Часть 3 — Vici

Французы очень внимательно следили за ходом боев Германии и Австро-Венгрии с Россией. Можно даже сказать — пристально, потратив крайне внушительные средства для того, чтобы держать руку на пульсе. В Париже, как и предполагал Николай Александрович, не желали победы России… как, впрочем, и Германии. Их вел страх, густо замешанный на вполне рациональных рассуждениях.

Германия была их непосредственным соседом. И она еще в 1870-ом году наглядно показала, что один на один французы с ней справиться не могут. Слишком сильно революционные процессы разрушили некогда могущественное государство, позволив ему погрязнуть в демократии, бардаке и коррупции, которые иной раз неотличимы друг от друга.

Да, в идеальном мире демократия, сменяемость власти и прочие подобные штуки были бы полезны. Но мы живем не в идеальном мире, и люди, в основной своей массе, частенько ведут себя как ленивые задницы, одержимые предрассудками и примитивными страстями. То ведьм на кострах жгут, то вышки 5G. То Солнцу поклоняются, то Светлому будущему. В общем — в каждом поколении какие-то свои формы этого рода игрищ. Беда? Беда. Однако основная масса популяции как пребывала в условно разумном состоянии во времена неолита, так и осталась там до сих пор. Благо, что для обычной, повседневной деятельности чего-то большего как правило не требуется. Достаточно минимальных знаний, привычек и общеупотребимых социальных ритуалов. Печально? Может быть. Но других людей у нас нет и, что примечательно, никогда не будет, потому что такова природа человека. И не нужно удивляться, что на практике демократия в державном строительстве повышает лишь уровень коррупции, а эксплуатацию населения не только не снижается, но и увеличивает, порождая новые, причудливые формы.

Вот и во Франции раз за разом происходила смена шила на мыло, сопряженная с изменением или как-минимум коррекцией политического курса. Ведь новая группировка должна была показать, что лучше прежней, даже если и не отличалась от нее никак. Что влекло за собой метания, иной раз самого полярного толка. А это никак не улучшало положение ни державы, ни населения. Да, происходил какой-то рост всеобщего благосостояния. Но он шел только за счет развития техники и технологий, хоть как-то компенсирующих организационный упадок.

Так или иначе, но французский истеблишмент, стремясь защитить свои интересы, был заинтересован в максимальном ослаблении Германии. Своих сил для этого ему не хватало и это ясно осознавалось, поэтому они и пошли на союз с Россией. Оптимальным было бы разрушении Рейха через раскол его на сонм маленьких державок, как было всего каких-то полвека назад. Ну, или, хотя бы совершенное истощение и ограбление. Точно такое же, какому сами немцы подвергали Францию в 1870-е годы. Оптимальным. Но на практике истеблишмент был готов к разным вариантам, лишь они все вредили немцам и чем сильнее, тем лучше.

С Россией отношения складывались у них не сильно лучше. Да, Франции был нужен союзник в сухопутной войне против Германии. Но союзник, который бы преследовал французские интересы, а не свои. А Россия за последние двадцать пять лет пугающе усилилась. И Русско-Японская война это наглядно показала. Формально — от этого фактора французам должно было быть ни жарко, ни холодно. Ведь каких-то прямых территориальных претензий между Санкт-Петербургом и Парижем не было. Ну, почти не было. А те, что имелись, можно было урегулировать. Однако все было намного сложнее и хуже.

Экономика Российской Империи последние четверть века стремительно развивалась и менялась, проходя реструктуризацию. Особенно это явление усилилось после 1904 года, когда у Санкт-Петербурга появились фактически огромные колонии на востоке. Так-то оно и с 1892 года пошло-поехало из-за создания Таможенного союза, который фактически открыл для России рынки Персии, Абиссинии, Сиама и Гавайев. Но с взятием Китая, Корее и Японии рост российской промышленности стал просто чудовищным. Ведь у Императора были деньги для своевременных инвестиций. И он вливал ровно столько, сколько требовалось.

Побочным следствием этого процесса стал фактический уход Франции из экономики России. Как через утерю контроля над ключевыми предприятиями, так и через категорическое снижение французского импорта, который стал просто не нужен. Хуже того — Россия активно продавала свои промышленные товары, продвигая их на мировом рынке. То есть, теснила французов не только у себя дома и в своих де факто колониях, но и действуя на территории традиционно французских экономических зон. Чему очень сильно способствовало строительство кораблей. Например, сто три винджаммера Российского торгового флота практически полностью вытеснили всех серьезных конкурентов с международного рынка дешевых грузовых перевозок всякого промышленного сырья. Прежде всего потому, что были объединены в одну компанию и обладали колоссальной гибкостью, экономической маневренностью и очень низкой удельной стоимостью работ. И это был только парусный флот. А еще имелись и пароходы. Дешевые, типовые пароходы, которые строили серийно… как транспорты типа «Либерти». А потом не только продавали всем желающим, но и сами использовали: как транспортные и промысловые. Но не суть. Главное то, что Россия непрерывно наступала на самое важное для Франции — на ее кошелек. И вот этого ей уже простить никак не могли.

