3

Яркая вспышка ударила по глазам, и я зажмурилась. Мои веки кто-то с усилием пытался разлепить.

Это был мой врач. Он выключил чертов фонарь, шепнул медсестре что-то на своем медицинском языке, и та защелкала кнопками на огромном белом приборе, к которому была присоединена моя голова.

– Ольга, просыпаемся, – доктор снова полез в мои глаза с фонарем.

Да проснулась я уже. Отвали, наконец! Или выключи свой дебильный фонарь!

Язык не слушался, и послать доктора вслух не вышло.

Кровать зажужжала, спинка приподнялась. Медсестра сунула мне под голову подушку. Теперь мне неудобно!

Доктор стоял возле меня, но смотрел в крохотный монитор с разноцветными линиями.

Ау, я тут!

И я почти все вспомнила. Почти. Кое-что еще казалось сном. Например, та странная история про корабль, который оказался больницей, но потом выяснилось, что это не больница, а Институт, куда я пошла по собственной воле.

Вот эта белая коробка-палата находилась в Институте. Я отдала свое время.

– Как вы себя чувствуете? – спросил док, не отрываясь от монитора.

– Паршиво.

Зато честно.

– Ваш контракт подошел к концу, я буду сопровождать вас в период реабилитации.

Если бы мне рассказали про машину времени, я бы не удивилась.

– У вас могут возникнуть вопросы. Я зайду к вам через пару часов.

Я уже была в подобной палате и слышала эти шаблонные фразочки. Пришлите ко мне человека, а не автомат с ограниченным набором слов.

Вокруг меня ходила медсестра, не та, которая заглядывала ко мне в прошлый раз. Ее волосы, выкрашенные в светло-желтый противный цвет, были собраны в хвост. Она отключила все приборы и ушла, пожелав мне скорейшего пробуждения.

Я лежала и корила себя за необдуманный побег. Поговорить с Михаилом все равно не удалось. Не следовало заваливаться в гости к дамочке, которая меня уже сдала однажды. Надо было подкараулить красавчика у подъезда. Он наверняка бы вернулся домой поздно вечером или вышел бы на улицу утром. Существовала вероятность, что он куда-то уехал, и я бы его не дождалась, но мне не хотелось о ней думать.

Дмитрий Игоревич пришел через два часа, когда обе черные стрелки на белых часах указывали на двенадцать. У него что, будильник сработал? Такой пунктуальный!

– Меня зовут Дмитрий Игоревич, и я буду…

– …сопровождать вас в период реабилитации. Я уже выучила эту фразу. Придумайте что-нибудь новенькое.

– Хорошо, – ответил он и отвернулся к прибору, из которого торчал какой-то листок.

Чувак, прости, я немного не в себе. До сих пор не верю, что у нас родился ребенок, а потом случился роман, который мы скрывали. Бред какой-то.

– В период действия контракта ваш мозг искажал реальность, трансформировал факты, и вы воспринимали информацию в наиболее интересном для вас свете.

А попроще можно? У меня были глюки?

– Посмотрите внимательно на лампочку над часами. Какого она цвета?

Обернись и посмотри сам! Что за шутки с цветами?

– Зеленого, – ответила я.

– Это значит, что ваш мозг воспринимает реальность такой, какая она есть. Мы можем начать мероприятия по выводу вас из трансформированного состояния.

Эй, я не медик, давай говорить на понятном мне языке!

– А что там про искаженную реальность? – уточнила я у умника.

– Расскажите, что вы помните.

Начать с дурацкой истории про корабль? Или спросить про нашего ребенка?

– У нас с вами случился роман.

Наверное, я покраснела. Доктор поправил очки.

– Вы не должны стесняться своих мыслей и образов. Просто расскажите, что помните.

Благо, я не помнила пикантных подробностей того, что между нами происходило: ни поцелуев, ни чего покрепче.

– И еще у нас родилась дочь.

Доктор поднял брови. Похоже, он был удивлен. Неужели предыдущее пробуждение мне приснилось?

– Что еще вы помните?

– Достаточно и этого.

