XVII

– Он же обещал выбрать время так, чтобы рядом не было бронемашин! Он обещал!

Лиска уткнулась лицом в мох и рыдала, не замечая щекочущих прикосновений к коже – у корней клёна, возле которого они остановились чтобы перевести дух, приткнулся разворошённый неизвестными вандалами муравейник.

– Ну, что уж теперь… – мужчина неловко погладил Лиску по волосам. – Война – дело такое: я в скольких операциях участвовал, а не помню ни разу, чтобы всё шло в точности по плану. Знаешь, вырвешься, а потом сам понять не можешь: «Как это, а? Ведь все должны были лечь, а мы – вот они, живём, дышим…»

Это был тот человек, который выскочил как чёртик из табакерки и спас её от верной смерти. Он – и его спутник, тщедушный с виду, а на самом деле быстрый, как кобра, белобрысый парень, вооружённый куском арматурины. Лиску чуть не стошнило, когда стальной прут, войдя в глазницу ЧОПовца, проломил затылок и высунулся наружу – весь в крови и лохмотьях мозговой ткани. Потом оба помогали загонять «зеленушек» в пролом стены, обшаривали под аккомпанемент стрельбы жилые корпуса в поисках забытых… и вместе с ней уткнулись в асфальт, прижатые очередями с появившегося невесть откуда броневика. Им ещё повезло – пулемётчик отвлёкся на разбегавшихся в луче прожектора зеленушек и косил их очередями, пока выскочивший из-за отбойника Юрген не кинулся к машине с подрывным зарядом. Каким-то чудом пулемётчик его заметил, но турель развернуть уже не успел…

Юрген всё равно погиб, его разорвало взрывом – то ли второпях напутал с установкой взрывателя, то ли сознательно пожертвовал собой. Парня с арматуриной подстрелил выскочивший из горящей машины автоматчик, а вот Лискиному спасителю повезло – у стрелка перекосило патрон и пока он, матерясь, терзал затвор, мужчина, взвалив на спину раненого спутника, побежал к деревьям вслед за девушкой и уцелевшими «зеленушками». А потом – садил из карабина убитого бойца, целя по слепящему диску прожектора- искателя подоспевшего бронетранспортёра. Трассеры мелькали между деревьями, срезали ветки, с хрустом стукались в стволы, вокруг верещали в панике зеленушки – но прожектор всё-таки погас, и сразу стало темно. Лиска, пригибаясь, бросилась в спасительную черноту. За спиной злобно грохотал КПВТ, раненый, которого волокли на спине, глухо стонал, и некому было забрать Хвоста с развороченным крупнокалиберными пулями животом. Он так и остался у кромки Леса, ползал, вопя от боли, путаясь в собственных кишках, пока обшаривавший обочину солдат не избавил его от страданий скупой, на два патрона, очередью.

– Всё, я в порядке… – Лиска вытерла заплаканные глаза рукавом и огляделась.

Поляна для привала была намечена заранее. Здесь спасённых «зеленушек» предполагалось переодеть – синтетическое барахло, выданное в спецсанатории, расползалось на глазах. Дело это оказалось нелёгким, особенно с теми, у кого Зелёная Проказа зашла достаточно далеко. Их приходилось одевать, как маленьких детей, осторожно вдевая руки в рукава и терпеливо застёгивая пуговицы.

– Ну, как обновка?

Спаситель потопал ногой, обутой в плетёную из лыка сандалию.

– Сойдёт для сельской местности. Мне бы Ботаника переодеть…

– Возьми ещё комплект, там с запасом. Как его рана?

– Хреново. – мужчина потемнел лицом. – Лёгкое навылет. Видел я такие раны, приходилось. Нужен медик, аптечка с антишоковым, иначе не донесём.

Лиска склонилась к парню. Тот хрипел, в простреленной груди булькало, но это не помешало заметить, как стремительно набухает отёком лицо, заплывают глаза, а губы, на которых вздувались кровавые пузыри, превращаются в уродливые оладьи.

– Эл-А. Ещё четверть часа, максимум – отёк гортани и всё, конец. В сочетании с такой раной ни единого шанса, даже трахеотомия не поможет.

