По дороге из больницы в гостиницу Пантарчук подробно узнал от Василия обо всем, что с тем случилось. Чуть позже, прохаживаясь по его номеру, Петр вслух размышлял:
– С одной стороны, вроде понятно, где собака зарыта. Ты, не подозревая того, оказался соперником Скротского. И он придумал, как устранить тебя. Отсюда ядреная история об убийстве. Чтобы отрезать все пути назад. Но с другой стороны, это маловероятно. Уж слишком сложная комбинация. И потом он был явно растерян, когда услышал от меня, что ты потерял память. По ряду деталей он, похоже, знал тебя раньше. Здесь и Эмилия не исключение. Допускаю, что прежде у тебя могла быть какая-то связь с этой женщиной. Короче говоря, в этом надо разбираться.
Пантарчук ушел к себе, а Василий лег в постель с расстроенными чувствами. Долго лежал с открытыми глазами и смотрел в темный потолок. Все было против него. Диана поверила Скротскому. Даже Пантарчук не исключал связь с Эмилией. Сложно все это преодолеть. Мороз пробегал по коже. Опускались руки. Он обвел глазами номер. Уснуть сегодня вряд ли удастся. На сердце неспокойно и так плохо, что хоть в омут головой.
Но как только мелькнули эти мысли, в душе неожиданно наступил покой. Василий глубоко вздохнул, потянулся и увидел у двери светлое пятно. Оно медленно увеличилось, и перед глазами возникла женская фигура.
Василий лихорадочно потер глаза, думая, что ему все мерещится.
Но женщина не исчезла. Она была в белых одеждах и смотрела на него. Это хорошее женское лицо было знакомо ему. Прежде оно уже возникало в его памяти. Женщина протянула руку.
– Тебе трудно, но мне было труднее, – сказала Мария неторопливым голосом. – Предательство и вера несовместны.
Василий удивленно ловил ее слова.
– Не дай обмануть себя, – ее голос звенел в голове у него. – Дух Предателя жив и дело его не умерло. Не допусти торжества Предателя. Найди Собор Успения Пресвятой Богородицы.
– Кто ты? – одними губами прошептал он.
– Твое начало.
– Не понимаю, – выдохнул Василий.
– Ты растерян, – сказала Мария. – Но память вернется, как когда-то вернулась ко мне, твердь и любовь разрушат все.
Василий перестал дышать и смотрел на Марию широко раскрытыми глазами.
– Обещай не подвести меня, – попросила она.
Василий ощутил притяжение и доверие, кивнул и прошептал:
– Да, – и дернулся к ней, но все исчезло.
В номер вернулась темнота. Василий долго смотрел в потолок. До утра не смежил веки.
Утром поделился с Пантарчуком. Тот хмыкнул и пробасил:
– По-моему, ты стал путать сны с явью.
– Да не спал я, – обиделся Василий.
– Вот что я тебе скажу, – проворчал Петр. – Хватит с тебя одного Прондопула.
Василий сжал губы, умолк, а рука потянулась к мобильнику. Мозг еще не послал никакой команды, а пальцы машинально набрали номер телефона Дианы. Но она не ответила ему ни на первый, ни на второй, ни на последующие звонки.
Василий долго бродил по улицам города, потом кружил вокруг дома, в котором жила девушка, пока ноги не привели его к знакомой двери. Эта дверь стала каким-то барьером, через который уже дважды не удалось переступить.
После второго звонка щелкнул дверной замок. В проеме стояла мать Дианы. Женщина глядела настороженно. Он сказал:
– Все, что сказал Скротский, это неправда.
– Мы верим Вадиму, – раздалось в ответ. – Он знает вас давно. Вы бы не приставали больше к нашей девочке, молодой человек.
Василий почувствовал, как пересохло в горле, с трудом выдавил:
– Я только вчера познакомился со Скротским. Конечно, он частый гость у вас, вы не можете верить мне больше, чем ему. Но разве, по-вашему, я похож на убийцу?
Мать Дианы пожала плечами:
– Да кто ж вас разберет. Внешность бывает обманчивой, – и добавила: – Вадим вчера первый раз появился у нас в доме. Но он понравился моему мужу.
– Но это же не повод, – воскликнул Василий, – чтобы ему верить больше, чем мне! Я ни разу не обманул Диану. И я не понимаю, почему ваш муж возненавидел меня. Но Сиротскому нельзя верить.
Глаза женщины оттаяли, и она не очень решительно отступила назад, открыла дверь шире.
– Пройдите, – сказала другим тоном. – Только Дианы и мужа сейчас дома нет.
Василий занес ногу над порогом. Но по ней будто ударило электрическим разрядом, отбросило назад. По телу пробежала судорога.