Мне не хотелось говорить. Я не знала, что правда, а что нет. Может, и это пробуждение мне только снится.

– Вы были под действием препаратов семь лет. Это большой срок. Вы наверняка помните еще что-то. Мне важно знать. От этого будет зависеть, насколько успешно вы будете восстанавливаться. Пока я вам назначу витамины.

А что ты сделаешь, док? Почистишь мою память? Пускай я помню какой-то несвязный бред, но это лучше, чем ничего. Лучше, чем проснуться, осознавая, что семи лет твоей жизни больше нет. Они ушли безвозвратно. Я хочу помнить хотя бы сны. Пусть и безумный, но это тоже опыт. Я чувствовала жар солнца на ненастоящей палубе и липкий холод, когда вся мокрая бежала под дождем через лес. Слышала звуки: сперва галдеж толпы, потом вой сирены. Ощущала запахи. Свежий морской бриз отрезала вонючая хлорка. Помнила кисловатый вкус коктейля, который пила на корабле. Я проснулась в точно такой же палате. Рядом был ты, док. И я помню все, что ты мне говорил.

Я пролежала, глядя в потолок и терзая себя за безответственный поступок, до самого ужина. Мне не стоило отдавать свое время. Следовало хотя бы прочесть контракт перед тем, как поставить туда свою подпись. Я доверилась улыбающейся девушке-администратору, которая рисовала слишком яркие картинки из моего будущего. Мне обещали просторную трешку в хорошем районе, счет на сумму, достаточную для начала новой, самостоятельной жизни, и бесценный вклад в науку. На науку мне было плевать. Квартира и деньги, с помощью которых я смогла бы стать свободной, – вот, что мне было нужно. Тогда, семь лет назад. Не сейчас.

Сейчас я поняла, что поступила глупо. Следовало дать матери возможность достучаться до моего рассудка. Мы же вылили друг на друга по ведру помоев, и я совершила необдуманный поступок. Оказалась здесь, в этой белой холодной палате.

Мне принесли макароны с котлетой и сладкий чай. Было действительно вкусно.

Я походила вокруг своей кровати, поглядела в окно и высунулась в коридор. Никого. Белые стены, закрытые двери. Там было так же пусто, как и в моей душе.

Кто-то вдали негромко хлопнул дверью, и я вернулась в палату. Спустя минуту ко мне заглянул доктор.

А как же семья и все такое? Наш роман и общий ребенок остались в моих снах, так что же, док, ты не спешишь домой?

– Как вы себя чувствуете? – он прошел к столу, раскрыл небольшой тонкий ноутбук и принялся стучать по клавиатуре.

– Паршиво, как и утром.

Он на секунду оторвался от ноута и взглянул на меня.

– Выглядите вы лучше, чем утром.

Ну спасибо, док!

– Вы что-нибудь вспомнили?

– Нет.

Я села на кровать.

– Вы почистите мою память?

К чему юлить? Я хочу знать правду.

– Я всего лишь проанализирую ваши воспоминания и помогу вам понять, что произошло на самом деле.

На самом деле мне больше не двадцать два, а двадцать девять. Мне скоро исполнится тридцать, и это вовсе не радостный юбилей. Я буду реветь и сожалеть об отданном времени до самой смерти.

Доктор, наверное, понял, что я не готова делиться сокровенным, и закрыл ноут.

– То, что вы помните, вероятно, снами не является. Скорее всего, вы помните отрывки рабочего процесса. Эксперименты. Мы вместе восстановим всю картину целиком. Я расскажу о том, что с вами происходило на самом деле.

Просто начни с начала, док. Расскажи, что было в течение всех семи лет. Опиши день за днем, час за часом. Мне это важно знать. Правда.

– Ваш браслет…

– Зеленый. Вы спрашивали.

– Именно. Сейчас вы воспринимаете реальность такой, какая она есть.

– Почему после первого пробуждения вы мне не вкололи, что следует, чтобы я воспринимала все, как надо?

– Наш мозг устроен чуть сложнее, чем вы можете себе представить. Пробуждение должно быть мягким.

Куда уж мягче!