Она повернулась к спасителю.

– Ты что, не знал, что у него тяжёлая форма?

Мужчина сплюнул и злобно выругался.

– Откуда, мать его?.. Нас сюда только два дня как… а, неважно. Что делать-то?

– Пуля точно прошла навылет? Выходное отверстие видел?

– Видел. Даже клочком тряпки заткнул. Слушай, хоть индивидуальные пакеты есть? Вы что, с голым задом на дело пошли?

Она уже не слушала.

– Если, и правда, навылет – тогда есть шанс. Посади его, я сейчас…

И одну за другой выколупнула из кармашков портупеи баночки со «слизнями».

– Я и сама не ожидала, что так подействует! Нет, что слизни залечивают раны – это нормально, для того они и предназначены. Но чтобы снять действие Эл-А!?

Виктор приподнял голову Ботаника и подсунул под затылок сложенную куртку. Отёк на лице стремительно спадал – можно сказать, от него не осталось следа, лишь лёгкие припухлости вокруг глаз напоминали о недавней смертельной угрозе.

– Теперь твоему другу путь назад заказан. – продолжала девчонка. – Слизни – они, знаешь ли, чем сильнее лечат, тем крепче привязывают. Зов Леса, слыхал?

– А как же. Депресняк, апатия?

– Это для обычных случаев, с этим ещё можно жить… какое-то время. Тут покруче будет: клык на холодец, как говорит один мой знакомый, стоит ему хоть шаг ступить за МКАД – свихнётся или сдохнет от мигрени. Так и объясни ему. Если выживет, конечно.

Виктор недоумённо покосился на собеседницу. «Клык на холодец» – это была излюбленная фразочка его старого друга. Того самого, что забрал в Лес страдающую Зелёной Проказой дочь.

«Может, она его знает? А, чем чёрт не шутит – может и её тоже? Народу в Лесу мало, вполне могли и встретиться….»

– Обязательно объясню. – он встал и отряхнул колени. – Кстати, меня Виктор зовут. Виктор… э-э-э… Палыч.

Она подняла глаза, зелёные, в лёгких золотистых искорках.

– Палыч, значит? Ничего, годится. Будешь Палычем. Слыхали, ребята?

Устроившийся рядом боец что-то согласно промычал – в зубах у него была зажата полоса ткани, другой он заматывал голову «зеленушки». Оба кармашка для баночек со слизнями на его перевязи были пусты.

– А я – Лиска… то есть, Василиса. – продолжала девчонка. – Лиска – это для краткости, ещё в школе так звали. Сам-то ты кто? На «зеленушек», вы с другом не похожи. Работали в спецсанатории? Санитарами?

– Чёрными норвежскими крысами. – усмехнулся Виктор. – На нас должны были опыты ставить, но не успели.

– Шутишь? – девчонка выпрямилась. – Как это вас угораздило? Добровольцы, что ли?

Он неопределённо пожал плечами. Меньше всего сейчас хотелось вдаваться в подробности своего тюремного прошлого.

– Не хочешь говорить – твоё дело. А насчёт Эл-А давно знаешь?

– Что – знаю?

– Ну, что у тебя полный иммунитет?

Виктор непонимающе уставился на собеседницу.

– У меня? Иммунитет? С чего ты взяла?

– Как это – с чего? – теперь уже девчонка смотрела на него с недоумением. – Ты ведь нормально себя чувствуешь?

– Пожалуй. Если не считать сбитых коленей.

– Фигня… – она нетерпеливо махнула рукой. – Не задыхаешься, глаза не слезятся, зуда нет?

– Вроде, ничего такого…

– А твой приятель пять минут назад чуть не загнулся от ураганного отёка гортани. И ты бы загнулся, не будь у тебя иммунитета. Везучий ты, Палыч!

А ведь девчонка права, ошарашено подумал Виктор. Общеизвестно, что девяносто девять процентов населения Земли подвержены этому недугу. А ему хоть бы хны, хотя в Лесу они уже верных полчаса!

Но что же тогда получается? Он может идти куда угодно, ничего не опасаясь, а значит – зыбкая надежда отыскать дочь приобретает реальные очертания?

