Глава пятая

Светлые личности – самые радиоактивные

Утром радостное известие: «Владимир Александрович, Стахович заболел» уравновесилась плохой: «К нам идет Ольга Никитична». Обе новости Данилову сообщила старшая медсестра. Первую – в коридоре, громко, а вторую – в кабинете и тихо, потому что была она получена по тайным каналам. Официально начмед о своем визите извещать не стала.

Благодаря «санпросвету», который устроила ему Мальцева, Данилов без труда проник в потаенную суть ситуации. Ольга Никитична хочет нагрянуть внезапно, следовательно, намерения у нее недобрые. Это раз.

Зная характер отношений между Стаховичем и замом по аэр Бутко, главный врач поручил разобраться с докладной начмеду, потому что не хочет, чтобы дело было спущено на тормозах. Ясно же, что Бутко постарается выставить Стаховича кляузником, а Данилова праведником, тем более, что он сам несет ответственность за все происходящее в реанимационных отделениях, как заместитель главного врача по анестезиологии и реаниматологии. Стало быть, несмотря на периодическую демонстрацию показного расположения, главный врач негативно относится к заведующему первым реанимационным отделением. Это два.

И третье – начмед собралась нанести визит только сегодня, потому что появления в Зоне она всячески избегает. То ли пыталась перепоручить инспекцию кому-то другому, то ли просто тянула, надеясь, что главный забудет о поручении, но главный не забыл. Явно придет раздраженная и будет, как выражается Гайнулина, «в курином яйце волосы искать». И ведь найдет, потому что в реанимационном отделении всегда найдется к чему докопаться. Потому что, когда авралы идут один за другим, приходится расставлять приоритеты – самое важное делать сейчас, а не самое важное откладывать на потом. Это, собственно, ни для кого не секрет и даже отражено в должностных инструкциях и прочих документах, регламентирующих работу медицинского персонала. Так, например, после фразы «Назначение наркотических средств и психотропных веществ оформляется записями в истории болезни и на отдельном листе назначений, где указывается наименование препарата, лекарственная форма, дозировка и количество», уточняется, что «в экстренной ситуации допускается оформление документации после введения наркотического средства или психотропного вещества».

Но «после введения» – понятие растяжимое. Через минуту? Через пять минут? Через полчаса? Через час? Иногда и через час приходится оформлять, потому что раньше никак не получается. А такое опоздание уже может расцениваться контролерами как серьезное нарушение – мухлюете с документацией, используете препараты строгой отчетности не по назначению. Срок реальный за это получить можно, не то, чтобы выговор.

Возьмем более простой вариант – грязь на полу. Санитарок в смену дежурит две. Одна помогает медсестре перекладывать с каталки на койку нового пациента. Это же не просто – раз и переложил. Человека нужно удобно устроить, подключить к монитору, надеть на палец сатуратор, укрыть одеялом (лежат-то все в реанимации голышом, так положено). И бросать это занятие на середине никак нельзя. Другая санитарка срочно перестилает постель после выбывшего пациента, потому что каталка с новым, переведенным из отделения, стоит возле сестринского поста. На одной койке идет реанимация, на другой подключают к аппарату искусственной вентиляции легких через трубку, на третьей пациенту меняют подключичный катетер… Короче говоря, все врачи и сестры заняты неотложными делами, а про санитарок уже было сказано. Если в такой ситуации, кто-то из «сознательных» пациентов случайно смахнет со стола открытую бутылочку с водой, то воду с пола подотрут не сразу, а немного позже, когда кто-то из сотрудников освободится. Но если в этот момент в отделении появится пристрастный проверяющий (ключевое слово – «пристрастный»), то выговор заведующему и старшему врачу смены за «грязный пол в реанимационном зале» обеспечен. И крыть нечем, потому что у проверяющего будет фотография лужи на полу, и время на фотографии этой будет проставлено.