Единственным способом побороться с этой проблемой было бы тяжелое военное истощение России. За чужой счет, так как своих сил лоб в лоб сталкиваться с «русским медведем» у французов не имелось. Из-за чего Франция и тянула до последнего, стараясь дать Германии и России как можно сильнее друг друга измотать в боях. Идеально — до начала бунтов и восстаний. А если повезет, то и смены государственных режимов на более удобные для Франции — республиканские.

Признаться, в Париже совсем не ожидали, что русские так хорошо отыграют эту партию. Малыми силами, быстро, да еще на чужой территории. Они рассчитывали на достаточно долгую войну. Поэтому до самого конца надеялись, что немцы выкрутятся и смогут перехватить инициативу. Но не вышло. Миллионная группировка Германии оказалась в окружении в Западной Пруссии… и перспектив на ее спасения было немного. Это выглядело приговором для Германии. Но отдавать ее на разграбление России было крайне недальновидно. Поэтому французы постарались занять самую промышленно развитию часть Рейха — Рейнскую область, где они и столкнулись с германскими и австро-венгерскими корпусами.

Французская пехота перешла в наступление. Массированное. Двумя основными колоннами. Первая двигалась на Мец и далее вдоль реки Мозель на северо-восток. Вторая — продвигалась к Страсбургу. Французы, в отличие от германцев и австро-венгров, повоевать с русскими еще не успели. И действовала в парадигме довоенного применения войск. Немцы, впрочем, мало от них в этом вопросе отличались. Ведь дивизии, стоявшие на французской границе, с русскими не сражались и боевого опыта не имели. А распространить его на остальные части и соединения немцы просто не успели, так как прошло только два месяца боев.

Ровными колоннами, под шрапнельными разрывами, французы продвигались вперед. Потом разворачивались в цепи. И рвались в штыковую. А рядом также поступали другие пехотные полки… дивизии… И даже кавалерия. Да, кавалерия. Если в армии Рейха и Австро-Венгрии из-за невыносимо чудовищных потерь этот род войск практически прекратил свое существование, то у Франции кавалерии было еще достаточно. И она шла в атаку. В том числе и пытаясь реализовать белое оружие.

В общем — наступали дуриком, как по меркам Восточного фронта. Но войск было много. Хуже того — им удалось добиться высокого сосредоточения войск на направлениях главного удара. Поэтому германские полки и дивизии трещали по швам и отходили. А вместе с ними и австро-венгерские, выступавшие частями второй линии в германской обороне на западе. Не сыпались. Нет. Просто отступали, оказавшись не в силах противостоять в два-три раза превосходящим силам противника. Тем более, что на этом направлении были собраны далеко не самые боеспособные части Центральных держав…

Вечер.

Уставший, но довольный рядовой французской армии сидел у костра и просушивал портянки. Весь день они маршировали. Где-то недалеко шли бои. Но их полк не успевал туда. Поэтому возникало ощущение, что канонада повсюду… Из-за чего настроение было хоть и приподнятое, но нервное. Его сослуживцы пребывали в таком же расположении духа. Впрочем, эта лихорадочная нервозность была не только из-за этой стрельбы.

Война… наконец-то война…

Для них это двухмесячное ожидание было очень мучительным. Никто не понимал, почему правительство тянет. Люди нервничали. А кое-кто по вечерам и на перекурах говаривал, что русские им этого не простят.

— Да куда они денутся? — Раздраженно как-то воскликнул капрал, которого все эти разговоры порядком уже достали.

— А мы куда денемся? Вот повоюют они. И сговорятся с немцами.

— Они не посмеют!

— Чего это? Кто их остановит?

— Они заключили с нами союзный договор!

— Мы тоже его заключили. И вот мы здесь, суп варим. А они — там, дерутся. Насмерть дерутся. Или в газетах врут?

— Почему врут? Нет. — Как-то стушевался капрал.

— Вот. Мы заключили договор. Только они его исполняют, а мы — нет.

— Помалкивай! Не тебе это решать!

— Я-то молчу. Что я? Обычный солдат. Верой и правдой служу Франции. Но русские разве давали присягу Франции?

— Хватить! Прекратить разговоры! Разойтись! — Скомандовал раздраженный капрал.

— Есть прекратить разговоры и разойтись! — Хором тогда гаркнули солдаты и разошлись, прекратив при капрале это обсуждать. Но мрачные мысли никуда не делись. И даже усилились, после того, как оппозиционные газеты Франции опубликовали интервью Николая Александровича шведскому журналисту. Семи пядей во лбу не потребовалось, чтобы на волне этого явного чувства вины провести необходимые параллели. Тут уж и офицеры зароптали. Слишком яркие и сильные эмоции испытывал монарх России, если верить словам интервью. Тем более, что эта оппозиционная монархическая газета не постеснялась и развернула в подробностях то, как французское правительство вело себя по отношению к русским. Газету попытались изъять, но получалось плохо. В общем — войска продолжали бродить нехорошие настроения, а боевой дух никак не желал подниматься… до тех пор, пока им не отдали приказ о наступлении. Это прямо всколыхнуло людей.

— Война! Наконец-то война!

Солдаты были счастливы. Они были окрылены ее началом. Настоящим началом, а не прежним сидением по траншеям на границе. А еще тем, что Император пока честно воевал с немцами. И что они все еще союзники…