XIV

– Спустись до пятидесяти!

Оператор не отрывался от экранов – их в заднем отсеке было штук пять. Это не считая пульта, клавиатуры и россыпи индикаторных панелей. РИИЛ не жалел средств на самое современное оборудование.

– Рискованно. – ответил, не оборачиваясь, пилот. – Могут услышать.

– Наплевать. Да и не услышат ничего, идём на мягких лапках.

Действительно, коптер летел почти бесшумно. Работающие в маршевом режиме электромоторы почти не издавали звука, четыре поворотных пропеллера в кольцевых ограждениях перемалывали воздух с лёгким шелестом. Корпус, покрытый чёрной матовой плёнкой поглощал почти весь падающий на него свет, и у людей на земле был единственный шанс заметить аппарат – в краткое мгновение, когда он закрывал луну над их головами.

Пилот тронул джойстик и коптер провалился вниз. Сидящий рядом офицер с нашивками РИИЛ поднял ночной бинокль.

– Возле КПП объекта активность. Четверо… нет, пятеро, с плакатами.

_ Скачут?

– Сидят, курят.

– Охрана?

– Трое у ворот. Тоже курят.

– Четверо. – донеслось сзади. – Ещё один на вышке слева.

– А справа?

– Пусто. На вышках по боковым стенам тоже никого, только на тех, что по задней – двое. Один курит, другой развлекается с какой- то игрушкой.

– Раздолбаи хреновы…

– Прими левее. – скомандовал оператор. – Во-он та рощица, за гаражами.

Аппарат послушно описал дугу и прошёл над островком хилых осин – не чета непроницаемой древесной стене за МКАД.

– Ага, есть. – в голосе сквозило удовлетворение. – В роще. Сотни полторы, не меньше. С палками, огнетушителями, шинами. До КПП бегом – минут пять.

– А коктейли Молотова? – пилот ухмыльнулся. – Без них несчитово.

– Отсюда не видать. Может, в карманах?…

Офицер опустил бинокль и щёлкнул тангентой.

– «Птичка-бис» – «Гнезду». Массовка на месте. Охрана – готовность ниже штатной.

– «Гнездо» – «Птичке-бис». – зашуршало в гарнитуре. – Осмотрите кромку Леса.

– Понял, «Гнездо», выполняем.

Коптер, подчиняясь движению джойстика, развернулся, оставляя освещённый контур спецсанатория справа. Поравнявшись с крайней вышкой, аппаратик подпрыгнул выше чернильно-чёрной стены великанских елей, вплотную подступающих к кольцевой.

– Зайдёшь вдоль МКАД?

Пилот покосился на соседа – офицер заметно напрягся, пальцы нервно тискали бинокль.

– Опасно. Дунет посильнее – и привет, мы уже там.

Рисковать и правда, не стоило. Месяц назад один из РИИЛовских пилотов не успел среагировать на порыв ветра, и лёгкий аппаратик забросило в Лес. Электронная начинка сдохла моментально, и коптер камнем рухнул вниз. Он и сейчас висит в кронах, на высоте семидесяти с лишним метров – мёртвая, изломанная стрекоза с прозрачным брюшком, напрочь разъеденная пластиковой плесенью. Из трёх членов экипажа лишь один сумел спуститься на землю, но это не очень-то ему помогло – аварийная группа подобрала посиневший, раздутый труп шагах в двадцати от спасительного отбойника. Эл-А безжалостна к обитателям Замкадья.

– Второго захода не нужно. – подал голос оператор. – Зависни над центром объекта, я просканирую опушку. Только не поднимайся выше сотни.

– Йес, сэр!

Внизу медленно проплыла бетонная стена, украшенная спиралью Бруно.

– Чуть выше…

Коптер пушинкой вспорхнул метров на тридцать.

– Так хорошо.

Офицер снова поднял бинокль. Так и есть – охранник на ближайшей вышке самозабвенно терзает светящийся квадратик гаджета.

«Дебил, твою мать! Сортиры чистить, устав зубрить!..»

– Вот они!

Экран, встроенный в приборную панель, ожил – оператор подал картинку со своих камер. В неясных серо-зелёных разводах едва угадывалась линия отбойников на МКАД, стволы деревьев. Между ними плотной стеной стоял кустарник; в нём светились ярко- зелёные пятна, в которых проглядывали контуры человеческих тел.

– Около десятка, все вооружены.

Картинка мигнула и сменилась – оператор вывел на экран сигнал с радара. В листве яркими чёрточками светились куски металла, которыми были обильно увешаны чужаки.

Щелчок тангенты.

