XIX

– Порядок, командир! Темно, как под хвостом у шипомордника!

Мехвод выполнял роль наблюдателя; остальные бойцы дисциплинированно прятались в лопухах на задах председателева огорода. Ждали, когда в окнах крайних изб погаснут огоньки.

– Слышь, Обрез, что там этот?..

– Дышит.

– Пора. Давай его…

Шорох, приглушённое, испуганное бормотанье, звук оплеухи – и «перебежчик», согнувшись, посеменил по грядкам, к дому. Тявкнула бдительная собачонка, Хорёк замахал руками – «тихо, Найда, свои…» – и швырнул что-то, метя на звук. Звякнула цепочка, мелькнул на фоне тёмной стены белый, загнутый колечком хвост. До бойцов донеслось жизнерадостное чавканье.

– …семь… шесть… пять… – считал Мехвод.

На счёт «три» чавканье сменилось жалобным скулежом.

– Подействовало! – прошипел наблюдатель. – Хорошие порошки «трубецкие» бодяжат, крепкие.

Отправляясь на задание, «партизаны» запаслись кой-какими полезными снадобьями – лекарствами, стимуляторами, и ещё кое- чем, не столь безобидным. Самые лучшие (и дорогое) средствачелноки доставляли на рынок Речвокзала из усадьбы Трубецкое – и если бы не аванс, выданный Кубиком-Рубиком, Яцек, отрядный казначей, нипочём не одобрил бы такое мотовство.

Как выяснилось – не прогадали.

– Собаку-то не жаль? – недовольно буркнул Чекист. Он испытывал слабость к четвероногим друзьям человека.

– А как иначе к дому подойти? Она ж весь посёлок на ноги поднимет!

– Ладно. Форвертс, бойцы! Обрез, пригляди за Хорьком!

Сапёр и Мехвод обежали дом с разных сторон, осмотрели двор…

– Чисто, командир!

… и сноровисто заняли позиции по сторонам от ворот. Мало ли кто из соседей вздумает пройтись по ночной прохладе?

Тишина. Мохнатые собратья покойной пустолайки проспали незваных гостей.

«…расслабились «коммунары», широко живут, без опаски…»

Прижимаясь к стене, Чекист добрался до крыльца и нырнул в тень. Мессер пристроился рядом – страховал командира с карабином наизготовку.

Яцек поднялся по скрипучим ступеням, толкая Хорька перед собой. Ствол обреза упирался «перебежчику» в затылок.

– Давай!

Хорёк нерешительно поскрёбся в дверь. Тишина.

– Не слышат…. – пожаловался он – Должно, спят крепко.

– Курва мать, сам сейчас уснёшь мёртвым сном… – прошипел поляк – Стучи, холера ясна!

– Так он…это…. рассердиться! Не одобряет, когда будят посреди ночи…

– Стучи, пся крев, кому велено! – ствол ввинтился в основание черепа так, что едва не пробуровил его без всякого выстрела. «Перебежчик» принялся колотить по доскам с энтузиазмом циркового зайца-барабанщика.

– Кого ещё нелёгкая принесла?

Услыхав рык председателя, Хорёк обмер, и Яцеку пришлось легонько поддать ему локтем промеж лопаток.

– Афа… Афанасий Егорыч! – трагическим шёпотом забормотал тот – Это я, Игорь… Ну, Хорёк!

– Охренел, што ль, придурок? Ночь на дворе, чего удумал? – председатель явно не был расположен к гостеприимству.

– Я… тут это… я… вам…

– Что – «вам», недоумок? Глаза залил? Так пойди, проспись!

– Нет-нет, – Хорёк чуть ли не рыдал – Вам самому… эта… глянуть, а? Я разве осмелился бы просто так, без причины?.. Афанасий Егорыч, там такое…

– Вот обалдуй, объяснить толком не может! Ладно, я сейчас…

За дверью глухо залязгало – отодвигали засов.

