XVIII

Дом выглядел в точности, как описал его Студент: монументальный, в стиле «сталинский ампир» фасад, до пятого этажа затянутый Ковром, рассекали три увенчанных балконами эркера. Один из них – и есть его цель.

С первого взгляда Сергею стало ясно, что от верёвки с крюком проку не будет: цепляться наверху не за что, крюк только вырвет клок мха. Что ж, придётся опробовать другой способ – не столь быстрый, зато надёжный.

Он примотал к башмакам нечто вроде кошек с торчащими вперёд зубьями. Достал моток тонкого, необычайно прочного шнура из паучьего шёлка (изделия ремесленников Братеевской поймы), привязал к насечкам на рукоятках цеплялок. Подёргал – крепко ли? Шнуры держались.

Этим было «ноу-хау» с егерем поделился приятель-барахольщик, промышляющий в центре бывшего мегаполиса. Чтобы попадать в здания, здесь нередко приходится влезать стенам – подъезды и окна первого-второго этажей обычно наглухо блокированы толстым слоем Ковра, поднимающегося до третьего-четвёртого, а порой и пятого этажа. Для этого и служат цеплялки – по очереди втыкая их в зелёное одеяло, «верхолаз» метр за метром карабкался наверх. Случалось, мох не выдерживал нагрузки, зубья срывались и человек летел вниз. Падать было мягко, словно на перину – но если одна из цеплялок оставалась наверху, на затее можно было ставить крест. Для этого и служил шнур – рванув за него, можно попытаться высвободить инструмент.

Опыта такого рода восхождений Сергей не имел. Но, то ли мшаное одеяло хорошо держало цеплялки, то ли сработало правило «новичкам везёт» – удалось обойтись без падений. Костеря на все лады Студента, хваставшего как-то своими подвигами на «Столбах» – «вот сам бы и забирался сюда, раз уж весь из себя такой скалолаз!»

– он с первой же попытки добрался до нужного балкона. Перевалился через заросшие бурым лишайником перила, отвязал кошки и втянул наверх «Ермак» – привязанный к станку шнур он предусмотрительно закрепил на поясе.

«…ну и где тут пещера Али-Бабы?..»

То ли наследник старого музыканта что-то позабыл за давностью лет, то ли растяпа Студент ошибся в записях – в квартире, куда Сергей проник через балкон, предмета поисков не обнаружилось. Пришлось попотеть, взламывая все подряд двери на лестничной клетке – сначала на пятом, а потом и на шестом этажах. Убедившись, что и здесь ничего нет, егерь неохотно побрёл по лестнице вниз, на четвёртый этаж.

Что творится на нижних этажах – оставалось только гадать. Квартиры могли быть забиты проникшей в окна губчатой массой мхов и лишайников, в них могли обосноваться колонии огромных сороконожек, которых на Ковре пруд пруди. Или, например, гнёзда «мшаных аспидов» – мелких, но чрезвычайно ядовитых змей, чья кожа покрыта слоем лишайника-симбионта, отчего заметить их на поверхности Ковра почти невозможно. А то и вовсе логово неизвестных, но оттого не менее пакостных созданий…

Реальность оказалась не столь пугающей. На двери одной из квартир четвёртого этажа обнаружилась позеленевшая от сырости латунная табличка с фамилией профессора. Внутри не было ничего особенного – сырость, потёки плесени на стенах, с потолков свешивается вездесущая пожарная лоза и проволочный вьюн. Только выпирали из оконных проёмов, лишённых рам, толстенные подушки мха и лишайника. Удивительно, но они неплохо пропускали свет, отчего в комнатах царил полумрак.

Искомое нашлось в кабинете старого музыканта, в монументальном несгораемом шкафу с литым медным картушем «Mosler Safe Со». Изделие механиков позапрошлого веканедолго сопротивлялась фомке, выкованной самим Кузнецом. Мелодично звякнула, открываясь, дверка, и на верхней полке Сергей увидел старинный футляр, обтянутый тиснёной кожей и снабжённый крошечными бронзовыми замочками. Внутри, на выложенном малиновым бархатом ложе, покоилась Она.

Скрипка была прекрасна. Верхнюю деку, словно подёрнутую глубоким загаром, всю в светло-золотых прожилках, прорезали элегантно выгнутые «эфы». Нижняя походила на тигриную шкуру – полосы, золотистые и тёмные, как скорлупа грецкого ореха. Стоило чуть качнуть инструмент, и по деке словно пробегали волны – то солнечными гребнями, то тёмными провалами.

