Глава одиннадцатая

Романтический ужин при свечах

Приказ о освобождении Тронова от должности главного врача был подписан на следующий день после публикации второй части «Холодного сердца». Надежды Валерия Николаевича не сбылись, причиной увольнения стало «ненадлежащее исполнение обязанностей». Валерий Николаевич в последние дни настолько испереживался, что не очень-то и расстроился, не осталось уже душевных сил на это дело. Ну и вообще, в сорок пять лет жизнь только начинается, а карьеру можно делать не только в Москве. Взять, хотя бы Данилова – в Севастополе директором департамента стал. В Севастополь Валерий Николаевич не собирался, но в какой-то из ближайших к Москве областей можно было бы спокойно отсидеться, если в Подмосковье не получится устроиться так, как хотелось бы. Для дальнейшей карьеры лучше быть главным врачом в Туле или Твери, чем начмедом в Подольске, это аксиома.

Демонстрируя миру свое умение держать удар, Валерий Николаевич бодро провел прощальную онлайновую конференцию, на которой официально представил свою преемницу Ольгу Никитичну, сказал о ней несколько теплых слов (с языка, правда, так и норовили сорваться матерные) и выразил надежду на то, что больше ничего плохого в восемьдесят восьмой больнице не случится – лимит неприятностей исчерпан на многие годы вперед. Для ближнего круга – заместителей, главной медсестры, главного бухгалтера, заведующей отделом статистики и заведующей аптекой – в кабинете главного врача был устроен небольшой фуршет, во время которого каждый из присутствующих удостоился хвалебного спича. Что бы ни случилось, а прощаться надо красиво, эту истину Валерий Николаевич усвоил смолоду. Мало ли где и когда с кем сведет судьба.

Ольга Никитична тоже не подкачала – на прощанье расцеловала бывшего начальника в обе щеки (вопиющее нарушение санитарно-эпидемиологического режима!) и уронила скупую слезу. Со слезами не притворялась, ее в самом деле так и подмывало разрыдаться, потому что победа оказалась Пирровой. Директор департамента во время встречи, которая состоялась позавчера вечером, прямо сказал, что ему хотелось уволить ее за компанию с Валерием Николаевичем, потому что во всех, как он выразился, «косяках» она была виновата больше главного врача.

– Но совсем обезглавливать больницу я сейчас не могу, – сказал Соловей. – Так что пока исполняйте обязанности.

– Я буду стараться, Александр Игоревич! – проникновенно пообещала Ольга Никитична, приложив к груди обе руки в покаянном жесте. – Я буду о-о-очень стараться!

– Знаю я, как вы стараетесь, – проворчал Соловей. – То у вас пациенты из окон выпадают, то со свежим инфарктом выписываются, ну а уж статья в «Сплетнике» – это вообще мрак и ужас. Метили в заведующего, а в результате обос…ли всю столичную медицину!

– Да там вроде бы обобщений не было… – растерялась Ольга Никитична. – Я читала, но ничего такого не увидела.

– Плохо, значит, читали! – рявкнул Соловей. – Идите и еще раз прочтите, может дойдет!

«Ничего, – успокаивала себя Ольга Никитична. – Исполнение обязанностей – это какой-никакой, а шанс. Лучше уж пусть я буду «и.о.», чем кто-то другой главным врачом. Мне бы только маленькую возможность отличиться…».

В первый же день своего правления Ольга Никитична собрала в конференц-зале всю больничную администрацию и предупредила:

– Вот клянусь вам, что любой облажавшийся тут же вылетит к чертям собачьим по восемьдесят первой статье! Никаких оправданий слушать не стану, ничего прощать не буду! Я за ваше разгильдяйство отдуваться не собираюсь! Мне директор департамента поручил навести в больнице порядок, и я его наведу, чтобы мне это не стоило. Я вам не Валерий Николаевич, который покричит да простит. Вы знаете, что я кричать не люблю. Кричать вы будете!

Данилова и Бутко Ольга Никитична попросила задержаться. С ними она разговаривала иначе – мягко и без угроз.

