавно зародившихся сомнений. Сегодня я увидела Харви всего на мгновение, но его потрясенное лицо не шло у меня из головы. Ну как я могла возжелать, чтобы пришел Ник и меня рассмешил? Что я за человек – отворачиваюсь от истинной любви ради сомнительного приключения?

В этом году я больше не стану делать ошибок. Я и так уже не могу понять, что теперь представляю собой.

Может, я и без всяких бесов-неудачников навлекла на себя проклятие? Мне не везет с самого рождения, я разрываюсь между двумя мирами. И, очутившись в каком-либо одном мире, всегда буду скучать по второму.

Назад: Грешность и смертность. 28 декабря, ночь. Роз
Дальше: Позволено ли человеку спросить. 29 декабря, день. Харви