Эффект был таков, что Сергею показалось, будто нижняя дека и в самом деле волнистая. Но это, конечно, было не так – гладкое дерево холодило ладонь, подобно зеркальному стеклу.

Он заглянул в одну из эф. На светлой древесине – бумажная наклейка с цифрами «1670» и буквами латиницей:

«Antonius Stradiuarius»

На внутренней стороне крышки, в особых гнёздах ждали своего часа смычок и вычурной формы подставка из красного дерева. Рядом, в углублении – небольшой сверток из провощённой бумаги с горсткой смолистых, янтарного цвета, кусочков канифоли.

Сергей закрыл футляр, плотно замотал припасёнными заранее кусками овечьей шкуры, поверх них – тонкой промасленной кожей. Стянул бечёвкой и запрятал свёрток в «Ермак», обложив со всех сторон чем-нибудь помягче. Результат его удовлетворил – теперь рюкзак можно сбросить с третьего этажа на асфальт, содержимое не пострадает. И уж точно, оно не пострадает, если внизу будет Ковёр.

«…что ж, дело сделано?..»

Настоящие опасности начинаются, когда приходит время возвращаться после удачной вылазки с заплечным мешком, полным хабара. Эту нехитрую истину, известную любому сталкеру из компьютерных игр, накрепко затвердили и барахольщики Московского Леса. В особенности – те, кто окучивает центр и район Кутузовского проспекта, где за тридцать лет после Зелёного Прилива лет выпотрошили далеко не все банкоматы и ювелирные салоны.

Успех нередко кружит везунчику голову, заставляет расслабиться, погружает в сладостные мечты о том, как потратить жирный куш – и тут-то фортуна даёт задний ход. Потому что теперь ты не охотник, не матёрый старатель – ты дичь, успевшая нагулять вкусный жирок.

А на всякую дичь обязательно найдутся охотники.

Сергея спасла чуйка – знаменитое «шестое чувство» егерей, не один десяток раз отводившее от него беду. Где-то на дальней периферии сознания ворохнулось острое, неудобное, словно соринка в глазу – и этого хватило, чтобы нырнуть за дверной косяк, уходя от выпущенного в упор снопа картечи. Вступать с неведомым супостатом в огневой контакт времени не было. Услыхав лязг помпы Сергей упал на колено и наугад ткнул за угол рогатиной. И снова чуйка не подвела. Длинное, слегка изогнутое лезвие с хрустом пропороло грудную клетку – громкий вопль, егерь рванул древко на себя, высвобождая оружие, тело шумно валится на растрескавшуюся плитку лестничной площадки.

Бандиты не ходят поодиночке. И только самые глупые из них палят в помещениях патронами с чёрным порохом. Он стряхнул «Ермак» с плеч, выдернул из ножен кукри и перекатом нырнул в облако воняющего селитрой дыма.

Снова грохнуло, зашипело, Сергея обдало волной жара и вони сгоревшего биодизеля. Над головой, в дверной проём, откуда он только что выкатился, улетел плевок коптящего пламени.

«…огнемёт? Нет, быть того не может…»

Он ударил снизу вверх – грязно, подло, прямо в пах второго бандита. Несчастный взвыл, сложился, и новый удар, обратным изгибом клинка по гортани, оборвал вопль жутким булькающим звуком.

Сергей вырвал из притороченного к рюкзаку чехла лупару и выстрелил – наугад, вслепую, в пороховой дым. Лязг замка, ружьё послушно переломилось, правая ладонь нашла патронташ и безошибочно загнала патроны в стволы.

Звон в заложенных ушах… и ничего. Только смертно хрипит под ногами бандит с развороченной грудной клеткой.

Обшаривать убитых не хотелось до колик. Он ограничился тем, что забрал оружие «огнемётчика» – обрез охотничьей одностволки с насаженным на ствол куском трубы. Заодно, прихватил брезентовую сумку с бутылками, полными мутной жидкости – боекомплект этой вундервафли.

Из дверного проёма уже валил дым, подсвеченный изнутри оранжевыми язычками. Но разгореться они не успели – раздалось пронзительное шипение, повалили клубы пара. Пожарная лоза сделала своё дело: бугристые полупрозрачные вздутия на её стеблях среагировали на жар и полопались, заливая огонь фонтанами воды.

