Немцы спешили. Очень спешили с противодействием возможной десантной операции в Померании, дабы обезопасить Штеттин. Однако они не успели. Уже 29 мая, рано утром, преодолев шестисотметровый пролив между островом Узедом и материком, русские высадились в устье реки Пене. По ее правому берегу. И стремительным велопробегом достигли Анклам и его железнодорожного узла.

Когда же не столь маневренные и подвижные соединения Кайзерхеер сумели подойти и что-то предпринять, оказалось, что на материк уже втянулось целая дивизия Имперской гвардии. Ее перебросили из-под Данцига, где, по сути, она была уже не нужна. Поэтому, поняв откуда будет проводиться наступление для завершения окружения германской группировки в Западной Германии, немцы и австрийцы начали готовиться к его отражению. Не предпринимая попыток выбить русских с плацдарма в Померании. Нет. Отнюдь. Они стали готовить для них ловушку с мощным фланговым ударом.

Однако что-то пошло не так… снова… Просто потому что на плацдарм в Померании для усиления дивизии Имперской гвардии был переброшен первый в этом мире танковый полк…

Строго говоря не танки, а ТАНКи, то есть, тяжелые артиллерийские наступательные конструкции. Другая этимология, порожденная через аббревиатуру, была натянута как сова на глобус только лишь для того, чтобы Николаю не ломать себе голову с непривычным для него названием.

Создавались подобные машинки в условиях абсолютной секретности. Впрочем, на фоне огромного количества тяжелой паровой техники, которая разрабатывалась и производилась в Российской Империи к 1914 году, очередное КБ просто терялось. Да, туда были сведены одни из лучших специалистов. Ну и что? Так регулярно поступали.

И так — танки. Какими они были? Максимально адаптированными к условиям тех лет. С «поправкой на ветер», разумеется. Так как, и технологии были более интересные, и сам Николай намного лучше местных аборигенов представлял себе, что нужно сделать. Они представляли собой сварную коробку из катанных листов марганцевой броневой стали. С боков и кормы стенки были вертикальные, нос имел долотообразные скосы — верхний — побольше, нижний — поменьше. И тупая узкая носовая плита. Причем толщина материала была везде одинакова для упрощения технологии — 15 мм. Каркаса как такового не имелось, вместо него реализовывался принцип несущего корпуса с лонжеронами и прочими узлами усиления и жесткости, вваренными изнутри.

Ходовая — две спаренные тележки, скомпонованные по принципу «ножниц» с одной витой пружиной на каждую пару, один поддерживающий ведущий каток и переднее ведущее колесо. Мелкозвенчатая гусеница безумно напоминала гусеницу от БМП-1 всем, кто ее хоть раз видел… то есть, только Николаю Александровича. Она была выполнена из марганцевой стали и обладала очень приличным ресурсом за счет материала и правильной геометрии. Катки и гусеница имели резиновые накладки.

В Башня была крупная, просторная, но легкая, опять-таки сварная. В качестве основного орудия в ней была установлена установка, разработанная на основе 63-мм горной гаубицы. А также спаренный с ней ручной пулемет. В целом же, по своему силуэту танк напоминал британский Mk.VI — этакая «головастая коробочка».

Изюминкой конструкции являлась силовая установка. По каждому борту установки находилась по двухцилиндровой V-образной связке прямоточных паровых цилиндров двойного действия с длинным ходом поршня. Они питались от достаточно компактного автоматического жидкостного котла высокого давления. Очень небольшого и компактного, так как ни большая мощность, ни скорость не требовалась.

У механика-водителя была ручка регуляции объема подачи перегретого пара, не водяного, аммиачного, который после отработки уходил в достаточно компактный конденсатор. Ведь объем рабочего тела был очень небольшой. И два рычага, как на обычных гусеничных тракторах, которым перекрывалось окно подачи пара на левый или правый блок цилиндров, что приводило к снижению тяги на нем. Гибкому и очень аккуратному, что позволяло очень мягко подруливать и выписывать довольно изящные криволинейные траектории движения. Плюс, на каждый блок цилиндров имелась своя реверс-система, включаемая двумя отдельными, независимыми ручками. Ничего хитрого — банальное переключение между двумя блоками золотников газораспределения.

