XXVI

– Записывай, Яша: «гражданин Вислогуз признаёт, что передал похищенные им образцы некромицелия, представляющие потенциальную опасность для жизни, неустановленному лицу в обмен на партию наркосодержащих препаратов…»

Егерь наслаждался казёнными оборотами, как библиотекарша Татьяна – давешним скрипичным концертом. Каждое слово падало на несчастного кладовщика той самой последней соломинкой, неумолимо пригибая его к полу.

– Действительно, Михась Вогнянович, как же так? Вы уж объяснитесь, будьте любезны…

В голосе Шапиро угадывались нотки сочувствия проштрафившемуся подчинённому. Но Егор не обманывался: пальцы завлаба, тискавшие перо, дрожали, и эта дрожь не сулила Вислогузу ничего хорошего.

– Так я ж, это… – уныло пробубнил он. – Откель мне було знать, шо вони таки небезпечны?

– Вы хоть отдаёте себе отчёт, как подставили всех – и меня и прочих сотрудников лаборатории? – Яков Израилевич медленно стервенел. – Это уже не внутреннее, университетское дело, вроде ваших шашней с золотолесцами!

Об этой истории завлабу истории поведал Егор – разумеется, с согласия напарника. Услыхав сбивчивые мольбы Вислогуза «Спасите!.. Вбьють… я усё, як на духу…» – он, не раздумывая, выложил всё завлабу, что знал о прежних грешках кладовщика. В том числе – и о сговоре с агентами Метромоста.

– Так уж и внутреннее… – усомнился егерь. – Люди-то погибли, верно? Ладно, сетуньцы, но как быть с тем студентом? Это ж готовая статья – соучастие в шантаже, приведшем к гибели человека.

Речь шла о первокурснике Алёше Конкине, павшем жертвой циничной интриги, затеянной золотолесцами. Егору это воспоминание было неприятно – дело в том, что кроме вороватого хохла, к заговору была причастна его прежняя пассия Лина.

– Звидки ж мени було знати, що вин побегить з а в а м и, да вступить в ц ю п о г а н у г р и б н и ц у!

– Уверен, прокурор это оценит. – жизнерадостно посулил егерь. – Глядишь, и скидка тебе выйдет. Ты пиши, Яша, пиши. А ежели будет юлить…

И, ухмыльнувшись, чиркнул пальцем по горлу. Вислогуз испуганно отшатнулся и с грохотом полетел на пол вместе со стулом.

– Серёга, кончай этот цирк! – Шапиро кинулся собирать разлетевшиеся листки с «протоколом допроса». – Ну вот, чернилами забрызгал! Придётся переписывать…

– Хочешь, я тебе автоматическую ручку подарю? – осведомился егерь. – А то маешься с непроливашкой… Ну а переписать мы вот его попросим. Верно, дядку Михась? И будет форменное чистосердечное признание!

– Да я щ о , з р о б л ю, я к с к а ж е т е . – В и с л о г у з , о х а я , п о д н я л с я с п о л а . – Т и л ь к и н е г у б и т е , ш а н о в н и й п а н, Х р и с т о м-Б о г о м…

– Я – и чтоб губить? – егерь картинно поднял брови. – Да я само милосердие, кого хошь спроси. А вот контрразведчики такими добрыми вряд ли окажутся, это я тебе, Вогняныч, гарантирую.

– Чому контрразведка-то? – взвыл завхоз. – В о н и т у т п р а в а н е м а ю т ь …

– О правах вспомнили, гражданин? А как с обязанностями – беречь вверенное имущество?

Шапиро перебрал заляпанные чернилами листки.

– В самом деле, Серёг, с какого боку тут контрразведка? В ГЗ действует международная юрисдикция, спецкомитет ЮНЕСКО…

– Юнеско-шмунеско, как выразился бы дядя Рубик. Вот скажи, Израилич, откуда у тебя эти образцы?

– Как откуда? Из РИИЛа прислали. У них в ГЗ сидит постоянный представитель, он и передал.

– А РИИЛ их где надыбал, как полагаешь?

– Ну, не знаю… – Шапиро заинтересованно поглядел на егеря. – В сопровождающей записке было что-то насчёт Манхэттенского Леса…

– Ты же не думаешь, что америкосы отдали их по доброй воле?

