Глава 13
Нарушивший запрет

Сквозь беспокойный сон Рен чувствует, как чьи-то пальцы медленно проводят по его шее, затем останавливаются на сером от грязи бинте. Втягивая носом затхлый запах камеры и прислушиваясь к ощущениям, Рен делает вдох. Сначала ему кажется, что все это – продолжение сна, но стоит чужим пальцам сорвать с его шеи бинт, и он мгновенно раскрывает глаза, дергаясь всем телом вперед. Удар в плечо откидывает его обратно на стул. В ответ на немой приказ «сидеть и не двигаться» Рен только крепче сжимает зубы и чуть наклоняет голову, глядя исподлобья на посетителя. В камере царит полумрак. Из четырех ламп работают две. Одна из них гудением вплетается в тишину. Но и в этом слабом свете Рен узнает мужчину. Седые волосы, уверенные неторопливые движения, властный взгляд.

– Так, значит, в этом прогнившем мире еще есть что-то интересное, – спокойный голос мужчины разносится по полупустому помещению, отдаваясь от стен слабым эхом. – Я сразу понял – ты тот, кто мне нужен.

Рен молчит, напряженно следя за каждым движением мужчины.

– Мне не так давно попалась книга, – задумчиво продолжает говорить он.

Не волнуясь за собственную безопасность, поворачивается спиной к Рену и неторопливо шагает к дальней стене. Раньше Рен смог бы справиться с ним даже со связанными руками. Но это раньше, когда приступы давали о себе знать лишь раз в полгода и когда их можно было перетерпеть без наркотиков. Сейчас же Рену ничего не остается, как играть роль послушного пленника. Что ж, в этом тоже можно найти свои плюсы. Связанный и послушный пленник располагает к тому, чтобы поделиться с ним информацией. Мужчина берет стул и возвращается. Ставит спинкой вперед, усаживается лицом к Рену. Всматриваясь в его глаза, чуть улыбается.

– С рассказами о демонах, – небольшая пауза, – и о клейме вроде твоего, – еще одна небольшая пауза.

Не добившись хоть какого-то проявления эмоций от Рена, мужчина потирает свою шею рукой, а затем произносит:

– Ну же, помоги мне, – звучит почти как просьба, если бы не плохо скрытая насмешка. – Что там еще?

Рен продолжает молчать. Звук гудящей лампы становится громче. Она мигает два раза, на короткое мгновение приковывая внимание мужчины. Он поднимает на нее глаза и сокрушенно качает головой, а затем как бы невзначай задает вопрос:

– За что ты предал своих?

Разбитые губы Рена расплываются в едкой полуулыбке. Он сотни раз задавал себе этот вопрос, но никогда не слышал его от других. Расправив плечи, Рен поднимает голову и смотрит из-под полуопущенных век. Его взгляд приобретает надменность.

– Что тебе надо? – хрипло спрашивает он, разомкнув сжатые челюсти.

– Диалог, для начала, – следует ответ. – Хочу немного поболтать, – мужчина складывает руки на спинке стула. – Тебя ведь клеймили за предательство?

Рен равнодушно пожимает плечами. Гул лампочки продолжает нарастать, отзываясь в его голове мигренью. Мужчина разочарованно вздыхает. Разговор не клеится. Конечно, глупо думать, что пленник сам расскажет обо всем. Но попробовать стоило.

– Если не хочешь говорить, давай сыграем в горячо-холодно, – предлагает мужчина. – Знаешь такую игру?

Он хлопает себя по коленям, затем достает из нагрудного кармана кожаной куртки пачку сигарет.

– Я, конечно, не любитель таких вещей. Они больше по душе Гаю, – признается он с печалью в голосе. – Но ты – ценный пленник. И калечить тебя не входит в мои планы. По крайней мере, сейчас, – мужчина выщелкивает сигарету из пачки, мнет в пальцах. – Так что выбора у тебя нет. Правила просты: я задаю вопрос, и если он окажется близким к правде, ты киваешь, – вставляя сигарету в рот, он с сомнением смотрит на Рена. – Ну, или хотя бы проявляешь эмоцию. Только чур, не игнорировать, иначе будет неинтересно, – шутливо грозит пальцем.

– С какой стати мне играть? – лениво отзывается Рен.

– Нет, – вкрадчиво произносит мужчина, вытаскивая следом спичечный коробок. – Ты должен молчать, – прикладывает указательный палец к своим губам, – а я буду угадывать. Такие правила, – он разводит руками. – Начнем. На твоей шее клеймо, я прав?

