Глава двенадцатая

Другой день Владимира Александровича

Таксист не понравился Данилову сразу. Лоб серый, дышит часто и лишнего веса килограмм сорок, если не все пятьдесят – группа повышенного риска. Данилов достал из кармана джинсовой куртки телефон, включил секундомер и подсчитал число дыхательных движений. Тридцать, однако, а в норме должно быть не более двадцати. Однако.

– Виктор Николаевич, – мягко и вкрадчиво сказал Данилов, прочитав имя водителя на карточке, что была на переднем щитке. – Я вам одну вещь скажу, только вы со мной не спорьте. Ладно?

– Что случилось? – насторожился таксист.

– Сейчас объясню, – тем же тоном продолжал Данилов. – Я врач…

– Я уже понял, – хмыкнул таксист. – Кто ж еще утром в больницу едет?

– Да мало ли кто, – пожал плечами Данилов. – Волонтеры, санитары, инженеры, охранники.

– У вас на лице крупными буквами написано, что вы врач. И не простой, а, скорее заведующий.

– А вы хорошо разбираетесь в людях, Виктор Николаевич.

– Четверть века таксую, научился. Так что вы хотели мне сказать?

Машина очень удачно остановилась на светофоре.

– Маску вниз опустите, пожалуйста, – попросил Данилов. – Хочу посмотреть на лицо и губы.

Таксист секунду-другую поколебался, но все же выполнил просьбу. Данилов окончательно убедился в том, что он прав.

– У вас, Виктор Николаевич, коронавирусная пневмония, причем в довольно тяжелой форме, – сказал Данилов. – Поверьте, я не ошибаюсь, насмотрелся…

– Я полностью здоров! – перебил таксист. – Вот совсем!

– А дышите так тяжело…

– Я всегда так дышу! Толстый я, как видите, потому и одышка.

– И лицо всегда такое серое?

– А с чего ему румяным быть, если я целыми днями из машины не вылезаю и дышу загазованным воздухом?

– Вы себя успокаиваете, так обычно и бывает. Но в глубине души…

– Вас глубины моей души не касаются! – отрезал таксист. – Не отвлекайте, пожалуйста, от вождения. Сейчас ваша жизнь в моих руках!

– И не только моя, – уточнил Данилов. – Но и ваша, а также жизни тех, кто вокруг. Представьте, что будет, когда вы начнете сильно задыхаться? Впадете в панику, потеряете контроль над машиной и вообще над всеми своими действиями… Последствия разжевывать не стану, раз вы четверть века в такси, сами должны все понимать.

– Видно у вас совсем с пациентами беда, если вы такой агитацией занимаетесь! – таксист иронично покосился на Данилова. – Что – палаты пустые стоят?

– Если бы, – проворчал Данилов. – Все забито, так что агитировать вас мне никакого смысла нет.

– Есть, есть, – уверенно возразил таксист. – Вы что думаете, я не понимаю, что происходит? Под маркой выдуманной пандемии правительства пытаются установить тотальный контроль над населением! Большой Брат хочет контролировать все! А вы, врачи, этому способствуете! Вам выгодно участвовать в этом обмане, потому что бабок вам с этого обламывается немеряно! Скажете, я не прав?

– Вы же мне все равно не поверите, – усмехнулся Данилов. – Ладно, давайте прекратим эту бесполезную дискуссию. Я сказал, что хотел, добавить мне нечего.

– Во-о-от! – укорил таксист. – Как только дело до правды дошло, сразу «давайте прекратим». Что и требовалось доказать!

«Нет, не мэра, который со своей свитой по коридору проходит, надо показывать людям, – думал Данилов. – Им надо показывать зарисовки из реанимационных отделений и из моргов. Это же очень убедительная реальность, хотя и шокирующая. Голой статистики недостаточно, тем более, что такие вот м…ки статистике и не верят, а вот получасовой репортаж из нашего отделения – совсем другое дело».

Впрочем, среди адептов Ордена Отрицателей Коронавируса были отдельные упрямцы, которые не желали признавать существование ковидной инфекции даже во время пребывания в реанимационном отделении. «Да у меня простой бронхит, зачем меня сюда положили?… Покажите мне историю болезни!.. Выпишите меня немедленно!..». Если человек крепко-накрепко во что-то поверил, то это навсегда.