– Вот уж нет! – Яков Израилевич невесело усмехнулся. – Всё, что имеет отношение к Лесу, берегут почище ядерных секретов во времена Холодной Войны.

– Значит, добыл их – кто? Служба внешней разведки, СВР. И за кражу образцов Вогнянычу светит статья о госизмене. И крутить его будет не дисциплинарная комиссия МГУ, и уж никак не ЮНЕСКО, а контрразведка Российской Федерации. Или, как вариант, ФСБ. Тебе, дядьку Михась, что больше нравится – контрразведка или ФСБ?

На Вислогуза было жалко смотреть. Бледность на тучной физиономии сменилась густо-лиловым багрянцем, и Егору стало не по себе – так ведь и до инсульта недалеко. Шапиро пошарил в ящике стола, извлёк пузырёк, накапал в стакан и подал кладовщику. Тот благодарно кивнул и застучал зубами о стекло.

– И как же ты, Вогняныч, дошёл до жизни такой? – продолжал безжалостный егерь. – Ты не спеши, водичку-то допей, мы подождём, время есть…

Следующие полтора часа ушли на то, чтобы вытащить из кладовщика подробности, и аккуратно занести их на бумагу. Вислогуз, когда ему дали «протокол» на подпись, совсем раскис, пустил слезу и встал рассказывать о «малэньких хлопчиках двоюридной сестри з Винници», которой он «каженный мисяць шлет гроши, и все одно не хватае на життя». Поведал и о насквозь подозрительной личности по имени Блудояр – тот, якобы, соблазнил кристально честного заведующего доходами от продажи «порошочков» студентам, а потом попросил об услуге посерьёзнее. И, в конце концов, с потрохами сдал своему зловещему подельнику.

– Ну, ты влип, дядьку Михась! – егерь поцокал языком. – «Скачи, враже, як пан каже»?

Вислогуз потерянно молчал.

– Что же вы, Михась Вогнянович, сразу ко мне не обратились? – спросил завлаб. Допрос вымотал его не меньше, чем «подследственного». – Вам ведь известно, что на территории ГЗ обитатели Леса не имеют влияния?

– В и й о г о н е з н а е т е ! – горячо з а ш е п т а л кладовщик. Г о л о с е г о , обыкновенно з ы ч н ы й, к к о н ц у д о п р о с а и з р я д н о п о д с е л , и он, о д и н з а д р у г и м, о п о р о ж н я л стаканы с в о д о й . – Ц е ж с т р а ш на людина, и не людина зовсим, а справжний друид! Ему когось в б и т и – щ о в а м в ы с м о р к а т и с и! Я тому до вас и п р и й ш о в – в и н вчора д е п е ш у п р ийс л а в . П и ш е :

я к щ о н е д о б у д у э т о т , я к й о г о …

– Н е к р о м и ц е л и й . – п о д с к а з а л Яков Израилевич.

– …якщо не добуду тот поганий н е к р о м и ц е л и й – в и н м е н е в б ь ё т ! Тильки на вас и надежда!

– Ну, допустим… – егерь захлопнул блокнот, в котором он делал пометки. – Тогда вопрос: где нам найти этого друида?

– Чи не видаю, Христом-Богом!..

– П о х о ж е , н е в р ё т . – Ег о р о ц е н и в а ющ е посмотрел н а «подследственного». – Тот словно скукожился, усох под его взглядом.

– А зачем е м у в р а т ь? О н у ж е н а д в е в ы с ш и е м е р ы н а г о в о р и л – о д н а п о з а к о н у, а в т о р а я о т п о д е л ь н и к о в . Т а к, Вогнян ы ч?

– Т ак… т и л и к и н е г у б и т е , ш а н о в н и й п а н!

– Ну вот, снова-здорово!… – скривился Бич. – не буду я тебя губить, уговорил. И друиду не позволю. Но ты уж, друг ситный, вспоминай – как связывался с ним, когда, кто письма носил?

– Так белки ж! – оживился кладовщик. – Тильки не от його, а от Блудояра – через него усё было велено слать. Якось белка п р и н е с л а в и д його д е п е ш у и п о п р о с и л а о п л а т и . Н у, я д а л п я т ь ж о л у д и в …

– Всего пять? – егерь насмешливо прищурился. – Негусто…

– Вона так и казала, що мало – бо добиралася аж з Ричвокзалу. И не вид нього даже, а вид села, там, по соседству. Каже – якщо не додам жолудив, белки у мене ничого бильше брать не будут!