Сарафанное радио – великое достижение прогресса. О том, что к нему в отделение идет начмед, Данилову сообщили и «одевальная» медсестра, и старший врач новой смены, и постовая медсестра, и доктор Семенова… От административного корпуса до отделения идти было минуты четыре, но Ольга Никитична, сопровождаемая заместителем главного врача по организационно-методической работе Яковлевым, явилась примерно через полчаса после сообщения Гайнулиной. Этого и следовало ожидать, ведь ни один начмед не может и двух шагов по больнице сделать без остановки. То сотрудники пристанут со срочными вопросами, то сама какой-то непорядок заметит и станет кому-то выговаривать.

«О, комиссия! – подумал Данилов. – И без Бутко. Ой что-то будет!».

– Работайте как работали, а на нас с Сергеем Павловичем, внимания не обращайте! – объявила с порога начмед. – Мы походим, посмотрим, а потом уже поговорим.

Пройдя по залу взад-вперед, гости взяли на посту стопку историй болезни и прошли с ней в ординаторскую, где доктор Семенова терроризировала по телефону больничные службы. Спустя полминуты Семенова вышла из ординаторской, закрыв за собой дверь, которая прежде никогда не закрывалась, прошла к сестринском посту и начала звонить оттуда. Все ясно, высокое начальство хочет изучать истории болезни в тишине… Или же хочет сохранить секретность.

Начмед провела в ординаторской около сорока минут. Яковлев за это время дважды выходил, чтобы отдать на пост изученные истории и взять новые. Данилов, понимая, что по окончании инспекции, ему сразу же будет устроена головомойка, поспешил отдать старшему врачу смены все необходимые распоряжения. И не ошибся, потому что, выйдя из ординаторской, Ольга Никитична подошла к нему и тоном, не допускавшим возражений, сказала:

– Нам нужно многое обсудить, Владимир Александрович! Прямо сейчас. Но не здесь, а в вашем кабинете.

В кабинете, так в кабинете. На выход из Зоны ушло двадцать минут. Надо же не только защитный комбинезон снять, но и душ принять, потому что мокрым с ног до головы становишься уже в первый час. Данилов оценил значимость ситуации – ради него аж два заместителя главного врача подвергли себя риску посещения Зоны и «пытке» защитным костюмом. Без строгого выговора дело явно не обойдется, а вот об увольнении речи точно не пойдет. Как говорили в одном фильме про войну: «Я бы тебя расстрелял, комбат, да заменить некем».

В кабинете сидели без масок, начмед первой сняла свою, а мужчины последовали ее примеру. «Совместное нарушение установленного порядка способствует установлению контакта», всплыло откуда-то из глубин памяти. Не иначе, как от сына Никиты слышал, других психологов в круге общения не было. От предложенного кофе начальники отказались. Данилов приготовил кофе себе и стал слушать, что ему предъявят.

В лучших традициях ментального айкидо Ольга Никитична начала с похвалы. Самые лучшие показатели среди реанимационных отделений, хорошая организация работы, порядок в зале… Еще бы ему не быть, ведь там и так все путем, а после предупреждения Гайнулиной медсестры с санитарками «все пылинки руками поснимали» (выражение доктора Семеновой).

– Однако истории болезни ведутся плохо, – нахмурилась Ольга Никитична. – Назначения, а в некоторых случаях и диагнозы, обосновываются небрежно. Вот, например… – она достала свой смартфон, с которым ходила в Зону, и стала рассматривать сделанные фотографии, – …у пациента Диасамова заражение не подтверждено, анализ на вирусную РНК отрицателен, но вы выставляете диагноз на основании клинической картины, контактов с вирусоносителями в анамнезе и результатов компьютерной томографии. Однако же томографическое заключение весьма хм… туманно. В нем не говорится о характерных ковидных изменениях в легких. Лаборатория отрицательная, томография отрицательная, откуда же тогда взялась ковидная инфекция? Вы знаете, куда страховая компания отправит такую историю болезни? В Следственный комитет, потому что налицо «натягивание» более дорогого диагноза, налицо хищение государственных средств!

Ольга Никитична сдвинула брови еще ближе, поджала и без того тонкие губы и смотрела на Данилова очень неодобрительно.

«Мельчает народ, – подумал Данилов, вспомнив свою бывшую начальницу, Эллу Аркадьевну Масконову, руководившую департаментом здравоохранения города Севастополя. – Масконова бы такой глупости никогда бы не сделала. Прежде, чем придираться, прочла бы историю болезни от корки до корки. Что ж, напросилась – получи».