– Во время экспериментов вы не спали, однако не должны были запоминать все, что с вами происходило. Это связано с болью, побочными эффектами и…

– Я бы хотела запомнить. И боль, и все остальное.

Снова меня начало душить отчаяние. Я хотела вырваться из этих белых стен и начать изучать изменившийся мир самостоятельно или с помощью родных. Не с этим врачом. Если он когда-то и разбудил во мне какие-то чувства, то сейчас они снова заснули и не желали пробуждаться.

– Такое случается с нашими пациентами. Я пропишу вам легкие успокоительные. Поверьте, я не причиню вам вреда. Институт благодарен вам за то, что вы стали частью наших исследований.

– Док, ты можешь говорить как человек, а не как тупой робот?

Я сказала это вслух?

– Извините, – я потупила взор. Уставилась в белые тапки. – Правда, вы не тупой. Просто говорите как робот.

– Я постараюсь стабилизировать ваше состояние, и мы чуть позже обсудим ваши воспоминания. Это действительно важно.

Он забрал ноут и ушел, а я легла и снова уперлась взглядом в белый потолок. Покатились слезы. Поторопись, док. Принеси свои успокоительные пилюли прямо сейчас!

Утром упитанная медсестра-блондинка принесла мне целую горсть таблеток. Я съела их за завтраком. В обед эта медсестра отчитала меня как школьницу. Надо было выпить не все таблетки разом, а по одной утром, в обед и вечером. Но ведь они помогли. Чего кричать?

Мне и вправду стало легче, спокойнее.

Я даже задремала после обеда. Меня разбудил доктор. Вошел бесцеремонно в палату с ноутом под мышкой и плюхнулся на стул.

Чувак, я там кушаю, так что не ставь свою технику на заляпанный стол.

– Как ваши дела?

Никак.

Я поднялась и спросила, когда мне можно будет выйти.

– Через несколько дней, когда мы определимся с дальнейшим лечением.

Он хотел, чтобы я рассказала о своих воспоминаниях. Опять.

– Я обязан сообщить вам о побочных эффектах.

Валяй. Я уже ничему не удивлюсь.

– Сейчас вы в подавленном состоянии, и ваше подсознание может сгенерировать ложные воспоминания. Они будут реалистичны, и вскоре вы перестанете понимать, где наша действительность, а где плоды вашего воображения. Моя задача не допустить этого и подготовить вас к жизни в реальном, но изменившемся мире.

Сложно ты говоришь, чувак. Сгенерируй что-нибудь попроще. Что ты хочешь сделать с моими воспоминаниями, которые я так тщательно оберегаю от уничтожения?

– Что будет, если я все же стану принимать сны за реальность?

– Тогда, как вы выразились, нам придется почистить вам память и заново запустить процесс реабилитации. Вы можете мне довериться. Опыт по выведению пациентов из забвения у меня более десяти лет.

А выглядишь ты молодо, док. Не обманываешь?

– Я должна рассказать, что помню?

– Да. И вам обязательно нужно посетить психотерапевта. Завтра в десять у вас первый сеанс.

Считаешь меня шизанутой? Да я и сама себя таковой считаю.

Психотерапевт и вправду промыл мне мозги. Я осознала, как ничтожны мои страдания по сравнению с наукой, с тем, какую пользу я принесла обществу и прочее бла-бла. Я почти поверила и решила не сопротивляться. Что мне терять? Только горстку жалких воспоминаний, которые, вероятно, и не воспоминания, а сны, возникшие в моей перегруженной экспериментами голове.

– Я хочу рассказать, что помню, – сказала доктору, стоя в коридоре на холодном полу. Просто вскочила с постели, выбежала из палаты и решила, что из-под земли достану своего врача. Он должен мне помочь.

– Хорошо. Вернитесь в палату, я к вам приду через пять минут.

Его не было гораздо дольше. Я боялась, что передумаю! За это время успела обойти свою палату раз сто и наконец надела тонкие неудобные тапки, а то ноги закоченели.

– Мне нужны ответы, – выпалила я, когда доктор открыл дверь в мою палату. – Почему в моей голове такие воспоминания?

Доктор сел за стол и раскрыл ноут.