Когда такси остановилось у больничных ворот, Данилов расплатился и попытался выйти из машины, но тут же застонал и обессиленно откинулся на спинку сиденья.

– Что такое? – встревожился таксист. – Вам плохо?

– Спина! – простонал Данилов, изображая лицом великое страдание. – Вступило вдруг, … … … Я вас очень прошу, Виктор Николаевич, подвезите меня прямо к приемному отделению. Меня там на кресло пересадят и на укольчики увезут. Пожалуйста. А это вам за беспокойство.

Осторожно двигая руками и то и дело морщась от боли, Данилов выдал таксисту две сотенные купюры.

– Но нам же нельзя на территорию, – сказал таксист после того, как убрал деньги в поясную сумку.

– Позовите охранника, я договорюсь.

Внимательно сличив фотографию на бейдже с кривой от боли физиономией Данилова (притворяться, так притворяться как следует), охранник махнул напарнику, чтобы тот открывал ворота.

– Вот здесь остановите. Ближе не надо, туда только «скорым» можно заезжать. Меня и отсюда заберут, со скамейки. Помогите мне выйти, пожалуйста.

Обходя машину, таксист на полпути остановился для того, чтобы отдышаться. «Да ты, брат, совсем того», сочувственно подумал Данилов.

Ухватившись за руку таксиста, Данилов быстро и без стонов вылез из машины, примерился и что было силы врезал тому кулаком в челюсть. Бил расчетливо, так, чтобы вырубить, но не сломать челюсть. Старый скоропомощной навык, применявшийся исключительно в целях самообороны, не забылся – удар вышел идеальным. Данилов подхватил оседавшего таксиста, чтобы тот не расшибся при падении, прислонил его боком к колесу и крикнул выглянувшему из приемного отделения охраннику:

– Каталку сюда, живо! Человеку плохо!

В ожидании каталки, Данилов заглянул в бардачок и нашел там копию договора о аренде автомобиля. В реквизитах арендодателя значилось два телефонных номера – городской и мобильный. Данилов обрадовался, потому что вопрос с машиной нужно было решить, как можно скорее, иначе ее эвакуируют на штрафстоянку.

– В первую реанимацию его, – распорядился Данилов, когда Виктор Николаевич силами трех человек (Данилов и два санитара) был уложен на каталку. – Скажите – самотек от доктора Данилова. Я сейчас поднимусь и все объясню.

Сделав звонок по указанному в договоре телефону, Данилов вернул копию на место, проверил, надежно ли зафиксирован ручник, запер машину и, как было велено, спрятал ключ с брелком в условленном месте под днищем автомобиля.

К моменту появления Данилова в реанимационном зале, Виктора Николаевича уже осматривали Макаровская и Гаджиарсланов, привлеченный в качестве невропатолога-консультанта. Данилов в очередной раз подумал о том, как удобно иметь в отделении приданных врачей других специальностей, если, конечно, что они толковые. Невропатолога пришлось бы ждать не меньше часа, и это в самом лучшем случае. А Гаджиарсланов – рядом. И от Стаховича, мать его за ногу, была бы большая польза, потому что подозрение на острую хирургическую патологию у пациентов с пневмониями возникает нередко. Но как сложилось, так сложилось.

– Это я его оглушил, – объяснил Данилов коллегам, понизив голос до громкого шепота (тихий через респиратор не был бы слышен).

– Зачем? – спросил Гаджиарсланов.

– Госпитализироваться не хотел, – более подробный рассказ Данилов решил отложить до междусменья. – А ему надо было срочно.

– Еще бы! – фыркнула Макаровская. – Сатурация – шестьдесят семь процентов. Буду на инвазивную сажать, на маске такой богатырь не потянет…

Не снимая с аппарата, Виктора Николаевича отвезли на компьютерную томографию легких. В обоих легких были обнаружены многочисленные

периферические уплотнения легочной ткани по типу «матового стекла» и уплотнения. Четвертая степень, тяжелое течение. Кроме коронавирусной пневмонии выявили сахарный диабет, гипертонию и хронический бронхит. Любое из этих заболеваний осложняло течение пневмонии, а три вместе делали перспективы на выздоровление весьма сомнительными. Все зависело от того, как дальше станет развиваться легочный процесс, начнет ли он утихать на фоне лечения или же, наоборот, будет прогрессировать. «Ничего, – подумал Данилов. – Мы тебя, Виктор Николаевич, постараемся вытянуть. Я тебе это обещаю, ты же мой крестник. Только бы никто из сотрудников не написал бы в газету о том, что доктор Данилов зверски избивает таксистов, чтобы не платить им денег».

