На своем шкафчике в раздевалке Данилов увидел номер «Московского сплетника», судя по виду и запаху свежей типографской краски – сегодняшний. «Никак господин Холодков получил новую информацию, – усмехнулся Данилов. – Возможно, о том, что я, пользуясь своим служебным положением, принуждал доцента Стаховича к однополой любви».
Газету он даже в руки брать не стал, не хотел портить настроение перед началом смены. Смена сегодня была особая – Данилов собирался снять своего «крестника» с искусственной вентиляции легких. «Крестник», от которого из-за ожирения, сопутствующих заболеваний и запоздавшей госпитализации можно было ожидать всяческих неприятных сюрпризов, вел себя на удивление хорошо. Давление держал стабильное, почки работали удовлетворительно, воспалительный процесс в легких уменьшался, сатурация росла. Пора бы уже и возвращаться к нормальной жизни и нормальному дыханию.
Снятие пациента с инвазивной вентиляции легких – дело непростое. Мало выключить аппарат и вытащить из трахеи трубку. Нужно посмотреть, как будут развиваться события – сможет ли пациент полноценно дышать естественным образом, не возникнет ли спазм дыхательных путей, не разовьется ли сердечная недостаточность, не начнется ли обильная секреция мокроты, не будет ли психических нарушений. Убедившись во время обхода в том, что «крестник» готов к переводу на естественное дыхание, Данилов не стал делать это сразу же, а дождался «тихого часа» – спокойного безаврального промежутка. В ассистенты взял Гаджиарсланова, которому заодно предстояло произвести неврологический осмотр пациента. Медсестер пригласил двух – если после отключения такой Гаргантюа начнет рыпаться, лишние руки очень пригодятся. Вообще-то «крестник» был привязан за руки к койке, но при сильном буйстве эта фиксация могла быт ненадежной. Данилов однажды был свидетелем того, как стошестидесятикилограммовый мужчина опрокинул койку, к которой он был привязан. Дернулся раз-другой, одно колесо отломилось, койка накренилась, а от следующего рывка опрокинулась…
– Вы сегодняшний номер «Сплетника» читали? – тихо, так, чтобы не слышали сестры, спросил Гаджиарсланов, проверяя подошвенные рефлексы пациента.
– Али Гафарович, я следую совету профессора Преображенского и не читаю газет не только перед обедом, но и перед дежурством, – отшутился Данилов. – Это вы газету на мой шкаф положили?
– Нет, не я, – ответил Гаджиарсланов.
На том разговор и закончился.
Откашливался «крестник» так громко, что дрожали перегородки между секциями.
– Силен мужик! – восхитился подошедший Дерун.
– Кругом молодец! – похвалил Данилов. – Дышать сразу начал, взгляд адекватный, сатурация девяносто пять. Прямо хоть жениться.
– Я женат, – сказал «крестник» и еще немного покашлял.
– Замечательно, – Данилов переглянулся с коллегами. – А как жену зовут, помните?
– Ирина Васильевна.
– А вас?
– Виктор Николаевич Пыжов.
– Чем вы занимаетесь?
– Таксую.
– Как к нам попали помните?
– Смутно, – Виктор Николаевич наморщил лоб. – Вроде пассажира я к вам вез, из Кузьминок. Врач, кажется. Он еще попросил на территорию заехать, потому что радикулит его скрутил. Последнее, что помню – это как я из машины вышел, а дальше провал. А что дальше-то было?
– Сознание вы потеряли, Виктор Николаевич, – сказал Данилов, впервые в жизни порадовавшись тому, что перед пациентами приходится представать в «космическом» облачении. – На фоне вирусной пневмонии развилось кислородное голодание. Хорошо, что это произошло около нашего корпуса. Мы вас сразу госпитализировали и полечили. Если до завтрашнего дня вы нас ничем не огорчите, мы вас переведем в палату.
– Я буду себя хорошо вести, – пообещал «крестник». – Честное слово.
– Странный вид ретроградной амнезии, – сказал Гаджиарсланов, когда они отошли от «крестника». – Все помнит, не помнит только как в зубы от вас получил.
– Нет у него никакой амнезии, – ответил Данилов, радуясь за пациента, – он просто не заметил, как я его вырубил. Все было очень неожиданно. Вот если бы мы дрались – тогда другое дело.
– Рукопашкой какой-то занимались? – поинтересовался Гаджиарсланов.
– На «скорой» работал, – ответил Данилов. – Спальный район, рабочая окраина. Часто приходилось прибегать к самообороне, а кулаки – самое надежное оружие, опять же они всегда при себе.