Никакой КПП. Никаких сцеплений. Никаких фрикционов. Даже карданного вала не было. Технически очень простая схема, позволяющая пусть не быстро, но легко возить все свои семь тонн веса. Пятнадцать километров в час по шоссе машина развивала вполне уверенно. А больше и не требовалось. При этом работать могла на любом жидком топливе — бензине, керосине, газойле, сырой нефти, подсолнечном масле, спирте… да на всем, что горит. Просто залил, отрегулировал форсунки в камере сгорания и поехал.

Аммиак — штука рисковая. Однако его особенности позволяли использовать котел высокого давления с малым рабочим телом, исключающим неприятности. Считай этакий вариант на тему двигателя Добль, только лет на десять раньше и с рядом недоступных братьям фишек и решений. Что и не удивительно. Ведь над этим направлением силовых установок не частные энтузиасты работали, а специально организованные КБ с мощным финансированием и стимулированием, да вот уже как два десятилетия, не только ведя свой поиск, но и отрабатывая удачные идеи из будущего, творчески их осмысляя. А Император хоть сам и не был силен, но идей из пула разного рода технологий мог накидать массу. Языков вертеть ведь не мешки ворочать. Что, впрочем, хуже не делало, позволяя категорически ускорять научно-исследовательские процессы за счет уменьшение бесплодных попыток и вариантов…

Эти машинки были сблокированы по две в отделение. По восемь во взвод. Три таких взвода сводились в танковую роту, по три роты в батальон, а три батальона уже в полк. Никаких сложностей. Никаких необычностей или «гостинцев» из эпохи Второй Мировой. Почти все в рамках Первой Мировой, во всяком случае на уровне философии. Император был уверен — лишнего пока показывать не нужно, самому пригодится. Поэтому он решил применить танки самым банальным и подходящим для эпохи вариантом — в качестве средств поддержки пехоты в наступление.

И применил.

Шутка ли? Двести шестнадцать танков! И у каждого плотность огня — Ух! Считай передвижной пушечный дзот… с дополнительным ручным пулеметом, который тоже немало дел мог наделать.

А за ними двигались пехота Имперской гвардии. Как могла. С личным составом, конечно, провели беседы. До всех офицеров и унтеров довели тактику, а те ее проговорили по несколько раз с нижними чинами. Но для них всех танки были в новинку. И взаимодействие с ними оказалось чем-то крайне диким. Даже такое примитивное. Но немцам это не помогло. Вообще. Никак.

Танки выкатывались из-за гребня складки местности всей толпой и шли вперед малым ходом. Достаточным для того, чтобы пехота за ними поспевала. Шли и вели на ходу огонь из своих орудий и пулеметов, стремясь подавить вражеские позиции и не давать им стрелять по сопровождающей их пехоте.

Подходили на дистанцию в полсотни метров и останавливались, пропуская пехоту вперед и поддерживая ее огнем. А та, прорываясь к траншеям, закидывала немцев гранатами и добивала плотным стрелковым огнем в упор.

И сразу продвигались дальше.

Саперы устанавливали заряды в стенках траншей.

Взрывы.

И танки один за другим перекатывали по этой канаве с пологими стенками на другую сторону. Благо, что гусеничный двигатель и паровая машина позволяли очень здорово тянуть на малом ходу. Ни один ДВС не сравниться. Так что перли они как… как танки.

И снова в бой.

Танки выкатывались вперед, открывая огонь из своих орудий на подавление противника, пехота пряталась за ними и шла следом, готовясь атаковать рывком следующую «полосу препятствий». Причем, само собой как-то получилось, что пехотинцы не рассеивались по фронту, а сбивались в кучи за танком, используя его как щит. Ведь идти приходилось в полный рост, чтобы успевать.

