14

На следующее утро Константин сам усадил Веронику на заднее сиденье машины, сделал последние напутствия, вручил какие-то бумаги для Хавина. Напоследок, стоя перед открытой дверцей, проговорил:

– Даю тебе на все это не более двух-трех дней. Найдешь Хавина, позвони мне, выполнишь дела, опять позвони.

Вероника слушала мужа, но не слышала. Ее мысли были далеко от него. Она улыбалась, а Константин недовольно морщился. Он догадывался, о ком она думала в этот момент. Это раздражало, но не тревожило его, он не сомневался, что Вероника выполнит поручение. И все же в конце сорвал раздражение на водителе. Отчитал молоденького парня непонятно за что. Тот понуро помалкивал.

Аспенский хлопнул дверцей. Достал носовой платок из синих брюк и вытер руки. Машина отъехала от дома.

Весь путь Вероника не проронила ни слова. Ей хотелось, чтобы дорога быстрее закончилась и она увидела Павла. Кто знает, как он встретит ее. Здесь было одно, а там может быть другое. И все-таки надежда на хорошую встречу теплилась в ней.

Москва была в плотных автомобильных потоках. Навигатор привел к месту. С трудом припарковавшись у здания фирмы Хавина, водитель оглянулся на Веронику:

– Прибыли.

В приемной был народ. Люди сидели на стульях, ждали очереди. Когда Вероника вошла в дверь, лица повернулись к ней. Стройная фигура в бордовых тонах приковала взоры. Секретарь, молодая девушка, осмотрела сверху донизу. Вероника улыбнулась, спросила:

– Павел Сергеевич у себя?

– У себя, – кивнула секретарь.

– К нему можно?

– Здесь все к Павлу Сергеевичу. Вы записывались? По какому вопросу?

– Я не записывалась, – проговорила Вероника и добавила, зная, что лукавит, – он говорил, я могу обратиться к нему в любое время, – провела глазами по ухмыляющимся лицам и решительно дополнила, – без записи. Вы доложите.

Секретарь пожала плечами:

– Ну, не знаю. Садитесь, подождите. Как о вас доложить?

– Аспенская Вероника Борисовна.

Секретарь записала на листе бумаги и не двинулась с места. Вероника села на стул, который для нее предупредительно освободил один из мужчин. На столе у секретаря беспрерывно звонил телефон, она отвечала, куда-то звонила сама. Так прошло около часа. Устав от ожидания, Вероника подала голос:

– Вы бы спросили, ждать мне или нет?

Секретарь неохотно взяла лист с ее фамилией, подумала и шагнула к двери в кабинет Хавина. Вошла, положила лист перед ним и замерла в ожидании. Кроме Хавина в кабинете находилось три человека, они оживленно пытались в чем-то убедить Павла, но он явно не соглашался с их доводами. Секретарь ждала. Хавин перевел взгляд на нее, а потом на лист бумаги. Секретарь пояснила:

– Сидит без записи. Спрашивает, сможете ли вы принять ее?

Лицо Хавина медленно стало меняться:

– Почему сразу не доложили? – воскликнул он громко.

Секретарь растерянно отступила:

– Я по записи пускала, а это без записи.

– По записи, без записи! – недовольно бросил Хавин и выскочил из-за стола.

Секретарь едва успела моргнуть, как он оказался за дверью. Бросилась следом.

В приемной, под удивленные взгляды посетителей, он подхватил под руку Веронику, оторвал от стула и молча быстро провел в кабинет. Здесь объявил присутствующим, что до завтра они свободны. Трое поднялись с мест, торопливо собрали бумаги и вышли за дверь.

Оставшись вдвоем, Павел взял Веронику за руки:

– Никак не ожидал. Никак. – Карие глаза светились. – Рад видеть вас. – Он смотрел, не отрываясь. Все куда-то вдруг исчезло. Была только она. В летнем, с вырезами, бордовом платье и бордовых босоножках на высоком каблуке.

Для Вероники тоже все разом сгинуло. Она видела только его глаза и тихо улыбалась.

Павел отошел к столу и набрал секретаря:

– Всех из приемной отпусти, – распорядился, затем отдал еще несколько команд и вернулся к Веронике.