Всматриваясь в лицо пленника, он пытается прочитать его мысли, но тот смотрит равнодушно, не реагируя на вопрос.

– Ну вот, ты уже обманываешь, – печально говорит мужчина. – А мы так не договаривались.

Рен открывает рот, собираясь что-то ответить, но мужчина прерывает его, показывая открытую ладонь.

– Молчать, помнишь? – напоминает правило, чиркая спичкой о коробок.

Некоторое время смотрит на то, как огонек пожирает тонкую деревяшку. Стоит ей догореть до середины, и он подносит дрожащее пламя к кончику сигареты. Помещение наполняется тонким запахом гари, смешанным с табаком. Затянувшись, мужчина выдохнул дым и взмахом потушил спичку.

– Я предположу, что ты пока еще не совсем разбираешься, как играть в эту игру. Не страшно, мы попробуем снова. На твоей шее клеймо, – прозвучало как утверждение.

Рен откинулся на спинку стула и слегка вытянул ноги. Ему становилось интересно, куда в конечном итоге все это приведет. Весь его вид показывал – даже несмотря на то положение, в котором оказался, он все равно выше собеседника. Такая самоуверенность порадовала мужчину. За всю жизнь он не раз встречал на своем пути точно таких же наглых мальчишек. И где они теперь? Часть из них исчезла без следа. Не без его помощи, конечно.

– Сочту твою реакцию за положительный ответ, – добродушно проговорил он, затягиваясь сигаретой. – Следующий вопрос – ты демон?

От этого вопроса плечи Рена затряслись мелкой дрожью. Мужчина, не найдя ничего забавного в своем вопросе, недовольно нахмурился. Прекращая попытки сдержаться, Рен поднял голову вверх и рассмеялся, позволяя смеху разлететься по камере. Ему всегда казалось смешным то, как люди, сталкиваясь с чем-то непонятным для себя, стараются все объяснить существованием ангелов и демонов. Вот и Лис при знакомстве с ним назвала этот мир адом. Хотя в каком-то смысле она недалека от истины. Он и сам не раз сравнивал этот мир с адом.

– Чушь, – наконец произнес Рен, склоняя голову к плечу. – На моей шее обычная татуировка, не более.

Он выглядел расслабленно, но уже через мгновение неожиданно выгнулся. Вены на его руках напряглись, дыхание стало частым и рваным. Жар распространился по позвоночнику и устремился дальше. Чтобы не издать ни звука, Рену пришлось крепко сцепить зубы.

– Да, – безразлично кивнул мужчина, – конечно.

Он отстраненно наблюдал за тем, как Рен пытается дышать.

– Только вот те, кто видел узор и впоследствии решался его повторить, – сходили с ума. Я проводил эксперимент на подопытных. И знаешь, что? – мужчина наклонился к уху Рена. – Ни один из них не выжил, – с жаром зашептал он.

Рен крепко зажмурился. На его ключицу стекла капля пота. Отодвинувшись от пленника, мужчина выпрямился.

– Очень больно? – участливо поинтересовался он с долей жалости. – Знаешь, а ведь я нашел у тебя таблетки. Забавные такие. Правда, их осталось мало: видимо, ты часто их принимал.

Рен чуть приподнял голову. Все его ощущения обострились. Тусклый свет ламп стал нестерпимо ярким и резал глаза, отчего приходилось щуриться. За дверью камеры раздались шаги. Их звук вбивался в голову Рена, а она, в свою очередь, отзывалась вспышками боли. Один шаг – одна вспышка.

– Я бы прекратил мучения, но твой приятель сказал, что не стоит.

Этой фразой мужчина словно наотмашь бьет Рена по щеке, и тот против воли резко втягивает затхлый запах помещения с примесью сигаретного дыма и собственного пота. Не выдержав, срывается на кашель. Звук биения собственного сердца отзывается в его ушах пульсацией. Рен напоминает натянутую струну, готовую лопнуть, но все еще каким-то удивительным образом сохраняющую целостность. Мужчина, понимая, что попал в цель, улыбается. Ему наконец-то удалось вывести пленника из отрешенного состояния. Слыша, как кто-то поворачивает ручку двери, Рен тяжело прикрывает глаза. Раздается скрип плохо смазанных петель, затем легкие шаги.