Хотелось заорать от восторга. Но – стоит ли оповещать об этом спутников? Ребята они, вроде, нормальные, из-под пуль вытащили… Впрочем, это ещё как сказать – кто кого вытащил.

– Везучий – невезучий, это как посмотреть. – отозвался он, изо всех сил стараясь не показывать своего возбуждения. – Ты вот что скажи, Лиска-Василиса: куда нам-то теперь?

Боец, возившийся с раненым, подошёл поближе. Следом появился и второй – тощий, нескладный, с рукой на перевязи. Это были все, кто уцелел из ударной группы, атаковавшей спецсанаторий. Ещё двое лежали на самодельных носилках в забытьи, навеянном целительными ферментами слизней. Остальные остались позади, кто на полотне и обочинах МКАД, посечённые пулемётными очередями, кто – здесь, рядом, на мягком ложе из мха и опавшей листвы, наскоро закиданные ветками, с карабином, воткнутым в изголовье. На всех слизней не хватило, уцелевшие бойцы, не сговариваясь, тратили их, в первую очередь, на «зеленушек».

Девушка оглядела подошедших. Костерок отбрасывал на лица бойцов оранжевые блики, отчего они казались ещё суровее, ещё сумрачнее.

– Похоже, я теперь за старшую?

Возражений не нашлось.

– Есть идеи, что делать дальше?

– До базы мы с этими бедолагами точно не дойдём. – подал голос боец с рукой на перевязи. – Бурелом, корни, колючий кустарник, тропа узкая. Темнота, опять же…

– Через час-полтора и начнёт светать.

– Всё равно половину растеряем, к гадалке не ходи.

Второй боец кивнул, соглашаясь с товарищем.

– Помощь сейчас не позвать. – Лиска извлекла из нагрудного кармана карту, развернула. – Белки близко к МКАД не подходят. Да и беличьи колокольцы тут почти не растут…

– Тогда надо к Ленинградке идти. – первый боец осторожно, чтобы не потревожить раненую руку, наклонился и ткнул в карту пальцем.

– Вот, глядите: доберёмся до шоссе, а там и Речвокзал недалеко.

Девушка покачала головой:

– Ты, может, знаешь тропу? Это же самая глухомань – кварталы между Смольной и Ленинградским шоссе развалены в хлам, чащоба непроходимая, и Лес знает, что за дрянь там водится!

Боец пожал плечами. Начальству виднее, к тому же, девчонка права: эти места издавна пользовались дурной славой.

Как, впрочем, и все районы, примыкающие к МКАД,

– Хвост, вроде, договаривался с речниками. – Лискин пальчик гулял по карте. – Он собирался, если нельзя будет уйти на базу, вести отряд к Левобережной, к пляжу, вот сюда. Там должны были ждать лодки, запасной вариант…. Это недалеко, только сами мы дорогу не найдём. Да и нет там уже никого – все сроки давным-давно вышли. Мы же еле тащимся, за два часа едва километр отшагали…

Виктор едва сдержал скептическую ухмылку. «Отшагали»! «Зеленушки», израненные, измученные настолько, что даже не пытались разбегаться, шли, повесив головы, слегка наклонившись, с безвольно мотающимися руками. Порой один из них упирался в дерево, но не останавливался, а продолжал перебирать ногами, словно надеясь сдвинуть невесть откуда взявшуюся преграду с места. Или стекал по стволу и замирал в позе эмбриона, жалобно поскуливая. На команду «стой, привал!» они не реагировали, и приходилось хватать каждого и силой усаживать на землю. А какие усилия потребовались, чтобы заставить «зеленушек» тащить носилки с ранеными! Виктор сам сжимал им пальцы на рукоятках и накрепко приматывал полосами ткани от разорванных курток.

– Всё же, к железке надо. – буркнул второй боец. – До базы, конечно, не дойти, нам бы только подальше от МКАД. А там – пошлём белку к путейцам.

– А дальше?

– А дальше – в Лосинку. Пусть там с ними возятся.

Лиска задумалась. В предложении был резон: хотя они и планировали доставить спасённых на одну из Полян, большая часть «зеленушек» рано или поздно окажутся у аватарок.