– Я читал недавно, что руки обезьяны усовершенствовались не от труда, а для того, чтобы драться с другими обезьянами, – сказал Гаджиарсланов. – Не труд, а драки сделали обезьяну человеком.
– Не удивлюсь, – хмыкнул Данилов.
– А газетку вы все-таки почитайте, Владимир Александрович.
– А вы Пыжову в историю осмотр невропатолога записать не забудьте…
В сегодняшнем номере «Сплетника» явно было напечатано что-то особо мерзопакостное. Об этом Данилов догадался по поведению Пак. Напрямую о новой статье она с ним не заговаривала, но обычный вопрос «как дела?» прозвучал как-то по-особому, а вместо ободряющего похлопывания, она игриво ткнула Данилова в плечо кулаком.
«Вообще-то, Вова, ты должен не раздражаться, а радоваться, – сказал себе Данилов. – Радоваться тому, что к тебе, старому унылому хрычу, проявляют столь активный интерес красавицы бальзаковского возраста. Ну-ка давай переключайся на позитивное восприятие происходящего!».
Аутопсихотерапия немного помогла – раздражение поутихло. Впрочем, причиной тому могло быть переключение мышления, происходившее на пятом часу пребывания в защитном одеянии. Мысль «хорошо бы сейчас водички холодной выпить» постепенно выдвигалась вперед и становилась доминирующей. Иногда, под конец полусмены, возникало нечто вроде галлюцинаций – Данилов смотрел в лист назначений или, к примеру, на пациента, а видел запотевшую от холода бутылку с водой. Нет, все-таки, что ни говори, а защитные костюмы надо снабжать системой автономного водопоя. И с защитными очками нужно что-то делать или же нужно разработать особую модель, которую можно будет надевать на очки оптические без риска травмировать переносицу. А то защитные очки давят на оптические и в результате на переносице возникают синяки и ссадины.
Перед тем, как уходить на перерыв, Данилов подошел к «крестнику», чтобы оценить его состояние. Все было в порядке и дыхание, и сердцебиение, и сатурация, и артериальное давление.
– Ощущение непривычное, – пожаловался «крестник». – Кругом трубки…
– Без них пока никак, – сказал Данилов. – Дополнительный кислород вам не повредит, капельница тоже, да и катетер и мочевого пузыря убирать пока рано. Всему свое время.
– Забыл спросить, а что с моей машиной? – спохватился «крестник». – Она же во дворе осталась…
– Насколько мне известно, с машиной все в порядке, – успокоил Данилов. – Из приемного покоя позвонили владельцу, он ее забрал.
Вблизи выходного шлюза Данилова нагнал Дерун.
– Вас хочет видеть Ольга Никитична, – сказал он. – Катерина только что звонила.
«Вот и выговор подоспел», подумал Данилов.
В административный корпус он пошел сразу же после того, как снял костюм и привел себя в порядок, только заглянул в ординаторскую, чтобы напиться холодной воды. Хотелось поскорее закончить с неприятным делом и потом уже пообедать и отдохнуть. День был солнечным, поэтому в административный корпус Данилов пошел не по переходам, а по территории. Месяц май в этом году вел себя непредсказуемо – порадовав москвичей день-другой, лето сменялось осенью, затем снова радовало и снова сменялось. «Новые времена – новые погоды», говорила доктор Мальцева. А доктор Семенова «по секрету» рассказывала всем о том, что погоду целенаправленно портят «они» (за этим словом следовал взгляд в потолок), потому что ничто не удерживает людей дома так надежно, как холод и дожди. Эти сведения, как и многие другие секреты вселенского масштаба, якобы сообщали Семеновой ее бывшие пациенты. Мальцева смеялась: «Впору думать, что вы, Марина Георгиевна, психиатр с тридцатилетним стажем, а не инфекционист, раз ваши пациенты гонят такую пургу!». Семенова обижалась, но на следующий день приносила в клювике новую сенсационную информацию.
Несмотря на предстоящий разговор с Ольгой Никитичной настроение было приподнятым – и погода радовала, и в отделении дела шли хорошо, четвертый день без констатаций (тьфу, тьфу, тьфу, чтоб не сглазить). В первый раз после возвращения домой захотелось поиграть на скрипке. «Завтра же и поиграю», решил Данилов.
Ольга Никитична встретила Данилова приветливо – улыбнулась, демонстративно отодвинула от себя папку с бумагами, которые до того просматривала, попросила Катерину принести кофе. Данилов сразу же насторожился – когда так мягко стелют, спать бывает очень жестко.
– Совсем закрутилась с делами, – пожаловалась Ольга Никитична. – Период такой сложный, да еще и ситуация в больнице не очень – то понос, то золотуха. У вас в отделении как дела идут? Все ли в порядке?
