13

Аспенский находился в офисе, за столом просматривал почту. В голубой рубахе с коротким рукавом, с красным галстуком под расстегнутым воротом. Глаза на неулыбчивом лице были жесткими и властными. Все, что происходило последнюю неделю у него в доме, ему претило. Жена вышла за те рамки, в какие он ее поставил, дочь взбрыкнула, влезая туда, где только он может решать. Эти две глупые курицы не понимали, что его бизнес не мог зависеть от бабьей тупости. Он выстраивал его давно и тщательно, заранее отведя каждой из них ее место. Потому никаких отклонений от своих правил не допустит.

Он будет жестоко и решительно восстанавливать статус-кво. Веронику заставит прижать хвост, чтобы не пыталась больше высовывать носа. Баба, в общем-то, неглупая, несет для него золотые яички, но это только потому, что всегда была полностью управляемой. И теперь не получится распушить перья. Он не позволит.

Видите ли, ей понравился Хавин. Да мало ли кто ему за двадцать лет совместной жизни с Вероникой нравился из женщин. Удовлетворил плоть и забыл. А уж Веронике грех обижаться. Он сам направлял ее к мужикам. Купалась в мужской ласке. Все ради бизнеса. И Хавин нужен ему для дела: двинуть проект и растоптать Печаева. Партнер теперь ему совершенно не нужен. Андрей просто путается под ногами.

Неплохо было бы все разрубить одним махом. Но, к сожалению, приходится выстраивать целую цепочку. И чтобы позволить этим двум курицам своей строптивостью испортить дело… Нет, исключено.

Сейчас ему было неизвестно, куда пропала Юлия. Но Аспенский сильно не беспокоился. Появится, никуда не денется, приползет к отцу. Ибо у отца деньги, а у нее кукиш в кармане, а желаний много. Константин был твердо убежден, что все бабы в принципе ни на что не способны.

Валентин также исчез, значит, они снова вместе, этого он и требовал от дочери. Пусть пошляются. Отощают, прибегут как миленькие. И тогда он закрутит гайки.

Да, он крут на руку. Дочь никогда не знала об этом. Но теперь ощутила на собственной шкуре. И хорошо, потому что настало время постигать жизнь со всеми ее сложностями, трудностями и жестокостью. В этой жизни нужно быть с кулаками. Не миндальничать. Кулаки у мужика не для этого.

Одно настораживало Константина. Характер у дочери не такой, как у Вероники. В ней есть что-то от него. А значит, коса на камень. Но ничего, он сумеет быстро привести ее в чувство.

В кабинет заглянула секретарь. Аспенский знал, что она боялась его, особенно когда он бывал злым. Она и сейчас смотрела со страхом, заикалась, сообщая о посетителе.

Следом дверь широко распахнулась и, отодвигая секретаря, в проеме возникла Истровская. В узкой белой юбке и зеленом облегающем топе.

Константин встретил Аллу недовольным взглядом. Еще одна мокрая курица, которая много о себе понимает и по неделям болтается неизвестно где и с кем. Изматывает мужиков. Те, бедные, уже шарахаются от нее. У этой бабы точно чесотка между ног, сутками готова на мужиках сидеть.

– Ну, здравствуй, подруга, – первым неприветливо поприветствовал Аспенский. Не вставая с места и не поднимая головы, глянул исподлобья. – Где пропадала целую неделю? И что теперь тебя ко мне привело? Ты у меня гость необычный, в том смысле, что в этом кабинете я тебя вижу второй раз.

– Тебе повезло, – засмеялась Алла, и худенькое тело затряслось. – Другие меня вообще не видят в своих кабинетах, хотя хотели бы видеть в своей постели.

– У тебя одна песня, – в уголках губ Константина мелькнула насмешка. Истровская не отреагировала, как будто не слышала его, как будто он ничего не произносил. Ее любопытствующий взор пробежал по кабинету, на стенах – картины, дорогая мебель, вазы, зеркала.

– Мишура, все мишура, – сказала пренебрежительно. – В прошлый раз, я помню, было скромнее, – краем глаза поймала недовольство Аспенского, и это порадовало ее, она с радостью съязвила. – Песня у меня одна, Константин, да только она не про тебя. Ты, как я знаю, певец в этом смысле совершенно никудышный, я бы сказала, отвратительный. Бревно. Тебя можно использовать только на подпевках, да и то не в моей песне.