Пока он разговаривал, она осмотрела просторный кабинет. Ничего лишнего. Все в деловом стиле. И он в светлом костюме и белой рубахе без галстука.

Хавин ни о чем не спрашивал, как будто обо всем догадывался без слов. Вышел с нею из кабинета и уже на улице, перед машиной, предложил поехать в ресторан. Она не возражала. Автомобиль подъехал к ресторану. Вкусная еда, негромкая музыка – Вероника была как во сне.

А после ресторана, выйдя за двери, сама призналась:

– Это он направил меня к вам. – И тут же уточнила. – Но я поехала с удовольствием. Потому что сама хотела этого – впрочем, сейчас она забыла о поручении мужа и не хотела вспоминать.

Солнце пылало над головой, раскаляло камень и асфальт.

Они сели в машину. За стеклами замелькали московские улицы. Но Вероника не видела их. Она, прикрыв глаза, прижималась к плечу Хавина и дышала его запахом, от которого кружилась голова.

Вскоре подкатили к дому с лепниной. Подъезд, лифт, дверь квартиры мелькнули в глазах Вероники, словно в тумане. И лишь в прихожей поняла, что находится в квартире Павла. Сердце билось учащенно.

Он обнял ее, шепнул на ухо:

– Как хорошо, что вы приехали.

Она шепнула в ответ:

– Я хотела видеть вас, – и подставила ему губы.

Хавин поцеловал их. Затем повел рукой по квартире:

– Холостяцкая берлога. Без женщины в ней пусто. – Снова прижал Веронику к себе. – Я соскучился по вас. Вы удивительно хороши, – подхватил женщину на руки и понес в спальню. – Какая вы молодец, что приехали. Какая же вы молодец.

Прошло два дня. Аспенский ждал известий от жены, но она не звонила.

Третий день подходил к концу, и снова – ни слуху ни духу. Константин злился. Ему нужна была информация. Впрочем, он не сомневался, что Хавин станет инвестором, ведь не за пустые щи его ублажала Вероника. Однако сейчас для Константина были важны сроки. Время сжалось до минимума.

Поведение Печаева Аспенскому последние дни казалось странным. Тот начинал возражать по многим вопросам и давать нелепые советы. Подобного давно не наблюдалось за Андреем.

На четвертый день Константин позвонил Веронике. Но на звонок она не ответила. Тогда он перезвонил ее водителю. Тот сообщил, что прибыли на место вовремя, а дальше он не в курсе. В первый же день ее куда-то увезли, и больше она не появлялась. Лишь звонила два раза и просила, чтобы ждал. Его устроили в гостиницу, вот он и ждет в номере, отлучается только в кафе.

Аспенский усмехнулся, кажется, баба увлеклась не на шутку. Да и черт с нею, важно, чтобы задачу решила, а там пусть потешит свое тело. Однако зло в душе нарастало, появилось чувство, что он терял над нею контроль.

На пятый день Вероника снова не ответила на звонок. Константин рвал и метал. Неосведомленность по инвестициям выводила из себя. Неделя на исходе, и – никаких сообщений. Сейчас Аспенский придушил бы жену за это. Жаль, что дотянуться не мог. Между тем ничего не оставалось, как ждать еще.

Юлия также всю неделю не находила места. Металась по квартире. Несколько раз порывалась позвонить матери. Но всякий раз, когда ее рука хваталась за телефон, останавливала себя. Ясно было, что изменить она ничего не могла. И это болью отзывалось в груди.

Она представляла, как Хавин теперь обнимает и целует голое тело матери так же, как ласкал ее. Юлия злилась на мать и на Павла и ненавидела их двоих.

Но, успокаиваясь, начинала оправдывать ее, ведь для матери сейчас Хавин – единственная отдушина. Ко всему, мать не знала о связи дочери с Павлом. Но вот Хавина Юлия не могла обелить. Как он может, как он может.

Все запуталось, переплелось, в голове – страшная каша. Горечь, тоска и досада не давали спокойно дышать.

Стены квартиры давили. Надо было забыться, уйти от мрачных мыслей. В конце недели она в джинсах и кофточке выскочила на улицу, бросилась в самую гущу людей. Долго бродила, не замечая времени, тупо смотря себе под ноги. А потом механически набрала номер матери. И та ответила. У Юлии перехватило дыхание, она едва справилась с собой, чтобы тихо спросить:

– Ты когда вернешься? – В эту секунду ревность снова впилась в ее сердце.