– Шан, заканчивай с ним. У нас еще один не выдержал.

Рен узнает голос Гая. Тот кидает пренебрежительный взгляд на пленника, затем переводит глаза на мужчину. Шан зло цыкает сквозь зубы. Докуренная сигарета летит на пол, разбрасывая ярко-красные огоньки. Затаптывается носком ботинка. Если бы не вмешательство Гая, Шан смог бы вывести Рена на разговор. Но теперь момент упущен. Сдерживая раздражение, Шан поднимается со стула.

– Это еще что за хрень, – замечая узор на шее Рена, Гай как ребенок незамедлительно указывает на него пальцем.

– Заткнись, – властно обрывает его Шан.

Гай тут же смолкает. На его бледном лице проступают пылающие скулы. Рен открывает глаза и одними губами произносит имя мужчины: «Шан». Тот, будто услышав, оборачивается. Глядя на пленника, задумчиво кивает головой и затем, больше не обращая на него внимания, направляется к выходу. Гай беспрекословно следует за ним, сохраняя дистанцию в два шага.

– Заходите еще, не стесняйтесь, – отстраненно бросает им в спины Рен.

На этот раз свет в помещении не выключили, хотя Рен и не возражал, если бы гудящая лампа на время заткнулась, погрузив камеру в еще больший полумрак. Он прикрыл слезящиеся глаза. Кратковременный приступ сменился усталостью. Можно немного расслабиться. «Лис», – шепотом произнес Рен, проваливаясь в глубокий беспокойный сон. По крайней мере, ему удалось защитить ее, оставив на попечение лагеря Псов.

Солнце медленно поднималось над горизонтом, окрашивая небо в оранжевые оттенки. Ежась от утреннего холода, я стояла рядом с холмом, где провела ночь, и с любопытством вертела в руках прямоугольный предмет, украденный из кабинета Чайки. Стоило мне случайно задеть на нем какую-то кнопку, как он запищал, загораясь слабым светом. На дисплее появилась блеклая надпись: «Введите координаты». Не веря в свою удачу, я достала из внутреннего кармана парки сложенный листок и дрожащими от волнения пальцами, боясь ошибиться, начала неторопливо набирать нужные цифры, каждый раз сверяясь с написанными на бумаге. Раздался еще один писк, чуть громче предыдущего. На дисплее высветился путь от маленькой зеленой точки, которая указывала мое местоположение, до ярко-красного флажка – конечной цели.

Люди Шана тащили Рена под руки по серому коридору без окон. Его ноги почти не слушались, а голова кружилась, отчего ему казалось, что стены и пол находятся в постоянном движении. Над потолком тянулись старые металлические трубы. Изредка в них слышался шум, наподобие мышиной возни. Освещение в коридоре поддерживалось благодаря тусклым лампам. Впереди процессии бодро вышагивал Гай. Насвистывая ненавязчивую мелодию, он лишь раз обернулся на Рена и, уловив исходящее от того волнение, хищно улыбнулся. Возможность участвовать в мучениях людей и вселять страх доставляли Гаю невероятное удовольствие. Словно у него была некая власть, ранее доступная лишь Шану, а теперь переданная и ему.

Почувствовав что-то, Гай поднял руку, приказывая остановиться рядом с дверью. Этажом выше раздался крик, отдаленно похожий на человеческий. У Рена похолодел затылок от слишком страшной догадки. Подняв голову, он напряженно вслушивался. Крик перерос в звериный рык, и следом за ним прозвучал короткий выстрел, оборвавший чужие страдания. В горле Рена появился тугой ком отчаяния, вязкий страх сковал тело. Впервые за все время пребывания в этом мире Рен смог по-настоящему испытать ужас.

– Хочу тебя кое с кем познакомить, – произнес Гай, вытаскивая из кармана штанов магнитную карточку и проводя ею по замку.

Слабый щелчок, и дверь, освобождая путь, отъехала в сторону. Перед взглядом Рена открылось огромное помещение, где от пола до потолка через равные расстояния друг от друга в ряд у стены стояли металлические капсулы с прозрачными стеклами. Рену хватило одного взгляда, чтобы понять – над теми, кто плавал внутри капсул, проводили эксперименты. Неестественно длинные руки и ноги, черные тела – существа частично напоминали людей, а их застывшие позы говорили о долгой агонии. Отголоски страха от тех, кто был заперт в капсулах, передались Рену и застыли льдом под его кожей. Рена начало мутить. Он стал пятиться обратно в коридор, но его втолкнули внутрь помещения следом за Гаем.