Виктор Николаевич был человеком предусмотрительным. В бумажнике он носил записку с телефонами жены и сына. Если со мной что-то случится, то прошу позвонить… Обычно Данилов поручал информирование родственников кому-то из наименее полезных приданных врачей, вроде доктора Семеновой, но для «крестника» сделал исключение. Позвонил, рассказал, что Виктор Николаевич привез пассажира в больницу и тут ему стало плохо. Состояние тяжелое, но надежду не теряем. Арендодателю сообщили, что машина на территории, обещал забрать.

– Скажите, а его реально будут лечить? – сказала жена. – Препараты какие-то будете вводить? Или просто станете ждать, выкарабкается он или нет?

Такой вопрос родственники пациентов задавали часто, спасибо особо одаренным людям, которые, угодив в больницу с легкой формой заболевания, писали в сетях о том, что их совсем не лечат, только температуру регулярно измеряют. А что лечить, если температура не поднимается выше тридцати семи с половиной градусов и сопровождается только легко выраженной слабостью? Вирусные респираторные заболевания с подобным течением лечатся постельным режимом и обильным питьем, ведь антибиотики на вирусы не действуют. Пациентов с легкой формой очень скоро стали оставлять дома, потому что в больницах для тяжелых мест не хватало, пришлось дополнительные койки в выставочных центрах развертывать и срочно новую инфекционную больницу строить. Но миф о том, что «врачи ничего не делают, а просто ждут» накрепко засел в народном сознании. И если пациент задерживался в реанимации свыше трех суток, в большинстве случаев родственники начинали упрекать врачей в том, что они «ничего не делают» и требовали подробных отчетов по проводимому лечению. Отчетов, разумеется, никто не давал. Попробуй только свяжись – не отделаешься. Родственники сразу же начнут спрашивать у сетевого разума достаточное ли это лечение и правильное оно, а разум, не имеющий никакого понятия о состоянии и особенностях здоровья конкретного пациента, разумеется ответит, что недостаточное и неправильное. Сетевой разум – он такой. Когда ввели закон о наказании за распространение фейковых новостей, Данилов подумал о том, что неплохо бы было штрафовать и за сетевые медицинские советы, вроде: «при коронавирусной инфекции надо пить аспирин потому что коронавирус сгущает кровь».

– В реанимации не ждут, Ирина Васильевна, – ответил Данилов. – В реанимации работают, активно пытаются улучшить состояние пациентов. Ваш муж сейчас подключен к аппарату искусственной вентиляции легких, он получает противовирусные препараты, а также препараты, снижающие давление и нормализующие углеводный обмен. Если что еще понадобится – назначим, у нас всего, что нужно, предостаточно. Но прошу учесть, что Виктор Николаевич проведет у нас не менее шести дней. Так что наберитесь терпения и ждите. Спрашивать о его состоянии лучше всего днем, с двенадцати до пяти, и не чаще одного раза в сутки. Запишите телефон… О переводе в другое отделение вас поставят в известность.

По принятым в больнице правилам, извещением родственников занимались те отделения, в которые переводились пациенты. Только с сообщением о смерти звонили не из патологоанатомического отделения, а из реанимационного.

Во время занятий со студентами, Данилов всегда выкраивал час для того, как нужно сообщать родственникам о смерти. Тут целая наука – надо правильно выстроить разговор и вовремя его закончить. О том, что пациент умер, надо обязательно сказать сразу, в первой фразе. Затем нужно коротко объяснить, почему это произошло и упомянуть о том, что было сделано для предотвращения. Говорить надо доходчиво, сочувственным голосом, между фразами делать паузы. Это если вкратце, а вообще-то памятка, которую Данилов в первый же день работы раздал всем врачам и медсестрам, была напечатана на пяти страницах.