Немецкая оборона сыпалась и крошилась, разваливаясь. Ведь у Кайзерхеер не было никаких средств противотанковой обороны. Даже патронов для винтовок с бронебойными пулями. Да, имелись 37-мм гранатометы, сделанные по аналогии с русскими образцами, но они своими снарядами ничего пробить не могли, ибо были они не бронебойными, а либо осколочными, либо шрапнельными. И их 15-мм подобной брони, особенно наклонно, уверенно держали. Имелись и пушки, как калибров в три дюйма, так и больше. Но они были совершенно не пригодны для стрельбы по малоразмерным подвижным целям. Тем более, что располагались они, учитывая опыт Русско-Японской войны, на закрытых позициях.

Какие-то потери, конечно, происходили. То гаубичный фугас слишком близко взорвется и сорвет гусеницы или повредит катки. То крупным осколком или близким взрывом заклинивает башню. А то уничтожает машину прямым попаданием. Но, в целом, это были редкие частности. Немцы были удивлены. Немцы были шокированы. Немцы были сломлены.

Фланговый удар? О да! Его попытались нанести.

Только не успели.

Наступление танкового полка, подкрепленного дивизией Имперской гвардии, сумело за день боев вскрыть и разгромить хорошо эшелонированную линию обороны глубиной в десять километров. Это 6 июня. И уже 7 июня окончательно опрокинули всякую германскую оборону на участке. А потом развернулись и в 8 июня встретились лоб в лоб во встречном сражении с теми двумя германскими дивизиями, что пытались ударить во фланг и тыл наступающим русским. Благо, что запас хода позволял такие маневры проводить.

Конечно, уничтожены или разбиты были далеко не все части и соединения тех двух германских корпусов, что были сосредоточены против русских. Но их оборона была пробита. И они в беспорядки отходили, стараясь избежать ударов во фланг и тыл уже себе. Ведь за дивизией Имперской гвардии шли четыре дивизии Имперского резерва.

Так или иначе, но к исходу 8 июня русская группировка в Померании разбила немцев в сражениях у Ратебура и Фридладна, после чего достигла Пренцлау. Что вынудило немцев спешно отводить свои войска из Восточной Померании для защиты Берлина до которого оставалось всего каких-то девяносто километров…

Вечерело.

Кайзер Вильгельм II тихо и вульгарно пил коньяк из эмалированной кружки, сидя в беседку недалеко от своего дворца в Потсдаме. Его семья спешно эвакуировалась в Баварию, в Мюнхен, дабы не рисковать. Он же решил остаться в Берлине. Ну… рядом с ним.

Начальников Генерального штаба и разведки, что десяток дней назад кормили его обещаниями, он велел расстрелять. Сначала хотел повесить, но его отговорили. Все-таки офицеры. Но его отговаривали только от формы казни, но не от нее в принципе. Никто из высшего генералитета не сомневался — это поражение в Восточной Померании — начало конца. Тем более, что седьмого июня русские дирижабли совершили ночной налет на понтонную переправу и разбомбили ее в пух и прах. Утром, когда офицеры попытались оценить потери, оказалось, что не осталось ничего. Вообще ничего. Бомбы не только растерзали понтоны, но и немало повредили много чего на берегу.

Торпедные катера не сумели прорваться в Штеттинский залив. Их встретили в узостях и расстреляли. Там ведь дистанции совершенно смехотворные, а эти автоматические шестиствольные 20-мм русские пушки идеально подходили для противодействия таким кораблям…

Какой-то успех был достигнут только австрийцами в верховье Одера и Вислы. Но и то — локальный. Их действия вынудили русских перебросить туда железнодорожную артиллерию. Что позволил выбить их из Кюстрина. Однако теперь эта, потенциальная удача, которую можно было бы развернуть в стратегический успех, становилась ничем… пустыми играми…

Вильгельм плеснул коньяка и с осоловевшими глазами повернулся на звук. Кто-то явно приближался. Медленно сфокусировав взгляд, он увидел супругу.

— Зачем ты здесь? Почему вернулась?

