Что случается во тьме

Мэри Уордвелл всеми силами старалась поверить в волшебство.

Она всегда любила читать и одно время даже мечтала пойти в библиотекари, но идея стать учительницей привлекла ее больше. В детях скрыто столько возможностей! Ей было не по себе, когда на нее смотрели десятки глаз, но видеть, как озаряются светом юные лица, когда дети чему-то учатся, было необычайно приятно. Дети – это словно начало новой книги.

Когда-то и она сама была молода и подавала надежды. Единственный ребенок у стареющих родителей, она росла среди книг и стеснялась всего на свете, особенно своих ровесников. Друзей у нее было мало, но она любила подолгу гулять в лесу и говорила себе: вот вырасту, и все изменится. Отучившись в школе, Мэри поцеловала родителей и уехала искать приключений в большой город.

Самым ярким воспоминанием тех времен был грохочущий поезд, на котором она ехала среди ночи в свою крохотную квартирку. Она, совсем молоденькая, сидела на краешке зеленого сиденья, протертого до дыр и кое-где заплатанного. Однажды поезд на целый час остановился в туннеле, и от скуки пассажиры перестали делать вид, будто не замечают друг друга, и начали разговаривать. Напротив Мэри сидели парень с девушкой одних с ней лет, может, немного постарше, с крашеными волосами и пирсингом, с темной подводкой вокруг глаз. Они смотрели на Мэри, и во взглядах читалось сочувствие пополам с презрением. Когда поезд наконец тронулся, они сказали, что едут на вечеринку, и пригласили Мэри с собой. Эта мысль сверкала и манила, но Мэри стало страшно. Она отказалась. Сказала, может быть, в другой раз.

Но другой раз так никогда и не наступил. Она больше не видела этих роскошных незнакомцев. И ни разу не сходила на вечеринку.

В городе она не продержалась и года.

Родители заболели, и она вернулась домой ухаживать за ними. Когда их не стало, Мэри поняла, что снова уехать у нее не хватит смелости. Ей было страшно менять деревья на небоскребы.

Поэтому она стала учительницей в Гриндейле и поселилась в самом маленьком, самом отдаленном домике. Любовь однажды пришла, но слишком поздно. Поскольку ушедшая любовь и маленький домик не могли насытить жадную до историй душу, Мэри стала собирать городские легенды. Воспоминания хранились в книгах, как засушенные цветы, сберегали свой цвет и аромат, чтобы она однажды наткнулась на них. В Гриндейле она родилась, здесь решила остаться на всю жизнь. Эти легенды были частью ее души, и если она их не откроет, они забудутся навсегда.

Мэри где-то читала, что воспоминания – основа души. Поэтому ей казалось, что, собирая по кусочкам историю города, она сохраняет прочную основу Гриндейла. Некоторые рассказы были столь фантастическими, что в них было трудно поверить, но Мэри Уордвелл очень старалась. Кто-то же должен верить.

Самые древние городские легенды сохранились лишь обрывками, не складываясь в единое целое, но Мэри все равно восхищалась ими. Очаровательные страшные байки о тайнах, скрытых на дне глубоких шахт, о ведьмах, пляшущих в лесу. Она нашла два коротких рассказа о девушке по имени Фрейя, которая кормила своих родных, когда они вмерзли в лед. Истории об отважных охотниках, которые спасли город. Трудные, видать, были времена.

Мэри Уордвелл смеялась, прочитав в одной старинной книге рукописную строчку: «Ни в коем случае не ходите в лес с наступлением темноты». Плакала над рассказами о ведьмах – как ни печально, их преследовали и вешали не только в Салеме, но и в ее родном городе. Однажды она сказала Сьюзи Патнэм, что та может гордиться своими героическими предками. Сьюзи, кажется, не поняла, о чем речь, но все равно ей было приятно.

Мэри Уордвелл считала себя хранителем, который рассказывает городу его собственную историю. Прошлое протягивает будущему горящую свечу – надо только откликнуться и взять огонек.

Она была летописцем, собирателем истины. Ей нравилось думать, что, покуда она корпит над книгами в своем крохотном домике посреди дремучего леса, в городе не случится ничего плохого.

Домик в темном лесу

Я не верила своим глазам: из-за деревьев появилась учительница. Эта поляна принадлежала серебристым теням, лунной магии. И человек в твидовом костюме и в очках казался совершенно не на месте.

– Сабрина, дорогая моя! Будь осторожна, а не то упадешь в реку. И придется идти домой промокшей до нитки, а дорога долгая. Можешь простудиться.

Я виновато отодвинулась от берега.

– Мисс Уордвелл! Здравствуйте. Что вы здесь делаете?

