Часть III
Партизанская культура
(1982–1986)
НОВЫЕ РОМАНТИКИ
«У художника слишком много красок, у поэта слишком много слов»Дао Дэ Цзин
Новый 1982 год Майк и Наташа Науменко встречали в компании самых близких людей. Переехав на Боровую, они постепенно обживались в холодной коммунальной квартире, обрастая хозяйством и новыми друзьями. В уходящем году у них появилось два «плода любви» — сын Женька и долгожданная группа «Зоопарк». У последней случилось несколько выступлений, а в конце года вышел концертный альбом Blues de Moscou, которым Майк искренне гордился.
«Конечно, акустика позволяет донести до слушателя все оттенки и нюансы, но работа с группой — это нечто совершенно иное, — говорил Науменко в беседах с приятелями. — Это здорово: напор всех музыкантов и самоотдача каждого. И если при акустическом концерте я с гитарой наедине со зрителями, то в „Зоопарке“ я — часть единого целого».
Будущее казалось безоблачным, и компания в составе Наташи и Павла Крусановых, Иши и Люды Петровских, Майка и Наташи Науменко, а также вездесущего Панкера собралась встретить Новый год на купчинской квартире Саши Бицкого. Его мама уехала погостить к родне, и, несмотря на отсутствие телефона, молва про «свободный флэт» разлетелась молниеносно.
Майк с манжетами и Наташей
Фото: Александр Бицкий
Майк договорился с родителями, чтобы те взяли маленького Женьку, и начал готовиться к торжеству. Тем же занимались и остальные друзья-заговорщики: кто-то затаривался алкоголем, кто-то пытался разжиться дефицитными продуктами для праздничного стола. Семья Крусановых, к примеру, раздобыла несколько бутылок рома, а мама Бицкого купила роскошную елку.
«Почти все, включая меня, приволокли копченую колбасу, — смеялся впоследствии Саша Бицкий. — В результате ее оказалось до неприличия много. Панкер принес магнитофон „Маяк“ и новый альбом Игги Попа The Party. Кто-то пришел с маленьким переносным телевизором. Зачем? Не могу сказать».
«Именно в это время в Ленинграде внезапно пропал майонез, — вспоминал Панкер. — Я помню, как выпросил у родителей две банки для новогоднего салата. Тогда ничто не предвещало подобной подлянки, потому что в Советском Союзе шпроты и майонез в продаже были всегда. А тут хуяк, и майонез пропал… Притом исчез он настолько прочно, что моя бабушка вскоре научилась готовить его сама».
В итоге домовитый Бицкий удивил гостей изысканным супом из плавленых сырков, и все радостно уничтожали его вприкуску с маринованными грибами — в паузах между алкогольными дегустациями. Также большой успех в эту ночь имела духовная пища — в частности, психоделические рисунки Майка, которые тот подарил Бицкому. На огромном листе ватмана была изображена собака-водитель, сидевшая за рулем шикарного «роллс-ройса», а стилизованный «под панка» петух летел в сторону далекой Америки, распевая песню группы «Тамбурин» «Пора-пора, я покидаю этот берег.…». «Петух улетает, и наступает год Собаки», — комментировал картину Майк, хорошо знавший восточные дела.
К счастью, в архивах у Бицкого сохранился не только этот плакат, но и черно-белая фотосессия с глобального «праздника жизни». Лица у всех гостей молодые, озорные и счастливые.
The Party
Фото: Александр Бицкий
«На одном из рисунков рукой Науменко было написано: „Я — коньяк "Арарат", поставь меня в сепарат, я — каберне, налей меня скорей“, — рассказывал Бицкий. — Майк был не просто в белой сорочке с галстуком — на манжетах у него были запонки! Тогда они уже почти вышли из употребления, но их еще донашивали наши родители, и рубашки под них с прорезями на манжетах еще можно было найти. Наталья была в черном комбинезоне и темном свитере, на котором был повязан галстук с приколотым к нему массивным украшением. Люда Петровская пришла в шикарном розовом платье, а Иша был одет строго и очень элегантно. Даже Панкер явился при галстуке… Мы очень боялись, что не хватит выпивки, и поэтому каждый старался принести побольше спиртного. Потом мы его дружно прятали, как обычно, где-то в туалете, который ближе к полуночи стал напоминать склад боеприпасов».