Константин понимал, что Алла злилась на него из-за Хавина. Но ее намеки сейчас были не ко времени. Аспенский налился кровью, втянул голову в плотные покатые плечи, как будто изготовился к прыжку, и сильно сжал скулы. Подумал, погоди, курица, скоро приберу я твой бизнес к своим рукам. И поморщился, попутал же бес однажды угодить в ее постель. Пьянка не оправдание. Но тогда он действительно для Истровской партнер был хуже некуда. Ведь знает, стерва, сама затащила, а теперь издевается. Тут без нее настроения никакого, а ее уколы делали его еще хуже. А она все язвила и язвила.

Аспенский был неподвижен, как изваяние. И пошевелился, когда Истровская выдохлась и сделала передышку. Заметил:

– Мишура, говоришь? Только очень дорогая мишура, тебе не по карману! А то, что тебе по карману, я не держу!

Истровская повела плечами, едко усмехнулась, словно растягивала удовольствие:

– Всяк кулик свое болото хвалит.

Константина грубо отсек:

– Я тебе не кулик! Какого черта ты появилась тут? Зачем приблудилась к моему болоту? Не заводи старых пластинок, я их слушать не буду! А новых песен, как я понимаю, у тебя нет. Постарела, Алла, постарела. Так что же тебе нужно у меня?

Алла вздрогнула, когда Аспенский произнес слова о старости. И нервно выпалила:

– Все, что у тебя можно было взять, я уже взяла.

Константин не понял, что она имела в виду, раздраженно сузил глаза:

– Когда успела?

Алла стремительно приблизилась к столу, руками оперлась о столешницу, впилась взглядом в его глаза и с внутренним удовлетворением произнесла:

– На этой неделе. И ни разу за всю неделю не услышала, что я постарела, Константин.

Аспенский откинулся на спинку кресла:

– Подозреваю, что неделя у тебя была жаркая, – с придирчивой ухмылкой осмотрел ее. – Ты заметно похудела. Под глазами круги. Это вредно, Алла. Во всем должна быть мера, – помолчал. – Только мне на твое времяпрепровождение наплевать. Я твоими историями не интересуюсь.

Алла фыркнула, мол, зря, на всякой истории можно поучиться. А вслух сказала:

– Моими не надо, Константин, – загадочно улыбнулась. – Но вот истории твоего зятя тебя должны заинтересовать.

– Что ты хочешь сказать? – раздраженно протянул Аспенский, нажимая локтями на подлокотники и хмурясь. В голове мелькнула неприятная мысль, в которую он не хотел верить, что недельное отсутствие Валентина имело отношение к Алле.

Истровская улыбалась, и это выводило Аспенского из терпения. Она видела, что поставила его в тупик, и хлестнула по его самолюбию больнее:

– Выходит, ты еще не знаешь, что твой зять дал под зад коленкой твоей дочери? Плохо владеешь обстановкой, Константин. Постарел, постарел.

Он, вскипая, наклонил вниз голову, уперся подбородком в грудь, мрачно посмотрел из-под бровей:

– Я знаю, что это она ему дала пинка.

Алла заразительно неподдельно засмеялась:

– Да нет, Константин. Я смотрю, ты действительно постарел, вообще не контролируешь ситуацию, а потому не догадываешься, что всю неделю твой зять провел в моей постели. Я оказалась лучше, чем твоя дочь. Ты бы проверил, не с изъяном ли она у тебя! Ведь она твой отпрыск. Наверно, такое же бревно.

Аспенский ощутил, как по всему телу жаром пошла ярость. Не хватало, чтобы Истровская вытирала об него ноги, смеясь над тем, как он не ведал, что творилось у него под самым носом. Взял бы ее сейчас да головой об стену, чтобы запомнила, что с ним так разговаривать нельзя. Прохрипел сквозь зубы:

– Заткнись! – Побелел, не смог сдержать бешенства, вскочил на ноги, отшвырнул в сторону кресло и вылетел из-за стола.