– Рассказывайте.

И я вывалила тупую историю с кораблем и про безумное первое пробуждение. Какой же бред я несла! Доктор слушал внимательно, и только когда я высказалась, стал щелкать по клавиатуре.

Ну как? Достаточно бредово, док?

– Я могу вам объяснить природу ваших воспоминаний, но завтра. Нужно кое-что приготовить.

Шприц с отрубающей жидкостью?

– Видеозаписи, – уточнил доктор. – Они помогут вам понять, что было на самом деле.

Я не могла заснуть, металась из одного угла палаты в другой. Хотелось знать правду. Мне нужны были подтверждения, что образы в голове – это воспоминания, а не иллюзии. Я всей душой желала, чтобы последние семь лет жизни отразились в моей памяти хоть как-нибудь. Пусть и в виде безумных образов.

Он показал правду, как и обещал. Пришел на следующий день рано утром, часов в девять, раскрыл ноут и включил видеозапись, где я и Михаил ходили по светло-серой постройке, очень похожей на корабль. Она стояла в огромном белом зале. И не было ни моря, ни солнца. Ненастоящий корабль окружали стены с большими окнами, откуда любопытные докторишки с умными лицами наблюдали за толпой зомби.

– Мы тестировали один новый препарат, который изменяет сознание пациента и рождает новые образы на основе внушенной информации. Минимальные декорации необходимы, поэтому нам пришлось создать подобие морской прогулки. К сожалению, у нового средства пока наблюдается много побочных эффектов, особенно, когда мы начинаем уменьшать дозу для вывода из иллюзии.

Ну ты и загнул!

Я еще кое-что хотела спросить. Например, про ту женщину со звериным взглядом.

– А та квартира, где жила Екатерина?

– Вам внушили реальный адрес. Квартира существует, но там не живет ни Михаил, ни его жена, ни его сестра.

– Но я была в ней снова, когда в первый раз проснулась! – я откинулась на спинку стула и уставилась на своего врача.

– Вы в ней ни разу не были, – ответил он спокойно. – Это игра вашего воображения, как и многое из того, что вы увидели во время первого пробуждения. К сожалению, новый препарат дал нежелательный эффект и создал в вашем сознании мост к событиям из прошлого.

Он склонился к столу, покопался в ноуте и включил видеозапись. Я пришла в парк и села на скамейку. И очень долго там сидела. Очень-очень долго. Доктор даже включил перемотку. Он щелкнул кнопкой, и время замедлило ход. Я все еще сидела на лавке. Ко мне подсел мой врач. Похлопал по щекам, что-то сказал, и я даже что-то несвязное ответила. Отмахнулась от доктора и попыталась встать, но не вышло: опять плюхнулась на лавку. Я будто бы была под чем-то одурманивающим. Доктор залез в карман своего халата, вынул ампулу со шприцом и сделал мне укол в плечо. Я начала сползать с лавки, но он меня придержал. Вскоре появились санитары с каталкой. Меня уложили на нее и увезли.

– В испытании с кораблем мы не могли допустить побег пациентов. По нашей задумке, мы обязаны были остановить вас у забора. Что и случилось.

– Я помню, как перелезла через забор, а вы смотрели на меня.

– Этого не было. Первый выстрел попал в вашего компаньона, второй – в ваше плечо. Вы упали. В это время ваш мозг создал образы на основе ваших воспоминаний. Я сделал вам укол, чтобы не допустить углубления в воспоминания. Пациентам с такими симптомами, как у вас, тяжело дается период вывода из забвения. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы облегчить вам переход к новой жизни.

Я никак не могла угадать по этому тщедушному докторишке, врет он мне или нет. Кто из нас шизик: я или он? Я помнила тысячу мелочей, связанных с Екатериной и ее квартирой. В ушах стоял электронный перезвон дверного звонка и некоторые фразы этой ледяной женщины. И «вы пошли на это добровольно» – одна из них.

Я не могла сказать по видео, меняли ли в нем что-то или нет. Склеек и очевидных ляпов не заметила, но ведь Институт мог привлекать специалистов экстра-класса.