Мисс Уордвелл, моргая, глядела сквозь огромные очки.

– Я живу тут неподалеку. Вышла в лес пособирать цветы. У меня обширный гербарий, если ты не знала.

– А, – протянула я. Какая ирония: под этим самым предлогом я отделалась от Харви. – Вот уж не думала, что этим до сих пор кто-то занимается.

Совсем забыла, что мисс Уордвелл живет далеко от города, в одиноком домике. И других домов в лесу нет. Странно, пожалуй, ощущает себя простая смертная в таком месте. Интересно, слышит ли мисс Уордвелл крики ведьм на шабаше? Наверное, думает, что это лисы.

– Как далеко от дома ты ушла, Сабрина, – заметила мисс Уордвелл. – Гуляешь в одиночестве? Уже почти стемнело. Не забывай, лето кончилось.

– Я… хотела побыть на природе.

Мисс Уордвелл неуверенно смолкла.

– Хочешь, зайдем ко мне на чашку чая? Это совсем недалеко. Согреешься у огня, а потом пойдешь домой.

Мисс Уордвелл глядела так робко, так надеялась, что я соглашусь. Отказать ей было бы жестоко. Хоть мне и не терпелось поскорей вернуться к душе колодца и к моим чарам.

– Конечно, – ответила я. – Большое спасибо.

Я пошла за мисс Уордвелл, но сначала шепнула кое-что ветру и душе колодца, – я знала, что она слушает меня из-под воды. Пообещала:

– Я вернусь.

* * *

Мэри Уордвелл жила в крошечном коттедже на самом краю дремучего леса. Ее жилище напомнило мне пряничный домик из сказок, в каких обычно живут ведьмы. Только не ведьма заманивала случайных путников к себе в дом, а, наоборот, хозяйка, сама того не зная, пригласила в гости ведьму.

К двери была приколочена подкова – кусок холодного железа, призванный отпугивать злых духов. Войдя, я увидела подобные вещи повсюду.

Вообще внутри было очень необычно. На стене висели часы в виде чайника. Над камином распятие, а позади него – картина. Тетя Зельда всегда старательно отводит глаза, если сталкивается, по ее выражению, с «образом ложного бога».

Я размешала чай крошечной серебряной ложечкой и неловко произнесла:

– Вы так мило обставили свой дом. Спасибо, что пригласили.

– Спасибо тебе, что пришла, – ответила мисс Уордвелл. – У меня редко бывают гости. Хотя однажды в сумерках я встретила у реки компанию молодых людей и пригласила их на чашку чая. Не понимаю, чем это место их так притягивает.

– Может, они загадывают желания у колодца?

– А это колодец желаний? – заинтересовалась мисс Уордвелл. – Никогда не слышала. Надо записать. Знаешь, я коллекционирую городские легенды. Считаю себя неофициальным городским историком.

– Вот оно что. – Я почесала голову, чуть сдвинув ободок, и улыбнулась. И сама мисс Уордвелл, и ее домик казались мне странноватыми, но приятными.

– Да, – подтвердила мисс Уордвелл. – Мало кто знает, что с нашим городом связано множество историй о ведьмах – не меньше, чем с Салемом.

Я осторожно отхлебнула горячий чай.

– Это для меня полная неожиданность. Как интересно. И в новинку. Для меня. В жизни не слыхала ничего подобного. Никогда.

Завидев мой интерес, мисс Уордвелл просияла. Вскочила с кресла, расплескав чай, достала с верхней полки большую книгу в кожаном переплете.

– Хочешь услышать свидетельство о ведьмах, изложенное современником тех событий? – спросила она. – Считается, что его написал предок семейства Патнэмов.

– Патнэмы – это семья моей подруги Сьюзи Патнэм? – спросила я, совсем растерявшись. – Да, конечно.

– «Вчера ко мне опять пришла молодая ведьма, – стала читать вслух мисс Уордвелл. – Она говорила загадками, но очень мило. Сказала, что «будет рада вместе со мной порадоваться своему роду». Мы полагали, что в этом году нас постигнет неурожай, но теперь, кажется, зерновые наконец зацвели. Может, это просто воля случая, но зерновые нынче выросли только в тех местах, где вчера проходила молодая ведьма. Я и теперь вижу ее. Это Фрейя с золотыми волосами и летней песней, и подол ее платья теряется в высокой траве. Ее, несомненно, создал Господь. Дьяволу не под силу сотворить нечто столь прекрасное».

Мисс Уордвелл поставила книгу обратно на полку и заговорила о том, что некоторые, мол, считают, будто свидетельство написано эксцентричным чудаком, а может быть, сочинителем коротких рассказов, и неизвестно, кто именно из Патнэмов написал его, был ли это мужчина или женщина, а кое-кто считает, что автор вообще не имеет отношения к Патнэмам.