Алла увидала его страшные глаза и стремительно отступила к двери.

Константин надвигался на нее. Неистовство в глазах парализовало женщину. Она почуяла страх, сердце заколотило, ноги стали ватными. Машинально спиной нашла дверь, голос дрогнул, пискнул:

– Опомнись! Я тебе не Вероника!

Аспенский замер, придавил ее к двери неподвижным взглядом и после паузы выдавил:

– Пошла вон! Убирайся, пока цела!

Алла не заставила себя долго ждать, выскользнула за дверь.

Константин долго не двигался, смотря в одну точку. Ему было понятно, зачем Истровская затащила в свою постель Валентина. Стерва, подлая тварь! Хотя, впрочем, а чем он сам-то лучше? Она унижала его его же методами. Рискует, нарывается, кошка драная! Не соображает, что подставляет свою башку. Он рвал и метал.

Когда наконец к нему вернулась способность думать, Аспенский четко осознал, что нужно срочно исправлять положение.

Но теперь требовать от Юлии, чтобы вновь сошлась с мужем, было глупо. Вернуть все в старое русло вряд ли удастся. Хотя что особенного, если мужик загулял? Дело молодое. Мужиков всегда тянет на сторону. Разве сам он другим был, да почему был, и сейчас есть.

Однако раз все так бурно выплеснулось, то и Андрея Печаева держать в узде станет трудно. Ведь он наверняка знает о похождениях своего сыночка. Не такой уж он олух и простак, как кажется. Надо срочно убирать его из бизнеса. Немедленно заняться осуществлением проекта, пусть даже на денежные средства, которые имеются, чтобы заработали условия соглашения. А Веронику безотлагательно направить к Хавину для быстрейшего получения инвестиций. Вот только внешний вид Вероники сейчас злил Константина. Сама виновата, что он не смог сдержать себя. Знала ведь, как тяжела у него рука.

А то, что Вероника отказалась впредь выполнять его поручения, казалось сейчас несущественным. Он не сомневался, что ее усердие будет прежним.

Истровская вымахнула из кабинета в приемную, навстречу испуганному восклицанию секретаря:

– Я же предупреждала вас, что у него плохое настроение. Говорила же, сейчас нельзя.

Алла оправилась от испуга, одернула топик и подумала, что ничего страшного не произошло. Она хотела уязвить Аспенского, и укол получился для него болезненным. Это очень хорошо. Добилась своего. Начало удачное. То-то еще будет. Не вставляй палки в колеса. Истровская покривила рот, выдохнула и повеселевшим голосом отозвалась:

– Льзя, льзя, только сейчас и льзя! Хорошо покалякали. Даже очень. Я довольна, а он доволен вдвойне. Дай бог, не последний раз. Не лишаться же такого удовольствия.

Секретарь озадаченно заморгала и с опаской посмотрела на дверь кабинета.

Алла, не оглядываясь, выпорхнула из приемной. Настроение у нее было приподнятым. Шла с чувством выполненного долга. Ответный ход пришелся Константину под дых. Так-то. Она никогда не дает себя в обиду.

Этим же вечером Аспенский сообщил Андрею Печаеву, что направляет все имеющиеся деньги на осуществление проекта и поручает тому немедля включиться в работу. После этого Марина срочно созвонилась с Адаевским и договорилась о встрече. На следующее утро встреча состоялась. Адаевский ждал их в своей машине у торгового комплекса в центре города. Сидя за рулем, посмотрелся в зеркало, поправил на груди сизую рубашку, опустил козырек от солнца и включил кондиционер. Из приемника доносилась тихая музыка. Марина и Андрей приехали вместе. В легких просторных одеждах. Пересели в его автомобиль. Анатолий поприветствовал и приготовился слушать, кадык на горле спокойно затих.

Печаевы расположились на заднем сиденье. Андрей – за спиной Адаевского. Тот смотрел на Андрея через зеркало заднего вида. Печаев поймал в этом зеркале глаза Анатолия, откашлялся, начал:

– У меня, точнее у нас к тебе просьба, Анатолий. Свяжи нас срочно с Павлом Хавиным.

