Вильгельм уселся в кресло и мрачным взглядом обвел присутствующих. Тоже явно невеселых. Окружение в Западной Пруссии ТАКОЙ группировки войск выглядело натурально катастрофой. И если поначалу он просто хотел расстрелять всех причастных за то, что проворонили беду, то теперь остыл и просто пытался спасти положение хоть как-то.

— Сколько у нас людей там?

— Шестьсот двадцать семь тысяч двести девятнадцать строевых и двести девяносто тысяч сто семнадцать сотрудников тыловых подразделений. Кроме того, порядка восьмидесяти двух тысяч гражданских специалистов, привлеченных к транспортным, строительным и прочим задачам. То есть, около миллиона задействованных людей, не считая мирного населения.

— А материальная часть? Хотя, впрочем, не важно. Это уже не важно… — тяжело вздохнув, произнес Кайзер. — Миллион человек в окружении… Миллион! Куда вы смотрели?

— Не в окружении, — осторожно отметил глава Генерального штаба.

— Да? А как это назвать?

— Строго говоря русские не окружили наши войска. Да и не могут они это сделать, так как не обладают подходящей численностью. Они отрезали их от снабжения.

— Вы их можете оттуда вывести?

— Быстро, нет.

— Почему?

— Потому что через Одер на текущий момент нет мостов. Все возводимые нами понтонные переправы русские с изрядной методичностью уничтожают. Не дирижаблями. Нет. Аэропланами. Их тяжелые аэропланы тихие и удивительно разрушительные.

— Вы не можете их снабжать. Вы не можете их отвести. Как же это называется, кроме как окружение? — Холодно поинтересовался Кайзер.

— Но…

— Если русские смогли окружить такую крупную группировку столь малыми силами, то зачем лукавить? Не окружение. Как будто это что-то изменит? Они воспользовались рельефом местности, прежде всего реками и горами, чтобы получить преимущество. И они его получили. У них в окружении миллион. Мой миллион! Что ВЫ планируете предпринять, чтобы вызволить МОИХ людей из той неприятности, в которую вы их сами загнали?

— Прежде всего, необходимо обеспечить поставки продовольствия. Пока русские не предпринимают каких-либо активных боевых действий ни возле Данцига, ни южнее. Какие-то бои, причем строго оборонительные, ведутся ими лишь в районе Кюстрина. То есть, расход боеприпасов у них солдат довольно скромный. А вот с продовольствием — проблемы. Уже упомянутые тяжелые аэропланы непрерывно наносят бомбовые удары по армейским складам.

— Они не предпринимают ничего потому что не могут или потому что у них другие планы?

— Если верить данным нашей разведки, — начальник Генерального штаба это особенно подчеркнул, — то в Позене, Восточной Пруссии и на западе Мазовии русские сосредоточили основные свои войска. Их Южный фронт практически не получил усилений. Более того, насколько мы можем судить, там намечается ротация частей. Оборонительные позиции будут занимать войска Имперского резерва, а Имперская гвардия пойдет на усиления Северного и Центрального фронтов. Во всяком случае мы ожидаем именно такого поведения.

— Резервы? У них есть резервы для наступления?

— Достаточно ограничены. Русские хоть и объявили тотальную мобилизацию, но не спешат завалить нас солдатами. Если они действительно поставят под ружье всех военнообязанных, то смогут выставить на каждого нашего по полтора бойца. В сложившихся условиях — это было бы очень плохо для нас. Однако пока этого не производит. Мобилизованные крайне ограниченными контингентами поступают в учебные части, где подтягивается их уровень подготовки. И уже оттуда маршевыми ротами уходят на пополнение тех или иных уже сформированных дивизий. Ни новых дивизий, ни новых полков не разворачивается. Из-за этого в моменте ввести в бой большое количество резервов они не могут. Их просто нет и взять их не откуда. А вот поток и качество пополнения у них очень хороши. Но это другое.

— То есть, вы считаете, что для сдерживания наших войск русские задействовали все, что у них есть?

— Практически все. В тылу каждого фронта есть по две-три дивизии резерва, находящиеся в прямом подчинении Ставки. Плюс еще какие-то незначительные части. Для завершения окружения им нужно провести наступление. Либо от островов Штеттинского залива на юг, либо от Кюстрина на север. В обоих случаях им нужно будет совершить десантную операцию и действовать в условиях открытого поля. Каждую дивизию… каждый полк Имперской гвардии мы стараемся отслеживать, насколько это возможно. Потому что в полевых сражениях они могут удивить. Особенно части отдельного Лейб-гвардии корпуса. Имперский резерв же обладает кардинально меньшей боеспособностью. В обороне они довольно стойкие. Но наступать умеют не сильно лучше наших солдат. По нашим оценкам пока они могут выставить для завершения окружения не более трех, максимум пяти дивизий. Мы сможем их парировать, развернув в районе Шведта группировку из двух-трех корпусов. У них ведь не будет там поддержки железнодорожной или морской артиллерии. Кроме того, по паре дивизий нужно будет разместить в районе Штрелица и юго-западнее Кюстрина для нанесения фланговых ударов.