Сергей не уставал удивляться тому, как Лес реагирует на опасности. Казалось бы, оставшийся без людей мегаполис, должен был выгореть дотла в первые же дни. Ан нет: пожарная лоза, удивительное растение, неизменно проникающее в любое здание, в любую квартиру, в любую комнату, вот уже тридцать лет успешно делает своё дело, спасая Лес от огня.

Вернувшись в квартиру, с которой начинались его поиски, Сергей ещё раз осмотрел комнаты (лупара наготове, ножны с кукри передвинуты на живот) и, убедившись, в отсутствии незваных гостей, решил устроить себе отдых. Привалил к входной двери тяжеленный шкаф, вытащил на балкон кресло, обивка которого почти не пострадала от сырости, и разложил на колченогом журнальном столике нехитрый перекус – баклагу с сидром, ломтики кислой добрынинской пастилы и жареную баранину в саговом лаваше.

«…так, по порядку. В появлении бандюков ничего необычного нет – они частенько трясут барахольщиков, в особенности, одиночек. Правда, на Ковёр обычно не суются, но это ни разу не аргумент. Наслушались баек о жирных хатах с брюликами и рыжьём и рискнули испытать удачу. Да и сами барахольщики, прямо скажем, не ангелы – с иных станется ограбить беспечного конкурента…»

Сергей в сердцах сплюнул. Надо же – угодить в такую примитивную засаду! Не приведи Лес, узнают собратья по егерьскому ремеслу – позора не оберёшься…

«…совпадение? Ох, не похоже… Очень уж вовремя случился наезд – когда он выходил из квартиры, довольный, расслабленный, при хабаре. Значит, точный расчёт? Но тогда выходит, что его пасли…

Кто-то подслушал и навёл этих недоумков? Петровский трактирщик, клык на холодец…»

Егерь ощутил, как из глубины поднимается, набухая, чёрная, слепая ярость – и поспешно приложился к баклаге.

«…нет, так не годится. Надо держать себя в руках. «Тёмная сторона силы» – не голливудская выдумка, и уж кому-кому, а егерям Леса это отлично известно. Чуть уступи – и чуйка в следующий раз с готовностью подскажет, как ловчее нанести смертельный удар тому, кто только тем и провинился, что не вовремя оказался у тебя на пути.

Впрочем – сейчас не тот случай…»

Итак, его подставили. Или, всё же, случайность? Недаром говорят: «даже у параноиков есть враги».

Остро захотелось выпить, и не яблочной шипучки, а того, что булькает в заветной фляжечке – не зря же перед уходом из Петровского он долил её доверху. Но – не время и не место. Вот вечером, когда придёт время устраиваться на ночлег…

«…ладно, плевать, хотя, разбираться с этой паршивой историей, так или иначе, придётся. Но – потом, а пока есть дела поинтереснее…»

Сергей хлебнул сидра и положил на колени трофей. Как он и предполагал, это было самодельное приспособление для метания горючей жидкости – нечто вроде «бутылкомёта Цукермана», придуманного в начале сороковых годов прошлого века. Только здесь бутылка не вылетала из «шайтан-трубы», чтобы разбиться на моторной решётке чужого танка, а лопалась прямо в стволе, из-за чего эффект и походил на огнемёт.

Всего в сумке было шесть бутылок, как и холостых патронов двенадцатого калибра, изравшими роль вышибного заряда. Сергей опробовал приобретение, выпустив с балкона струю жидкого огня. Трофей ему не понравился: громоздкий, неудобный в использовании, он, к тому же, имел крайне малую дальность действия, каких-нибудь четыре-пять метров. Но чуйка, та, что недавно в очередной раз спасла его шкуру, шептала, кричала, вопила в голос: «Возьми, возьми, ВОЗЬМИ эту штуковину с собой! Пригодится обязательно. И в самое ближайшее время.»

***

В первый раз Сергей почувствовал запах внизу, когда, спустившись по верёвке с балкона, закреплял на ногах ковроступы. Слабая, едва щекочущая ноздри кислотная вонь – видимо, источник далеко, или же ему попалась мелкая особь. Слабое утешение – даже мелкие Пятна чрезвычайно опасны.

Он огляделся. Точно: шагах в двадцати по поверхности Ковра пробегает лёгкая рябь. Пятно не самое крупное, метра три в поперечнике. И ещё одно стекает по стене дома напротив. Не торопятся, словно выжидают… Помнится, барахольщик, учивший его обращаться с цеплялками, рассказывал, что Пятна каким-то образом поддерживают между собой связь. Если это правда, то скоро сюда сползутся десятки этих созданий.