Мисс Уордвелл не знала, что свидетельство подлинное. А я знала.

Представьте себе: простой смертный человек знает, что некая особа – ведьма, подозревает, что она творит колдовство прямо у него на глазах, и тем не менее пишет о ней с искренней любовью. Представьте, что люди и ведьмы все-таки способны жить в мире.

Я уверена – именно так моя мама относилась к моему отцу. Наверняка она любила его магию и понимала его. А как отнесется Харви, если я расскажу ему всю правду? Хотела бы я знать.

За ведьмами Гриндейла приходили охотники на ведьм. Тетушки всегда говорили, что я не должна открывать людям правду, и я помалкивала. Однако очень хотелось.

– Прости меня, Сабрина. – Мисс Уордвелл села обратно в кресло. – Когда я рассказываю о своем увлечении, то немного забываюсь. Какое желание ты хотела загадать у колодца? В школе ты, кажется, всем довольна. По-моему, тебе нечего желать.

Мне вспомнились видения, которые показывала душа колодца. Я представила себя великой ведьмой, такой могущественной, что могла бы зажечь луну в разгар полудня. Мне будут подвластны вся любовь и вся магия, какие я захочу.

– У меня много желаний, – медленно произнесла я. – Есть один мальчик…

– Харви Кинкл, – кивнула мисс Уордвелл. – Хороший мальчик. Только напрасно он так часто рисует на уроках.

– Харви, – подтвердила я. – И мои друзья. И мои родные. Мне бы хотелось узнать, что они почувствовали бы, если бы узнали обо мне все как есть. Скоро мне предстоит принять важное решение, и моя семья надеется, что сможет гордиться мной, но знали бы они, сколько сомнений меня терзает. Я им ничего не рассказывала. И от Харви с друзьями у меня очень много секретов, и это нехорошо, но я не могу им рассказать. Я без конца думаю о том, что же мне делать. И никак не могу ни на что решиться. Я вообще ни в чем не уверена. А я так не привыкла.

Это было совсем не то, что говорить с душой колодца желаний. Ей я смогла рассказать все. Она сумела меня понять и тем не менее разглядела во мне величие. И это было все, чего я хотела.

А мисс Уордвелл не понимала, кто я такая. Милая, глупая женщина, она считает, что ведьмы – это легенда, и вешает на стену часы в виде чайника. Не понимаю, зачем я ей все это выложила.

Но тут мисс Уордвелл удивила меня – встала с кресла, взяла меня за руки, опустилась рядом. Лицо у нее было не такое гладкое и безмятежное, как у души колодца, но и замкнутым не казалось. Я даже вздрогнула, увидев, какая бездна сочувствия и доброты кроется в ее зеленых глазах. И поняла, что на самом деле мисс Уордвелл очень красива. Может быть, она и сама об этом не догадывается.

– Как я тебе сочувствую, – прошептала она. – Конечно, это ужасно – вот так пребывать в неуверенности. Особенно если это с тобой случается в первый раз.

Я кивнула, еле сдерживая слезы.

– Но, дорогая моя, у тебя есть чудесный дар, – продолжала она. – Ты почти всегда твердо знаешь, как надо поступить. А люди большей частью теряются, не умея принять решение. Хотя, если бы у меня был такой талант, если бы я смогла действовать так же уверенно, то решила бы, что у меня в руках ключ к волшебству.

Огонь в камине горел тепло и ласково, и такими же теплыми и ласковыми были руки учительницы. За окнами стала сгущаться тьма, и маленький домик уже не казался мне таким нелепым. Здесь было хорошо и уютно, здесь можно было найти убежище от темных глубин лесной чащи. Даже ведьма чувствует, что ей здесь рады.

– Я не могу назвать себя мудрой, – призналась мисс Уордвелл. – И ты не обязана прислушиваться к моим словам. Но если ты спросишь моего совета, я скажу: не бойся, что ты не справишься. Это единственный страх, который может тебя остановить. – Она неуверенно смолкла. – Я говорю глупости?

– Нет, – прошептала я. – Совсем не глупости, мисс Уордвелл. Я вам очень благодарна.

* * *

Я возвращалась домой уже глубокой ночью. Мисс Уордвелл настойчиво предлагала проводить меня, но я сказала, что хорошо знаю дорогу.

Не сказала только, что сама родилась в этих лесах. И ни один человек на свете не знает их лучше меня.

Но я унесла с собой теплые слова мисс Уордвелл. По пути я остановилась возле поворота, у тропинки, ведущей к речушке, к поляне, к колодцу.