— А что французы?

— Пока не предпринимают никаких действий. Судя по всему, наблюдают за исходом битвы за Западную Пруссию, — встав, произнес начальник разведки.

— Судя по всему?

— Насколько мы смогли узнать — французы выжидают. Если мы сумеем вывести войска из этой ловушки и закрепиться на Одере, то они готовы пойти на мирные переговоры. Они хотят вернуть Эльзас и Лотарингию. В обмен — завершить войну. Если мы проиграем, то они захотят большего. Ведь сил сопротивляться у нас не будет. Скорее всего речь пойдет о всей Рейнской области. Минимум.

— Ясно. А англичане?

— Они переваривают бойню в Вильгельмсхафене. У них паника.

— Сильная?

— Очень. Парализующая. Сначала сражение при Бронгхольме, которое полностью обесценило их многочисленные линейные крейсера. А потом эта показательное избиение в Вильгельмсхафене. Мы предполагаем, русские специально для них его и провели. В Лондоне сейчас не знают за что хвататься. Мы очевидно проигрываем и по здравому смыслу англичанам было бы разумно вступиться за нас, чтобы не дать окончательно разбить и чрезмерно усилить Францию с Россией. Но они бояться русских. Видимо осознали, что их снова поставили в неловкую позу как десять лет назад в Желтом море.

— И как же они поступят?

— Неизвестно. Скорее всего, все сейчас решается в Западной Пруссии. Если мы спасем войска, то англичане, как и французы постараются все решить миром. Если нет — то набросятся на нас как стервятники, чтобы и себе урвать хоть немного.

— Позиция Италии не прояснилась?

— Тоже ждут.

— А турки?

— Тише воды, ниже травы. Они уже ничего не ждут. Они просто боятся своего северного соседа и прикладывают все усилия, чтобы не обострять с ним отношения.

— Ясно… — мрачно произнес Кайзер. Перевел взгляд на начальника Генерального штаба. И спросил. — Вы вытащите моих солдат?

— Это вполне реально.

— Я спрашиваю не это. Вы вытащите моих солдат?

— Да. — После долгой, очень долгой паузы ответил начальник Генерального штаба, слегка побледнев.

— Что вам потребуется?

— Первое. Экстренная прокладка временной железнодорожной ветки до тяжелого понтонного моста. Мостов. Там их лучше сделать два или даже три, так как составы по ним смогут проходить очень медленно. Второе. Максимальное насыщение этого района средствами противовоздушной обороны. Это жизненно необходимо. И расположить их требуется не только возле мостов, но и на подходах с радиусом в несколько километров. Чтобы русские аэропланы или дирижабли, если туда и влетали, то находились постоянно под обстрелом. На всех высотах. То есть, придется задействовать все — от пулеметов на специальных станках до тяжелых морских орудий на переделанных лафетах.

Кайзер вопросительно взглянул на командующего уже несуществующим Кайзермарин.

— Разумеется. Флот вам поможет всем, чем сможет. Мы выделим орудия, боеприпасы, людей.

— Третье. — Кивнув, продолжил начальник Генерального штаба. — Необходимо сосредоточить в Западной Пруссии максимальную концентрацию аэропланов. Мы должны прекратить бомбежки складов. Кроме аэропланов туда также нужно поставить все возможное количество легких зенитных пушек и пулеметов на зенитном станке. Дирижабли обычно не используются для нанесения ударов по складам — это работа аэропланов. Мы должны так насытить все ключевые области Западной Пруссии средствами противовоздушной обороны, чтобы просто летать там было для русских крайне небезопасно.

— Это будет сложно, — отметил командующий Кайзермарин. — Мы попробуем, но никаких результатов не гарантирую. Тем более сроков.

— От вас намного важнее будет правильно применить торпедные катера. Мы должны попытаться выгнать русских из Штеттинского залива. Единственным способом это сделать — использовать торпедные катера самым дерзким и решительным образом. Ночные налеты. Засады. Что угодно. Главное — чтобы корабли русских боялись там находиться и не обеспечивали поддержку своей пехоте, высадившейся на островах.

— Чем же это так важно?

— Штеттин — единственный транспортный узел, который мы можем восстановить. Кюстрин контролируют русские. Контроль над Штеттином позволит нам в достаточно разумные сроки восстановить имеющиеся там мосты. Пусть и не полноценно. Пусть используя деревянные фермы. Но восстановить и пустить составы.