– Это Кер, – ладонь Гая легла на стекло одной из капсул. – А это Рек, – добавил он, протягивая руку к соседней капсуле. – Их настоящие имена мне неизвестны, но какая разница. Они ведь переродились и стали детьми Шана.

На лице Рена появилось отвращение. Увидев это, Гай со злости пнул канистру, стоящую рядом с капсулой. Отлетев в сторону, она ударилась о ножку кресла стоящего в центре помещения, и перевернулась на бок, выплескивая из себя мутную зеленую жидкость. На бетонном полу растекалась некрасивая лужа. Часть капель попала на подол халата, висящего на стене.

– Не нравится? – обращаясь к Рену, ядовито процедил Гай.

Его выводила из себя мысль о том, что кто-то способен поставить под сомнение работу Шана. Работу того, кто так долго и упорно искал для своей команды спасение из этого гнилого мира. Горло Рена сдавил спазм. Он уже понял, что именно здесь делали с людьми. Но не понимал, с какой целью. Каким же нужно быть извергом, чтобы заставлять еще больше страдать этот мир, нарушая введенный запрет, – пытаться создать новую жизнь.

– Ради чего, – собравшись с силами, выдавил из себя Рен, – ради чего вы модифицируете людей?

– Нарушив правило, мы заставим мир выпустить нас отсюда до того, как он окончательно сгинет, – надменно пояснил Гай.

Рен скривился, качая головой из стороны в сторону.

– Отсюда нет выхода. И вход закрыт.

Стоило Гаю это услышать, и надменное выражение исчезло с его лица. Подойдя к Рену, он ударил его в солнечное сплетение, заставив с шумом выдохнуть воздух и повиснуть на удерживающих его руках.

– А теперь? – задал вопрос Гай, разглядывая Рена.

Ему казалось, что после такого пленник должен передумать. Однако вместо этого Рен молчал, глядя себе под ноги и не поднимая глаз – не хотел лишний раз видеть капсулы. Видеть создания, изуродованные руками таких же людей, какими они когда-то были. Это мерзко. В Рене закипала пока еще слабая злость. Гай замахнулся для второго удара, но вовремя появившийся Шан оборвал все «веселье».

– Хватит, – властно приказал он. – Я просил привести, а не избивать.

Следом за Шаном в помещение, вкатывая небольшой металлический столик, накрытый серым куском ткани, вошел щуплый мужчина. Не испытывая вины, Гай отошел в сторону, чтобы Рена могли подтащить к поцарапанному креслу. Рен не сопротивлялся даже тогда, когда люди Шана перетянули ему руки и ноги широкими кожаными ремнями. Шан направился к стене и снял с крючка халат.

– Убирайтесь. Ты тоже, Гай, – произнес Шан, надевая на себя халат.

– Я хочу посмотреть, – заспорил он.

– Я сказал, убирайся, – грубо отозвался Шан, бросая на него красноречивый взгляд.

На этот раз Гай не посмел ослушаться. Пробормотав что-то нечленораздельное, он вышел последним, кинув взгляд на одну из капсул. Дверь за его спиной закрылась с мягким звуком. Проследовав к столу, Шан стянул с него ткань и аккуратно отложил ее в сторону, позволяя Рену увидеть хирургические инструменты.

– Я думаю, ты демон, – первым начал разговор Шан. – По крайней мере, так сказал твой приятель, а он не раз доказывал мне правдивость своих слов.

– И что же еще сказал мой приятель? – саркастично поинтересовался Рен.

Он собирался задать несколько вопросов по поводу того, о ком упоминал Шан, но не стал. Покажи он свою заинтересованность – и сомнения Шана по поводу сущности Рена развеются. Мало ли кто мог назваться его приятелем. В любом случае, рано или поздно Рен с ним встретится и тогда уже поговорит напрямую.

– Посоветовал заключить с тобой договор, – отозвался Шан, проводя пальцами по инструментам так, как обычно это делает пианист, перед тем как извлечь первую ноту. – И тогда ты выведешь меня из мира.

– Смирись, мы все здесь сгнием, – едва слышно проговорил Рен.

Взяв скальпель, Шан грустно улыбнулся. Проверяя лезвие на остроту, он провел им по подушечке большого пальца. На коже появился узкий разрез, из которого выступила капелька крови. Удовлетворенно хмыкнув, Шан слизнул ее, после чего вернул скальпель на место и подкатил стол ближе к Рену.