– Вы явно не прочли само обоснование диагноза, – сказал Данилов, глядя прямо в холодные голубые глаза Ольги Никитичны. – Посмотрели только анализ и заключение катэ.

– Почему вы так решили? – голос Ольги Никитичны из строгого стал злым, а глаза сверкнули, будто у Медузы Горгоны.

– Потому что то, что я вам сейчас скажу, записано в истории болезни Диасамова. Да, анализ у него отрицательный и томографическая картина в легких не соответствует классическому коронаровирусному поражению. Но мы имеем близкий и длительный контакт с двумя вирусоносителями в семье и характерную для ковидной инфекции симптоматику. У лабораторного теста достоверность никак не выше семидесяти процентов, так что на него полностью полагаться нельзя. А нехарактерная томографическая картина обусловлена наложением бактериальной пневмонии на вирусное поражение легких. Дедушке-то, дай ему Бог здоровья, восемьдесят четыре года. В таком возрасте без сопутствующей бактериальной пневмонии дело не обходится практически никогда.

Яковлев согласно кивнул, явно машинально, потому что тут же настороженно посмотрел на Ольгу Никитичну и нахмурился точно так же, как и она. Ольга Никитична слушала Данилова молча, не перебивая. И то хлеб – можно разом сказать все, что нужно, и на этом закончить.

– У меня в отделении, – продолжал Данилов, – все диагнозы всегда обоснованы должным образом. Я требую врачей подтверждения каждого слова. И если под диагнозом стоит моя подпись, значит с диагнозом все в порядке, раз даже я не нашел к чему придраться.

Ольга Никитична неодобрительно хмыкнула – ну ты и наглец! – но от комментариев воздержалась, ждала, что Данилов еще скажет.

– То же самое и с назначением препаратов, – продолжил нахваливать себя Данилов. – Если назначение обосновано плохо, я с ним не соглашусь. У меня в отделении действует правило ППС – показания, противопоказания, сочетаемость с другими назначенными препаратами. Если хотя бы одно требование не учтено, препарат назначен не будет. Так что, если у вас есть еще какие-то замечания по ведению историй болезни в моем отделении, то они явно окажутся необоснованными. Стоит ли время терять?

Лицо Ольги Никитичны побагровело и скривилось в раздраженной гримасе – симпатичная с виду женщина окончательно превратилась в фурию.

– Вы ведете себя так, будто вы тут самый главный! – сказала она голосом, грозившим сорваться на крик. – Что вы о себе вообще возомнили? Если вы когда-то были директором департамента где-то в провинции, а сейчас подвизаетесь на кафедре, то это не дает вам права…

– Севастополь, да будет вам известно, наряду с Москвой и Петербургом является городом федерального значения, – спокойно сказал Данилов. – Провинцией можно назвать Малую Вишеру, но не Севастополь. Это первое…

Малую Вишеру Данилов приплел не случайно, а со злости – то был родной город Ольги Никитичны. В отличие от многих «понаехавших» Ольга Никитична не строила из себя коренную москвичку, предок которой чертил проектный план города для Юрия Долгорукого. Напротив, он часто упоминала о своих корнях в стиле: «я из Малой Вишеры в Москву приехала не для того, чтобы ваш бред слушать!». По уму не стоило, конечно, делать столь прямые намеки, это недостойно благородного мужа и не способствует установлению взаимопонимания, но Данилов не смог удержаться. «Подвизаетесь на кафедре» переполнило чашу его терпения.

– …И второе, Ольга Никитична. На кафедре я не «подвизаюсь», а работаю. Потрудитесь выбирать выражения.

– Владимир Александрович! Ольга Никитична! – вмешался Яковлев. – Что-то наш разговор не туда зашел… Ольга Никитична, вы позволите мне вкратце объяснить Владимиру Александровичу ситуацию?

Ольга Никитична молча кивнула.

– Доцент Стахович… кстати, а он сегодня дежурит?

– Он заболел.