— Ты думаешь, это поможет? — Мрачно кивнула она на бутылку.

— Предлагаешь застрелиться, чтобы не видеть позора?

— У русских есть пословица: «За одного битого, двух небитых дают». Это поражение — боль. Но нужно жить дальше.

— Как? Сейчас на Германию как свора шакалов набросятся все эти мерзавцы, что только и ждали момента… пока мы воевали. Боже! Какие они твари! Какая мерзость! Мы воевали, а они… мы и русские… Мне не обидно проиграть Николаю. Нет. Он показал, чего стоит. Но теперь я проиграю еще и этим шакалам. И от этого я чувствую нестерпимый позор… боль и позор… их не заглушает даже это… — махнул он рукой, опрокинув бутылку.

— Ты думаешь, Николай с ними будет делиться?

— А ты думаешь, что нет?

— Вспомни его слова про Францию. Он ее ненавидит.

— И что с того? Он и Австро-Венгрию ненавидит. Что не помешало ему действовать рационально, наступая там, где он в состоянии победить. Он ведь не лез в горы. Не штурмовал снежные перевалы. Нет. Он наступал там, где мог быстро и легко достигнуть успеха.

— Он не Австро-Венгрию ненавидел, а Франца Иосифа… который уже давно преставился. И тех, кто его окружал.

— И что это меняет?

— Не теряй присутствия духа. Мы еще не проиграли.

— Это вопрос решенный. Теперь Франция действительно вступит в войну. И нам конец.

— На нашей западной границе почти пятьсот тысяч австро-венгерских войск. В Вене прекрасно понимают всю глубину трагедии. И отчетливо осознают, что с ними сделают, если они останутся одни.

— Австро-венгерских… — с презрением произнес Вильгельм. — Они не устоят перед французами.

— Это еще не поражение.

— Почему ты так решила?

— Вот, — произнесла она и протянула письмо, что до того прятала в рукаве. Оно не подписано, дабы не вызывать подозрений. Мало ли, к кому оно могло попасть? Но детали, освещенные в тексте, говорят однозначно о написании его Марией Федоровной, матерью русского Императора.

— И что там? — Безучастно спросил Вильгельм, даже не попытавшись взять протянутое ему письмо.

— Не хочешь прочесть?

— Нет.

— Зря. Она говорит о том, что он высоко ценит немцев за их стойкость и боевой дух… и совершенно презирает французов.

— И что? Это и так всем известно. Но воюет-то он с нами.

— То интервью шведской газете… оно было дано не столько для нас, сколько для англичан и французов. Немцы, конечно, увлеклись. Но не настолько. Да и вообще — в этой войне мы, конечно, понесем потери. Но не проиграем.

— Серьезно? — Грустно усмехнулся Вильгельм. — Она так и пишет?

— Нет, конечно. Она пишет намеками. Весьма, надо сказать, прозрачными. И очень просит, чтобы я поддержала тебя, чтобы ты не сломался, потому что, если это произойдет, Николай может передумать. — Произнесла она и силком впихнула в руку Вильгельма письмо. — Поэтому я здесь.

После чего она взяла со стола бутылку коньяка и молча отвела ее в сторону, выливая содержимое на землю. Кайзер с пустотой в глазах посмотрел на это. Пожал плечами. Достал еще одну из ящика, стоящего рядом. Открыл и… супруга быстрым и резким движением вырвала ее и также невозмутимо вылила на землю.

— Не забывайся! Я твой муж и Кайзер!

— Пока что ты жалкий алкаш.

— Что?!

— Сейчас не время хандрить. Я никогда на тебя не давила. Всегда была покладистой и мягкой. Но сейчас, я чувствую, у тебя есть шанс… У нас всех есть шанс.

Он скрипнул зубами и взял еще одну бутылку коньяка из ящика. Немного помедлил. После чего скрипнул зубами и вернув ее на место, протянул руку, взял скомканное им письмо со стола. Разгладил его. И запыхтев вчитался. Благо, что писала Мария Федоровна на немецком…