Анатолий ждал нечто другое, поэтому удивился. Неужели ради этой просьбы назначена встреча? Могли бы сами связаться. Номер телефона он бы дал. Оглянулся на Марину:

– И это все? Ведь ты недавно с ним разговаривала, Марина.

– Да, – подтвердила женщина. – Но разговор не был доведен до конца. А сейчас обстоятельства резко поменялись и требуют завершения темы. Я, конечно, могла бы и сама ему позвонить, но необходимо твое присутствие. Думаю, ты можешь стать полезным участником в нашем деле. Собственно, об этом должен был думать он, – Марина кивнула на Андрея. – Но от него, как от козла молока. Все взваливает на мои хрупкие женские плечи.

Адаевский вполоборота посмотрел на ее плечи и улыбнулся. Округлые формы Марины не вызывали сомнения, что плечи эти были не очень хрупкими и могли еще много выдержать.

Она хмыкнула с вызовом, мол, не тебе оценивать меня. И Анатолий протараторил:

– Ну, что, набирать прямо сейчас? – Потянулся в карман за телефоном. – Простое дело. Нетрудно. Проще пареной репы. А тема-то какая? А то заинтриговала и ни гугу.

– Тема обыкновенная. Жизненная. Никакой интриги, – смутился Андрей, но глянул на Марину, осекся и поправил себя. – Хотя не без этого. Желательно, пока все не разрешится, чтобы никаких ушей больше. Я хочу, – и снова поправил себя, – мы хотим продать бизнес.

Адаевский оторопел. Неожиданный поворот. По лицу прошло удивление. Длинноватый нос чуть-чуть обострился, а вытаращенные глаза несколько раз быстро моргнули. И только после этого выговорил:

– Вы что, ребята, белены объелись? Продавать успешный бизнес?

Марина вздохнула, увы, так складываются обстоятельства. Андрей пошевелился, словно попросил у нее слова. Его красное добродушное лицо сморщилось:

– Здесь, понимаешь, все так повернулось, что у нас осложнились отношения с Аспенским. Совместный бизнес дальше невозможен. Никак. – И Андрей стал пространно объяснять. – Дело даже не в бизнесе, а в личных отношениях. Такая вот история, Анатолий. В семье наших детей полный разлад. Подозреваем, что все с подачи Константина. Короче говоря, Аспенский поставил крест на их семье. В общем, молодежь разбежалась. Видно, Константин нашел для дочери более выгодную партию. И мы теперь для него помеха, от которой он непременно станет избавляться.

Кадык Адаевского прошелся по его горлу вверх-вниз:

– Почему вы решили, что это его рук дело?

– Потому что Вероника и Юлия под полным его контролем, шагу без его приказа не отважатся сделать! – ответила вместо Андрея Марина, пространное объяснение мужа раздражало ее.

Печаев качнул головой, соглашаясь со словами жены:

– Вот и посуди, какой после этого может быть совместный бизнес с Аспенским? Ничего хорошего от него не ждем. Мы обдумали свое решение. Обдумали.

– Все это эмоции, ребята! – воскликнул Адаевский. – Бизнес надо делать без эмоций. Эмоции пройдут, а бизнес останется. Погорячитесь, – строчил Анатолий, – потом локти кусать будете. В таком деле надо семь раз отмерить. Но вижу, вы уже отмерили и отступать не хотите. А меня, наверно, видите как потенциального покупателя. Так? Хотя, думаю, желающих будет достаточно. Вы не предлагали свою долю Аспенскому?

Марина опередила мужа, чтобы тот снова не пустился в долгие объяснения:

– Нет! – сказала. – И никогда не предложим. Мало того, он ничего не знает о нашем намерении. Решили сначала обсудить с тобой и Павлом. Хавин способен слопать Аспенского с потрохами. А мой барашек для этого слаб. – И она презрительно глянула на Андрея.

– Павел вряд ли захочет приобретать ваш бизнес, – усомнился Анатолий. – По его меркам вы маловаты. А по моим меркам вы крупноваты, у меня не найдется столько денег. Хотя очень заманчиво, очень заманчиво.

– Тогда звони ему! – решительно подтолкнула Марина. – Звони!