– Я прекрасно понимаю, что эта паскудная статья – ложь от начала и до конца. Стахович – идиот, я ему это в глаза скажу, если понадобится…

– К публикации не только Стахович руку приложил, но и Пульхитудов, – заметил Бутко. – Он же тех, кто жалобы написал обрабатывал.

– Да, конечно, – согласилась Ольга Никитична, не исключавшая того, что Пульхитудов сам мог нацелиться на должность главного врача. – Но главный виновник – Стахович. Без его подтверждения статью бы не опубликовали, а если бы и опубликовали, то можно было бы смело вчинять иск за клевету.

– В принципе, это и сейчас можно, – сказал Бутко. – У них есть две сказки, которые подтверждает один и тот же свидетель, причем – состоявший в натянутых отношениях с Владимиром Александровичем. Кстати, Владимир Александрович, вы сами что собираетесь предпринять?

– Пока не думал об этом, – честно признался Данилов. – Но склоняюсь к тому, чтобы просто не обращать внимания. Что я могу сделать? Дать интервью, в котором расскажу, какой я хороший? Это только масла в огонь подольет. Да и что вообще произошло? Какие-то мерзавцы публично меня охаяли? Здравомыслящие люди понимают, что все это бред. Если бы я вымогал взятки, да еще и так открыто и так активно, то меня давно взяли бы с поличным. Да что там говорить – через неделю об этом все забудут. Опять же – в любой бочке дегтя есть ложка меда. У простого врача жизнь поспокойнее, чем у заведующего отделением и свободного времени больше.

Ольга Никитична удивленно приподняла брови и округлила глаза.

– Ольга Никитична, давайте обойдемся без церемоний, – усмехнулся Данилов. – Я прекрасно все понимаю. Вы не верите тому, что было написано в «Сплетнике», но не можете оставить меня на заведовании. В отделении, я надеюсь, меня оставят?

– Конечно, Владимир Александрович! – поспешно сказала Ольга Никитична. – Вы один из лучших наших врачей и были самым лучшим из заведующих реанимационными отделениями. Но пока шум не уляжется, вам бы лучше уйти в тень. Кого вы порекомендуете на ваше место?

– Деруна, – не раздумывая ответил Данилов. – Олег Сергеевич идеально подходит для заведования отделением. Он опытный, справедливый и хорошо разбирается в людях. Только предлагаю обойтись без «пока». Я на заведование возвращаться не собираюсь и вообще, как все закончится, уйду туда, откуда пришел. Поэтому Олега Сергеевича надо ставить не исполняющим обязанности, а заведующим. Иначе он может обидеться и уйти в другую больницу.

– Так он обидчивый? – насторожилась Ольга Никитична.

– Нет, нисколько не обидчивый, – заверил Данилов. – Просто ситуация складывается такая, что любой обидится. Сами посудите. Освобождается должность заведующего. Самого опытного врача, неоднократно замещавшего заведующего отделением и полностью доказавшего свою состоятельность, на заведование не назначают – ставят исполнять обязанности, а потом сажают заведовать какого-то пришлого «варяга». Потом «варяга» убирают в тень, как вы выразились, а опытного врача снова ставят исполнять обязанности. Это же прямая и открытая демонстрация недоверия, а незаслуженное недоверие обычно расценивается, как оскорбление. Я понятно объяснил?

– Более чем, – улыбнулась Ольга Никитична, переглядываясь с Бутко.

– Я Деруна очень уважаю, – сказал Бутко. – Я, в общем-то и собирался сделать его заведующим, но хотел получше присмотреться, прежде чем принимать окончательное решение. При мне же он заведующего не замещал. А когда я узнал, что департамент направил к нам Владимира Александровича, то решил в полной мере использовать его опыт…

– Использовали, – усмехнулся Данилов.

– На Стаховича я управу найду! – зло сказал Бутко.

– Он кафедральный сотрудник, Юрий Семенович, – напомнила Ольга Никитична.

– Ну и что? – хмыкнул Бутко. – Под одним министерством ходим. Я бы вообще на его месте тему взяточничества не трогал. Чья бы корова мычала, как говорится.

– У меня прямо гора с плеч, – вздохнула Ольга Никитична. – Я так переживала по поводу этого разговора. Честно скажу – очень неловко было. Спасибо вам, Владимир Александрович, за понимание.