– Ясно… Так вот, доцент Стахович написал на имя главного врача докладную, в которой сообщил о некоторых недостатках в работе вашего отделения, Владимир Александрович. В числе прочих значилось и некачественное ведение историй болезни. Эту тему я пока предлагаю отставить в сторону. Когда быстро просматриваешь истории болезни, да еще и в этом комбинезоне проклятом, можно что-то и пропустить, я с этим полностью согласен. Лучше будет изучить истории болезни тех пациентов, которые уже выбыли от вас. Изучить спокойно, не торопясь, а потом уже делать выводы. Все согласны с моим предложением?

Данилов и Ольга Никитична кивнули.

– Замечательно! Идем дальше. Следующий недостаток, а точнее – нарушение, мы сегодня видели своими глазами и сделали несколько фотографий. Вот, пожалуйста, Владимир Александрович, полюбуйтесь… – Яковлев достал из кармана халата смартфон.

– Если вы про трубочки от капельниц, Сергей Павлович, то фотографии не требуются, – сказал Данилов. – Я и без них признаю̀, что у нас в отделении они активно используются для того, чтобы пациенты, находящиеся на неинвазивной ИВЛ, могли бы пить воду или питательный раствор, не снимая маски. Можно сказать, что те, кто без маски и минуты провести не может, должны быть переведены на полноценную инвазивную вентиляцию, но такой способ имеет гораздо больше негативных последствий. Если вам нужно, я могу прочитать развернутую лекцию по этой теме. Если нет – то просто скажу, что врачам гораздо проще один раз заинтубировать пациента и подключить к аппарату, чем держать его на маске, потому что «масочники» требуют гораздо больше внимания. Но чего только не сделаешь для блага пациента.

– Дело не в том, что лучше или хуже, а в том, что можно и чего нельзя, – сказала Ольга Никитична, лицо которой успело разгладиться и изрядно побледнеть. – Эти ваши трубочки – чистая самодеятельность. Кто их стерилизует? Как долго они используются? Как они утилизируются?

– Могу рассказать, – миролюбивым тоном предложил Данилов. – Стерилизовать их не требуется, поскольку берутся они от стерильной упакованной системы и сразу же используются. Используются они одноразово. Утилизируются вместе со шприцами и системами.

– Где это прописано? Покажите мне документ!

– Если уж на то пошло, то я могу прямо сейчас расписать весь регламент, – предложил Данилов.

– Не трудитесь! – Ольга Никитична криво усмехнулась и переглянулась с Яковлевым. – Ни я, ни Валерий Николаевич, ваш регламент не утвердим, потому что такое утверждать нельзя. А к нарушению, которое чревато внутрибольничными вспышками кишечных и не только кишечных инфекций, у нас добавляется нецелевое расходование систем для внутривенного введения. И это в то время, когда департамент чуть ли не ежедневно напоминает нам о бережливости!

– У меня есть предложение, которое устроит всех, – сказал Данилов. – Я сам был руководителем и прекрасно представляю, какая пропасть может пролегать между инструкциями и реальным положением дел. Я также понимаю, что из-за этих несчастных трубочек вы, Ольга Никитична, и Валерий Николаевич могут пострадать больше моего. Я за свое временное заведование не держусь. Я его и не добивался, был согласен рядовым врачом работать. И если вы меня сегодня с заведования снимите, я не расстроюсь нисколько. Даже обрадуюсь, потому что тогда между сменами смогу отдохнуть несколько часов. Но пока я заведующий, я от трубочек не откажусь. Не из принципа, а потому что так лучше для тех, кого мы лечим. Поэтому предлагаю вам следующее – я сейчас пишу объяснительную на имя главного врача, в которой обязуюсь немедленно прекратить эту порочную практику и забыть о ней навсегда. Если будет какая-то проверка из департамента, вас никто ни в чем упрекнуть не сможет. Вы приняли меры, а наглец-заведующий выждал некоторое время и взялся за старое, и в первый же день его накрыли на горячем. А я, в свою очередь, приму меры к тому, чтобы меня не застали врасплох.

– Какие меры? – поинтересовалась Ольга Никитична.

– Проверяющие же не телепортируются в зал, – усмехнулся Данилов. – Они идут по коридорам, одеваются в шлюзе. Один звонок – и мы мгновенно убираем все трубочки с глаз долой.