Хуже всего общалась с родственниками Семенова. Выпаливала на одном дыхании механическим голосом: «к сожалению ваш родственник умер, организм не справился с инфекцией, примите мои соболезнования» и отключалась. Лучшим «информатором» был Гаджиарсланов, у которого все было правильным, начиная с тона и заканчивая построением фраз.

– Вы, Али Гафарович, специальный курс по общению с родственниками проходили? – спросил как-то раз Данилов. – Больно уж хорошо разговариваете, профессионально.

– Нет, не проходил, – ответил Гаджиарсланов. – Просто стараюсь с людьми по-человечески общаться, у нас в Махачкале по-другому нельзя.

После совместного обхода с Деруном (действующие лица те же, только роли разные), Данилов занялся историями болезни. Тут же рядом присела Мальцева и участливо поинтересовалась:

– Что предпринимаете по поводу статьи?

Кроме Мальцевой никто подобных вопросов не задавал, делали вид, что ничего не произошло. Ну – устал Владимир Александрович руководить отделением, такое может случиться с каждым. Передал свои полномочия коллеге и теперь наслаждается жизнью. Наслаждается, ага.

– Вчера беседовал с адвокатом, – ответил Данилов. – Но дочь советовала обратиться к киллеру.

– Наш человек! – одобрила Мальцева. – Я бы тоже грохнула бы их всех оптом, начиная с Князевича и кончая корреспондентом. А что сказал адвокат?

– Предлагает бороться…

…Адвокат Алексей Максимович, которого Данилов сразу же прозвал «Горьким», был преисполнен энергичной решимости.

– Скажу без ложной скромности – я не какой-нибудь «полузащитник», – предупредил он в самом начале разговора. – Я – ас, профи. Семьдесят семь собак в своем деле съел. И как профи скажу вам, что шансы у нас есть! Оппонентов нужно тащить в суд. Это всегда нервно, особенно – с непривычки. Одно дело – написать жалобу, содержащую недостоверные сведения, и совсем другое – судиться. Для суда нужен адвокат, который стоит денег, нужно время, ну и проиграть тоже страшно. Это же потеря денег и репутационный ущерб.

– Кстати – о ущербе, – вставил Данилов. – А не лучше ли будет просто не обращать внимания на эту статью? Я, честно говоря, склоняюсь к такому мнению…

– И напрасно! – сказал адвокат. – В репутационном смысле лучше подать иск и проиграть, чем не обращать внимания. Поверьте, я знаю, что говорю. Тот, кто молчит, заведомо соглашается со всеми обвинениями, то есть заведомо является виноватым. Скажу честно – положительного результата я вам гарантировать не могу, но сделаю все возможное. Если они не спелись идеально, всегда можно найти противоречия в показаниях. А уж если я ухвачусь за ниточку, то будьте уверены – размотаю весь клубок! Кстати, жалобщики у вас в отделении наркотические или седативные препараты получали?

– Вроде – да.

– Замечательно! – адвокат плотоядно потер ладони. – Значит, они не могли отдавать себе полного отчета… Это повышает наши шансы.

Бодрость адвоката показалась Данилову наигранной, а уверенность – притворной. Ну, так, наверное, и полагается себя вести. Врачи тоже часто изображают уверенность на пустом месте, профессия обязывает. Нельзя же на вопрос: «что у меня, доктор?», отвечать: «а хрен его знает», нужно приободрить пациента, вселить в него уверенность. Вот и адвокаты тоже стараются…

– То ли дождик, то ли снег, то ли выйдет, то ли нет, – ответил Данилов на вопрос Мальцевой. – Все очень туманно и неясно.

– У адвокатов все туманно, кроме гонорара! – хмыкнула Мальцева. – Плавали – знаем!

Если раньше Данилов после выхода из Зоны пулей мчался в свой кабинет, то сейчас можно было неторопливо пообедать в столовой, выйти прогуляться по территории, а затем засесть в ординаторской с чашкой кофе.

Свою личную кофеварку Данилов домой уносить не стал, потому что Елена сразу же купила другую. Кофеварка перекочевала из кабинета заведующего отделением в ординаторскую, перешла, так сказать, в общественное пользование. Теперь в ординаторской был «полный набор молодой домохозяйки», как выразилась Мальцева – микроволновка, тостер, плитка, чайник и кофеварка.

