Вечерело.

Где-то там, в дали, шла война и кипели страсти. Здесь же Николай Александрович проводил вечер с семьей. Он регулярно этим занимался, уделяя не только супруге, но и сыновьям очень много времени. Особенно сыновьям.

Обновленный Император прекрасно знал, что главная беда всех Великих правителей — их дети, воспитанием которых они, как правило, не занимались. Отдавая на откуп мамкам-нянькам или позволяя расти как сорнякам. Поэтому, с 1894 года, как родился его первенец — Ярослав, он уделял своему потомству самое пристальное внимание. Сначала питание, спорт и развивающие игры. А потом и вовлечения в дела по мере возможностей.

Ярослав сидел напротив отца и с умным видом смотрел на фигуры, разместившиеся на шахматной доске. Хоть Николай Александрович и не любил шахматы, но играл в них очень недурно и не избегал, когда приходил черед поиграть в них с сыновьями.

И вот — старшенький. Почти что двадцать лет. Он немного нервничает, но внешне это почти не заметно. Императору, как опытному игроку в покер, подобные нюансы видны «невооруженным глазом», для обычного же человека — Ярослав невозмутим. Он начинает. Белые начинают и выигрывают. Должны выигрывать при прочих равных. Но он все равно нервничает, не уверенный в своих силах.

За его спиной — Таисия, его невеста, известная в юности как Тошико, девятая дочь Императора Муцухито. Именно ее в 1904 году выбрали для заключения династического брака между Россией и Японией, с тем, чтобы рожденные ей дети унаследовали престол обоих стран. Были и другие кандидатуры, но Николай Александрович остановился на этой девочке из соображения подходящего возраста и характера. Она с тех пор проживала в России, получая образование и воспитание, сообразное ее будущей судьбе. Не изолированно от своих родственников. И она, и Ярослав уделяли немало внимание японской культуре и традициям. Но воспитание, все же, она имела не только европейское, но и весьма светское.

Таисия прекрасно чувствовала это едва заметное напряжение своего будущего мужа. И выдавала свое понимание взглядом, который неосторожно бросала то на него, то на шахматную доску, то на Императора.

В полной тишине прошло десятка полтора ходов. Пока Николай Александрович не спросил сына:

— Ты уверен?

— Да. — После достаточно долгой паузы произнес Ярослав.

— Разве? Мне кажется, что ты сомневаешься. — Произнес Николай Александрович и сделал свой ход.

— Я уверен в том, что делаю.

— Серьезно? Тогда почему ты так долго думаешь? Тебя гложут сомнения?

— Папа, но мне же нужно подумать!

— Думать не только можно, но и нужно. А вот оправдываться — лишнее. Ты уже потерял душевное равновесие. А что будет если твои враги начнут тебя нарочно провоцировать и дразнить? Сохранишь ли хладнокровие? — Сказал Император и сделал свой следующий ход.

— Но ты не враг! — Воскликнул Ярослав и сделал ход. Поспешный. Слишком поспешный, а потому необдуманный.

— А ты не думал о том, что жертва должна поверить в то, что ты ее друг? Это расслабляет жертву. Позволяет приблизиться без лишних усилий на расстояние рывка. Не так ли? Что скажет Святополк? — Обратился Николай Александрович к своему среднему сыну, что сидел поблизости и наблюдал за игрой. Он был младше старшего на четыре года, так как Император берег свою Клеопатру и давал ее организму хорошенько оправиться от отдохнуть от родов.

Рядом со Святополком сидела Серафима — его пятнадцатилетняя невеста, происходившая из правящего дома Империи Цин. Она также, как и Таисия воспитывалась с 1904 года в Санкт-Петербурге.

Средний сын задумался. Серафима что-то ему шепнула на ухо. Едва заметно. Но тот отмахнулся, сосредоточенно смотря на шахматную доску. Однако, прежде чем тот что-то сказал младший сын Всеволод хохотнул и произнес:

— Слава проиграл, отец.

— Он не тебя спросил! — Воскликнул Святополк, уязвленный такой фразой. На что Всеволод беззаботно пожал плечами и жестом предоставил ему слово. Хотя в глазах сверкнул нехороший блеск. Этот двенадцатилетний паренек никому и ничего не прощал. Да и был не по годам умен и… мудр что ли. Конечно, он позволял себе такие выходки, привлекая внимание отца, но никогда просто так не шел на обострение, позволяя старшим братьям конкурировать между собой. Или даже стравливая их.

