XXXIV

– Слушай, я чисто не врубился: зачем их отпустили? недоумевал Мехвод. – Лес над ними властен, то-сё… Да они хуже бандеровцев и такие же твари: один маньяк и живорез, другой стукач, иуда! Их бы обоих к стенке и – «взвод, пли!»

– Лучше повесить. – выдал мысль Чекист. – После войны таких вешали.

– Верно! – поддержал начальство Мессер. – западло патроны на них, петушар, переводить! В параше утопить, и все дела…

Ева усмехнулась.

– Есть вещи похуже смерти, уж поверьте. Друид ведь не шутил, когда говорил, что из них душу выдуло.

– И что, друиды их так взяли и отпустили, бездушных? А ежели пристукнут кого?

– Честно говоря, я только байки на этот счёт и слышала. Подозреваю, отпустили их нарочно, чтобы все видели, каково это – наказание Обители. Но точно, повторюсь, я не в курсе.

– Ну-у-у, раз уж вы не знаете… – разочарованно протянул Мехвод.

С некоторых пор авторитет Евы – "товарища военврача", как называл её Чекист – взлетел в отряде на недосягаемую высоту.

– Уж не знаю, что там у них с душами… – Командир "партизан" встал с рюкзаков, потянулся. После бессонной, полной ужасов и беготни ночи, они завалились спать прямо возле церковной ограды. – …не знаю, что с их душами, а только с деревьями этот Чёрный Выброс обошёлся круто. Гляньте, какая фигня!

– …не знаю, что с их душами, а только с деревьями этот Чёрный Выброс обошёлся круто. Гляньте, какая фигня!

Граница Мёртвого Леса (так Трен, а вслед за ним и опытные в таких делах егеря назвали почерневший кусок парка) пролегала в паре десятков шагов от бивака. Она надвое рассекала густой малинник, и удивительно было видеть с одной стороны границы нетронутые, буйно-зелёные кусты, в наливающихся красным завязях, а с другой – непроницаемую черноту, ветви и листья, будто выточенные из кусков антрацита.

– Только не вздумай прикасаться. – посоветовал Егор. Он не стал вставать с расстеленного пробкового коврика и блаженствовал, закинув руки за голову.

– Тронешь – куст рассыплется, будешь ты с ног до головы в этой пыли.

– Она чё, в натуре, ядовитая? – опасливо осведомился Мессер. На всякий случай, он держался от чёрной черты подальше.

Егор пожал плечами.

– Вроде, и нет. Но, если руку в неё сунуть – почувствуешь, как кожа холодеет. Жизнь из тела вытягивает, понял?

– Так, может, и не совать? Ну его к херам, а?

– Во-во, правильное решение. Не пей водицы Иванушка, козлёночком станешь!

– Чё, мля? Ты кого козлом назвал?.. Да я…

– Я не в том смысле. Трогать, говорю, не надо, чего не велено – и будет тебе счастье.

– Хорош понторезить, Мессер. – пробурчал едва продравший глаза Яцек. – Поспать не дают, пся крев… Хотел же оставить тебя в том клятом подвале! Был бы сейчас как те два урода – тихий и почерневший. И спать не мешал бы…

Мессер моментально усох. Он один не присутствовал при показательной расправе, поскольку был очень занят – с упоением шарил по подземельям грачёвской усадьбы. Как Яцеку удалось выдернуть его оттуда в самый последний момент, так и осталось тайной.

На этом беседа увяла. Утреннее солнышко жарило всё сильнее. Из-за толстенного бревна доносился могучий сдвоенный храп – Бич и дядя Вова добирали часы сна после суматошной ночи.

– А Кочегар где? – спросил после долгой паузы Чекист.

– Они с парнями огнемёт к железке потащили. Сказал – будет ждать нас там к полудню вместе с «зеленушками».

– Они в пустой хате четвертную бутыль самогонки надыбали.прогудел Мехвод. – Вроде, рябиновой. Звали попробовать.

Мессер оживился:

– Так чего ждём? Пока соберём это стадо, они там всё оприходуют…

Егор лениво глянул на ретивого «партизана».

– Насчёт «стада» ты, братан, того, полегче. Неровён час услышит Лиска– такое устроит… И не беги впереди паровоза: вот вернётся она, тогда и двинем.

– Ты начальство, тебе виднее… – Чекист улёгся поудобнее. Перспектива остаться без самогонки его не слишком волновала. – А куда она пошла-то?

– Прощаться с этим… Маугли. Умар за ней увязался.

О Лешачонке уже знали все – и «партизаны», и спутники егеря, и даже бойцы Лёхи-Кочегара.

– Ты его хоть видел?