За ночь был выпит весь ром, при этом никто практически не спал. Утром Майк и Иша поехали на дежурство, а все остальные отправились в кино смотреть новый американский фильм «Вожди Атлантиды». К сожалению, нормального просмотра не получилось, поскольку по рукам пошла огромная бутыль вермута, которую распивали весь сеанс, нагло дымя «Беломором» на последнем ряду полупустого кинотеатра.
Тогда же друзья впервые заговорили о безымянной молодой группе, с которой недавно познакомились дома у Крусановых.
Наташа Крусанова и Наташа Науменко под новогодней елочкой
Фото: Александр Бицкий
«Как-то вечером играли мы в карты: Панкер, Паша, Майк и я, — вспоминала Наташа Крусанова. — И к нам в гости приехал Максим Пашков с актерского отделения, который привез с собой двух парней с гитарами. Это были Олег Валинский и Витя Цой. Мы на них внимания не обратили, поскольку пили пиво и расписывали пульку. А потом Максим говорит: „Может, послушаете? — Витя пишет песни…“ И Цой спел „Мои друзья“, „Алюминиевые огурцы“ и „Эй, где твои туфли на манной каше“… Я тогда просто рот открыла, настолько это было неожиданно. Они пели с Олегом в унисон, и у них очень красиво звучали голоса. И Майк сказал: „Ну что же, Виктор, заходите к нам в гости“. Вот так прямо и сказал».
«Тот, кто в пятнадцать лет убежал из дома, вряд ли поймет того, кто учился в спецшколе», — говорил Виктор, выросший в семье инженера и преподавателя физкультуры. До 1980 года Цой учился на резчика по дереву в обыкновенном художественном ПТУ. Помимо будущей специальности, училище автоматически давало освобождение от воинского призыва и массу свободного времени, необходимого для написания песен и создания группы. Но в первоначальном составе его ансамбль просуществовал недолго.
Олег Валинский вскоре загремел в армию, и Виктор начал играть акустические квартирники вместе с гитаристом Лешей Рыбиным, параллельно занимаясь поисками работы. Потрудившись резчиком, реставратором и спасателем на пляже, Виктор устроился кочегаром в котельную, находившуюся на пустыре, заваленном деревянными ящиками. В центре пустыря стоял сарай, в котором жил сторож, карауливший ящики. Цой рассказывал Майку, что долгое время топил котел, чтобы не замерз сторож — теми самыми ящиками, которые сторож охранял. Так впервые в истории человечества был изобретен вечный двигатель.
«Мне очень нравились песни Цоя, — рассказывал Майк впоследствии. — Я тогда по юности считал себя крутой рок-звездой и мэтром. Естественно, начал давать ему советы, кое-что рекомендовал и поправлял. Скажем, в „Бездельнике“ слово „мама“ — от меня. И таких примеров немало. Я же познакомил его — по-моему, по его просьбе — с Гребенщиковым, который, в принципе, и сделал ему всю карьеру. Цой и Рыбин заходили к нам с женой чуть ли не каждый второй день, приносили кучу сухого вина. В основном, „Ркацители“ дагестанского розлива по 1 руб. 70 коп., пели новые песни, болтали и иногда оставались ночевать».
В декабре 1981 года Андрей Тропилло сумел партизанскими тропами провести Майка, Цоя и Свинью на выступление «Машины времени» в «Юбилейный». Все билеты на шоу были распроданы, и впечатленные приятели наблюдали за триумфом банды Макаревича из-за кулис.