— Хорошо, — кивнул Кайзер. — Задействуйте все, что потребуется. От успеха этой операции зависит исход не только этой войны, но и, по всей видимости, будущее Германии и… — Вильгельм скосился на молчаливо-мрачного представителя Вены, — Австро-Венгрии. Так что не подведите.

Тот все понял правильно и сухо заметил.

— Моя держава поможет всем, что будет в ее силах. Мы уже сосредоточили в Богемии крупные силы и постараемся в ближайшие дни предпринять давление на русские войска в Позене.

— По узкому коридору в междуречье верховий Одера и Вислы? — Поинтересовался начальник Генерального штаба.

— Вероятно. Подробности мне не известны.

— Это может быть интересно. Насколько нам известно, вас остановили дивизионы железнодорожной артиллерии. Они у русских очень сильные, но не такие уж и многочисленные. Из-за чего они активно маневрируют от фронта к фронту. Именно они поддерживали на втором этапе их наступление под Данцигом. И именно они оказались переброшены экстренным маршем в Позен для поддержки десанта под Кюстрин. Предлагаю скоординировать удар. Наши войска подготовят массированное наступление на Кюстрин из Западной Пруссии, благо что пока с боеприпасами у них все нормально. А вы, несколькими часами позже, попытаетесь прорваться по коридору и отрезать русские войска в Позене от снабжения. Они не смогут быть одновременно на двух участках.

— Я, непременно сообщу ваше предложение. Думаю, что представители нашего Генштаба свяжется с вами сегодня же…

Так они и беседовали, продумывали меры. Тем временем в Ватикане шла не менее напряженная беседа.

После переговоров с прибывшим из Москвы легатом Папа оказался на крайность возбужден. Бенедикт XV, известный в миру как Джакомо, маркиз делла Кьеза отчетливо наблюдал политический и духовный кризис Святого престола. После объединения Италии в 1870 году Рим утратил былое значение. Папская область была упразднена, а вместе с ней ушли в прошлое и какие-либо значимые финансовые возможности Папы. Ведь национальные католические церкви лишь формально ему подчинялись, а не всецело, как некогда. Да, какие-то деньги шли. Но скромно… очень скромно… Из-за чего с 1870 года Святой Престол и находил в непрекращающемся конфликте с королем Италии и всеми ее светскими властями. Что никак не способствовало единению страны и порядку в ней. Грубо говоря — светские власти боролись против церковных, балансируя на грани откровенного террора по отношению к слишком своевольным священникам. Папа искал опору и поддержку в этом кризисе. Но не находил ничего и уже подумывал о масштабных уступках, чтобы договориться хоть с кем-нибудь. Все-таки в этот период общество было одержимо великими идеями, мистикой и различными формами атеизма. Классические религии ему были малоинтересны.

Республиканское правительство Франции с 60-х годов XIX века держалось антиклерикальных позиций. Испания держалась особняком после потрясений XIX века и не сильно рвалась целоваться в десны. Правительство Австро-Венгрии, только-только отошедшее от практики Императора Иосифа по отношению к церкви, так и не сумело восстановить отношение с Римом. Собственно, за попытку восстановить свое влияние в Австрии Святой Престол и пострадал в 1870-ом, ставший в глазах революционеров изменником их идей. С Германией отношения складывались еще сложнее. В общем — куда не кинь, везде клин. Понтифик и все его окружение выглядели словно загнанные звери. А тут — такие слова… и поступки. Ведь Император действительно создал коллегию, распространившую свое действие на всю его державу. Многонациональную и многоконфессиональную. Почему ему требовалось возвращения единства христианства было также предельно ясно. Это давало абсолютное большинство при голосовании по любым вопросам. То есть, при формальной демократичности утверждался бы доминанта именно христианской веры. Папа, зная характер Императора, не сомневался ни на секунду — будь у него во владениях большинство подданных мусульман — он бы постарался собрать в кулак исламское духовенство. Главное — полный контроль над ситуацией при формальном равенстве и демократии.

Это был шанс!

Да, легат что-то там лепетал о том, что русские войска хоть и сильны, но до победы им еще далеко. Но Джакомо на это было плевать. Он начал собирать коллегию кардиналов. И тут, незадолго до собрания столь уважаемых людей, пришли известия о германской трагедии в Западной Пруссии. Два легких, можно даже изящных удара, и огромная военная группировка германских войск оказалась в крайне сложном положении.

Безусловно — немцы могли вырваться.

Безусловно — русские все еще не победили.

Но Папа увидел в этом успехе знамение. Словно Цезарь некогда загнал в свою ловушку в Алезии кельтов, Император окружил войска германцев. Вырвутся ли они оттуда? Джакомо не думал.

— Вы верите ему? — С некоторым раздражением, поинтересовался один из кардиналов.

