47

В тот же вечер Матвей позвонил Хавину и извиняющимся тоном сообщил, что смотрины избранницы его крестника Иры оказались ложными. У Павла кольнуло под ложечкой, подумалось, неужели Марамзиным что-то стало известно о его мытарствах с этой фантазеркой? Хотя, собственно, ничего не произошло. Но бог весть, что могла наговорить сумасбродная девушка.

Хавин напрягся. А Матвей продолжал говорить о том, что Александр передумал жениться на Ире, расстался с нею и уже завел новую девушку. Павел расслабился. Не хотел думать, что причиной разрыва отношений между Александром и Ирой мог быть он. Ведь он на пушечный выстрел не подпускал ее к себе.

Марамзин предупредил, что, возможно, не за горами новые смотрины. Усмехнулся: сам черт не поймет эту молодежь, они сейчас рано созревают и быстро в бой рвутся.

Хавин в ответ отреагировал неожиданно для него:

– С меня хватит одних смотрин, Матвей!

– Да ты чего, Павел, смотреть – не жениться, – попытался пошутить Марамзин.

– Я желаю крестнику счастья! – отсек Хавин. – Ему жить. А смотрины это родительское дело. Дерзайте.

Матвей еще что-то говорил, но Павел слушал уже невнимательно. Душа томилась неопределенностью и разладом.

Завершив разговор, положил телефон на тумбочку, поднялся из-за стола и стал прохаживаться по кабинету. Шагов не было слышно, подошвы тапок мягко скользили по ворсу ковра.

Остановился в раздумье, задержал дыхание, шумно выдохнул н пошел из кабинета.

Тишина в квартире в эти минуты показалась ему досадной, захотелось, чтобы какой-нибудь шум отвлек от нудящих удручающих мыслей. Невольно вспомнилось лицо Марины, ее голос и смех и тот шум, какой она создавала своим присутствием. Сердце щемило. Мысли о Марине представились ему бессмысленными, они только бередили душу, прибавляли чувства сожаления и неудовлетворенности собой.

Хавин прошел в комнату, включил свет и телевизор.

Об Ире также не хотел вспоминать. Эта девочка, морщился он, начиталась любовных романов и явно нарисовала себе красивые картинки о нем.

Мелькания на экране и звук телевизора не улучшили настроения. Попытался понять, что там происходило, но не улавливал, будто с экрана разговаривали на неизвестном языке. Постоял перед телевизором, тупо глядя в одну точку, развернулся и вышел в прихожую.

Пошел по комнатам, включал везде свет, осматривался, словно что-то искал, но что именно – не знал.

Без Марины он особенно остро стал ощущать себя одиноким и отчетливее понимал, что никакой бизнес не способен заменить семейного уюта. Квартира как бы превратилась в место, куда он приходил только переночевать, как в гостиницу. Перекинуться словом – не с кем. Прижать к себе – некого.

Старался возвращаться домой как можно позднее. Сразу направлялся в кабинет, погружался в деловые бумаги, чтобы забыться и чувствовать себя в гуще событий.

Но в конце концов от этого устаешь, хочется расслабиться и окунуться в состояние обыкновенного человеческого счастья. Ничто не приносит подобного ощущения: ни работа, ни бурные развлечения, ни отдых в престижных местах. Ничто, кроме обыкновенного семейного гнезда.

Хавин снова вернулся в кабинет, но за стол садиться больше не хотелось. Опустился на диван, скрестил на груди руки и прикрыл глаза. Не двигался. В голове была пустота, полное отсутствие мыслей, глубокий провал. Будто навалился сон.

На тумбочке зазвонил телефон. Павел вздрогнул, словно очнулся ото сна, распахнул веки и точно спросонья побежал глазами по столу в поисках. Звонок не прекращался. Хавин вскочил, шагнул к тумбочке, не глядя схватил телефон, поднес к уху. Подумал, что снова звонит Матвей. Но услыхал женский голос. Потребовалось некоторое время, чтобы осознал, от кого звонок. В первый миг ощутил раздражение, а потому просто промолчал и только слушал.

– Павел Сергеевич, вы меня слышите? – спрашивал голос и сам же отвечал. – Я знаю, что вы меня слышите. Почему вы молчите? Я слышу, как вы дышите. Вы не хотите со мной говорить? Я вам противна? Я знаю, что я вам противна. Я это чувствую. Я и сама себе противна. Но я хочу, чтобы вы со мной поговорили. Я очень хочу, чтобы вы со мной поговорили. Поговорите со мной, Павел Сергеевич. Неужели вам это трудно? Я, наверно, разбудила вас? Я долго не решалась позвонить вам. Столько всякого произошло за это время. Я хотела сказать вам, что мы расстались с Александром, потому что так будет лучше. Вы только не думайте, что это из-за вас, нет, просто потому, что так должно быть. Я знаю, вам это не нравится, но я больше не могу находиться с Александром, потому что, потому что вы знаете почему. Ну, скажите хоть что-нибудь! Вы нарочно молчите! Вы хотите, чтобы я заплакала? Вы знаете, что все это из-за вас! Мне надо поговорить с вами, Павел Сергеевич.

Хавин не отвечал. Он не был уверен, что должен отвечать ей, да и вообще все это, думал он, ни к чему. Но как ей сказать, как ее убедить в том, что он смотрит на нее, как на маленькую девочку, как на ребенка и что ей надо выбросить из головы все свои фантазии и забыть о нем.

Его жизнь явно давала трещину, все в ней происходило как-то не так. И он не понимал, что должен сделать, чтобы ее исправить, и даже не исправить, а начать заново. Однако одно было ясно, что Ире нет места в его жизни, не должно быть. Так будет правильно.

После многочисленных просьб Иры ответить ей раздались ее всхлипывания. Он почувствовал себя виноватым, на душе выпал осадок, это было плохо, что вызывал слезы девушки. Особенно скверно сделалось, когда ее всхлипывания превратились в рыдания. Сквозь них Ира пыталась что-то еще сказать, но захлебывалась, и он ничего не мог разобрать.

Хавину было жалко девушку, но он ничего не мог с собой поделать. Не всегда жалость бывает полезной и необходимой, иногда она может приносить вред. Она должна понять, что звонить ему больше не надо.

Павел так и не ответил, и девушка прервала свой монолог. Осадок у него в душе оставался. Он положил телефон и почувствовал, как задеревенели мышцы. Были напряжены на протяжении всего разговора с Ирой.

Он не сомневался, что поступил правильно. Ведь он ничего не мог ей сказать кроме слов, которые она от него не хотела слышать. Лучше пусть будет так: он ничего не говорил, а она ничего не слышала. Все у нее скоро пройдет, встретит нового парня и забудет о сегодняшнем звонке. А если когда и вспомнит, то с легкой улыбкой, а может, даже с раздражением. Пускай все станет на свои места.

Мышцы на спине, руках и ногах стали отпускать, расслабляться.

Все в его жизни повторяется, с грустью подумал Павел, с какой-то странной периодичностью, хоть и в разных интерпретациях. Замкнутый, порочный круг, из которого он никак не может выбраться.

Он сжал зубы, мышцы снова напряглись, и мягкий диван глубоким выдохом кожаного сиденья и спинки принял на себя налитое мускулами тело Хавина.