– «Гнездо», я «Птичка-бис». Десять, повторяю, один-ноль гостей. Занимают позиции для атаки.

На экране снова замелькали зелёные пятна – трое «гостей» пересекли полосы МКАД и скрылись в слепой зоне у стены.

– «Гнездо», я «Птичка-бис». Они начали! «Гнездо», они…

Экран полыхнул – одновременно с грохотом и вспышкой за бортом. Аппарат тряхнуло.

– Взорвали стену!

На фоне черноты Леса мелькнули дымные жгуты, последовала серия хлопков, и вышки затянуло густым, белым в свете прожекторов, дымом.

– Бьют по вышкам!

– «Птичка-бис», это «Гнездо». Что у въезда на объект?

Под полом кабины мяукнули сервомоторы – оператор развернул подвесной контейнер. На экране, из-за ворот и караульной будки уже выхлёстывало к небу оранжево-дымное пламя, трещали выстрелы, бандерложьи вопли идущих на штурм «активистов», смешивались с проснувшейся наконец-то сиреной. Снова визг сервомоторов, неслышный в творящейся снаружи какофонии – объективы снова нацелилась на взорванный участок стены. На бледно-зелёном экране хорошо различались фигуры, выпрыгивающие одна за другой из пролома. На уши давил, давил заунывный вой, смешиваясь с улюлюканьем толпы, громящей КПП.

– «Гнездо», они уже внутри!

***

Двое бойцов вслед за очкариком-подрывником, пригибаясь, рванули через МКАД. Тени за их спинами метались по дорожному полотну. Лиска замерла, до боли стиснув кулачки – ждала пулемётной очереди, плевка жидкого огня с караульных вышек.

Обошлось. Все трое благополучно пересекли открытое пространство, нелепо раскачиваясь и высоко задирая колени, сиганули через отбойник и растворились в тени, куда не доставал свет фонарей на гребне стены.

– Приготовиться! – прошелестело по цепочке.

Девушка нашарила в нагрудном кармане футляр, отвинтила крышку – та плохо поддавалась, пришлось пустить в ход зубы. Извлекла спички, особые, «сапёрные», намного длиннее и толще обычных, и до половины обмазанные воспламеняющимся составом. Взрывпакеты были подготовлены заранее – два свёртка из жёсткой коричневой бумаги, перетянутые бечёвкой.

Дело пары секунд: проткнуть упаковку кончиком ножа и загнать спички так, чтобы обмазка до половины погрузилась в начинку. Теперь достаточно сорвать полоску с тёркой, и кустарный запал воспламенится.

Под стеной трижды мигнул красный глазок фонаря. Лиска инстинктивно сжалась, уткнулась лицом в мох и замерла.

– Группа!..

Рвануло так, что земля дрогнула. Она почувствовала толчок даже сквозь толстый, слежавшийся слой опавших листьев.

– …вперёд! Действуем по плану!

Дрон встал на колено и вскинул на плечо трубу самодельного гранатомёта. Шваркнуло, плеснуло огнём и заряд дымообразущей смеси улетел к левой вышке. На месте правой уже клубилось тяжёлое, медленно расползающееся в лучах прожектора облако.

Лежавший слева от Лиски боец вскочил, вскинул антикварный, вытертый до белизны АК и дал две короткие, на три патрона, очереди. Сразу стало темнее – прожектор погас, над стеной горели только два уцелевших фонаря.

– Пошли-пошли-пошли!

Вслед за стрелком она побежала к дороге. Сразу стало ясно, почему подрывники двигались так неуклюже – асфальт МКАД был укрыт рыхлым одеялом из мха, толщиной не меньше полуметра.

Ноги вязли в нём, как в песке, и приходилось идти по журавлиному, высоко поднимая согнутые колени.

Добежав, Лиска один за другим перебросила зашипевшие взрывпакеты через стену и кинулась к пролому. Пыль от взрыва ещё не осела – пришлось зажимать рот и нос и прыгать через острые, щетинящиеся арматурой обломки бетона вслепую.

Во дворе бурлил хаос первого дня Творения, густо сдобренный вполне современными матюгами. Бегали туда-сюда люди, многие босиком, в полосатых больничных пижамах; бойцы штурмовой группы палили кто в воздух, кто в промежутки между корпусами. Один дом уже разгорался – из окон валил дым, кое-где проклюнулись языки пламени. Метались лучи прожекторов, их расстреливали, словно в тире. Замешкавшуюся Лиску толкнули в спину так, что она едва устояла на ногах.

– Чего встала? Не видишь, разбегаются!