Яцек отшвырнул Хорька и рванул дверь на себя. Председатель пробкой вылетел навстречу, поляк принял его, уткнул обрез в лоб, и зажал ладонью рот.

– Добраноч, пан председатель. Потанцуем?

И едва не полетел с ног от могучего толчка. Следом за председателем на крыльцо вылетела его супруга – простоволосая, рубенсовского сложения тётка, чьи формы не слишком скрывала ночная сорочка с вышитыми по вороту цветочками. Набрала в грудь воздуха, чтобы заголосить – «Рятуйте! Кормильца режут!» – но тут вмешался Мессер.

– Мадам… – проворковал он – Я сражён! Вы великолепны! Я прошёл через такие ужасы, чтобы увидеть вас! Позвольте…

И, не теряя ни секунды, под локоток увлёк ошалевшую от такого поворота событий председательшу в избу.

Со стороны стоящих на стрёме бойцов донеслись тихие смешки.

– Тьфу, кобель драный…– сплюнул Чекист. – Смотри, когда будешь её ублажать – чтоб потише орала! У нас тут спецоперация, а не на блядки сбегать!

Пленника пинками затолкали в амбар и притиснули к щелястой стене. Сапёр снял с полки обшарпанную керосиновую лампу. Открутил крышку, принюхался, лизнул.

– Никак, спирт? Богато живут, кулачьё долбаное!

Снял стеклянный, в форме колбы, плафон, щёлкнул патроном- зажигалкой. Помещение озарилось ровным жёлтым светом.

Чекист огляделся. Амбар как амбар – густо пахнет сеном и навозом. В полумраке, за жердяной загородкой, раздался шумный вздох, заворочалось что-то крупное, в чёрно-белых пятнах.

– Ух, ё… – шарахнулся Сапёр.

– Тихо ты! – Чекист погрозил бойцу кулаком. – Корову не видал?

– Показалось…

– Что, блин, показалось?

– Зубы у ей.

– Кретин! У всех зубы.

– Ага. А у этой того… клыки.

– Пить меньше надо.

– Так я.. эта… не пью! Парни, вон, подтвердят!

– Разговорчики, боец! Три наряда, как вернёмся в расположение!

И на всякий случай попятился от стойла. Чуть-чуть, на пару шажков – и всё же… Он-то знал, что Сапёр к выпивке не прикасается, за что над ним постоянно подтрунивают. А раз так может, и коровьи клыки ему не привиделись? Лес их разберёт, этих коммунаров, что они тут держат вместо нормальных бурёнок?

– Ну что, Афанасий Егорыч – стукачок нам все твои дела с порошочками сдал…

Чекист сделал знак Яцеку: «погоди, сначала сам…»

– …и ты нам сейчас кое-что уточнишь, так, родной?

– Идиоты. – прохрипел председатель – Да вас… вы хоть понимаете, на кого?..

– Понимаем, родной. – Чекист говорил ласково, проникновенно.

– Всё мы отлично понимаем. Но вот ведь какая хренотень вышла: у нас заказ от больших людей, серьёзных. А ты в этом деле замазан по самое не балуйся. Так что придётся колоться. Надо, понимаешь, родной? Нет вариантов!

– Что… чего хотите, ироды? – председатель попробовал размазаться по стене.

– Ну, про Порченого, к примеру, расскажи. Для почину. Сдаётся мне, очень он для нас интересен.

Услыхав это, пленник дёрнулся.

– Ничего не знаю, падлы! За што режете, за што жизни решаете? За что-о-о???

Чекист коротко ткнул председателя кулаком в лицо. Тот умолк, со свистом втягивая воздух через разбитые губы.

– Обрез, давай сюда этого, который…

Хорёк влетел в хлев, споткнулся на пороге, упал носом в солому, вскочил и зашипел, брызгая слюной, на бывшее начальство:

– Что, дядя Афанасий, побрезговал Игорьком? Умоешься, тварь! Господин следователь, ему, гаду, от Порченого товар обещали, своими ушами слышал!