Свернуть? Я решила – нет. Не сейчас. Как-нибудь в другой раз.

Вместо этого я шагнула на другую тропинку – в самую темную чащу, к лощине, озаренной лунным светом. Она похожа на зеленую чашу с жидким серебром. Смутно помнится, тетя Хильда рассказывала, что там живут гоблины.

Я вздохнула и произнесла:

– Честное слово, я поступлю правильно. Вот только знать бы, как будет правильно.

Если гоблины и услышали меня, то не ответили.

Я побрела домой. Остроконечные крыши моего дома еле выделялись на фоне темного неба, зато во всех окнах горел желтоватый свет. Я торопливо вошла. Сверху доносился громкий голос тети Зельды. Взбежала по лестнице – обе тетушки и Эмброуз толпились в коридоре возле моей комнаты. Тетя Хильда бессильно привалилась к стене. Эмброуз распростерся на полу. Тетя Зельда стояла над ним с ведром в руках и тыкала его под ребра острым мыском туфельки.

– Эмброуз, прекрати! В последнее время ты так часто валяешь дурака, что иногда мне кажется, будто это неспроста.

– Не беспокойтесь, тетя Зи, – отозвался Эмброуз. – Я искренне притворяюсь.

Запыхавшись от бега по лестнице, я проговорила:

– Ребята, что у вас тут происходит?

– А, Сабрина, – отозвалась тетя Зельда. – Слава преисподней, ты дома. Твой смертный дружок доставил нам немало хлопот.

Меня охватила тревога.

– Здесь был Харви? – вопросила я. – Пока меня не было? Что случилось? Что вы с ним сделали?

– Дело не в том, что сделали мы, – огрызнулась тетя Зельда, – дело в том, что сделал этот нелепый человечишка. Он стоял под твоим окном и распевал серенады.

У меня отвисла челюсть:

– Не может быть.

Мой робкий Харви на это не способен.

– С прискорбием сообщаю, что очень даже может, – заявила тетя Зельда. – Твой смертный поклонник не наделен мелодичным голосом. Сначала я подумала, что под окном дерутся коты, но, когда я разобрала слова, эта счастливая мысль растаяла. Эмброуз, расскажи.

Эмброуз в полный рост растянулся на полу. Он в прямом смысле слова рыдал от смеха.

– Он пел, – подтвердил мой братец. – Если хочешь, я тебе это спою. Сестренка, ты будешь жалеть, если упустишь хоть слово. Я запомнил все до последней строчки. Я их никогда не забуду. Они записаны в моем сердце огненными буквами. Начинать? «Ах, Сабрина, Сабрина, едва я увидел тебя…»

Я прикрыла ладонью разинутый рот.

– Тише, Эмброуз, – скомандовала тетя Зельда.

– Но я еще не дошел до места, где он сравнивает свою любовь с желтым-прежелтым одуванчиком!

– Полно, милый, – попыталась угомонить его тетя Хильда. – Это немилосердно.

– Ну пожалуйста, можно я расскажу ей, как он называл ее сахарной пудрой на своем пончике? И если бы она была мусорной урной, он хотел бы стать лисой?

Голос тети Зельды стал угрожающим:

– Я могу снова наполнить это ведро и вылить его на тебя. И сделаю, если буду вынуждена еще раз услышать эту песню!

– А мне она показалась такой романтичной! – прошептала тетя Хильда. – Его личико стало таким печальным и растерянным, когда ты окатила его из ведра!

И тут до меня наконец дошло.

– Вы окатили Харви водой из ведра?! – зарычала я.

Тетя Зельда поджала губы:

– Водой? Или это была свиная кровь? Эмброуз, ты не помнишь? Во всяком случае, после этого он умолк.

– Ну и ну, – прошептала я. – Надо скорей ему позвонить!

– Отличная мысль, – поддержала тетя Зельда. – Скажи, что, если он еще раз будет петь на моей территории, я позову сов, и они вырвут ему язык.

Хильда поморщилась:

– Дорогая, постарайся выразить это как-нибудь потактичнее.

Тетя Зельда прошагала к себе, сердито цокая каблуками по паркетному полу. Тетя Хильда прошелестела следом, успокаивая. Я перешагнула через Эмброуза и вошла к себе, но захлопнуть дверь не успела: братец, не переставая хохотать, шелковым ворохом перекатился через коврик и подмигнул мне с заговорщическим видом. Как будто все, что случилось с Харви, было всего лишь удачной шуткой.

– Похоже, сестренка, наши чары работают слишком эффективно.

Я вспомнила слова души колодца и холодно ответила:

– Не наши чары, Эмброуз. А твои.