Ольга Никитична недовольно поморщилась.

– Я считаю, что Владимир Александрович говорит дело, – сказал Яковлев. – Разумеется, этого разговора между нами не было.

– Конечно же не было, – заверил Данилов, мысленно ставя себе пятерку за дипломатичность.

Возникла пауза. Данилов и Яковлев смотрели на Ольгу Никитичну, а та смотрела на потолок, будто пыталась прочесть на нем подсказку.

– Хорошо, – наконец сказала она, посветлев лицом. – Пусть так. Но постарайтесь, чтобы это ваше «ноу-хау» не распространилось на второе и третье отделения.

– Оно давно уже стало общим, – честно признался Данилов. – Мы с Виноградовой и Домашевичем регулярно обмениваемся наблюдениями и разными «ноу-хау». Без этого никак, болезнь-то новая, неизученная.

Объяснительную Ольга Никитична ждать не стала, попросила прислать ее вместе с другими документами, которые ей ежедневно относила Гайнулина.

«Я молодец, – радовался Данилов, выстукивая на клавиатуре свое «покаянное письмо». – Ну и Никитична тоже молодец, не такая уж она и дура, какой иногда кажется».

Данилов и представить не мог, какой ценный подарок он сегодня сделал Ольге Никитичне, намеревавшейся подсидеть главного врача в «коронный» период. Докладную Стахович написал на имя главного врача и объяснительная Данилова тоже на имя главного врача. Если проверка из департамента придерется к трубочкам, крайним окажется главный врач, который неспособен навести порядок в своем учреждении. Хорошо зная доцента Стаховича, Ольга Никитична не сомневалась в том, что докладной на имя главного врача он не ограничится – просигналит заодно и в департамент, если не в министерство. История явно будет иметь продолжение.

Яковлева Ольга Никитична взяла с собой потому что между ними царило полное взаимопонимание, уходившее своими корнями в давний студенческий роман, бурный, длительный, серьезный. Она пообещала Яковлеву сделать его своим заместителем по медицинской части, а взамен попросила поддержать ее в нелегкой подковерной борьбе с главным врачом. Когда понадобится, милый друг Сережа подтвердит, что заведующий первым реанимационным отделением творил, что ему вздумается, при полном попустительстве главного врача и его заместителя по аэр.

Ольга Никитична была очень серьезным человеком, не склонным к шуткам даже в быту, не говоря уже о работе. Но, тем не менее, в ее кабинете над столом висел шуточный плакатик с изображением горящей лампочки и надписью: «Светлые личности – самые радиоактивные». Чем сильнее нравился Ольге Никитичне человек, тем настороженнее она к нему относилась. Данилов ей нравился, даже очень, в иной ситуации можно было бы позволить себе влюбиться в него, уж больно штучный экземпляр и, вдобавок, бука, а Ольга Никитична любила суровых мужчин. Но то в иной воображаемой ситуации, а в нынешней реальной Данилов Ольгу Никитичну раздражал. Хорошо, что он не держится за свое заведование, потому что долго ему на этом посту не усидеть – слетит вместе с главным.

* * *

Юлиан Трианонов

** апреля 2020 года.

«Добрый день, кукусики мои дорогие!

Заботятся ли о вас ваши начальники так, как заботится о своих сотрудниках наш глубокоуважаемый Минотавр?

Со вчерашнего дня в Двух Крендельках работаетЧрезвычайная и ПолномочнаяКомиссия по проверке соблюдения сотрудниками на рабочем месте правил личной безопасности, длинное название которой сразу же сократили до Комбеза. Возглавляет Комбез Мальвина, самая умная девочка в Больнице Двух Крендельков, правая рука Минотавра и начальник всей больничной медицины.