– Ну и как, додал?

Вислогуз насупился и опустил глаза. Названная плата, пять желудей, втрое уступала обычной беличьей таксе за доставку на такие расстояния.

– Мотай на ус, Студент: и от хохляцкого жлобства порой случаются гешефты!

Бич встал и прошёлся по комнате. Он заметно прихрамывал сбитые во время подземных приключений ноги ещё побаливали.

– Так что, имеем примерное местонахождение этого «друида» окрестности Речвокзала. Ничего не приходит на ум?

– Трен? Тот беглый дру…

– Ша, Студент, замолчи свой рот!

Бич взревел так, что Егор прикусил язык. И – вспомнил намёк Трена о непременных условиях спокойной и долгой жизни.

Напарник выразительно постучал по лбу согнутым пальцем, и повернулся к Шапиро.

– Яша, я дико извиняюсь, но нас тут припекло поговорить за маленьких секретов. А ты пока Вогняныча проводи – и напомни, чтоб без всяких там дурных глупостей! Дышать будет, как я скажу.

***

– Так и будете морочить мне голову? Знаешь, Серёга, это уж слишком: занимаете мой кабинет, допрос в нём устраиваете, а потом ещё и выставляете вон, словно третьеразрядного лаборанта не в обиду вам, молодой человек…

–Ничего-ничего, Яков Израилевич. – вежливо отозвался Егор. – Я ведь и есть лаборант. Третьеразрядный.

Он числился на этой должности с того дня, как появился в МГУ. Правда, никто ещё не видел его с лабораторными принадлежностями в руках – разве что, с мензуркой, наполненной до третьего деления коньяком.

– А допрос ты сам устроил. Скажешь, нет? – брюзгливо заметил егерь. – Мне-то твой Вислогуз по барабану, хочешь – увольняй его, хочешь, отведи в подвал и пристукни.

– Без меня найдётся, кому пристукнуть. – брюзгливо отозвался Шапиро. – Руки ещё марать…

Они подошли к массивной, тронутой ржавчиной, железной двери, снабжённой колёсами-кремальерами. На полу виднелись свежие царапины – дверь недавно открывали, скребя стальными уголками по бетону.

– Ну и зачем тебе эта нора? – Егерь ухватился за спицевое колесо и с натугой провернул. Вдвоём с завлабом они потянули его на себя. Дверь, протяжно скрежеща, отворилась.

– Своей лаборатории, что ли, мало? Так займи соседнюю, на вашем этаже половина помещений пустует!

– Как и во всём ГЗ. – Шапиро отряхнул ладони, достал из кармана платок и принялся протирать очки. – Чёрт, сплошь плесень… Что до помещений – здесь мне, знаешь ли, спокойнее. В некоторые подвалы годами никто не заглядывает.

– И к реактору тоже? – не сдержался Егор.

– Нет, там-то как раз народу хватает. Например – вооружённая охрана. Но это далеко, под другим крылом и на три уровня ниже.

Байки о древнем, почти столетней давности, ядерном реакторе, питающем Главное Здание, ходили задолго до Зелёного Прилива. В своё время Егор был изрядно удивлён, узнав, что они имеют под собой основание.

– Когда стало, что с исследованиями некромицелия что-то нечисто, я принял решение перенести лабораторию в местечко поукромнее. Вверху осталась мелкая текучка, а основная работа – здесь.

Шапиро нашарил выключатель. Под потолком, в обрешеченных плафонах вспыхнули лампы.

Лаборатория словно вышла из голливудских фильмов тридцатых годов о Франкенштейне, докторе Моро и прочих сумасшедших гениев от биологии. Столы, заставленные штативами, газовыми горелками и горами химической посуды; цинковые ванны с подведёнными к ним проводами, силовые шкафы с рубильниками и фарфоровыми изоляторами. На полу и на стенах – жгуты кабелей в резиновой и клеёной обмотке. Вдоль стены выстроились стеклянные баки, покрытые изнутри слоем чего-то мутного, ссохшегося. Отдельно – прозекторский стол со всеми полагающимися приспособлениями и инструментами, но снабжённый ремнями для рук и ног.