Расстались душевно, только не облобызались на прощанье.

Из конференц-зала Бутко увел Данилова к себе – оформлять «разжалование».

– А ведь Никитична тоже внесла свою лепту, – сказал Бутко, когда Данилов писал заявление с просьбой освободить его от обязанностей заведующего отделением.

– Не исключаю, – сухо ответил Данилов, не имевший желания развивать эту тему.

– Вы так, чего доброго, подумаете, что и я к этому причастен, – улыбнулся Бутко.

– Нет, не подумаю, – Данилов подписал заявление и передал его Бутко. – Объяснительные по каждой жалобе отдельные писать или можно объединить?

– Объединяйте, – махнул рукой Бутко. – Разбираться же будем разом и свидетель у нас один. Неужели он и мне подтвердит, что слышал, как вы взятки вымогаете?

– Можете не сомневаться, – заверил Данилов. – Я Стаховича хорошо успел узнать. Для него нет ничего невозможного, в плохом смысле слова.

– Люди как свечи, – вздохнул Бутко. – Одни горят, другие коптят…

– Но все, в конечном итоге, гаснут, – закончил Данилов, пододвигая к себе чистый лист бумаги.

Под занавес Бутко сказал самое важное.

– Я вас прошу работать строго по графику и по звонку. Как пришла смена – сразу же уходите. Я прекрасно понимаю, что вы перерабатываете по делу, а не для того, чтобы вымогать деньги, но ситуация сейчас сложилась неоднозначная. А вообще-то я могу вас отпустить на неделю, хотите?

– Нет, не хочу, – твердо отказался Данилов. – Не то время. Да и с кадрами в отделении напряженно. Стахович на больничном и еще я уйду…

– Оказывается у вас есть чувство юмора! – рассмеялся Бутко.

– Со стороны виднее, – скромно ответил Данилов.

– Чуть не забыл! – спохватился Бутко. – А как у вас на кафедре отреагировали на статью?

– Положительно отреагировали, Юрий Семенович. После публикации первой части мне позвонил завкафедрой и сказал, что… Ну, в общем, поддержал меня.

Передать то, что заведующий кафедрой сказал о журналистике в целом и о «Московском сплетнике» в частности, Данилов не мог, поскольку цензурные слова в этой короткой, но энергичной речи, практически отсутствовали.

После передачи дел Деруну у Данилова образовались свободные сутки, даже не сутки, а тридцать восемь часов. Данилов с тоской подумал о том, что он будет делать все это время в гостинице. Пока времени не хватало, он сожалел, что никак не доходят руки до статьи об особенностях ведения пациентов с коронавирусной пневмонией. Сейчас же в голове был такой сумбур, что за научную работу не стоило и браться. Как Данилов ни хорохорился, а публикация в «Сплетнике» сильно его задела. Было такое ощущение, будто в душу нагадили. Неприятно, а еще хуже то, что вся эта свистопляска неминуемо скажется на работе отделения – явно же будут какие-то проверки, без этого не обойдется. Деруну можно только посочувствовать, впрочем, он справится, не мальчик.

От грустных мыслей Данилова отвлек звонок жены.

– Я в порядке! – бодро доложил Данилов. – Сдал дела новому заведующему, сейчас собираю свое барахло, чтобы отнести его в гостиницу.

– Можешь везти прямо домой, – сказала Елена. – Судя по анализам мы с Машкой переболели бессимптомно. Я только что получила результаты.

Две недели назад у всех сотрудников брали кровь для определения антител к коронавирусу и мазок из носоглотки для определения вирусной РНК. Подавляющее большинство, в том числе и Данилов, узнали, что они перенесли инфекцию на ногах, сами того не заметив. Елена обрадовалась тому, что муж может вернуться домой, но Данилов возвращаться отказался. Вирус неизученный, многое с ним не ясно, а то, что исследование мазка на вирусную РНК дало отрицательный результат, еще не гарантирует абсолютного отсутствия коронавируса в организме, бывают же и ложноотрицательные результаты. Так что спокойнее будет пока остаться в гостинице. Елена посмеялась – не иначе как муженек себе пассию завел и сказала, что сделает анализы себе и дочери, а также посоветует сделать это сыну, который жил отдельно. Если вдруг окажется, что все тоже перенесли инфекцию, любимый муж может спокойно возвращаться домой. Разумеется, ложные результаты бывают, но правильных ответов гораздо больше, так что давайте не будем перестраховываться.