– Что-то же было реальным? – спросила я, внимательно наблюдая за врачом. Он стоял рядом со мной, скрестив руки на груди.

– У вас родился ребенок, это правда.

Как такое возможно? Но ты давай, док, продолжай выкладывать свою версию.

– Кто его отец?

– Один из наших доноров.

– Вы мне скажете, кто он?

– Нет, не имею права.

– Что вы можете рассказать?

Пусть этот очкастый умник выложит хоть что-то! Буду восстанавливать свое прошлое по крупицам, отобранным из тонны его неправдоподобных объяснений.

– Это девочка, сейчас ей… – доктор взглянул в ноутбук и отошел. – Ей год и три месяца. Вы можете не беспокоиться о ее судьбе. Наших детей охотно берут в семьи, потому что они полностью здоровы. Вам не нужно ее забирать.

Как это не нужно забирать своего ребенка? Ты вообще рехнулся?

– Я ее заберу!

– Вы слишком взволнованы, мы можем продолжить завтра.

Я и вправду была на взводе. Чуть не вскочила со стула. Вцепилась в стол, хотя надо было вцепиться в глотку этому всезнайке, чтобы вытрясти из него, врет он мне или нет. Слишком много в его словах было странного и непонятного. Не верила я, что схожу с ума и что у меня мог родиться ребенок. Почему тогда не запомнила беременность и рождение дочери? Почему вместо этого важного события в моей голове остался дурацкий эксперимент с ненастоящим кораблем?

– Пожалуйста, расскажите, что еще происходило с моим телом.

Я постаралась угомонить бурю, шумевшую внутри, и взяла под контроль дыхание. Сделала резкий вдох через нос и медленный выдох. Только бы док продолжил говорить.

– На сегодня достаточно. Мы продолжим через пару дней, – и он сослался на других пациентов, которые его очень ждут. Мне, по его словам, следовало отдыхать и читать брошюрку, где на глянцевых страницах с цветными картинками расписано, как чудесен мир за этими стенами. Рекламная чушь!

Меня не интересовали, какие изменения произошли в мире, я хотела знать, что изменилось во мне.

Два дня я просидела на успокоительных, а психотерапевт усиленно прочищал мне мозги. Просил рассказать, что я буду делать, когда выйду отсюда. Мне приходилось чесать затылок и изображать примерную девочку. Найду работу, найду мужика, рожу ребенка. Что еще входит в пакет «нормальная женщина»? Но этот въедливый мужик пресекал мою ложь и пытался проникнуть туда, куда я не хотела его пускать. Я и сама не знала, чем займусь после того, как стены Института окажутся за спиной. Мне придется как-то общаться с матерью, выслушивать ее упреки, искать работу. С работой было сложнее всего: я понятия не имела, чем займусь на свободе. Наверное, постараюсь понять, к чему у меня есть склонности. Трудиться по специальности не хотелось. Я ошиблась с выбором университета и профессии. Думала, что все финансисты автоматически находят отличную работу и купаются в деньгах, а оказалось, что без любви к этой теме далеко не уехать. Мне нравилось читать фантастические романы, листать глянцевые журналы со всевозможной мебелью для дома и залипать в соцсетях. Так себе увлечения.

На втором сеансе мой психодоктор попросил в подробностях описать, какой он, мой идеальный дом. Да понятия не имею! Я была в своей новой квартире давно, прошло семь лет, и просто надеялась, что жильцы не разгромили там мебель, их дети не изрисовали стены, а вонючие коты не обгадили диваны. С представлениями о квартире, где мне предстояло жить, у меня были проблемы, и я описала жилище Екатерины. Этому психотерапевту было все равно, что я болтаю. Я наполнила квартиру остролицей дамочки всякими статуэточками, разноцветной посудой и добавила благовоний. Врач одобрительно кивал и в конце похвалил за старания. Спасибо, чувак, я прямо почувствовала себя дизайнером воображаемых интерьеров.