Николай вкладывался в них троих равномерно, однако, результат у каждого был свой. Старший пошел в деда — крупный и сильный, но совершенно не собранный и безвольный. Все больше музыкой и живописью увлекался. Средний был собран, но интеллектуальный труд его не прельщал. Он был слишком прям и бесхитростен. Честный, открытый, трудолюбивый и… откровенно глупый. Нет, не дурак. Но оказавшись в незнакомой обстановке терялся… вот как сейчас. Ведь отец играл не с ним, и он по своему обыкновению не отслеживал ситуацию. А вот младший…

— Продолжим? — Не дождавшись ответа от среднего сына, спросил отец у старшего. Тот кивнул, раздраженно скосился на довольно улыбающегося Севу, и сделал свой ход.

— Ты меня специально дразнишь? Зачем?

— Потому что, когда ты станешь Императором, тебя постоянно будут дразнить. И ты должен отчетливо осознавать это. — Произнес Николай, постучав пальцем себя по лбу. — Они тебя станут смешить лишь для того, чтобы вытащить твои золотые зубы.

— Но кому же мне верить?

— Никому. Порой даже себе нельзя верить, ибо человек склонен к самообману в сложной ситуации. Мне верить можно.

— Но ты же говоришь, что никому нельзя.

— Каламбур?

— Бессмыслица. Я, порой, тебя не понимаю, отец.

— Тебе кажется, что я сказал многозначительную глупость? Только честно.

— Да. — С трудом выдавил Ярослав.

— И ты усомнился в моих умственных способностях?

— Да. — Уже легче произнес старший сын и сделал ход. — Шах.

Николай улыбнулся.

— Когда жертва начинает сомневаться, что соперник ей равен, на самом деле она сомневается в своих собственных интеллектуальных способностях. — Сказал он и сделал ход.

Ярослав, охваченный некоторым раздражением, сделал свой ход практически не задумываясь.

— Серьезно? — Удивился Император. — А, впрочем, какой победитель думает о поражении.

И сделал ход.

Ярослав свой. Снова почти не думая.

Еще ход.

Еще.

Еще.

— Правда?

— Да!

— Прекрасно! — Произнес Император и сделал свой ход. — Шах и мат.

— Черт! — В сердцах воскликнул Ярослав и чуть не ударил по шахматной доске.

— Не выражайся! — Грозно прикрикнула на него бабушка, которая присутствовала также в этом зале и с огромным интересом наблюдала за такими играми. Каждый раз, если могла, она старалась прийти. Как, впрочем, и супруга монарха — Клеопатра.

— Чтобы победить, — произнес Николай Александрович, — я должен был скармливать тебе маленькие кусочки, заставляя поверить, что ты сам их выиграл, потому что ты умен, а я, стало быть, глуп. В каждой игре всегда есть тот, кто ведет партию, и тот, кого разводят. Чем больше жертве кажется, что она ведет игру, тем меньше она ее в действительности контролирует. Так жертва затягивает на своей шее петлю.

— Но… это ведь не честно! Это уловка!

— Это победа.

— Твоя победа! Не моя! Как я научусь побеждать?

— Чтобы поумнеть, играй с более умным противником. Или ты думаешь, что легкие победы сделают тебя лучше? Когда ты станешь Императором всем вокруг будет плевать на то, честно они тебя обманули или не очень.

— Но… я не понимаю.

— Ты потерял контроль над собой. Увлекся соблазном. И попался в ловушку. Твои эмоции взяли верх. Не позволили увидеть ситуации в целом.

— Но ты дразнил меня!

— Привыкай. Ты — будущий Император. Ты будешь всю жизнь на витрине — в фокусе всеобщего внимания. Тебя будут дразнить. Тебя будут провоцировать. Тебя будут оскорблять. Тебе будут льстить. Чего только не будут делать. Причем непрерывно. А все для того, чтобы вывести на эмоции и воспользоваться тобой для решения каких-то своих проблем. Ты понимаешь?