Голос матери раздался в ушах как голос соперницы:

– Не осуждай меня, Юлия, мне хорошо здесь.

Юлия резко отключила телефон и застонала. Перед глазами все поплыло. Люди казались безликими, дома омертвели. Не заметила, как вошла в кафе. Села, не видя никого. От соседнего столика к ней присоседился парень и шумно заговорил:

– Ну и дела. Привет, Юлия. Ты опять замороченная. Что на этот раз у тебя произошло? Снова поцапались? Чего молчишь, не узнала? А я запомнил тебя.

Лицо парня медленно стало проявляться, как на фотокарточке, она узнала водителя, подравшегося из-за нее с Валентином. И даже обрадовалась этому лицу, оно словно вырвало ее из тупого состояния. Машинально кивнула.

– Бывает, – привычно протянул парень.

– Мы расстались, – зачем-то уточнила она.

– Тоже бывает, – хмыкнул парень, – не новость.

Юлия вздохнула:

– Навсегда.

– Ну и дела, – снова протянул парень. – Значит, ты теперь свободная птица? Совсем одна?

Вопрос будто ножом прошелся по сердцу, Юлия тоскливо опустила голову.

– И я нынче один, – сообщил парень. – Может, составим тандем? – Он оживился, подозвал официанта, заказал обед на двоих. – Живу, как сыч. Скукотища, скажу тебе.

Юлия вгляделась в лицо парня, оно было приятным, худощавым, со светлыми бровями. Спросила:

– Зовут-то тебя как, сыч?

– Пашка. Пашка меня зовут, – ответил парень и увидел, как брови Юлии взлетели вверх.

Она даже задержала дыхание, услышав это имя. Не может быть, наваждение какое-то. Стоило Хавину забыть о ней и лечь в постель с ее матерью, как судьба послала ей замену, другого Пашку. Юлия засмеялась продолжительным смехом, а он не понял, что в его имени смешного, и пожал плечами. Она прервала смех:

– Пашка, Пашка, откуда ты появился, Пашка?

Тот растянул губы в широкой улыбке:

– Это ты появилась, а я уже был тут. Ну, как насчет тандема? А то что-то видок у тебя не очень.

Юлии стало не по себе, вот даже Пашка заметил, как она извелась. Куда это годится? Неделя на пределе нервов дает о себе знать. Хватит жалеть себя, дура, очнись. Что такого произошло, чтобы раскисать? Еще столько хорошего будет в жизни. Выбрось все из головы, оглянись вокруг, встряхнись. Закрути с этим Пашкой. Не красавец, но что-то в нем есть. Повесели себя. И она вскинула голову:

– Видок, говоришь не очень? Это поправимо, Пашка. Надо только в зеркало посмотреться да парню вроде тебя понравиться.

Пашка оторвался от бокала с соком и приоткрыл рот:

– Так ты это, понравилась. Не зря же я тебя запомнил.

– Тогда поднимайся, Пашка, пошли. – Она решительно встала из-за стола и мотнула светловолосой головой, отбрасывая назад волосы.

Пашка на мгновение растерялся. Потом вытащил из кармана деньги, бросил на столешницу между не начатыми блюдами, протянул:

– Ну и дела.

Суетливо вывел ее из кафе, посадил в свою машину. У него от желания потели ладони. Такая красавица. Не думал, не гадал, что так подфартит. Уж не сон ли это? Он гнал машину, боясь, чтобы Юлия не передумала и сон этот не исчез. У подъезда резко затормозил, почти внес Юлию в свою квартиру. Заметался руками по ее телу, пытаясь снять одежду. Она остановила:

– Я сама, Пашка. Ты приготовь душ.

Он метнулся в ванную комнату. Юлия разделась. Пашка высунулся и ошалел от ее красивого тела, затоптался у дверей.

Она прошла мимо, сказав, чтобы тоже раздевался, и прикрыла за собой. Он возбужденно торопливо сбросил в коридоре бежевую рубаху и черные штаны и не очень решительно протиснулся в дверную щель. Юлия стояла под душем.