Адаевский достал телефон, набрал номер. Ждал недолго. Гудок оборвался и донесся голос Павла. Приятели перекинулись приветствиями, и Анатолий перешел к делу:

– Рядом со мной чета Печаевых, хотят переговорить с тобой. У них деловое предложение, с моей колокольни заманчивое, но для меня неподъемное. Выслушай, – и он протянул трубку Андрею.

Но Марина опередила мужа, перехватив телефон:

– Это я, Павел. Видите, как все складывается. Вы, вероятно, не чаяли так скоро услышать меня. А дело такое, мы решили срочно продать свою долю в бизнесе.

Хавин понял, что что-то произошло, ибо просто так принять это решение Печаевы не могли. Спросил:

– Так сильно напрягает?

Марина подтвердила:

– Все развивается очень быстро. Стараемся опередить события. Как вам такое предложение?

Павел некоторое время помолчал. Вспомнил последний разговор с Мариной и подумал, что, очевидно, Печаевы избрали верное решение. Оно выводило из-под удара не только их, но и Веронику и Юлию. И он догадывался, насколько трудным оно было для Печаевых. Но приобретать их бизнес Павлу было ни к чему, однако отказать Марине тоже было бы неправильно, ведь она обращалась именно к нему, потому что ждала помощи. Хавин быстро крутанул в голове разные варианты. И попросил передать трубку Анатолию.

Марина молча протянула телефон Адаевскому. Тот приложил к уху и стал слушать. Павел проговорил:

– Толя, а ведь для тебя такое предложение должно быть интересным. И если весь вопрос только в деньгах, тогда принимай положительное решение. Я тебе помогу деньгами. И дальше поддержу. Надеюсь, ты в этом не прогадаешь. Партнер у тебя, правда, будет не сладкий, но ведь ты же бывший вояка, себя в обиду не дашь. И потом ты не один, мы вдвоем. Покупай! Мне Аспенский передал свой проект, сейчас мои эксперты работают над ним. Мура, конечно, на постном масле, в вашем городе это все нереально, но если над этой мурой поработать как следует и привязать к Москве, то может кое-что получиться. Ты в эти дела пока не суйся, здесь есть вопросы моего уровня.

Адаевский зачесал за ухом оттого, как все неожиданно закрутилось. Сам бы он, конечно, никогда не стал просить у Павла деньги, но раз Хавин предложил, отказываться было неумно. Он поддакнул, отключил трубку и аккуратно положил на свободное сиденье сбоку.

Печаевы ждали. Небольшие глаза Андрея с паутинками морщин вокруг них вопросительно расширились. Марина сидела с напряженным лицом.

Анатолий сглотнул слюну, несколько раз прогнал по горлу вверх-вниз кадык и потом проговорил:

– По рукам!

– Покупаешь? – На красном лице Печаева задрожала радостная улыбка. – Ты покупаешь? – переспросил Андрей и посмотрел на жену. – Он покупает.

Марина вздохнула и с благодарностью подумала о Хавине. Произнесла:

– По рукам.

Домой Печаевы ехали в хорошем настроении. Андрей, правда, был немного растерян и даже как будто расстроен, что придется расстаться с бизнесом, оторвать от сердца то, чем занимался многие годы. Но старался не показывать этого, удерживал на губах легкую улыбку.

Дни шли. Аспенский ничего не знал о договоренности между Печаевыми и Адаевским и потому старался загнать события в нужное ему русло. Не дожидаясь, когда у Вероники окончательно исчезнут следы от побоев, приказал:

– Приготовься! Завтра поедешь к Хавину. Ты должна до конца довести вопрос по проекту. Любой ценой! Меня не интересует, каким манером ты этого будешь добиваться. Меня интересует результат. Мне нужен положительный результат, мне нужны инвестиции. Я уже начинаю работу.

Вероника услышала это с трепетом в сердце. Новая возможность встретиться с Хавиным перевернула ее настроение. Сейчас ей было наплевать на проект мужа, главное – снова увидеть Павла. Аспенский усмехнулся, заметив в ней перемену. Положил на стол лист бумаги с адресом фирмы Хавина, бросил:

– Приведи себя в порядок.