Вскоре после этого концерта Майк встретился с Гребенщиковым и обсудил возможность записи в Доме юного техника песни дуэта «Цой-Рыбин», который вначале назывался «Гарин и Гиперболоиды», а чуть позднее — «Кино». Майку очень нравилась лирическая композиция «Весна», которая исполнялась на квартирных концертах, но не вошла в дебютный альбом. Именно тогда лидер «Зоопарка» написал новый хит «Лето» — как своеобразный ответ на знакомство с творчеством Цоя и Рыбина.
Рыбин, Цой, Майк и «вся королевская рать» на улице Рубинштейна, 1982
Фото из архива Игоря «Иши» Петровского
«Песня „Лето“ посвящается любимой мной группе „Кино“, — анонсировал Майк эту композицию на концертах. — Они очаровательные люди и никакие не панки. Не знаю, как их назвать, скорее — „новая волна“. Они поют песню „Весна“, в которой есть строчки, которые меня в чем-то вдохновили: „Весна, я уже не грею пиво“. Это очень хорошая композиция, и я написал ответную песню „Лето“, опять-таки в их стиле».
Опекаемая Гребенщиковым группа «Кино» начала быстро набирать обороты. Они записали у Тропилло акустический альбом «45», состоявший из сплошных хитов, стиль которого в журнале «Рокси» окрестили «новой романтикой». На первом концерте «Кино» в ленинградском рок-клубе Майк подыграл им на композиции «Когда-то ты был битником». Реакция зала превзошла все ожидания, и, судя по всему, это было только начало.
«Когда Цой брал в руки гитару и начинал петь, его окутывало облако какого-то запредельного очарования, — писал в книге „Беспокойники города Питера“ Павел Крусанов. — Так, что девицы теряли над собой контроль и глаза их наливались томным блеском. Не устояла даже милейшая и добрейшая майковская Наташка — дело едва не дошло до адюльтера, отчего Майк некоторое время на Цоя ревниво дулся».
По правде говоря, мысли у Науменко находились в тот момент совершенно в другом месте. Внимательно прослушав дебютный альбом «Кино», он решил записывать свои новые песни не с рок-группой, а самостоятельно. Изначально этот цикл был задуман как набор акустических композиций, исполняемых под гитару в сопровождении электронных барабанов. Возможно, в голове у Майка сработала формула, с которой он, в частности впервые столкнулся у Velvet Underground. Ему нравились сольные работы Лу Рида, он коллекционировал его записи и в какой-то момент решил самостоятельно сделать что-то вне рамок «Зоопарка».
Среди друзей Майка существует несколько версий возникновения идеи будущего альбома LV. Одна из них гласит, что пародийная направленность новых песен родилась в голове у лидера «Зоопарка» после прослушивания магнитофонных опусов певца-затворника Юрия Морозова. Тот работал звукоинженером на фирме «Мелодия», а по ночам записывал на казенной аппаратуре бесконечные альбомы псевдофилософского толка: «Евангелие от Матфея», «Вишнёвый сад Джими Хендрикса», «Кольцо времен», «Свадьба кретинов».
Сидя дома у Коли Васина, Майк завел разговор о религиозных экспериментах Морозова — мол, насколько сильно они оторваны от реальной жизни.
«Хорошо бы все это простебать и сделать рок-н-ролл», — с улыбкой заявил Науменко, после чего начал имитировать твист — как актер Моргунов в кинофильме «Кавказская пленница» — и громко петь: «Харе Кришна, Харе Кришна!!!»
Эта идея нашла свое отражение в «Песне Гуру» — одной из центральных композиций нового альбома.
«Везде есть люди, которые любят помногу говорить о дзен-буддизме, Кришне, Раме, но мало что понимают в этом, — так объявлял Майк эту песню на концертах. — „Песня Гуру“ посвящается всем им. Если вы меня упрекнете в том, что она похожа на Высоцкого, то будете совершенно правы».