Егор прошёлся между столами. Это место определённо знавало лучшие времена: кафельная плитка на стенах, потрескалась и местами осыпалась, лабораторная посуда и стёкла приборов пожелтели, латунные ободки шкал тронуты патиной, в уголках набилась пыль. Резиновые шланги ссохлись, потрескались, с вытяжных коробов под потолком свешивалась паутина. И повсюду воздухе витал едва уловимый аромат разложения.

– Солидно! – егерь уважительно присвистнул. – И ты это всё сам, в одиночку?..

– Нет, конечно. Двое сотрудников в курсе.

– Ты им веришь? А если – как Вислогуз?..

– Как себе. – серьёзно ответил Шапиро. – Что до Михася Вогняновича, то он похитил образцы, когда мы только начинали с ними работать. Об этом месте ему не известно.

– Как же вы без него обошлись? Всё же кладовщик, материальные ценности – его епархия. Это ж сколько всего пришлось проводить по бумагам, списывать?

– И не говори… – завлаб махнул рукой. – Так намаялись, не передать! По винтику, собирали, по стекляшке. Выручило, что, многое уже было на месте. Уж не знаю, чем здесь раньше занимались, но запечатали эту лабораторию ещё в семидесятых – и, надо сказать, запечатали весьма основательно. Коридор, по которому мы сюда пришли, был заложен кирпичом, пришлось его расковыривать. Я нашёл упоминания об этом тайнике в старых бумагах Биофака – между прочим, с пометкой «совершенно секретно»! Большая часть оборудования так и не пригодилась, но не вытаскивать же…

Он подошёл к двум стеклянным бакам, щёлкнул тумблером. Вспыхнула подсветка – и Егор от неожиданности отшатнулся.

В жидкости за пыльным стеклом плавал человеческий мозг с торчащими на толстых жгутах белыми, с мутными радужками, глазными яблоками. Снизу свешивался длинный отросток, тоже желто-серый, с расходящимися в стороны ветвями, делящимися на тысячи толстых, тонких, тончайших нитей, образующих густую спутанную сеть, карикатурно повторяющую очертания человеческого тела.

Содержимое второго бака в точности копировало первый, с одной лишь разницей: изжелта-серые нервные и мозговые ткани заменял однородный, черноватый, с белёсыми вкраплениями, губчатый материал. По цвету и консистенции он напомнил Егору раздавленные и успевшие почернеть подосиновики.

Бич нервно сглотнул.

– Видал пакость, но чтоб такое… Клык на холодец, Яша, шо за халоймес?

Яков Израилевич глянул на егеря поверх очков, отчего взгляд у него сделался добрым и слегка ироничным – как у старенького домашнего доктора.

– Это, друзья мои препараты нервной системы человека. Слева – в первозданном, так сказать, виде, справа– то, во что она превратилась после замещения нервных тканей некромицелием. Тем, который спёр поганец Вислогуз.

***

– Так ты, Яша, производил опыты с людьми?

– С трупами, Серёга, с трупами. Не настолько я скурвился. А до того – с мышами, морскими свинками, обезьянами. Словом, обычная исследовательская цепочка.

Они снова сидели в кабинете на двенадцатом этаже. За окном разливалась чернильная темнота, стрелки часов показывали половину второго ночи. Егор, вспомнив о заждавшейся «библиотекарше», исчез, оставив егеря и заведующего лабораторией экспериментальной микологии наедине.

– Погоди… – Бич разлил остатки коньяка по мензуркам. – Я не врубился: гадость, которую ты нам в подвале показывал – она что, выходит, в трупе проросла?

– То-то ж и оно! И в документах, которые мне передали вместе с образцами, было сказано, что такие опыты проводились и раньше.

– Кем? И где?

– Об этом сказано не было. Но я знаю только одно место на всей планете, где умеют работать с таким материалом. И главное, могут решиться на подобные опыты.

– Манхэттенский Лес?

– Зришь в корень. Мы мало что знаем о том, что там творится, но ясно одно: об этических ограничениях там задумываются в последнюю очередь. Если вообще задумываются. И, знаешь, что самое скверное?

– М-м-м?