Пашка пристроился рядом, коснулся руками ее голого тела. А ей захотелось, чтобы это были руки Павла Хавина. Она прикрыла глаза и почувствовала сильную тоску. Порывисто сама обняла Пашку. Тот был неловок, как будто никогда не знал женщину. Красота Юлии смущала и делала его неуклюжим. Она понимала это и терпела.

После душа Пашка суетливо провел ее в спальню. А она вспоминала, как Хавин нес ее на руках. Пашка делал все не так, хуже, Юлии это не нравилось. Не понравился он ей и в постели. Ласкал иначе, спешил, пыхтел, не целовал, а мусолил. Нет, не могла она с Пашкой забыть о Хавине. Напротив, ее еще сильнее потянуло к тому. В эти мгновения Юлия как никогда понимала свою мать.

Пашка наконец утихомирился. Она посмотрела на него с сожалением. Напрасно, все напрасно. Не стоило ей так низко падать. Поднялась с постели, прошла в коридор и стала молча одеваться. Пашка почуял ее неудовлетворенность и промямлил в оправдание, глядя в дверной проем:

– Ты просто не привыкла ко мне. Не уходи. Все наладится.

Юлия покрутила головой:

– А зачем привыкать, Пашка? – Усмехнулась.

Он завозился:

– Ты мне понравилась, – пробубнил деревянным голосом, сел на кровати и смял руками подушку.

– И ты неплох, Пашка, – отозвалась Юлия, – но для другой женщины. Понимаешь? Не для меня. Все индивидуально.

Пашка вышел из спальни и начал поспешно натягивать брюки, чтобы отвезти ее. Но Юлия удержала парня. Не надо, доберется сама. Она не хотела оставлять ему никаких надежд. Он и так много получил сегодня. Слишком много. А вот она – ничего из того, что хотела. Пашка понуро опустил плечи:

– Ну и дела, – протянул уныло. – Жалко.

– Бывает, – в тон ему откликнулась Юлия.

Он что-то еще хотел сказать, но она быстро хлопнула входной дверью. Пашка вздохнул, развернулся и побрел в спальню.

Всю неделю Вероника ни разу не вспомнила о поручении мужа. У нее не было сил оторваться от Хавина. Ей хотелось, чтобы так продолжалось долго, но всегда у всего бывает конец.

В конце недели Павел обнял ее в постели, поцеловал и сам завел разговор:

– Ведь Константин ждет результатов от вашей поездки, Вероника.

– Ждет, – тихо отозвалась она. – Но я не хочу говорить с вами об этом. Я не хочу, чтобы нас связывали его дела.

– А я не могу подставлять вас, – проговорил Хавин, привстал на локоть, взял с тумбочки телефон и стал куда-то звонить. – Что у вас с проектом? Все варианты просчитали? Эскизы сделали? Какой самый прибыльный вариант? Какие при этом затраты? А какой самый дешевый вариант? А какая доходность при этом? Ваши предложения? Какой регион предпочтительнее? Понятно. Делайте новый проект. Будем осуществлять его! – Положил трубку и посмотрел в глаза Веронике. – Проект вашего мужа не выдерживает никакой критики. Будем полностью переделывать его. Осуществлять будем в Москве. В вашем городе получить прибыль просто невозможно. Если Константин согласится с таким вариантом, заключим договор на инвестиции, при этом весь его бизнес закладывается в экономику проекта как составная часть. Инвестировать начну сразу после заключения договора. Если такие условия его устроят, буду готовить договор.

– Он почему-то спешит, – сказала Вероника, выслушав Павла.

Тот понимал, чем вызвана горячка Аспенского, но не стал об этом говорить с Вероникой, только обмолвился:

– Я вижу свою задачу еще в том, чтобы обезопасить лично вас, Вероника, с вашей дочерью. – В этот миг Павел подумал о Юлии, но лицо Вероники тут же заслонило все, он обнял женщину и стал целовать ее голое тело.

Забота Павла была приятна Веронике, однако она не понимала, как он мог обезопасить их с дочерью, когда Константину ничего не стоило полностью лишить ее всего. Этим муж угрожал при каждом удобном случае, обещая пустить с сумой по миру. Но она не могла рассказать все Хавину, потому что не хотела выглядеть в его глазах настолько униженной. Достаточно было того, что он уже знал.