– А Никита? – спросил Данилов.

– Про него пока не знаю, но он все равно к нам не приходит, видимся только в скайпе, – ответила Елена. – Совсем уже заволонтерился. Я спрашиваю: «Мне что, надо заболеть, чтобы ты в гости зашел с лекарствами?», а он смеется: «не хочу вас заражать».

– Но он же прав.

– Прав, но я по нему скучаю, – вздохнула Елена. – И по тебе тоже. Тебя совсем или только разжаловали?

– Только разжаловали, расстреливать не стали, – пошутил Данилов, – и еще запретили перерабатывать. Так что у меня впереди сутки с хвостиком. Короче говоря, буду дома часика через два.

– Ура! – обрадовалась жена. – Сейчас позвоню Машке и скажу, чтобы готовила обед.

– Не смей! – предупредил Данилов. – Я хочу сделать ей сюрприз. А обед мы с ней вместе приготовим, точнее – ужин, ведь пятый час уже. Дома есть из чего готовить или в магазин заехать?

– Дома есть все, что пожелаешь, – заверила жена. – Холодильник набит битком, на балконе все крупами и консервами заставлено. На меня после твоего отъезда напал острый закупочный психоз. Прошел он довольно скоро, но последствия остались надолго.

– Запасливый счастливее богатого, – похвалил Данилов.

В супермаркет он все-таки заехал, за бисквитно-кремовым тортом и заварными пирожными. Как бы ни был набит холодильник, этого добра там точно нет, потому что Мария Владимировна отчаянная сладкоежка. Ну, ничего, пока фигура позволяет, пусть радуется жизни в полную силу.

– А мама вчера плакала! – доложила дочь после объятий и поцелуев. – И позавчера тоже. Из-за этой статьи в «Московском сплетнике».

– Нашла повод! – удивился Данилов. – Вот я лично не плакал.

– Мужчины не плачут, – серьезно сказал ребенок. – Им нельзя. А женщинам можно. Я бы тоже поплакала, но я, когда злюсь, не плачу.

– Вся в меня! – Данилов поцеловал дочь в макушку. – Но я даже и не злюсь. Ну, если честно, то совсем чуть-чуть. Это же пустяки пустяковые.

То же самое он сказал и жене в конце романтического ужина при свечах, на которых настояла Мария Владимировна – чтоб все было как положено. Мария Владимировна к тому времени, прихватив остатки торта, ушла к телевизору.

– Это не пустяки, Вова, – сказала Елена. – Далеко не пустяки. Ты просто не понимаешь…

– Всей трагической глубины произошедшего! – пошутил Данилов.

– Да! – кивнула Елена. – Именно так! И если ты не будешь меня перебивать, я тебе все объясню.

Данилов закрыл рот ладонью, давая понять, что он будет нем, как рыба.

– Дело не в самой статье, как таковой, а в том, какой получился резонанс и в том, что эту статью будут использовать против тебя очень долго. Ты не бываешь в сетях…

Данилов хмыкнул.

– А я там провожу, как ты знаешь, много времени по работе…

Главный врач «скорой» требовал от своих заместителей «держать руку на пульсе общественного мнения», то есть – следить за тем, что пишут о «скорой» в интернете.

– И я тебе скажу, что статья эта распространилась по тырнету со скоростью коронавируса. Тема-то актуальная, живонасущная. Все твои недоброжелатели обратят на нее внимание, а будущие недоброжелатели без труда ее найдут. Погугли потом на себя и убедишься. Ты скажешь – ну и пусть…

Данилов кивнул – именно так и скажу.

– Но ты пойми, что всякий раз, когда ты дашь критический отзыв о чьей-то работе или, к примеру, не поставишь кому-то зачет, эту статью будут вытаскивать на свет и смаковать. Ах, смотрите, а Данилов-то сам каков! Ты еще не представляешь, сколько крови она тебе испортит! Помнишь Летицкую, бывшую заведующую семнадцатой подстанцией?..