– Проращивание некромицелия в мёртвых телах – это первый этап исследовательского проекта. Дальше должны были последовать живые люди.

– Исследовательский? Проект? В Манхэттенском-то Лесу? Яша, я тебя умоляю! Они там только наркоту бодяжат и пластику делают богатым буратинам!

– Не в Манхэттене, Серёга. Здесь. Проект был запущен после того, как я отчитался по первым, весьма удачным, кстати, опытам.

Этапы выполнения работ, календарный график, финансирование всё, как положено.

– РИИЛ?

– Кто ж ещё? А когда меня спросили о возможности переноса работ из ГЗ в один из спецсанаториев, я понял, кто будет следующими подопытными.

– «Зеленушки»?

– Они самые. И тогда я струсил всерьёз.

– Да уж… – Егерь покачал головой. – На свободе с такой бомбой в голове тебя бы не оставили, клык на холодец! Правозащитники, вроде «Гринлайта», и так властям покоя не дают, а всплыви вот это…

– Ерунду ты несешь! – Шапиро единым духом, словно водку, опрокинул коньяк, вскочил, и нервно заходил по кабинету. – Какой, нахрен, «Гринлайт»? Ты что, не понимаешь, зачем им это?

– Какие-нибудь «универсальные солдаты»?..

– …причём, способные действовать на территории Леса! Эл-А «живым мертвецам» по барабану, у них, в нашем понимании, вообще нет обмена веществ – «слепок» нервной системы, созданный некромицелием, не управляет химией организма. Приходится черпать энергию из процесса разложения собственных тканей. Я когда обезьян вскрывал, видел: вместо внутренних органов гуляш из гнилого мяса, и к тому же горячий, градусов сорок пять. Жуть, чисто зомби! Была когда-то такая модная тема – зомби-апокалипсис…

– Хм… ты, кажется, начал говорить о Лесе?

– Прости, увлёкся.

Яков Израилевич открыл сейф, пошарил на нижней полке и извлёк склянку с наклейкой, на которой чернилами было выведено: «Метанол». Ниже скалился неумело нарисованный череп со скрещенными костями.

– Налить? Медицинский, девяносто пять оборотов.

Егерь поднял брови.

– После коньяка? Яша, возьми себя в руки! У нас с тобой не та молодость, чтобы так мешать!

– Как хочешь. А я выпью.

И плеснул в мензурку прозрачной жидкости.

На какое-то время в кабинете воцарилась тишина. Шуршал за окном недолгий летний дождик, ухала в черноте близко нависших крон ночная птица, да тонко позвякивало химическое стекло мензурки – завлаб раз за разом аккуратно доливал спирт до риски с отметкой «30». Егерь искоса наблюдал за ним, доцеживая коньяк.

– Израилич, а Израилич? – вкрадчиво заговорил он после третьей порции. – Пока ты не нажрался вусмерть – может, закончишь свой увлекательный роман?

– Ах да, разумеется… о чём, бишь, я?

– О зомби. Которые с грибницей.

– Верно, извини… Прикинь: что мешает РИИЛу, когда они научатся делать из «зеленушек» зомби – а может и не только из «зеленушек»? – начать вторжение в Лес? Ведь тридцать лет только об этом и мечтают… «Срок годности» у таких «бойцов», конечно, ограничен – неделя от силы. Зато убить их, считай, невозможно, разве что на части разорвать.

Егерь задумался.

– Н-да, так себе перспективка. И что же ты сделал, когда всё понял?

– Сперва – пере…ик… перенёс лабораторию в подвал. А как получил резуль.. резурт… тьфу… рез-зуль-таты, подтверждающие шансы на успех – вот тогда…

Язык у него уже основательно заплетался.

– И что – тогда? Говори, Яша, я слушаю!

– А ничто! Подделал данные опытов, сфаль… сфар… сфарцифи…

– Сфальсифицировал?

–…сфар-си-цифировал зара…ик… заражение образцов сторонним био… ма… тема.. ма-те-ри-алом и унич… ик… уничтожил. Типа – опасно, угроза распра… распор…

– Распространения. И тебе поверили?

Завлаб мягко упал лицом в стол. Егерь успел подхватить его и утвердил в устойчивом положении.