– Нет.

– Вот и я нет.

– Хотел посмотреть? Вот, пожалуйся, любуйся.

Гости появились бесшумно. Сначала на тропке, прячущейся среди зарослей малинника, возникла Лиска, за ней трусил огромный чёрно-рыжий пёс. А следом шагало удивительное создание, похожее на оживший пень. Нет, пожалуй, не на пень, а на пенёк – поскольку макушка его едва доставала девушке до пояса.

«Маугли» по очереди, неторопливо, оглядел людей – глаза у него были ярко-зелёные, светящиеся в узких дуплах бледно-серой коры – и уселся на землю, сложив ноги по-турецки. Руки, смахивающие на неструганные дощечки, снабжённые узловатыми сучками– пальцами, он поднял перед собой, ладонями вверх. Егору в какой-то момент показалось, что Лешачонок затянет, раскачиваясь заунывную мелодию, на подобие буддистских мантр. Но тот молчал, словно воды в рот набрал.

– Эта… – Чекист почесал в затылке. – Типа, такой ритуал? Нам тоже так сесть?

– Так уж и быть, стой. – махнула рукой девушка. – Впрочем, можешь сесть, если есть охота. Он просто захотел напоследок на вас посмотреть – вот и пришёл.

Чекист немного подумал, крякнул – и уселся напротив гостя, и неловко повторив его жест – руки ладонями вверх. Яцек у него за спиной, не сдержавшись, фыркнул, и командир партизан поспешно положил руки на колени.

Егор, наблюдавший за этой пантомимой, мог поклясться, что в глазах-изумрудиках мелькнули смешливые искорки.

– Он говорит – продолжила Лиска, – после того, как мы уйдём, стая покинет Грачёвку. А когда Мёртвая Плешь зарастёт – вернутся. И просит, чтобы люди тоже возвращались: говорит, место тут хорошее, вместе будут жить, помогать друг другу.

– Мы передадим. – согласился Чекист. – Уж не знаю, захочет ли кто-нибудь…

– Обязательно захочет. – отозвался Бич. Он только-только продрал глаза и отчаянно зевал. – Место вон, какое, козырное! Вода рядом, дома хорошие, если Лес позволит, целыми достоят, усадьба…

Пёс, услышав егеря, коротко тявкнул.

– Да это же мой приятель!

Он присел перед псом на корточки.

– Ну, давай здороваться. Это ведь ты нас встретил у «лебедя»?

Пёс приоткрыл пасть в подобии улыбки и протянул человеку огромную лапу. Бич взял её, потряс.

– Слышь, подруга, а где кутёнок-то? – осведомился Чекист. – Которого ты из подвала вынесла? Я думал: с собой заберёшь, вон, как ты с ним носилась…

Он так и сидел, не зная, что делать: то ли вставать, то ли оставаться на месте.

– Я хотела. – вздохнула Лиска. – Не позволили. Вот он и не позволил.

И кивнула на Лешачонка. Тот не шевелился, словно диковинный предмет садового декора, вроде керамических гномов.

– Объяснил, что щенки – будущее Стаи. Без них им и жить-то незачем. Вот вырастет, заматереет, оставит потомство – тогда пусть…

Лешачонок с деревянным скрипом повернул голову. Девушка встрепенулась.

– Да, тут вот ещё какое дело: пёс, этот самый, хочет пойти с вами.

– Это ещё зачем? – насторожился Бич.

– Они считают, что предназначение собак – жить с людьми. Неважно, как: Стаей возле человеческого поселения, во дворе, охранять жилище, или бродить по Лесу с охотником. Главное – чтобы рядом с людьми. И помогать.

– Вон оно как… егерь выглядел озадаченным. – Так он со мной хочет?..

– Он сам выберет, с кем. Если вы согласны, конечно.

Егерь обвёл взглядом спутников. Чекист пожал плечами, Ева саркастически усмехнулась, Егор неподвижно стоял, скрестив руки на груди. Что касается Мессера, то он, на всякий случай, спрятался за спину ничего не понимающего Мехвода.

– Ну, пущай. Скажи ему…

Пёс, похоже, и сам всё понял. Он по очереди подошёл к каждому, обнюхал – и потрусил к груде веток, на которой лежал, укрытый плащ-палаткой, Виктор. Принюхался, лизнул шершавым розовым языком почерневшую от яда руку – и улёгся рядом, положив большую кудлатую голову на колени.

Лешачонок посмотрел на Лиску – и кивнул, спрятав глаза-изумрудики за неровными, словно лохмотья лишайника, веками.

– Он говорит: Пёс выбрал того, кому больше всех нужна помощь.