Между тем Павел нашел решение. Очень кстати оказалась покупка доли Печаевых. Хавин уже перечислил Адаевскому необходимую сумму для ее приобретения. В договор по инвестициям он надумал включить пункты, которые делали участниками соглашения Веронику и Юлию, следовательно, они становились совладельцами предприятия. Хавин знал, что для Аспенского это будет неожиданностью, как и то, что окончательный проект станет только отдаленно напоминать тот, который предложил Константин. Но Павел также знал, что деваться Аспенскому будет некуда, ибо в противном случае придется разделить бизнес с Адаевским и остаться не у дел.

Вероника об этом не догадывалась. Она ненавидела свою жизнь с мужем, но боялась разрушить сложившийся уклад. Дикий, бесчеловечный, но уже привычный для всех. Вероника была в таком возрасте, когда для женщины постоянство своего мирка было очень важно. Несмотря на кошмар, в нем все-таки проглядывалось ее завтра. Ее бунт это буря в стакане с водой. Глубоко внутри она чувствовала, что все равно все вернется на круги своя. В общем, она просто металась из стороны в сторону между двумя берегами, зная, что к одному из них крепко привязана тугим узлом. Оторваться от мужа у нее всегда не хватало характера. К тому же он был непредсказуем. Хотя в его непредсказуемости она уже научилась разбираться и предугадывать, а вот Хавин для нее оставался полной загадкой.

Она хотела бы разгадать эту загадку, но за столь короткое время такое просто немыслимо. Ее влекло к Хавину, и справиться с этим было трудно. Между тем мозг уже начинал возвращать ее к прежней жизни. Здесь ей хорошо, но пора остановиться. Здесь не ее жизнь. Здесь все по-другому. Здесь ее ласкают до сумасшествия и говорят приятные слова. Однако она сама пришла сюда, сама предложила себя. А ей бы хотелось, чтобы Хавин сам бесповоротно вырвал ее из прошлой жизни и никуда больше не отпустил.

Вероника чувствовала, что он хотел ее рядом с собой, но не решался удерживать. В его нерешительности виделась фатальная боязнь женщин, сомнение в том, что женщины могут любить его долго.

Она грустно вздохнула, встала с постели, перед зеркалом окинула невеселым взглядом отражение своего стройного тела. Задержала дыхание. Красивое, красивое, но что ей от этой красоты. Все настоящее пронеслось стороной и сейчас не задерживается рядом. Медленно поправила волосы и потянулась за одеждой.

Хавин ни о чем не спрашивал. Все было и так ясно. Не могла она вечно находиться у него. А он не мог разорвать многолетнюю паутину ее жизни, да и своей тоже. Прежним женам он не принес удачи и не хотел, чтобы Вероника с ним стала очередной неудачницей.

– Мне будет вас не хватать, – сказал он, садясь на край кровати.

Она посмотрела ему в глаза:

– Я не хочу уезжать. Но надо. Я и так задержалась слишком.

Хавин не двинулся с места:

– Ничего слишком не было. Разве я прогоняю вас? Если можете, останьтесь еще.

Вероника отложила одежду, подошла, провела ладонями по его голым плечам и тихо спросила:

– Зачем я вам? – Выдохнула воздух и замерла в ожидании ответа. Это длилось долго, ей уже не хватало воздуха, и она подумала, что не услышит никакого отклика.

Но Хавин обнял ее за бедра и произнес:

– Я люблю вас, Вероника.

Женщина с облегчением и удовольствием шумно вобрала в себя воздух. Она давно ждала этих слов. Как же она их ждала. Как ждала. Но не показала вида и лишь покачала головой:

– Вам все показалось, – прошептала едва и выпрямилась. – Меня нельзя любить. Вы же знаете, что меня нельзя любить. Вы же все знаете обо мне, – обхватила его за голову.

Павел прижал женщину к себе:

– Все, что у вас было до меня, не имеет значения, Вероника. Я знаю вас другую. Я люблю вас другую.

Вероника гладила его волосы. Они долго молчали. Потом он попросил:

– Останьтесь хотя бы до завтрашнего утра.

Она кивнула:

– Хорошо, я согласна до утра.