Правда, тут имелась сложность:аватарки, истинные дети Леса, люто ненавидели путейцев с их коптящими, громыхающими дрезинами, воняющими углём и биодизелем.

– Пожалуй. Сколько у нас сейчас на руках, подсчитали?

– Тринадцать. Из них трое на носилках. Остальные отбились по дороге. Плюс двое наших раненых.

– Тогда так и делаем. – Девушка решительно тряхнула головой. – Десять минут на сборы, и выступаем. – Ребята, поменяйте «зеленушек»» которые с носилками. Подберите тех, кто покрепче – идти придётся долго, когда ещё остановимся. Слизни остались?

Оба синхронно помотали головами.

– Вот и я пустая. Палыч… – она повернулась к Виктору – пойдёшь замыкающим, хорошо? Только смотри, не отстань, а то ты у нас новичок, Леса не знаешь, пропадёшь.

– Не боись, соска! – прилетел из окружавшей предутренней черноты глумливый голосок. – Никуда он, замкадыш долбаный, не денется! Доставим в целости, как Хозяин велел. Да и тебя придумаем, каким способом употребить!

***

Санкт-Петербург,

Литейный, д. 4

Штаб-квартира ФСБ

Российской Федерации.

Представительный референт в строгом костюме (никаких длинноногих блондинок в форменных юбках, туго обтягивающих бёдра ) умело сервировал столик – чай в стаканах с мельхиоровыми подстаканниками, розетка с кубиками сахара, блюдце с тонко нарезанными дольками лимона – и неслышно удалился.

Мамонов огляделся. В Большом Доме предпочитали имперский стиль. На него тут работало всё: солидный референт, обтянутые лаковой кожей кресла, плотные, тёмно-зелёного плюша, гардины на окнах. Даже телефонные аппараты – в стиле имперского «ретро», с латунными гербами вместо наборных дисков. Что, впрочем, не отражалось на ультрасовременной начинке, исключавшей всякое прослушивание.

– Прошу, Алексей Петрович! – хозяин кабинета сделал приглашающий жест. Надеюсь, перелёт вас не слишком утомил?

– Спасибо, всё в порядке. Даже успел немного отдохнуть.

Аналитик соврал. С того момента, как его выдернули из командного пункта, развёрнутого на химкинской базе РИИЛ, прошло всего два часа – и эти часы дались ему нелегко. Военный конвертоплан сел на вертолётную площадку, и двое подтянутых молодых людей, предъявив удостоверения, бесцеремонно затолкали аналитика в машину. А заодно, отобрали коммуникатор и решительно пресекли попытку связаться с РИИЛовским начальством: «не волнуйтесь, Алексей Петрович, распоряжения отданы, все, кому надо, в курсе».

Не успел он пристегнуться жёсткими, рассчитанными на десантника в боевой амуниции, ремнями, как конвертоплан взвыл турбовентиляторами и подпрыгнул вверх. Набрав высоту, пилот развернул крылья в маршевое положение и наддал. Полтора часа полёта до столицы (десантно-штурмовая машина – это всё же не реактивный лайнер, преодолевающий такое расстояние минут за сорок) Мамонов предавался самоедству, раз за разом прокручивая в голове проваленную операцию. Потом – посадка на военном аэродроме, гонка с мигалками по питерским улицам.

И вот – Большой Дом. Цитадель государственной безопасности в новой столице России.

– Итак, я вас слушаю. – владелец кабинета позвенел ложечкой в стакане. – Как вы объясните произошедшее? Насколько я понимаю, военные патрули не должны были оказаться в районе спецсанатория?

– Идиотская случайность.

Он много раз прокручивал свои реплики – и в конвертоплане, и в автомобиле, и позже, когда шагал по пустым, выложенным ковровыми дорожками, коридорам.

– Командование соседней воинской части затеяло внеплановую переброску техники. Нас не предупредили. Как только вояки услышали пальбу – сразу двинули туда. Согласно инструкции. Подоспели к шапочному разбору, – «Доберманы» уже уходили с освобождёнными, – и с ходу открыли огонь.