– А куда… ик… куда они бы делись? Я указал, что весь мате… ма-те-риал утра…ик… утрачен. А нового нет, вот тему… ик… и прикрыли. А обо мне забыли… как бы… да…

– Погоди, Яша! – Бич схватил его за плечи и встряхнул.

– Ты… чего, а?

– Только один вопрос: почему РИИЛ так легко прикрыл проект? Сам же говорил – для них это очень важно!

На лице егеря явственно проступила тревога.

– Так я… эта…

– Чего – «эта»? Говори, Яша, говори!

– Говорю же – я сфаль-фити-сировал отчёт. Написал что некро… ик… мице.. меци… цицеллий заражен местным… ик… гриб…хг…гх… грибком. И избежать зара… зара-жения у нас в Лесу низ… ни-ззя. Условия спифиси… спси.. спи-си-фисиские, ясно? Значит, лавочку надо… при… ик… прикрывать.

– Ты уверен, что они не попробуют снова?

– А на кой? Я же сообщил – проект не… ик… не имеет преспе… переспе… пир-пи–сиктив. А они, суки, фина… фани… фи-нан-сирование… ик… закрыли!

И замолчал, медленно клонясь вбок, пока не опёрся о стену. Егерь терпеливо ждал. Наконец, Шапиро дёрнулся, несколько раз оглушительно икнул и кое-как выпрямился.

– Знаешь, что я те… ик… те… те- бе ска-аха-жу?

Его развозило на глазах.

– Ещё через пол… ик… полгода мне дали посмо… ик… посмотреть доклад о друидах. Ну, которые на Дина… ик… на Динамо.

– Да, я в курсе, Петровская Обитель. – На-ко вот, глотни…

Он капнул в стакан с водой из крошечного тёмного пузырька. По кабинету распространился сильный травяной запах.

– Спаси… ух… спасибо. В докладе говори… ик… говорилось, что многие снадобья друидов – это изменённые грибницы. Есть у них какая-то особая фиг… ик… фигня, которой они модицифи… мофидици…

– Модифицируют.

– Да, мо-ди-фи-цируют ткани грибниц и творят с ними удивительные вещи. Слыхал, к примеру, «слизнях»?

Бич кивнул. Снадобье из егерьской аптечки уже начало действовать – к завлабу на глазах возвращалась ясность речи.

– …так вот, это, оказывается… ик… тоже гриб, только видоизменённый. Я и подумал – может, друиды что-нибудь знают о типе, которому Вислогуз загнал образцы? Он… ик… ведь из них, да и тема подходящая.

Он потянулся к склянке со спиртом. И не успел – Бич отодвинул вожделенную посудину. Завлаб жалобно посмотрел на него и покорно кивнул.

– И верно, что-то я перебрал… Я к чему веду, Серёга: займись этим делом, а? Если всплывёт – и мне конец, и лабораторию прикроют, вся работа коту под хвост. А всего-то надо: отыскать Вислогузова друида и забрать у него некромицелий. Сделаешь?

– Всего – то… – егерь покачал головой. – Как это у тебя легко выходит… Ладно, Яша, твоё счастье – есть у меня одна любопытная наводка…

– Так берёшься?

– Берусь. Но смотри, будешь должен. И скажи мне ещё раз…

Шапиро поднял взгляд на егеря. Это оказалось непросто: веки слипались, завлаба неудержимо клонило в сон.

– Ты точно уверен, что РИИЛ полностью закрыл тему с некромицелием?

Шапиро пожал плечами.

– Других специалистов у них нет. Закрыли, куда деваться…

– Хорошо. Это чертовски хорошо, Яша! Кстати, Вогняныч что-то плёл про новые образцы, которые у него требовал этот как-бы- друид. Скажи, как родной – ты что, немножечко сохранил?

– Не…– Яков Израилевич попытался сделать честные глаза. Только видоизменённые волокна остались, отмершие. Да ты сам их видел – те, чёрные, в лаборатории.

Егерь смотрел на него с огромным подозрением.

– Яша, я тебя очень уважаю, но… ты, часом, не брешешь?

– Серёга, блин! Как у тебя язык…

– Ладно-ладно, не кипешись. Значит, ни хрена бы он добыть не смог?

– Нет, откуда?

– Ну, попал дядьку Михась!