Сочетая бумажную работу с просмотром телевизионных новостей и досужими разговорами, Владимир Александрович Данилов наслаждался жизнью в полной мере. Временами он думал о том, что есть люди, созданные для административной работы, и есть такие, кому она абсолютно противопоказана. И дело тут не в боязни ответственности, врачу-реаниматологу или скоропомощному врачу ответственности не занимать. Дело в ритуалах, которые нужно соблюдать любому руководителю. Административные ритуалы, начиная с присутствия на собраниях и заканчивая составлением отчетов, Данилова всегда обременяли, если не сказать – тяготили. Вроде бы и понимаешь, что так надо, а душа не лежит.

Если хотелось покемарить, Данилов шел в комнату отдыха, ложился на койку, ставил внутренний будильник на нужное время и командовал себе: «отбой!». Мгновенно засыпать по внутренней команде он научился еще на «скорой», правда для этого нужно было одно обязательное условие – душевный покой. Если на душе неспокойно, то по команде не заснуть.

На вторую полусмену Данилов приходил свежим, как огурчик. Шесть часов пролетали практически незаметно. Оглянуться не успеешь – а уже «смена пажеского караула» (выражение доктора Пак) явилась. Сдался, разделся, помылся, оделся – и кати домой по пустой вечерней Москве на такси. Таксистов во время карантина меньше не стало, а вот клиентов сильно поубавилось, поэтому цены стали не просто низкими, а какими-то смешными.

Сев в машину, Данилов присмотрелся к водителю – как он дышит и вообще? Все было в порядке, водитель дышал так, как положено дышать здоровому человеку, и вообще выглядел нормально. Данилов откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза.

* * *

Юлиан Трианонов

** мая 2020 года.

«Добрый день, кукусики мои золотые!

Все вы, наверное, в курсе того, насколько востребованы в наше непростое время аппараты искусственной вентиляции легких. Все читали в сетях тырнетных истории о том, как врачам приходится делать нелегкий выбор – этого подключаем, а тому, увы, придется обойтись без искусственной вентиляции… Тьфу, тьфу, тьфу, не про нас с вами будь сказано! К счастью, в Москве аппаратов хватает с лихвой.

Но мужики-то не знают… Они начитаются трагических историй из Бергамо или Турина, и проецируют мрачную итальянскую действительность на нашу реальность.

Вчера, кукусики мои драгоценные, в приемном отделении Двух Крендельков был знатный скандал. «Скорая» привезла очередного пациента. Следом за «скорой» к приемному отделению подкатил микроавтобус, из которого два дюжих молодца вынесли аппарат ИВЛ.

– Тут к вам нашего родственника «скорая» привезла, – сообщили молодцы врачу приемного покоя. – Вот его личный аппарат, берите и используйте. Но только для него! И вообще нам желательно своими глазами увидеть, как вы его к аппарату подключать станете!

Рассмотрев, как следует, аппарат, врач сказал:

– Радостно мне видеть такую предусмотрительность. Только вот аппарату вашему место не в больнице, а в музее…

Знаете, в чем дело, кукусики мои любознательные? Какие-то ушлые барыги выставили в интернете в свободную продажу поштучно аппараты «Фазан-5», выпуска 1997 года. По 700 000 рублей за штуку, что более чем вдесятеро дороже обычной их стоимости. Под слоганом: «Кто купил – тот выжил!». И люди покупали, потому что хотели выжить, это же естественное человеческое желание. Но аппараты эти антикварные годились только для киношных съемок, поскольку за давностью лет пришли в нерабочее состояние.

Но дюжие молодцы не поверили ни в то, что в Двух Крендельках аппаратов на всех хватает, ни в то, что их аппарат никуда не годится. Врачу приемного покоя пришлось вызывать полицию для усмирения буйных родственников. Их забрали в отделение (полиции), а аппарат остался в приемном покое. На месте киношных реквизиторов я бы поспешил выкупить аппарат – в ближайшие годы врачебные сериалы будут в тренде.

Будьте здоровы, кукусики мои, и не покупайте абы у кого медицинскую аппаратуру.

С вами был я, ваш светоч.

До новых встреч!»