— Эмоции… — мрачно произнес Ярослав. — Они… иной раз я их не в силах сдержать. Они меня просто переполняют.

— А почему тебя охватывают эмоции, ты понимаешь? Почему Святополк разозлился понимаешь?

— Нет, — после долгой паузы ответил старший сын.

— Если в каждом из нас что-то такое, о чем обычно мы даже не подозреваем. То, что мы стараемся отрицать до тех самых пор, пока не будет слишком поздно. Это то, что заставляет людей по утрам подниматься с постели, не выспавшись, и идти на работу. А потом терпеть, когда их доминает занудный и, безусловно, тупой начальник. Терпеть кровь, пот и слезы. Не догадываешься, о чем я?

— Нет.

— Все дело в том, что нам хочется показать другим, какие мы на самом деле хорошие, красивые, щедрые, трудолюбивые, забавные и умные, — произнес Николай Александрович и, скосившись в сторону Всеволода, подмигнул ему. Тот хмыкнул и немного смутился. — Люди — это наркоманы, сидящие на игле одобрения и признания. Мы готовы на все, лишь бы нас похлопали по плечу в той или иной форме. Даже когда бунтуем или стремимся разрушить все вокруг. Мы все хотим, осознанно или подсознательно, чтобы тот маленький мальчик, что живет внутри нас, завоевал очередную медальку или с гордостью сел натирать до блеска свой любимый кубок. Это все сводит нас с ума.

— Жутко, Ники… — покачала головой Вдовствующая Императрица Мария Федоровна.

— Полностью с тобой согласен, мама. Жутко. Но, к сожалению, мы не более чем обезьяны, всего лишь нацепившие костюмы цивилизации. Под самым красивым павлиньим хвостом скрывается обычная куриная жопка. Такова природа человека. Ее не изменить. Она данность. А то, что нельзя преодолеть, нужно использовать.

— А для того, чтобы что-то использовать, это нужно осознать, — произнес Всеволод.

— Именно, — кивнул Император…

Они еще немного посидели и разошлись. А уже перед самым сном Николай Александрович зашел в комнату к Клеопатре и устало присел в кресло у камина. Потер лицо и посмотрел на супругу с печалью.

— Тебя что-то тревожит?

— Наши дети.

— Что-то случилось? — Вскинулась она.

— Сева… ты ведь заметила?

— Он… он сложный мальчик.

— Он-то как раз правильный… был бы… Император. Но он младший. И это опасно. Крайне опасно.

— Он не пойдет против своих братьев.

— Он уже идет. Сева мог бы и промолчать, но он не упустил возможности их унизить. Очень аккуратно. Ужалил и сразу отступил, вроде бы он нечаянно и без задней мысли. Но от этого не менее болезненно. Понятно, что дети — жестоки. Однако ты видела, как на него смотрели Таисия и Серафима? Девочки все прекрасно поняли. Скорее почувствовали. А он молчали смеялся им в лицо одними глазами. И это уже не первый раз. Конфликт нарастает. Парня явно задевает то, что он младший. Острый, изворотливый ум, упорство и воля. Гремучая смерть. Если бы они не были моими детьми, то я бы не поставил на старших ни копейки.

— Ты хочешь убрать Севу из «Великой сотни»?

— Нет. Я просто не знаю, что делать. Их конфликт неизбежен. Старших задевает, что «мелочь пузатая» умнее их. Из-за чего они его третируют. А он, взамен, возвращает им сторицей при любом удобном случае. И как возвращает. Я боюсь… очень боюсь, что они начнут усобицу после моей смерти. Или даже раньше.

— Слава проиграл из-за слов Севы? Или в тот момент он действительно совершил ошибку? — После долгого молчания спросила Клеопатра.

— Он совершил ошибку. Она была не вполне очевидна. Но… она была. И Сева ее увидел.

— Что же делать? — Тихо прошептала Клеопатра, а по ее щеке пробежала одинокая слеза, которую она ловко смахнула. — Они же… это же…

— Я не знаю, как лучше поступить, — не менее мрачно произнес Николай Александрович. — Но, я надеюсь, вместе, мы что-нибудь придумаем. Сейчас не паникуй. Успокойся. Еще годы. Но нужно думать. Нужно искать пути и варианты. И вдвоем нам будет легче это сделать…