— А он когда-нибудь обманывал?

— Он? Этот русский?! — Удивились присутствующие.

— Да. Он. Он хоть раз обманывал? Даже тогда, с кораблями, он просто не спешил сообщать правду, позволяя журналистам самим выдумывать их характеристики.

— Но… — начал было говорить один из кардиналов, но осекся и задумался.

— Вот. Он ни разу не обманывал никого публично. Ни для того, чтобы покрасоваться, ни для того, чтобы получить выгоду. Да, у него иной раз очень странные трактовки. Но… трактовки — это не ложь.

— Вы думаете, что он уверен в своей победе и мы просто что-то не знаем?

— Да. Как тогда, во время боев в Маньчжурии. Помните? Все ведь только и делали, что говорили о глупом русском царьке, что решил помериться силой с уважаемыми державами. И даже предлагалось выслать японцам свою, итальянскую поддержку, чтобы и наши войска оказались в числе победителей этого варвара.

— А он не варвар?

— А в чем он варвар? В том, что правит державой на окраине Европы? Так Филипп Македонский тоже не был исконным правителем мелкого и совершенно никчемного осколка Пелопоннеса. Что ничуть не помешало ему подчинить силой оружия всю Грецию. А его сын смог совершить невозможное — не просто победить Персию в войне, а завоевать ее. Никто до Александра и помыслить тогда не мог о таком. И эти два «варвара с окраины» сковали греков в единый народ и привели их к славе и могуществу.

— Он не стремится выделять церкви земельные наделы.

— Но он и не борется с ней. Много вы знаете ныне правящих монархов, что если и не с трепетом, но рациональной зрелостью относятся к церкви? Двадцать пять лет назад он ради веры был готов развязать войну. А сейчас, опасаясь потрясений в духовной жизни, участвует в церковных делах и делает все для того, чтобы христианство смогло улучшить свое положение. Но так, чтобы явного конфликта и столкновения лоб в лоб с другими религиями не было. Вы ведь понимаете, зачем ему нужно, чтобы церковь воссоединилась?

— В рамках его державы его интересы понятны. Но какая нам с того польза в Европе… хм… остальное Европе?

— Время собирать камни пришло.

— Эти камни очень сильно разбросаны. Их не собрать.

— Кто знает? Кто знает… — тихо произнес Папа, разглядывая в окно ночной Рим.

— Вы думаете, что он сможет?

— Двадцать пять лет назад он принял правление над пусть и большой, но самой отсталой европейской державой. У него не было ни дорог, ни денег, ни армии, ни флота, ни промышленности, а престол окружали воры. И что вы видите теперь? Кто бы мог подумать после той ничтожности, которую продемонстрировали русские солдаты в 1877–1878 годах, что эта армия способна уверенно бить немцев? Немцев, которые в 1871 году сумели быстро и решительно разгромить самую сильную армию Европы! А перед этим победить Австрию, тоже — далеко не последнюю силу в мире. Кто бы мог подумать, что десять лет назад эти самые русские разгромят превосходящие силы англичан? И это после позора Крымской войны, в которой они предпочли затопить свои корабли, нежели дать бой, хотя бы самый декоративный, превосходящим силам англичан и французов! А деньги? Вечно пустая казна России наконец-то наполнилась монетами, избавившись от чудовищных внешних долгов. А товары? Еще двадцать пять лет назад его страна зарабатывала, вывозя зерно, лес, пеньку и прочие природные дары. Сейчас же, торгует промышленными товарами.

— Оружием!

— А это не промышленные товары? Идите и сделайте хорошее оружие много и дешево. А я на вас посмотрю. Русские карабины вывозятся многомиллионными партиями и продаются по всему свету. А пароходы?

— Вы имеете в виду эти лоханки? Да ну, — махнул рукой один из кардиналов. — Вон немцы и англичане стремятся к настоящие корабли! А эти…

— На текущий момент каждый пятый пароход, плавающий на просторах мирового океана, построен в России. Дешевые, доступные, простые, разумных размеров. Да, в них нет ничего выдающегося… кроме дешевизны и количества. Сколько их построено! Вы представляете?! Каждый пятый пароход! И это, несмотря на то, что национальные правительства пытаются противодействовать их распространению. Однако против цены не попрешь, слишком уж она выгодная. И дельцы покупают их. И будут покупать. Не говоря уже о виджаммерах… И таких примеров масса. Это разве не чудо? Он разве не совершил невозможное?

— Так вы хотите поддержать Императора в его желании? — Хмуро спросил один из кардиналов.

— Поддержать? Да. Но не сейчас. Он должен доказать, что действительно хочет собирать камни. Однако это не мешает нам начать готовиться. Для этого я вас и пригласил. Дело, сами понимаете, очень непростое…