– Насколько я могу судить – вроде бы да, – дипломатично ответил Данилов.
– У вас вообще самое лучшее отделение в больнице, – Ольга Никитична улыбнулась так ласково, будто Данилов сватать ее пришел. – Можно сказать – единственное, за которое я спокойна.
– Приятно слышать, – Данилов улыбнулся в ответ, но гораздо сдержаннее. – Жаль только, что высокая комиссия из департамента с этим не согласна.
– Комиссии лишь бы к чему-нибудь придраться, – Ольга Никитична поморщилась. – У Пульхитудова была установка на снятие Валерия Николаевича, он ее выполнил. А вы просто попали под раздачу.
«Какая потрясающая откровенность! – восхитился Данилов. – С чего бы это? Что ей от меня нужно?».
– Не просто, а с подачи Стаховича, – сухо напомнил он.
– Вот о Стаховиче я как раз и хочу с вами поговорить, – Ольга Никитична взяла несколько листов бумаги, которые лежали на краю ее огромного стола, и протянула Данилову. Ознакомьтесь пожалуйста.
Первым делом Данилов просмотрел «шапки». Докладная Мальцевой, докладная Пак, докладная Гаджиарсланова… Интересно.
Начав читать докладную Мальцевой, Данилов не поверил своим глазам. Мальцева сообщала, что она была свидетельницей того, как доктор Стахович уговаривал пациентов Верниковского и Эльман написать жалобы на заведующего отделением… Обещал за это деньги, по пятнадцать тысяч каждому, а также перевод из реанимации в хорошую палату… Разговор Стаховича с Верниковским также слышала Пак, а разговор с Эльман – Гаджиарсланов…
«Я сразу же выразила свое возмущение столь недостойным поведением и неоднократно требовала от В. К. Стаховича признаться в том, что он намеренно оклеветал заведующего отделением В. А. Данилова с помощью И. Н. Верниковского и С. А. Эльман. Я надеялась на то, что в нем проснется совесть, но этого так и не произошло…» говорилось в последнем абзаце. Ниже подписи и даты красовалась фраза: «Копия докладной записки направлена в редакцию газеты «Московский сплетник».
О том же, только слегка другими словами, писали Пак и Гаджиарсланов.
– Что вы скажете? – спросила Ольга Никитична после того, как Данилов вернул ей докладные записки.
– Сказать, что я удивлен, означает не сказать ничего, – ответил Данилов. – Все так неожиданно…
– Но, тем не менее, эта история приобретает совсем другую окраску! – энергично продолжила Ольга Никитична. – Теперь ясно, кто виноват и что с этим делать! Я уже отправила копии докладных в департамент, приложив к ним свое мнение о вас и вашем отделении.
– Моем бывшем отделении, – уточнил Данилов.
– Вот это я с вами и хотела бы обсудить, Владимир Александрович. Как мы станем восстанавливать справедливость?
– Никак, – усмехнулся Данилов. – Собственно, ничего и не произошло. Я отказался от заведования по собственному желанию. Вместо меня назначили того, кого изначально нужно было назначить. У нас с Олегом Сергеевичем полное взаимопонимание. Признаюсь честно – пожалуй ни с одним моим начальником я настолько не совпадал во взглядах. Так что все хорошо, Ольга Никитична. Надеюсь, что «Сплетник» напечатает опровержение…
– Уже напечатал, – сказала Ольга Никитична. – Правда, как водится, на последней странице, но суть не в том, где напечатал, а в том, что напечатал. Неужели вы не в курсе?
– Коллеги пытались ввести меня в курс, но я от этого уклонялся, – признался Данилов. – Не мог даже предположить такого развития событий. Думал, что новую статью опубликовали.
– Я и сама не могла, – Ольга Никитична снова улыбнулась. – Ну Стахович, ну сукин сын… Ладно, с ним я еще поговорю, а сейчас нам надо решить, Владимир Александрович, что мы станем делать.
– Ничего, – пожал плечами Данилов. – Пусть все остается как есть. За исключением одного – мне бы не хотелось работать вместе со Стаховичем.
– Я уже перевела его в приемное отделение. Не уверена, что он вылечится до окончания эпидемии, но если вдруг это случится, то он сядет на прием.
– Убила девушка, в смущеньи ревности, ударом сабельным слепого юношу, в чье ослепление так слепо верила, – вырвалось у Данилова.
– Что-что? – насторожилась Ольга Никитична. – Какая девушка?
– Это Игорь Северянин, – пояснил Данилов. – Стихотворение «В шалэ березовом». Когда моя мама сильно удивлялась, она его вспоминала. Как пример полного абсурда в отечественной поэзии. Мама была учительницей, русичкой.