– Хорошо, с этим ясно. То есть, плохо, разумеется. Следовало предусмотреть подобные случайности, Алексей Петрович!

Генерал кривил душой. Планирование боевых операций – не дело штатского, будь он хоть трижды гений. Тут нужен исполнитель в погонах, с соответствующей квалификацией, а его-то как раз и не стали вводить в список допущенных, в угоду чрезвычайным мерам секретности.

В итоге – глупейший провал на пустом месте. Тем не менее, виновные будут назначены и строго наказаны. В соответствии.

– Жертв много?

– Из пациентов спецсанатория восемнадцать убитых, тридцать семь раненых. – начал перечислять аналитик. – Ещё девятнадцать уведены в Лес. Потери охраны – шесть убитых, девять раненых. У военных двое раненых, один убитый – экипаж взорванного броневика. У нападавших – пять трупов, среди них командир группы, он опознан. Раненых, похоже, унесли с собой. Объект «Ольха» ушёл с ними.

Генерал аккуратно подул на чай, отхлебнул.

– Откуда такая уверенность?

– Тела нет.

– Искали?

– Организовали прочёсывание местности в радиусе трёх километров. Кроме того, во время медосмотра под кожу объекта вживили чипы-радиометки, ими же снабжены предметы одежды. Метки отслеживали с коптера в течение четверти часа после того, как объёкт пересёк МКАД. К моменту выхода чипов из строя, объект углубился в Лес более чем на километр. И ещё один момент…

Аналитик замялся.

– Вместе с ним был Алитет. Тоже отслежено по меткам. Это не было предусмотрено – у него нет иммунитета к Лесной Аллергии.

Хозяин кабинета удивлённо вздёрнул бровь.

– Почему тогда он ушёл в Лес? Он что, самоубийца?

– Предположительно, был ранен, и его унесли вместе с другими. По оценкам медиков Алитет обречен – смерть от анафилактического шока должна была наступить в течение тридцати-сорока минут максимум.

Генерал закаменел лицом.

– Что ж, от подобных трагедий никто не застрахован. Но дело своё он, так или иначе, сделал: объект «Ольха» внедрён в Лес, а это и было целью операции, не так ли?

Аналитик кивнул, едва заметно поморщившись. Начинались по- настоящему неприятные новости.

– В назначенное время группа «Доберман» в точку рандеву не вышла. Пропустила и запасной срок, через шесть часов. По резервному каналу связи – тоже ничего. «Аргус» полагает, что случилось что-то непредвиденное.

– Пытались выяснить, что именно?

– Мы можем действовать только через «Аргуса». Иных каналов ни у РИИЛ ни у вашего…хм… ведомства там нет.

–Так действуйте! – генерал не скрывал раздражения. – Что вам мешает?

– Возможности «Аргуса» ограничены. Но тут нам, пожалуй, повезло – в интересующем нас районе наметилась необычная активность. «Аргус» частично в курсе происходящего.

– Полагаете, это имеет отношение к нашей проблеме?

– Скорее всего, местные разборки. Но район невелик и крайне малонаселён, любой чужак, любая вооружённая группа, тем более, такая, наверняка будет замечена. Сложность состоит в том, что «Аргус» не имеет связи с непосредственными участниками событий и вынужден ждать.

Владелец кабинета встал и стад ходить туда-сюда, заложив руки за спину. Аналитик засуетился и неловко вскочил с кресла, едва не опрокинув на себя стакан с горячим чаем.

Генерал остановился и резко, на пятках, повернулся к гостю.

– Мы, Алексей Петрович, ждать не можем. Передайте «Аргусу» приказ: срочно выяснить, что с группой «Доберман» и с «Ольхой». Срочно! Пусть нанимает кого угодно, платит любые деньги, хоть сам туда отправляется!

Теперь он говорил, смотря прямо в глаза собеседнику. Тот вздрогнул – по спине пробежал колючий озноб. Наверное, то же чувствует обезьяна, когда её взгляд ловят зрачки удава, и нет сил отвернуться, сорваться с места, спастись…

– Возвращайтесь и займитесь этим лично. Жду доклада через три часа. И не советую разочаровывать меня снова!