– Не станешь мне помогать?

– Даже если бы и мог, – подтвердил Рен мысли Шана.

– Тогда придется попросить тебя иначе, – Шан хлопнул в ладоши. – Сколько бы мне ни понадобилось времени, в конечном итоге я заставлю тебя показать выход.

– Отсюда выход только один, – Рен откинулся затылком на спинку кресла, – через смерть.

Взяв что-то со стола, Шан вплотную подошел к Рену.

– Я не стал говорить Гаю о том, кто или что ты.

Рен хотел отметить мудрое решение Шана, но промолчал. Слова вязли во рту, и тратить на разговор остаток сил не стоило.

– Твои вены вспухли, мне даже не надо их искать. – Шан провел по левой руке Рена. – Тебе очень больно?

Рен закрыл глаза. Боль не самое страшное, что с ним случалось. Если с ней примириться, то становится вполне терпимо. Нужно лишь растаять в пульсирующем потоке и стать его частью. Поднеся к предплечью Рена иглу, Шан с хрустом вонзил ее под кожу. Темная кровь наполнила поршень. Когда ее набралось достаточно, Шан вынул шприц, совершенно не заботясь о ране. По руке Рена растекалась красная дорожка.

– Что дальше? – не открывая глаз, хрипло поинтересовался Рен. – Кровь ты уже взял. Может, мне еще чем-то нужно поделиться? – он вяло улыбнулся. – Обращайся.

– Пока что этого достаточно, – отворачиваясь от Рена, произнес Шан. – Но в любом случае, спасибо.

– Будем дальше играть в вежливость? – усмехнулся Рен, поднимая веки и слегка отрывая затылок от спинки кресла.

– Тебе стало лучше? – положив шприц на стол, Шан повернулся к Рену. – Раз так, мы можем поболтать еще немного.

Рен отвел взгляд в сторону и покосился на капсулы. Времени оставалось все меньше. Разговор с Шаном – неплохая попытка продержаться в сознании чуть дольше и мыслить рационально. Конечно, Рен может попробовать сбежать. Возможно, ему даже повезет, и первые несколько шагов он сможет пройти, не упав. Но все это слишком рискованно. Придется выжидать момент и надеяться на то, что его темная суть не решит проявить себя.

– Мне любопытно, – протянул Шан, стаскивая с себя халат и вешая его обратно на крючок. – Неужели ты всерьез думал, что, принимая наркотик под названием «Ангельская слеза», сможешь заглушить свое Я?

Приступ как всегда накатил внезапно. От пронзающей мышцы боли Рен выгнулся. Ремни натянулись, надежно удерживая его на месте. Звякнула пряжка. Задрав голову к потолку, Рен пальцами крепко сжал подлокотники кресла. Почувствовав его боль, в одной из капсул проснулось существо, насильно связанное с миром. Дернув плечом, оно замерло и прислушалось к происходящему за стеклом. Лицо Рена исказилось в муке. Он тоже ощутил связь между собой и тем, кого заставили «переродиться».

– Еще никто из вас не смог спрятаться среди людей, – добавил Шан, безразлично смотря в алые глаза Рена.

Подойдя к двери и нажав на панель, прикрепленную к стене, он коротко приказал: «Уведите пленника».

Пустынные улицы пугают. За каждым поворотом слышатся чужие шаги. Стуки, шорохи – все сливается, обретая форму и голос. Разрушенный город так и не смог смириться с потерей людей и теперь, создавая с помощью ветра искусственные звуки, подхваченные эхом, пытается вдохнуть в себя жизнь. Стоит опустить взгляд под ноги, и тени от фонарных столбов превращаются в силуэты незнакомцев, неспешно скользящих по моим следам. Глубокие выбоины асфальта заполнены мелким крошевом кирпичей, торчащие арматуры оголенных фундаментов загнуты в разные стороны, стены накрененных зданий покрыты трещинами и дырами, а витрины магазинов выставляют напоказ пустые глазницы. Город пуст, город мертв и вместе с тем все еще дышит.

Я прячу руки в карманы парки и, спасая лицо от ветра, наклоняю голову вниз. Носком ботинка случайно цепляю камешек. Он отскакивает в сторону и откатывается к остановке, чья крыша давно провалилась внутрь. Город вслушивается в приглушенный звук, и я вместе с ним.