Итак, летом 1982 года Майк замахнулся на альбом пародий, но пародий глубоких, местами трагических, а местами — стебных. Безусловно, это была выстраданная концепция: песня «Я не знаю, зачем я живу» — посвящение Свину, «Белая ночь / Белое тепло» — Лу Риду, «Лето» — Виктору Цою, «21 дубль» — Леонарду Коэну, и, наконец, «Песня Гуру» — Юрию Морозову и Аркадию Северному.
Теперь Науменко, блестяще знавший западную рок-культуру, выстраивал свой имидж на скептическом отношении к модным салонным философиям. В интервью для этой книги Гребенщиков подтвердил мои догадки, заявив, что песня «Растафара» являлась стебом Майка на тему увлечения «Аквариума» музыкой Боба Марли, The Wailers и идеями растафарианства.
«Я не имею ни малейшего представления, почему мы начали слушать и играть регги, — уверял меня лидер „Аквариума“. — У Севы Гаккеля в соседней комнате жили хиппи — и они слушали Джими Хендрикса и Дженис Джоплин. А мы на их фоне выглядели, как чудовища: приходили поздно ночью, нажирались и громко слушали Марли, Sex Pistols, The Police и Devo. Параллельно мы пытались курить траву, и иногда это у нас получалось».
«Растафару» и другие новые композиции Майк записывал в крохотной учебной студии театрального института на Моховой. Произошло это буквально через несколько месяцев после того, как Панкер устроился туда работать звукорежиссером — естественно, не без помощи отчима. В этой студии уже несколько лет трудился фотограф Сергей Свешников, который в 1979 году сделал несколько пробных сессий Гребенщикова с Гаккелем, а затем в ночное время умудрился записать фортепианный альбом Курёхина, изданный в Англии под названием The Ways оf Freedom.
Явных недостатков у студии театрального института было, как минимум, два. Во-первых, запись можно было осуществлять только летом, когда в здании на Моховой заканчивались занятия. Вторым минусом было то, что в связи со строгой пропускной системой сюда оказалось невозможно приносить барабаны. Поэтому все композиции Науменко сделал в сопровождении одолженного у Тропилло ритм-бокса «Электроника», с которым группа «Кино» записывала альбом «45».
«Я наконец-то договорился со студией и недавно начал делать сольный альбом, — писал Майк друзьям в августе 1982 года. — Готово уже шестьдесят процентов материала, на следующей неделе надеюсь все закончить. Запись производится в устрашающих условиях на двухканальном аппарате. Думаю, что The Beatles в 1963 году писались в более приемлемой обстановке. Но пока все получается не очень отвратительно, и какие-то неплохие номера там есть. К сентябрю все будет готово.…»
Материал, принесенный Науменко в студию к Панкеру, был настолько же интересным, насколько и сырым. Часть вещей приходилось доделывать с помощью друзей и знакомых музыкантов. На нескольких песнях Майку подпевал и подыгрывал Гребенщиков.
«Композиция „Лето“ записывалась очень легко, — вспоминал Панкер. — В студию зашел Гребенщиков, который пальцами на драм-машине наигрывал всякие колокольчики. Когда приходил Борис, вокруг наступало всеобщее умиротворение. Сейчас кажется, что он появлялся случайно, но ему тут же находилось дело. Например, под его влиянием была сделана финальная вещь „Сегодня ночью“».
В «Песне Гуру» басист Илья Куликов придумал «реплики из зала» и ловко стилизовал всю композицию «под кабак». Вернувшийся из Петрозаводска Храбунов сыграл запоминающее гитарное соло в песне «Белая ночь / Белое тепло», сочиненной Майком во время ночных прогулок с Вилли Усовым.