Данилов снова кивнул.

– Ее вот такой же статьей до инфаркта довели, но не сразу, а через год.

– Давай не будем сравнивать меня с впечатлительной и ранимой женщиной! – нарушил обет молчания Данилов. – Ты еще Рогачевскую вспомни.

– И вспомню! – сердито сказала Елена. – Случай-то аналогичный – травля. Ты еще просто не вкусил этого «удовольствия» в полной мере. Подожди, все у тебя еще впереди.

– Честно говоря, я как-то иначе представлял себе нашу встречу, – признался Данилов. – Грезилось мне, что ты задушишь меня в объятьях, истерзаешь поцелуями, замучаешь любовью, а ты если чем и мучаешь, то только занудством.

– Данилов, ты неисправим! – простонала Елена. – С виду – взрослый мужик, а на самом деле подросток, которому нужно наступить на все грабли, мимо которых он проходит! Хоть бы раз в жизни послушал бы меня, сделал бы так, как я советую!

– Так ты же ничего не советуешь, – резонно заметил Данилов. – Только пугаешь. Я уже весь дрожу и мне хочется под одеялко. И чтобы кто-то держал меня за руку, гладил по голове и успокаивал.

– Давай серьезно! – одернула Елена. – Эту кляузу так оставлять нельзя. Я разговаривала с одним знакомым адвокатом. Он сказал, что статья, в целом, написана грамотно, но есть несколько моментов, к которым можно придраться. Короче говоря, надо бороться. Он хочет поговорить с тобой, узнать детали.

– Хорошо, – примирительно сказал Данилов. – Как закончится вся эта канитель…

– Вся эта канитель может закончиться в следующем году! – перебила Елена. – Часть стационаров в июне переведут в обычный режим, но примерно десять тысяч коек будут держать до полного окончания пандемии. Давай не будем откладывать это дело в долгий ящик. Поговори с ним завтра, по телефону или по скайпу. Он очень милый дядечка со стальной хваткой. Если будет хоть малейшая возможность, он этого Холодцова…

– Холодкова.

– Да хоть Холодильникова! Он его вместе с редакцией «Сплетника» наизнанку вывернет и распнет…

– А потом затребует такой гонорар, что нам придется продавать квартиру и влезать в долги!

– Не волнуйся, гонорар будет чисто символический, – успокоила Елена. – Алексей Максимович мой старый знакомый, он друг моей ошибки молодости.

«Ошибкой молодости» Елена называла своего первого мужа, адвоката Юрия Новицкого, отца Никиты.

– Можно сказать – родственник, – иронически прокомментировал Данилов, испытывавший к Новицкому стойкую неприязнь.

– Практически – да, – серьезно сказала Елена. – Я тебе дам его координаты и ты завтра с ним свяжешься, договорились?

– Созвонюсь, – уточнил Данилов. – А стану связываться или нет, решу по ходу дела. И давай больше не будем о грустном, ведь я полтора месяца дома не был, душа жаждет праздника и всяческих романтических безумств.

– Безумства – это когда ребенок заснет, – улыбнулась Елена.

– Можете не стесняться, я уже взрослая! – крикнула Мария Владимировна.

– Ничего себе слух! – восхитился Данилов. – Мы же говорим совсем тихо, а там еще и телевизор орет вовсю.

– Какой же ты иногда бываешь наивный! – удивилась Елена. – Она подкралась незаметно и подслушивает из коридора.

– И вовсе я не подкрадывалась! – объявила дочь, входя на кухню. – Я воды попить шла и случайно кое-что услышала. Но я бы, на вашем месте, нанимала бы не адвоката, а киллера!

– Маша! – хором сказали оба родителя, а потом Елена добавила: – Откуда в тебе это? Сериалов насмотрелась?

– Жизнь не только по сериалам изучают, – загадочно ответила Мария Владимировна.

– Как мать и представительница самой гуманной профессии я с тобой категорически не согласна, – сказала Елена, – но как жена человека, которого несправедливо оклеветали… Впрочем, хватит об этом. У нас сегодня праздник.