Навигатор в кармане пищит, извещая об еще одном пройденном километре на пути к конечной цели. За спиной остается половина дороги. Желудок сжимается в голодном спазме. Перешагиваю через бутылку с отбитым горлышком и закусываю губу. Страх – я никогда прежде не была так далеко от Вавилона, не была одна в незнакомом месте – перекрывает голод. Звезды белыми дырами проглядывают сквозь черное небо. Ноги ноют от усталости, тело почти не ощущает холода, пальцы с трудом гнутся. Дыхание вырывается изо рта и уносится вверх белым паром. Вечерний сумрак уступает место ночной темноте. Продвигаться дальше без фонарика слишком рискованная затея. Мой взгляд останавливается на небольшом пабе.

Когда я толкаю дверь, над головой раздается искаженная мелодия полуразбитого колокольчика. Давно не смазанные петли отзываются несколькими скрипучими нотами, которые теряются в завывании ветра. Мелкие осколки стекла хрустят под подошвой. Деревянный пол частично прогнил и теперь, чтобы поставить ногу, приходится обдумывать каждый шаг. Пройдя вглубь помещения, провожу пальцем по пыльным столам и спинкам стульев. Легкие прикосновения позволяют ощутить слабую защиту. На высоких полках за барной стойкой стоят расколотые бутылки. Чуть ниже – стопки и бокалы, сохранившие застарелые следы напитков. От большого и когда-то глянцевого плаката с изображением красного буйвола осталась только половина. Но и она покрыта множеством черных пятен.

Помещение для персонала выглядит ничуть не лучше. Узкая комнатка с отсыревшими лавочками и шкафчиками, покрытыми ржавчиной. Один из них перевернут и на самом его дне лежит что-то завернутое в несколько слоев грязной тряпки. Я присаживаюсь на корточки и достаю находку, бережно разматываю ткань. То, что было спрятано, оказывается крупной подарочной зажигалкой из металла с узорчатыми линиями по бокам. На одной ее стороне выгравирована надпись: «Вы оба знаете, как порой / Слепая верность нужна…», а под ней процарапаны инициалы «С. от Ф.». Медленно провожу пальцами по строчкам, представляя людей, спрятавших в этом месте свои воспоминания от чужих глаз. Воображение рисует расплывчатые силуэты, но не рассказывает историю. Задумчиво верчу зажигалку. По внешнему виду, она пролежала не очень долго, и у нее еще сохранился кремень. В моей голове появляется идея. Я выхожу из помещения для персонала и вскоре возвращаюсь обратно, опуская внутрь перевернутого шкафчика найденные в баре деревяшки. В расход идет все – отломанные ножки стульев, щепки, сухая бумага. Чиркаю зажигалкой, высвобождая огонь. Сначала пламя слабое, но постепенно разгорается ярче. В его свете я продолжаю обыскивать другие ящики. Ручки, ключи, записные книжки с вырванными листами, несколько клочков фотографий и старая банка тушенки. После нескольких неудачных попыток нож все же вскрывает крышку. Усевшись возле костра, жадно проглатываю почти безвкусное, с кусками белого жира, мясо. Глаза останавливаются на черно-белой фотографии. Наверное, она упала мне под ноги, когда я вынимала банку. Отставляю еду и поднимаю фото. Скольжу взглядом по изображению, где запечатлены два человека. Высокий парень с волосами до ключиц шутливо толкает в бок своего друга, пока тот в отместку отпихивает его подальше от себя. И все это со смехом, глядя в объектив.

Тушенка застывает в моем желудке склизкой холодной массой. На заднем фоне фотографии видны ворота лагеря Псов.

Чайка сидела в кресле и сжимала в пальцах карандаш, подобранный с пола. Постукивая им по подлокотнику, она хмуро оглядывала кабинет. Прямая спина, напряженные плечи, слегка прищуренные глаза. Увиденное выбило ее из равновесия. Кто бы мог подумать, что одна девчонка способна доставить столько проблем. И ведь она выглядела хрупкой, слабой и послушной. Поистине, к людям, которых приводит Рен, нужно присматриваться лучше. Карандаш замер над подлокотником, а сама Чайка прикрыла глаза, возвращаясь к воспоминаниям.