– Следователь, поэл? – ухмыльнулся польщённый Чекист. – Так что ты не томи, родной, я тебе совет даю…

Председатель злобно оскалился:

– Развяжи меня сука! На секунду только развяжи, я ему горло вырву!

– У-у-у, как страшно. А если не развяжу? – Чекист задумался. Знаешь что? Не только не развяжу, а ещё и друга своего позову. Он сейчас твою жинку обхаживает. Понимаешь, он страсть, как любит сисястых – а я его от этого дела отвлеку. И он будет шибко недоволен, что его с бабы сняли. Из-за тебя, заметь, сняли! А ты знаешь, пред-се-да-тель, какой у него острый ножик? Ну-ка, Обрез, сгоняй…

– Почекай трохи. – Яцек осклабился. – Зачем хлопаку пшиемношч… удовольствие портить? Пусть покувыркается с паненкой, заслужоны. Дай-ка я….

Кисло воняющий порохом ствол воткнулся председателю в рот, круша зубы и в кровь раздирая дёсны. Несчастный замычал, заскрёб затылком по доскам. В его зрачках плескался тёмный ужас.

– Ну что, муйня с гжибня, осознал?

Председатель сделал попытку кивнуть. Вышло неубедительно – мешал ствол Яцекова обреза.

– Пшепраше, пан командзир. Подследственный готов сотрудничать.

Под конец допроса в сараюху ввалился расхристанный Мессер.

– Ох и баба… Ну и баба. – он восторженно крутил башкой – Семь потов, пока… Такая задница… А я чо, опоздал?

– Ну, так… – Чексит ухмыльнулся – Но польза от тебя была, не переживай. И не только председательше.

– Н-да? – Мессер подозрительно сощурился. От того явственно тянуло сладким запахом женского пота, и ещё чего-то, столь же возбуждающего. – Этот-то как, раскололся?

– Куда ж он денется… – плотоядно осклабился Чекист. – Сознательный товарищ попался, осознал, значит, необходимость сотрудничества. Опять же, к жинке торопится. Разговор, вишь, у них…

Председатель подавленно молчал, с ненавистью зыркая на Мессера.

– Ладно, коммунар хренов. – смилостивился командир «партизан». – Вали до хаты и сиди, как мышь под веником. Про наш разговор – особо. Сам понимаешь, теперь тебе не нас бояться надо.

– Понима.... – Староста злобно сплюнул и покосился в угол, где хоронился Хорёк. – А ты беги отсель, сука! Иначе не жить тебе.

И тяжёлым шагом ушёл в дом. Там загрохотало, раздались женские причитания и многоэтажный председателев мат.

– Уу-у-у, это надолго. – протянул Мехвод. – Зверь ты, Мессер, разрушил семью.

– Ничо, помирятся. – Мессер масляно осклабился. – Куда он от такой денется?..

Хорёк сполз по стенке и уткнул лицо в ладони. Его мелко трясло.

– Не бросайте! – он готов был кидаться в ноги, обнимать, лизать сапоги. – Пришибут ведь! Кумовья у него, да и сам… а может вы того, братцы, подпалите ему хату? И никто не узнает, а?

– Ты что, сволочь, за беспредельщиков нас держишь?! – командир «партизан» брезгливо отпихнул «перебежчика».

– Тогда с собой возьмите! Я пригожусь, честно! Я здесь все тропы знаю! Там только кажется, что по прямой, а на самом деле… Я всё тут исходил, когда травы собирал – и Фестивальную, и дальше!

– «Я мальчик лихой, меня знает Замкадье…» – продудел Мессер. – Так ты, фраерок, ответишь за показать дорогу? А то смотри, Яцек у нас пшек, Сусаниных на дух не переносит!

Поляк оттянул затвор, проверил, нет ли в стволе патрона, и засунул обрез за ремень. При этом он так глянул на Мессера, что тот поперхнулся и замолчал. Хорёк затравленно наблюдал за этой пантомимой.