Женщина удивленно вскинула брови.
Василий опять занес ногу. И вдруг яркая вспышка перед ним ослепила. Мать Дианы отшатнулась. Новая судорога прошлась по его мышцам. И тогда он настойчиво бросил через порог все свое тело.
Женщина увидала, как Василия с ног до головы обдало пламенем. Она вскрикнула, подумав о пожаре. Но через мгновение все прошло, он был перед нею живой и невредимый. В ее испуганных глазах стояло недоумение. Василий пояснил:
– Прондопул препятствует.
– Кто?
– Архидем, – повторил Василий, совершенно запутывая женщину.
– Вы о ком?
– Он не хочет этого.
– Чего?
– Чтобы Диана была со мной.
– Он кто вам?
– Никто.
– Тогда почему?
– Не знаю.
– Но как же так? – хозяйка окончательно растерялась.
– Я сам хочу понять.
Мать Дианы в полном замешательстве провела Василия в комнату. И здесь, чуть придя в себя, спросила:
– Вам нравится Диана?
– Я люблю ее, – ответил он просто.
– Вы уверены?
– Да, – сказал он.
– Но ведь вы только недавно познакомились, – напомнила она.
– Да, – подтвердил Василий.
– Тогда как же?
– Разве так не бывает?
– Бывает, – согласилась женщина.
– Или это плохо? – спросил он.
– Почему же, – отозвалась она.
– И я так думаю, – сказал Василий.
– В том случае, если вы нравитесь. А если этого нет? – спросила хозяйка.
– Я хочу, чтобы это было.
– Желания не всегда сбываются, – вскинула она брови.
– Я знаю.
– И все-таки вы пришли.
– Я чувствую, что так должно быть, – ответил он.
– Вы странный молодой человек, – проговорила озадаченно женщина, помолчала и добавила: – Это комната Дианы.
Василий осмотрелся. Письменный стол, стул, диван, шкаф, комод, зеркало, книги. Втянул в себя запахи комнаты. Попросил разрешения написать записку. Мать Дианы достала из ящика стола чистый лист бумаги и авторучку. Он крупным почерком написал: «Диана, я вас люблю. Согласитесь стать моей женой». Оставил лист на столешнице и вышел из комнаты. У входной двери остановился. Женщина, сообразив, чего он ждет, сказала, что дочь отправилась в мебельный магазин за компьютерным столом.
Закрыв за Василием дверь, она вернулась в комнату дочери, глянуть, что написал молодой человек. Но листа на письменном столе не было. Поразилась. Поискала вокруг и под столом, не нашла. Пожала плечами, невероятно, словно испарился. Ей сделалось не по себе. Она огляделась еще раз и развела руками.
Василий вышел на улицу и увидал автомобиль Пантарчука. Было кстати, что тот догадался, где искать его.
Поехали по адресу, который назвала мать Дианы.
Дорога привела на улицу Баумана. По пути к мебельному магазину Василий через боковое стекло показал Пантарчуку на дом, куда привозил его Скротский. До сих пор по его телу пробегала липкая дрожь, когда он вспоминал нож в руке Эмилии.
Припарковались у двухэтажного здания, где был мебельный салон-магазин.
Василий легко выскочил из автомобиля и, не дожидаясь Петра, бросился внутрь. Но Дианы в магазине не было. И продавец ничего не смогла ответить на его вопросы.
Вошел Пантарчук, глянул по сторонам:
– Нет? – спросил коротко.
– Нет, – растерянно ответил Василий.
– Подождем, – успокоил Петр и перед зеркалом шкафа поправил ворот рубахи.
Василий тоже глянул в зеркало, увидел свое сконфуженное лицо и полез в карман за телефоном. Но Диана на звонок не ответила. Он расстроился и тяжело вздохнул:
– Как же так?
И в этот момент сбоку от себя Петр услыхал знакомый голос:
– Разве все это важно?
Они повернули головы, на ярком бордовом с вензелями диване сидел Прондопул. Иссиня-черный костюм и кроваво-вишневая бабочка, как всегда, были в безупречном состоянии.
– Вы не рады увидеть меня здесь? – спросил архидем.
Пантарчук нахмурил брови, особенного удовольствия от таких встреч он не испытывал. Прондопул прочел его мысли и добавил:
– Напрасно. Без меня вам теперь не обойтись, – движением руки предложил присесть на любой из диванов.
Однако Василий резко отвернулся и шагнул к двери. И тут же наткнулся на невидимую стену. Уперся в нее руками, надавил, и – ни с места. Ноги заскользили по половой плитке, словно по льду.