«В этой композиции было много наложений, и может быть, поэтому она мне не нравилась, — откровенничал Панкер. — Равно как и „Песня Гуру“ — я не понимал, как Майк, такой мягкий человек, мог написать такую песню. А вот „Растафара“ получилась очень здорово, хотя Науменко считал это стебаловом».
В трагической песне «6 утра» партию гитары исполнил общий знакомый Юлий Харитонов — создатель мифической группы «Винни Пух», забредший «на огонек» и нарвавшийся на предложение записать соло. Примечательно, что сам Науменко никогда не считал себя великим музыкантом и старался гитарные проигрыши обходить стороной. Тем не менее, соло в песне «Я не знаю, зачем я живу» Майк придумал сам и искренне им гордился. Также он сыграл несколько сольных партий и в других композициях, каждый раз подходя к процессу максимально ответственно.
Спустя две недели запись альбома была закончена. Майку оставалось продумать оформление, драматургию и наложить шумы. Для шумов в студии использовались немецкие грампластинки, которые применялись на фирме «Мелодия». В интродукции к композиции «Завтра меня здесь не будет» Науменко разместил звуки вокзала, перед которыми женский голос объявлял на немецком языке: «Фрагмент двадцать четыре. Отправление поезда». Перед «Увертюрой» Науменко захотел поставить цитату из классической музыки, причем — обязательно со скрипками.
«В процессе работы со студентами мне приходилось включать им массу классической музыки, — рассказывал мне в 1997 году Панкер. — Для начала я предложил Майку Вивальди и Моцарта, но он гордо отказался. Потом мы откопали в фонотеке пластинку с „Полетом валькирий“ Вагнера. Майк вспомнил, что он его когда-то слышал и ему понравилось. Все остальное было делом техники. Я поставил виниловый диск на проигрыватель, а Майк с первого раза угадал с ручками на пульте — одной плавно уменьшил громкость пластинки, а другой как бы издалека подвел первые гитарные аккорды „Увертюры“».
После наложения шумов можно было объединять композиции в цельное произведение. Выстраивать драматургию оказалось для Майка необычайно интересным занятием. Он садился за стол, писал тексты на отдельных листах и затем переставлял их по методике Берроуза, анализировал, как они будут смыкаться друг с другом. Сомнений не вызывали две позиции: альбом должен начинаться с «Увертюры», а заканчиваться лирической «Сегодня ночью». На оригинальной катушке первая сторона заканчивалась «Песней Гуру», после которой Панкер командует в микрофон: «Переворачивай!», а в конце записи слышен душераздирающий вопль вошедшего в образ звукорежиссера: «Ставь по новой!» Любопытно, что со временем эта реплика стала настоящим символом подпольной магнитофонной культуры.
Фотосессия на квартире у Вилли Усова
Фото: Андрей «Вилли» Усов
Разобравшись с репликами, шумами и порядком песен, Науменко приступил к оформлению. По воспоминаниям Иши Петровского, в одной из версий альбом должен был называться «Студийный брак». Дома у Вилли Усова была проведена фотосессия, на которой музыкант сидит с гитарой в руках, облаченный в фату. Затем, после очередной смены настроения, возникло название «55», обозначавшее год рождения Майка.
Участники сессии вспоминают, что Миша Файнштейн предложил заменить арабские цифры на латинские. Мол, так будет стильно и красиво. С удивительной легкостью Майк согласился на этот вариант. Более того — он собственноручно выбрал шрифты и на большом листе ватмана вывел тушью: «Майк — LV». Позже Вилли Усов заметил, что изображение Майка на стуле выглядит, словно зависшее в воздухе, и у Науменко возникла еще одна версия названия — «Левитация».
Просто. Доступно. И легко.
Слева направо: Сергей Рыженко, неизвестный студент, Майк, Игорь Простаков, Илья Смирнов. Внизу сидит Володя Литовка
Фото: Игорь Простаков
Назад: Молодая шпана
Дальше: СКАЗКА СКАЗОК