Бежать, задирая ноги в ковроступах неудобно до чрезвычайности. Два раза Сергей спотыкался, падал и, матерясь, копошился под рюкзаком. Вставать тоже было непросто. Руки не находили опоры, по плечо проваливаясь в рыхлую массу. Кислотный запах усиливался – похоже, Пятна взяли след и упорно идут за ним по пятам.

На ходу он закинул за спину рогатину, извлёк из сумки бутылку и зарядил трофей. Теперь ясно, зачем покойники таскали с собой «шайтан-трубу» – огонь должен неплохо работать против плотоядной плёнки, неуязвимой для прочих видов оружия.

Так-то оно так, но проверять это на практике не хотелось. До Маяковки рукой подать, а там и край Ковра. Немного везения – и Пятна останутся с носом… или что у них там есть?

Не повезло. Его зажали возле выхода на площадь. Новые Пятна были крупными, агрессивными, быстрыми, не чета прежним преследователям. Справа, со стороны Садово-Триумфальной наползали две особи – они перекрыли улицу во всю ширину, так, что края Пятен забирались на стены домов. С такого расстояния Сергей мог оценить толщину хищной плёнки: не меньше пяти сантиметров. Поверхность её шла крупной рябью, колыхалась, пузырилась, словно изнутри Пятна распирали газы. Запах кислоты шибал в нос, вызывая кашель, заставляя глаза слезиться.

Егерь попятился, озираясь. Так и есть: слева, от Большой Садовой торопятся ещё четыре смертоносных блямбы.

«…хреново дела… Края Пятен вот-вот сомкнутся и тогда – пиши пропало…»

Не будь у него на ногах дурацких «теннисных ракеток», такое расстояние даже с рюкзаком можно было бы пробежать за полминуты. Но без ковроступов ноги провалятся в мох, после чего ползучей дряни потребуются считанные минуты, чтобы привести его в тот же вид, что и давешнюю медведку. С поправкой на анатомию, разумеется – очищенный добела человеческий скелет смотрится на фоне Ковра куда эффектнее бурой хитиновой скорлупы.

«Шайтан-труба» выплюнула коптящий язык пламени. Там, куда попала огнесмесь, в Пятне образовалась большая прореха с почерневшими, скукоженными, заворачивающимися вверх краями. Новый выстрел – и ещё четыре метра тлеющего мха очистились от опасной субстанции.

«…недурно, но бутылок осталось всего три. А до спасительной кромки Ковра не меньше полутораста метров.

Не вариант…»

Память услужливо подсказала: правее, у заросших мхом колонн парадного подъезда концертного зала раньше был вход в вестибюль метро. И вряд ли его целиком похоронил Ковёр – здесь, на самом краю, слой не такой уж толстый, метр, от силы – полтора.

«…шанс? Маленький такой шанец?.. Как сказал бы Шмуль – «не делайте мне смешно».

…а что, есть другие идеи?..»

Новая бутылка нырнула в жёрло. Повернувшись спиной к Пятнам, Сергей выпалил в упор, с расстояния в пару метров, так, что его самого едва не окатило пылающими брызгами. Во мху возникла неровная дыра, по её краям плясали рыжие язычки огня. Выстрел «Шайтан-трубы» прожёг слой мха и лишайников насквозь, обнажив кусок закопченной стены.

Ледяной пот между лопаток – неужели ошибся? Тогда трындец.

«…так, не паниковать. Есть ещё две попытки. Прорвёмся, клык на холодец!..»

Сергей шагнул назад, прямо на Пятно. Хищная плёнка немедленно вцепилась в ковроступы и поползла вверх по лодыжкам. Несколько секунд – и едкие ферменты разъедят кожу башмаков и примутся за живую плоть. Его, Сергея плоть.

Струя огня ударила левее первой дыры. Не успел развеяться дым от сгоревшего биодизеля, когда Сергей с гигантским облегчением разглядел в фестонах тлеющего мха краешек дверного проёма. Ковёр забил его почти до самой притолоки, оставив узкий лаз, не больше полуметра в высоту.

«…вот это другое дело, клык на холодец!..»

Он стряхнул со спины «Ермак» и толчком отправил его в темноту. Следом полетели рогатина, бутылкомёт и сумка с остатками боезапаса. Теперь – выхватить кукри, рассечь ремни, удерживающие облепленные жгучей дрянью ковроступы – и рыбкой, головой вперёд, под притолоку, подальше от наползающей сзади смерти.