Первым, кого Рен притащил в лагерь, был Стин. Причем притащил в прямом смысле слова – на себе. Чайка тогда была молода и только заступила на пост главнокомандующего отрядом. После гибели предыдущего командира – А́тласа, который был учителем Чайки и готовил ее на свое место, – не прошло и нескольких месяцев. Так что Чайка, будучи еще новичком на своем посту, с опаской относилась ко всем желающим пополнить ряды Псов. В то морозное утро, когда слякоть под ногами покрылась тонкой корочкой льда, на территории отряда появились два парня. Один из них, одетый в серый плащ, нес на своей спине другого – находящегося в бессознательном состоянии, бледного и худого, в футболке с расплывающимся по левому боку красным пятном и сальными волосами. Игнорируя крики и наставленное оружие, парень в плаще осмотрелся, затем приметил здание с зеленым крестом и направился в его сторону. Чайку это так удивило, что она не сразу среагировала. Тогда Факир – бывшая правая рука Атласа – отдал приказ не стрелять и приготовить операционную. Отойдя от первого шока, вызванного наглостью незнакомца, Чайка решила приблизиться к парню в плаще. «Его зовут Стин», – произнес он, кивая на второго, чья мокрая челка прилипла ко лбу. Дыхание пациента было редким и прерывистым.

Из какой именно передряги выбрались эти двое, для Чайки до сих пор оставалось загадкой. Никто из них не собирался обсуждать причины своего необычного появления. И все же, несмотря на их скрытность, Чайка, прислушавшись к Факиру, проявила редкую щедрость и предложила им вступить в лагерь Псов. Обычно людям приходилось долго выпрашивать для себя место, доказывая свою необходимость Псам, но только не в этот раз. Стин, как только пришел в себя, сразу же согласился. Рен, в отличие от него, ушел в первый же день, чтобы потом через два месяца заявиться в кабинет Чайки, без спроса занять кресло, вытянуть ноги на стол и обозначить расценки на свои услуги. Такое поведение задело Чайку. Мало того, что он отказался от приглашения вступить в отряд Псов, так еще и с самодовольной, наглой улыбкой установил плату за свою работу. Первое, что хотелось сделать Чайке, – вышвырнуть Рена за пределы лагеря. Но как бы сильно от раздражения у нее ни скрипели зубы, ей пришлось согласиться. В то время у Псов были проблемы, так что Чайка ради интересов отряда наступила на горло своей гордости и заключила с Реном договор.

Впоследствии за четыре года Чайке не раз приходилось обращаться за помощью к Рену. Она ему платила, снабжала необходимыми вещами и оказывала медицинские услуги, а он выполнял любые ее задания без лишних вопросов, но с присущим ему высокомерием и поразительной наглостью. Обычно Чайка пересекалась с Реном не чаще одного раза в три-четыре месяца. В удачное для лагеря время такие встречи становились еще реже. Но удача отвернулась от Псов вместе с гибелью Атласа.

Все время, что не уходило на задания Чайки, Рен проводил в Бете, принимая заказы на убийство людей. Рассказы о его работе слышали и в лагере Псов. О работе Рена ходило много разных слухов – грязных и не очень. Но все они сводились к одному: ему было плевать, виновата его жертва или нет. Главное, что есть заказ и есть цель. А вот то, с каким хладнокровновием Рен забирал чужие жизни, вызывало в стойкой Чайке дикий ужас, в котором она не могла признаться самой себе.

Даже после стольких лет, думая о Рене, Чайка не единожды ловила себя на мысли о том, что ему не знакомо чувство жалости или сострадания. И будто в подтверждение этой мысли каждый раз, стоило Рену взглянуть на нее, она замечала в его глазах насмешку и некоторое превосходство.

Рука Чайки, сжимавшая карандаш, напряглась. Губы сжались в тонкую нить. Чайка предпочитала все контролировать во избежание внештатных ситуаций, и оттого ненавидела неожиданности. Сначала такой неожиданностью стали Рен и Стин четыре года назад. И вот опять Рен проявил себя. Только на этот раз он привел с собой рыжую девчонку, посмевшую вломиться в кабинет Чайки. Да и с какой стати такому, как Рен – человеку, не умеющему проявлять заботу, – оставлять рядом с собой кого-то слабее? А теперь и сама девчонка доставила Чайке головную боль.

Карандаш, зажатый в пальцах, треснул. «Какого хрена она сделала с моим кабинетом?» – громко высказалась Чайка, поднимаясь на ноги и отшвыривая в дальний угол обломки карандаша.