Это Дрон. Использованный гранатомёт он бросил и теперь размахивал пистолетом с очень длинным, как в кино, стволом. Девушка посмотрела, куда показывал ствол – за сетчатым забором, рассекающим двор пополам, жалобно завывали полураздетые люди. Разбегаться они, вопреки заявлению Дрона, не собирались вцепились в сетку и раскачивали секцию забора. В электрическом свете лица и руки были бледно-зелёными, глаза, перепуганные, молящие, налитые паническим безумием, отливали изумрудом.

Узники спецсанатория, больные Зелёной Проказой. В просторечии – «зеленушки».

Возившийся у сетки боец отскочил и заорал, размахивая руками: «Пшли прочь, убогие!» По глазам ударило яркой вспышкой, зашипело, посыпались острые, белые искры. Обожжённые зеленушки кинулись, оглушительно визжа, врассыпную. Дрон обернулся к Лиске – глаза у него сверкали весело, бешено – крикнул «держись за мной!» и рыбкой нырнул в дыру, края которой светились тусклыми оранжевыми огоньками. Девушка задержала дыхание, чтобы не наглотаться едкой термитной гари, и ринулась следом.

***

Гр-р-ах!

Виктор кубарем слетел с койки. Здание ходило ходуном, стёкло в раме не выдержало и лопнуло, и вслед за дождём мелких осколков в окно ворвались плотные клубы цементной пыли. Он поморщился, узнав до боли знакомый запах сгоревшего тротила, и закашлялся – пыль лезла в рот, глаза, першила в носу и горле.

В комнате было хоть глаз выколи: лампочка в решётчатом колпаке не пережила катаклизма. Под подошвами захрустело битое стекло. Хорошо, что он, поддавшись приступу депрессии, прилёг на койку, не раздевшись и в башмаках – иначе ступням сейчас пришлось бы худо.

«…а как, скажите на милость, без депрессии, когда всё время ждёшь, что «норвежскую крысу» вот-вот извлекут из уютной клетки и начнут втыкать в мягкую шкурку иголки?…

…вот и дождался. Вопрос, только – чего…?

Гр-р-ах!

Тряхануло сильнее. Нога зацепилась за перевёрнутую табуретку, и Виктор чудом извернулся в падении, едва не приложившись виском об угол тумбочки.

«…кажется, пока лучше не вставать…»

Гр-р-ах! Гр-р-ах!

И беспорядочная россыпь хлопков.

«…стреляют?..»

Палили, судя по звуку, из чего-то не слишком серьёзного, вроде дробовиков и травматов.

– Твою ж дивизию! Что за?..

Виктор взвыл – кто-то наступил ему на руку, отпрянул и полетел с ног, вызвав очередной взрыв грохота и треска.

«…кто-то? Ботаник, кому ж ещё! Копошится в обломках стола, сипло матерится сквозь зубы, отхаркивается…»

В барабанные перепонки саморезом ввинтился заунывный механический вой. Виктор живо представил ребристый барабан с рукояткой, которую с натугой вращает похмельный сержант с засаленной повязкой дежурного по части на рукаве. В звуке сирены утонули матюги Ботаника, крики и выстрелы за окном и даже звон в оттоптанных взрывами ушах.

«…тревога? Нападение на спецсанаторий? Да кому он, на хрен, сдался?

Значит, сдался…»

Дверь? Заперто.

«…кричать, звать охрану, санитаров? Спасибо, мы лучше сами…»

Виктор ударил – сначала ногой, потом, с разбегу, плечом. Дверь стояла, как стены Трои перед ахейцами Агамемнона.

«Не вариант…»

Строители укрепили оконную решётку на совесть, но тут уже просматривались варианты. Он нашарил умывальник и, подпрыгнув, повис на трубе, проходящей под самым потолком.

– Чего встал, Ботаник? Помогай!

Вдвоём они раскачались и синхронно, всем весом, обрушились вниз. Раз, другой, третий…

На пятый металл не выдержал, и труба обломилась, обдав их фонтаном ледяной воды.

Остальное было делом техники. Выломав из стены второй конец трубы, Виктор воткнул его в решётку и налег на импровизированный рычаг. Прутья, куски арматуры, вцементированные в стену, согнулись и гнилыми зубами поползли из гнёзд.

Сокамерник ухватился за расшатанные железки и рванул на себя. Прутья с хрустом выворотились, осыпав его цементной крошкой.

«…точно, как зубы рвёт! А парень-то ничего, силён…»

Он осторожно выглянул наружу.