– Ну, что скажешь, Сусанин? Можно тебе доверять? Не продашь?

– Да я… да чтоб меня… Лесом клянусь!

– Смотри, хвороба, никто тебя за язык не тянул. Берём, командир?

Чекист кивнул.

– В хозяйстве и хорёк сгодится. Значит так: оружия не давать, будет пока на подхвате. Дрова там поколоть, постирать, котелки отдраить – всё на нём. Ну и проводник, само собой.

Мессер истово закивал – открывалась перспектива свалить на кого-то изрядную часть бытовой работы, которую он терпеть не мог и от которой увиливал при любой возможности. Яцек же, погладив обрез, смерил «перебежчика» задумчивым взглядом и пробормотал:

– П-партизанский отряд без п-предателя – гроши на ветер…

Хорёк громко икнул.

Мехвод, обычно отмалчивавшийся, прогудел:

– Нас, вроде как, пятеро, да? А этот получается шестой. Выходит, шестёрка?

Мессер заржал.

Чекист строго глянул на развеселившихся не в меру подчиненных.

– Разговорчики в строю! – Он поправил фуражку так, чтобы эмалевая звёздочка, приколотая к малиновому околышу приходилась на середину лба, как того требует устав. Смешки стихли: обычно такие действия означали, что командир принял решение и собирается объявить его личному составу.

– Ставлю задачу, бойцы: Я, Мехвод и Мессер отправляемся к этой, как её…

– Грачёвке. – услужливо подсказал Хорёк.

– Без сопливых. Мессер, дай ему в харю, чтоб не перебивал старшего по званию.

– А-а-а, гражданин начальник, не надо, за шо?!

– Отставить в харю. Значит, мы выдвигаемся к Грачёвке и производим разведку. В смысле – обнюхаем, что там и как. Обрез с Сапёром возвращаются на Речвокзал, к Рубику, докладывают, что мы тут разузнали.

А разузнали они немало. Сломленный председатель выложил все, что знал о торговле порошочками. Но, главное – рассказал про загадочного «Порченого», друида, обосновавшегося в Грачёвском парке, и по всему выходило, что это и есть беглец, которого разыскивает Петровская Обитель. А раз так – заказ наполовину выполнен, и можно требовать вторую часть аванса. Для того Чекист и посылал Яцека – выбивать деньги из неуступчивого владельца «СТАРЬЁ БИРЁМ».

– …значит, изложишь всё, как есть, получишь, что нам причитается. Потом возвращаетесь сюда и ныкаетесь вблизи посёлка. Только конкретно ныкаетесь, чтоб ни одна сволочь…

Яцек удивлённо вздёрнул бровь.

– Матка боска, это ещё зачем?

– Будете пасти гостей из Грачёвки. Может, и не будет никого, но – мало ли? Связь при необходимости – через белок.

– Погоди, командир… – встрял Мессер. – Этот терпила – он махнул в сторону председателевой избы – вроде, базарил в тот раз, что белки не берут почту в сторону Грачёвки?

Хорёк подался вперёд и хотел, было, вставить словечко – но, взглянув на Мессера, прикусил язык.

– Базлай, лишенец! – великодушно разрешил тот.

– Так белки вообще к МКАД подходить не любят! А в Грачёвку они раньше нормально письма носили, а теперь – напрочь отказываются. Говорят – воняет там как-то не так…

Чекист задумался.

– Тогда сделаем так – как осмотримся, отойдём вот сюда…

Грязный палец упёрся в карту – ещё «доприливную», испещрённую пометками так густо, что под ними с трудом угадывались очертания прежних кварталов.

– Это перекрёсток Фестивальной и Онежской улиц. Туда-то белки пойдут?

Хорёк сделал крошечную паузу и неуверенно пожал плечами.

– Ладно, на месте разберёмся. В любом случае, попробуем послать в Дружбу, белку. Вопросы есть? Нет? Тогда – полчаса на сборы и выступаем. Время пошло!