Если вы, кукусики мои наивные, подумали, что члены Комбеза будут ходить по Двум Кренделькам и подвязывать сотрудникам завязочки на комбинезонах, утирать им сопли и проверять, правильно ли надеты очки, то вы сильно ошиблись. У членов столь ответственного органа нет времени на подобные пустяки. Да и вообще не царское это дело – коров доить. Комбез создавался совершенно с иной целью…

Как известно, все медики, словившие на фронтах Первой мировой коронавирусной войны ковидное заражение, имеют право на великие компенсации и всякие прочие плюшки. Оно и верно – те, кто со шприцами и ларингоскопами наперевес борются с подлым интервентом, должны знать, что в случае чего, ни они сами, ни их родственники не будут нуждаться. Крепкий тыл и уверенность в завтрашнем дне – залог победы! Вы согласны с этим, кукусики мои? Предполагаю, что согласны. А тот, кто не согласен, пусть отписывается и топает читать то, что пишет в Фейсбуке Минотавр.

Компенсации компенсациями, но не все так просто. У некоторых сотрудников, недальновидных и легкомысленных, но при всем том алчных, может возникнуть искушение заразиться коронанвирусной инфекцией ради обещанных плюшек. Дело-то недолгое и нетрудное. Сними на пару-тройку секунд в Зоне очки, да потри глаза, не сменив перчатки после осмотра пациента – и дело сделано. Дождись окончания инкубационного периода и предъявляй свои справедливые требования.

«Предъявить» не означает «получить».

Каждый случай заражения подлым коронавирусом при исполнении служебных обязанностей будет рассматриваться Комбезом. Заслуживает ли претендент обещанных плюшек или нет? А может он заразился по своей вине, по небрежности, а то и намеренно? Давайте разберемся…

А уж разбираться Мальвина умеет, поверьте знающему человеку. Мимо нее мышь не прошмыгнет незамеченной, и муха не пролетит. Одному ли мне кажется, что всякий дерзнувший истребовать положенных ему плюшек, будет немедленно изобличен в несоблюдении предписанных правил и отправлен восвояси? Наверное, не только мне. Особенно с учетом того факта, что великие премии за экономию заработной платы и прочих выплат, получает не только главный врач, но и его заместители по медицинской части и финансовой работе.

Странно, конечно, получается, кукусики мои любопытные. Когда в 2016 году на ремонт неработающего пищеблока было потрачено пятнадцать лямов, ни у кого из больничной администрации это не вызвало негодования, несмотря на то, что якобы отремонтированный пищеблок, не работает до сих пор – питание больница получает со стороны. Но как только речь заходит о выплатах сотрудникам, Минотавр и его приспешники сразу же начинают проявлять великую рачительность, если не сказать – голимое скопидомство. Но я лично этому совершенно не удивляюсь, поскольку понимаю, что сотрудник не принесет Минотавру в клювике часть полученных им выплат, в отличие от подрядчиков, лихо освоивших пятнадцать лямов (причем – только на бумаге, кто не верит, тот может полюбоваться на руины пищеблока, в которых впору апокалиптические фильмы снимать).

А еще Минотавр издал приказ «ни шагу назад!», согласно которому любой сотрудник, оформивший в этот сложный период больничный лист, лишается всех премий – и месячной, и квартальной, и годовой. И это, скажу я вам, кукусики мои любопытные, абсолютно правильно. На премии може рассчитывать лишь тот, кто отвоевал свое на передовой от звонка до звонка. Сачкам и симулянтам – фигу с маслом, а не премии!

И попробуй только кто вякни, в смысле – попытайся выразить недовольство. Искусство увольнения по инициативе администрации в Двух Крендельках освоено на высочайшем уровне. «Мама дорогая» сказать не успеешь, как вылетишь на улицу впереди собственного визга. А потом нигде в Москве на работу не устроишься, ну разве что кассиром в супермаркет (туда же всех без разбору берут).

Мне часто пишут в личку: «дорогой наш Юлиан, ну почему же вы продолжаете работать в Двух Крендельках, почему не найдете себе лучшего места?». Эх… Нашел бы – давно ушел бы, да что-то вот не нахожу. Ладно, давайте не будем о грустном. Вот вам анекдот в одну фразу: «Если школы будут закрыты долго, родители найдут вакцину от коронавируса раньше ученых».

Берегите себя, кукусики мои несравненные и не забывайте, пребывая на карантине, периодически примерять джинсы, ибо пижамы коварны.

С вами был я, ваш светоч.

До новых встреч!».