Вероника поехала в дамский салон. Провела в нем целый день. В зеркале не узнала себя. Будто помолодела на десять лет. Выйдя, набрала телефон квартиры, где у подружки хоронилась Юлия. В трубке раздался незнакомый женский голос. Сообщил, что Юлия отошла в кафе. Вероника направилась в кафе, но дочери там не нашла. Подумала и решила подождать ее возле дома подружки. Подкатила, припарковалась и ждала в машине около часа. Когда та, в джинсах, кроссовках и легкой кофточке, появилась из-за угла, Вероника выскользнула из машины навстречу. Дочь с улыбкой бросилась к матери:

– Какая ты красивая, мама! Из салона? Значит, ты окончательно поправилась! Я так рада за тебя. – Она искренне радовалась, потому что ждала этого момента, чтобы скорее уехать из города и распорядиться собой, как ей хотелось.

Вероника обняла дочь, поцеловала в висок и они разместились на заднем сиденье автомобиля:

– Отец снова направляет меня по своим делам, – сообщила мать дочери. – И я согласилась.

В ответ Юлия ожидаемо вскинулась:

– Как ты могла согласиться? – выплеснула изумленно.

Вероника положила руку ей на колено и как можно спокойнее произнесла слова, которые ударили как обухом по голове, оглушили Юлию:

– Он направляет меня к Павлу Сергеевичу в Москву. Ну, к тому, какого ты видела в нашем загородном доме. Помнишь? – Мать не подозревала, как болезненно восприняла эту новость дочь.

Юлию обдало жаром, она покраснела до корней волос:

– Нет, это невозможно, мама! Этого никак нельзя делать! А твое решение? Ты же хотела положить этому конец! Или отец опять ударил тебя? Признайся, это так? – Сейчас ей больше всего хотелось, чтобы это было именно так, чтобы знать, что вновь во всем виноват отец.

Но Вероника покачала головой и дотронулась до щеки Юлии, а дочь отдернулась, словно прикосновение матери обожгло:

– Нет, Юлия, он не ударил меня, я сама не отказалась. Не смогла отказаться.

У Юлии от ревности перехватило дыхание, она застонала, чувствуя, как жаром охватило все тело, и даже губы горели огнем:

– Ты обещала, мама! Это унизительно! – Она не могла подобрать слова, которые могли бы убедить мать не ехать к Хавину.

Вероника вздохнула, воспринимая такое возбуждение дочери как заботу о ней:

– Успокойся, Юлия, – проговорила. – Я сама хочу встретиться с Павлом Сергеевичем. Для меня это не унизительно.

Слово «хочу», как бы наотмашь ударило Юлию, сердце заныло от новой волны ревности.

– Нет, нет, нет, мама, ты не должна этого делать! – Она закрутилась на сиденье и в запале не нашла ничего лучше, как бросить незаслуженные обвинения в лицо матери, надеясь, что это сможет ее остановить. – Вы сошли с ума с отцом! Вы помешались на деньгах! Ты такая же, как отец! У вас нет ничего святого!

В глазах у Вероники появилась грусть. Больно и горько слышать от дочери все это. Она бы хотела признаться ей, что, кажется, по-настоящему влюбилась в Хавина, но язык не поворачивался сказать об этом дочери. Ибо Вероника даже не надеялась, что у истории будет хороший конец.

А в голосе Юлии прозвучал почти что ультиматум:

– Если ты поедешь к нему, мама, так и знай, ты потеряешь меня. Не надо этого делать, мама. Умоляю, не надо.

Вероника прикоснулась к руке дочери, пытаясь унять, тихо выдохнула:

– Это совсем не то, Юлия, о чем ты думаешь, это все иное.

Дочь нервно убрала руку. Именно это «иное» вызвало в ней вспышку ревности, именно этому «иному» Юлия противилась изо всех сил. Она распахнула дверцу автомобиля и сказала последние слова:

– Я осуждаю тебя, мама! – Выпрыгнула из салона. На душе у нее было тошно, перед глазами темно. Она шла к подъезду, не видя дороги, а в ушах стояло всего одно слово матери «хочу, хочу, хочу».

Вероника проводила дочь тоскливым взглядом. Ей, как и Юлии, было плохо в этот момент.

У каждой была тайна, связанная с Хавиным, и каждая не могла раскрыть ее другой.