Комната, в которой поселили «норвежских крыс», выходила окнами на унылую бетонную стену склада. Виктор огляделся – никого. Неподалёку кипела жизнь: кто-то стрелял, вопил, отдавал команды, ронял что-то, крупное, рассыпающееся с жестяным дребезгом. С противоположной стороны, от КПП нёсся, нарастая многоголосый вой и пальба. В поле зрения никого не наблюдалось.

»…второй этаж, метра три с половиной – четыре. Ну, это ерунда…»

Бетон бьёт по подошвам, перекат, встать, нырнуть в тень, распластаться по стене…

– Эй, Ботаник! Трубу кидай!

Чёртова железяка оглушительно лязгнула по бетону. Виктор замер, сделав знак высунувшемуся из окна парню.

Ничего. Похоже, сейчас всем не до них.

– Прыгай, приму!

Помогать не пришлось – бывший студент грамотно приземлился на полусогнутые и ушёл в сторону перекатом. Прут он не бросил – держал, умело, сноровисто, демонстрируя готовность в любой момент пустить импровизированное оружие в ход.

«…темнит парень, ой, темнит!. Клык на холодец, как говаривал Серёга, тренировали его правильные люди и отнюдь не в спортивной секции…»

– За мной, вплотную! Держимся стен, на свет не соваться!

И, перехватив поудобнее трубу, двинулся вперёд.

На широком дворе перед жилыми корпусами имели место, как говаривал старинный приятель Виктора, капитан Сомлеев, «мрак, ад и содомия». Забор из сетки рабица зиял дырами, возле них кипел людской водоворот. «Зеленушки» и в спокойном-то состоянии с трудом понимают, что происходит вокруг – а тут, возбуждённые криками, взрывами и пальбой, они растеряли последние капли рассудка. Одни метались из стороны в сторону, вопя и заламывая руки, другие замирали в неестественных позах, поскуливая, пуская слюни. Третьи ползали на четвереньках, путаясь под ногами собратьев по несчастью.

Какая-то девчонка, на вид лет двадцати-двадцати трёх, старалась хоть немного упорядочить эту сумятицу. Ей помогал здоровенный парень в чёрной футболке, вооружённый «Стечкиным» с навёрнутым глушителем. Вдвоём они отделяли от толпы кучки по несколько «зеленушек» и силой протискивали в дыру забора. Пациенты не сопротивлялись, но и не помогали спасителям – вели себя, словно бестолковые домашние животные, которых хозяин пытается водворить в загон.

С другой стороны «зеленушек» принимали ребята, в брезентовых штормовках, в камуфляже, в кожаных, на индейский манер, рубахах с бахромой. Виктор, стараясь не высовываться из-за угла, присмотрелся – чужаки не походили на санитаров и охранников.

«…обитатели Леса? Похоже… но что им понадобилось за МКАД? Отбивают «зеленушек»? Сергей что-то такое рассказывал, когда приехал за дочкой. Она тогда была как эти бедняги – никого не узнавала, тянула всё подряд в рот и мычала один и тот же незамысловатый мотив…»

– Стоять, падлы!

Выскочивших из-за угла дома ЧОПовцев не заметили ни лесовики, ни девушка, ни сам Виктор. Зато парень со «Стечкиным» среагировал вполне грамотно: крутанулся и умело, с обеих рук срезал первого охранника. Второй не сплоховал – ушёл с линии огня и вскинул дробовик. Выстрел, другой, голова здоровяка лопнула, как перезрелый арбуз, забрызгав оцепеневшую от ужаса девчонку кровью и мозговой жижей. ЧОПовец оскалился в усмешке и передёрнул цевьё. Прочих лесовиков он не опасался – толпа «зеленушек» перекрывала им сектор обстрела, и можно было покуражиться, прежде, чем нажать спуск.

До спины стрелка, широкой, чёрной, со светящимся логотипом в виде головы какого-то зверя, было шагов пятнадцать. Виктор метнул трубу как копьё, целя между лопаток. Удар сбил того с ног и швырнул под ноги девушки – она, оглушительно завизжав, отпрянула в толпу «зеленушек». ЧОПовец распластался на асфальте, но ненадолго – поднялся на четвереньки, ошалело помотал головой и по-крабьи, на месте, развернулся к источнику угрозы. Виктор запоздало сообразил, что на противнике бронежилет, а значит, пострадал он не слишком – сейчас нашарит оброненный дробовик и…

Он не успел. Ботаник оттолкнул Виктора, тремя прыжками преодолел разделяющее их расстояние и, словно рапиру в фехтовальном выпаде, вонзил железный прут в глазницу охранника.