Данилов подумал, что киллер – это, конечно, перебор, но вот набить морду Стаховичу было бы неплохо. Мысль оказалась настолько соблазнительной, что зачесались руки.

* * *

Юлиан Трианонов

** мая 2020 года.

«Добрый день, кукусики мои любимые!

По поводу тотализатора – все зависло на неопределенный срок. В кресло главного врача усадили Мальвину, но с приставкой «исполняющая обязанности». Нельзя считать, что победили те, кто на нее ставил. Вопрос остается открытым. Мальвина грустит, она, бедняжка, надеялась стать настоящим, полноценным и полноправным главврачом. Но не вышло.

Замена главного врача – событие хоть и важное, но довольно обычное. А вот в реанимационном отделении, которым заведует Мамочка, произошло нечто удивительное, можно сказать – сверхъестественное, мистическое. Среди бела дня исчезла пациентка, юная дева, которую накануне привезла «скорая». Вот лежала-лежала, кажется, даже, спала и вдруг – нет ее, только постель смятая на память осталась.

А из реанимационного зала, который находится в красной зоне, просто так не выйти. Выйти можно только через шлюз, мимо бдительной медсестры, которая опрыскивает антисептиком всех выходящих и помогает им снимать средства индивидуальной защиты. Голую женщину (в реанимации же положено лежать в чем мать родила) бдительная медсестра не пропустит, развернет обратно, да еще и тревожной кнопкой вызовет кого-то с той стороны для сопровождения. Есть еще один вариант побега – через морг, но он сугубо теоретический. В морге умеют отличать живых от мертвых, опять же туда не принято являться без сопровождения. Короче говоря, граница на замке… А пациентки нет! Случился очередной аврал – поступление, два реанимационных пособия, один скандал… Все забегались-закрутились и не заметили, как юная дева телепортировалась куда-то за пределы отделения. Да – кроме как о телепортации больше ни о чем нельзя было и подумать, потому что Мамочка в сопровождении свиты лично осмотрела все помещения и закутки. Даже в контейнеры для мусора и прочих отходов заглядывала, потому что исчезнувшая пациентка была невысокой и субтильной. Но нигде беглянки не было.

Какие будут предположения, кукусики мои проницательные? Как вы разгадаете эту загадку «закрытой комнаты»?

– Если оттуда невозможно выйти, значит она там и ее плохо искали, – сказал бы великий сыщик Шерлок Холмс.

Но представьте себе, как человек, приговоренный к смертной казни, будет искать копию постановления о помиловании для того, чтобы предъявить ее палачу. Примерно так же, если не еще активнее Мамочка и старший врач смены искали исчезнувшую пациентку. Ведь если бы с ней случилось что-то фатальное, они могли бы очень крупно пострадать. Старший врач свободы мог лишиться, кроме шуток.

После третьего по счету осмотра помещений и закоулков, Мамочка рухнула на стул и сказала:

– Господи! Ну что же это такое?! Не сквозь землю же она провалилась!

Провалиться сквозь землю беглянка никак не могла, потому что до земли было несколько этажей – уж кто-нибудь да заметил бы. Ну и дыра в полу осталась бы.

– Надо бы колдуна привести, пусть поля энергетические пощупает, – предложила санитарка, увлекающаяся всяческим оккультизмом. – Вдруг поля искривились и забрали ее…

Ладно, кукусики мои милые, не буду томить вас долго. Нашлась она, нашлась! Примерно через час, когда санитарка-оккультистка начала мыть полы. Сунула швабру под койку, что стояла в углу, а швабра наткнулась на что-то мягкое и стон при этом послышался. Будучи после назначенных ей инъекций не в самом ясном сознании, юная дева встала со своей койки, подошла к соседней, забралась под нее, свернулась калачиком и сладко заснула. А у койки той стояли аппарат ИВЛ и стул. Да даже если бы и не стояли, то забившуюся в угол беглянку можно было увидеть только специально нагнувшись. А под кровати заглядывать никому в голову не пришло.

Все хорошо, что хорошо кончается, кукусики мои неунывающие.

С вами был я, ваш светоч.

До новых встреч!»