«Русичка» вырвалась у Данилова машинально. Мама за такое убила бы, она ненавидела жаргонизмы.
– Ой, и моя мама тоже была учительницей! – оживилась Ольга Никитична. – Только преподавала математику.
«Поэтому ты такая расчетливая стерва», подумал Данилов, растягивая губы в вежливой улыбке.
В ординаторской он очень удачно застал Пак и Гаджиарсланова, которые сидели на диване и смотрели новостную программу.
– Во-первых, огромное вам человеческое спасибо, – сказал Данилов присаживаясь рядом с Пак. – Вы меня сильно выручили, пускай даже и соврали хором…
– Мы не соврали! – возразил Гаджиарсланов. – Мы использовали против Стаховича его же оружие. Все справедливо. Волка стреляй из ружья, а таракана бей тапком.
– Можно сказать и так, – согласился Данилов, не совсем понявший, при чем здесь ружья и тапки. – Но мне хотелось бы знать подробности.
– Да что там рассказывать? – сказала Пак. – Света предложила нам с Аликом поучаствовать, мы согласились. Невозможно же смотреть на то, как вы мучаетесь…
– А я мучился? – спросил Данилов.
– А то! – усмехнулась Пак. – Вы, конечно, молодец, держали все в себе, но женщины все видят и все понимают. Кстати, мы и в суде все повторим, если понадобится.
– Надеюсь, что до суда не дойдет, – усмехнулся Данилов. – Да и незачем теперь судиться.
– Князевич может на нас в суд подать, – сказал Гаджиарсланов. – Типа мы неправду говорим. Но ничего у нас не выйдет. Света столько с нами репетировала, что на противоречиях нас поймать невозможно. Перед глазами все стоит, как наяву.
Данилов вспомнил историю из скоропомощной практики, которую он рассказал Мальцевой.
– «Четыре-три» в нашу пользу, – подвела итог Пак. – Князевич и две паскуды против вас, Алика, Светы и меня. А если понадобится, то мы и «шесть-три» сделаем, добавим Макаровскую, Жаврида и Гайнулину.
– Гайнулину? – удивился Данилов. – Да ну!
– А то! – в тон ему ответила Пак. – Альбина ходит и причитает: «ай, какого золотого человека обос…ли, ну разве так можно?».
Всяко-разно называли Данилова окружающие, но не «золотым человеком». Пора было начинать гордиться собой.
Юлиан Трианонов
** мая 2020 года.
Приветствую вас, кукусики мои дорогие!
Пока вы сидите на карантине из Двух Крендельков выписывают не поймешь кого! В прямом смысле – без взятия повторных анализов на вирусоносительство. Вроде бы как положено сначала убедиться в том, что пациент вылечился и не представляет опасности для окружающих, а уж после этого отправлять его домой, но… возможны варианты.
В одном из отделений, оставшемся без твердой начальственной руки (заведующая, которой грозит увольнение, засела на больничный и не собирается выздоравливать) творятся поистине странные вещи. Народ массово выписывается без повторных анализов, этого заключительного аккорда, которым положено завершать композицию. И если многие, которые не в теме, этому радуются – поскорее, мол, выписали, то те, кто понимает, что к чему, остаются недовольными.
Среди понимающих оказалась главный врач одной из московских поликлиник. Ее госпитализировали, пролечили и выписали, не ответив на самый главный вопрос – является ли она вирусоносителем. А дома – муж, дочь, внуки… Не хочется же их заражать пакостной коронавирусной инфекцией. Хочется ясности, хочется анализа на дорожку.
– А вот тебе хрен! – сказали добрые врачи и вместо анализа сделали взволнованной женщине успокаивающий укол.
За то время, пока она пребывала в успокоенном состоянии, ее успели отправить из больницы домой, на попечение поликлинических врачей. А те назначили анализ, который показал присутствие коронавируса в организме. Пациентку срочно вернули в Больницу Два Кренделька… На этом можно было бы поставить точку, но… Но пациентка возмутилась и сообщила в департамент здравоохранения о том, как ее выписывали и как вернули обратно. А поскольку она была главным врачом поликлиники, то знала тайные каналы, по которым сигналы мгновенно доходят до Пана Директора. Чувствую, кукусики мои азартные, что на днях можно будет снова запускать тотализатор потому что Мальвина долго исполнять обязанности главного врача не будет. Звезды ей явно не благоприятствуют… Такие вот дела.
Уверен, что многие из вас хотели бы видеть меня в кресле главного врача, но это невозможно. Скажу вам со всей присущей мне скромностью – хоть я и умен, но для такой ответственной работы не гожусь.
С вами был я, ваш светоч.
До новых встреч!»