После этого сеанса я попросилась в парк, и мне разрешили немного погулять перед обедом. Однако в парк при реабилитационном корпусе меня не пустили. Я села на скамейку возле выхода из больничного корпуса и сперва чувствовала себя неловко. За мной приглядывали: пухлая медсестра-блондинка то высовывалась из окна, то выходила и спрашивала, не холодно ли мне, не принести ли воды.

Сзади был корпус с моей палатой. Впереди возвышался какой-то пятиэтажный серый урод. Бетонный колодец. А мне так хотелось сбежать! Куда? В ту самую квартиру, где я была уже дважды, где говорила с Екатериной о красавчике Михаиле. Я хотела проверить, существует ли это место и те люди.

Сбежать отсюда не вышло бы: не знаю, где тупик, а где нет.

Когда меня вели на прогулку, я заметила еще одну дверь на улицу. За ней невдалеке был черный забор, через который я уже перелезала. Я бы справилась. У меня будет шанс сбежать, когда меня поведут в палату.

Я хотела проверить. Не могла ждать. Чувствовала себя одинокой и отверженной этим чужим миром. Михаил был в той же западне, что и я. Он понимал меня, чувствовал, что за нами следят, и знал, что все вокруг – иллюзия. Я хотела увидеть его вновь, поговорить. Он должен меня помнить. Я ведь его помню!

Пора действовать!

Я встала. Тут же подскочила медсестра и спросила, как я себя чувствую.

Буду чувствовать себя лучше, когда удеру отсюда!

– Отлично, – сказала я вслух, и медсестра включила идиотскую автоматическую улыбку.

Надо было пройти в здание и повернуть в одном из длиннющих коридоров. Вспомнить бы, в каком именно.

Медсестра шла впереди. Я позади.

И вот мы в длинном коридоре, справа и слева двери. Впереди стена.

Мы свернули. Где-то близко нужная дверь.

Я заметила прикрепленную к потолку зеленую табличку «ВЫХОД» и стрелку.

Извини, толстушка, мне в другую сторону. Туда, куда показывает эта стрелка над нашими головами. Я увидела нужную дверь, которая в этот раз была закрыта, и чуть к ней не метнулась. Толстушку кто-то окликнул, и она обернулась. К ней подошел высокий парень в белом халате. Неужели тут нет медсестер посимпатичней? Иди, чувак, поищи кого-нибудь еще и позволь мне сбежать из этого места, где все пропитано ложью.

Он бросил «увидимся» и прошел в тот коридор с выходом, но пролетел мимо заветной двери.

– Идем, – поторопила медсестра, заметив, как я провожаю взглядом ее кавалера.

– Идем, – повторила я.

Нельзя уходить далеко, я же потом забуду, где выход!

Сердце билось о ребра.

Я должна попробовать и проверить, что в той квартире, куда я попадала дважды. Кто мне лжет? Что помнит Михаил? Вот что меня больше всего заботило: что помнит тот красавчик. Помнит ли он меня? Уверена: помнит.

И я рванула!

Резко развернулась, побежала. Медсестра вскрикнула.

Мы ушли слишком далеко.

Я летела по белому коридору. Сзади мужские голоса призывали остановиться.

Нет нужной двери. Нет табличек с надписью выход. Нет зеленых стрелок!

Я заблудилась.

Меня нагнали и повалили на пол.

Укол. Предательски неожиданно мне вкололи какую-то дрянь в плечо. Я пыталась сопротивляться, но ничего не выходило. Мужики в белых халатах оказались сильнее. Среди них был и охранник в черной форме. Он сдавил мои руки слишком сильно, до боли. Я ослабла и понеслась куда-то в туманную даль. Охранник меня отпустил, и я распласталась на полу. До сознания доносился писклявый голос медсестры-толстушки и хрипловатый голос санитара. Они говорили про кофе. С двумя ложками сахара и молоком. Чей-то день продолжался, для кого-то все, что со мной происходило, лишь обыденный эпизод посреди рабочей рутины. Меня уложили на каталку и куда-то повезли. Я видела белый потолок с яркими лампами и дверные проемы и слышала реплики о поездке в лес в конце недели. Чья-то жизнь продолжалась, а моя, возможно, уже закончилась. А если и не закончилась, то такой, как прежде, уже не будет никогда.