– Вы стали надоедать, – хмуро произнес Пантарчук. – Что еще вам нужно?
– Настало время, – холодно сказал архидем.
К нему направилась продавец, требуя, чтобы Прондопул поднялся с дивана, ибо на мебели сидеть не разрешалось. Но размытый взгляд архидема заставил ее застыть на месте.
– Ты не послушал меня, – продолжил Прондопул, глядя на Василия. – Оставь эту девушку, не ищи ее. Она не для тебя. Ты для другого появился в этом городе.
– Я так и думал, – отозвался Василий. – Это вы подослали ко мне Скротского! И Эмилию – тоже! И вся эта история идет от вас. Значит, все обман. Я так и думал. С вами всегда ложь!
– Правда и ложь – близнецы-сестры, – проговорил архидем, почти не шевеля губами. – Они рождаются вместе и не могут друг без друга, как жизнь и смерть, – заключил он. – Не бывает правды без лжи, а лжи без правды. Обыкновенно часто правда может быть обманом, и наоборот.
Пантарчук собирался возразить Прондопулу, но его приподняло над полом и перенесло к противоположному дивану. Через секунду он уже сидел на мягком сиденье, спиной вдавливался в мягкую спинку, а левая рука лежала на левом подлокотнике. Василий в тот же миг оказался сидящим у другого подлокотника.
– Вы больны, Прондопул, – прогудел Пантарчук. – Правда есть правда, обман есть обман. Вы перемешали все понятия. Однако жизнь всегда расставляет все по своим местам. У вас ничего не получится, потому что он любит ее.
– Этого недостаточно. Надо, чтобы она полюбила, – сухо отрезал архидем, – А она выбрала Скротского.
– Он обманул ее! – перебил Василий.
Прондопулу не понравилось, что его перебили.
– Неважно, как достигается цель. Всех судит тот, кто на вершине. Пора примирить обман и правду, – жестко отсек архидем. – Потому что обман правдив, а правда обманчива. Тебе казалось, ты нравишься Диане, но ты обманулся, она выбрала не тебя. Любовь – обман. Ей нельзя доверяться. Она сделала Иуду Иш-Кериййота предателем. Впрочем, как посмотреть на это. Ведь Иуда Иш-Кериййот был прав в своем обмане. Истина Иуды в порочности любви. Есть только одна правда, и она в том, что нет никакой правды. Впитай это в себя. Ты в начале большого пути.
У Василия зазвенело в ушах, мозг будто стал плавиться, перед глазами поплыло, он вытянул вперед шею.
– Твоим дальним предком был сын Марии Магдалины и Йешуа, – выговорил Прондопул.
У Василия в голове точно лопнула струна, выражение лица превратилось в гримасу. И застыло.
А Пантарчук неожиданно громко хохотнул. Но лучше бы он сдержал себя, потому что его глаза сразу вылезли из орбит, рот перекосило, прозвучал глубокий шумный вздох и разнеслось сопение. Он заснул.
Василий мотнул головой, сбрасывая оцепенение:
– Это бред. Неужели вы думаете, что я поверю в эту новую ложь? Не могли выдумать что-нибудь другое, во что можно было бы поверить?
– Другое? Можно было сказать и другое, но тогда мне пришлось бы выдумать. А я никогда не выдумываю, я всегда говорю то, что есть. Впрочем, ложь и правда – неотличимы. А истина нетленна, – ответил архидем. – Вчера Мария являлась тебе, – продолжил он. – Она искренна в своем желании, но она заблуждается с тех пор, как встретила Йешуа. Я не обманываю тебя, но он обманул Марию, бросил беременную. Он всех обманул. И все верят обману, потому что хотят верить, – скучно выговорил Прондопул и посмотрел на продавца. Та продолжала стоять на месте в полном безмолвии. Архидем чуть шевельнул пальцами правой руки, и продавец оживилась, поправила прическу и пошла мимо, никого не замечая.
– Ко мне все это не имеет никакого отношения, – недовольно отозвался Василий.
– Имеет. Твой путь предопределен. Я не смотрю в скрижали, я тысячи лет события наблюдаю изнутри, – сказал архидем завораживающим голосом и сделал паузу, давая Василию время на осмысливание. – Я знаю действительность. Знаю, что в тебе жив дух обманутой Марии, гордой, но брошенной женщины. Отомсти за нее. Месть прекрасна. Она наполняет душу сладким чувством. Отмщение – вот высшая радость среди радостей человеческих.
Слова подкупали, притягивали, искушали, наполняли душу безумной жаждой. Василий ощутил, как мускулы стали наливаться странной силой, и эта сила заставляла его тело дрожать от предвкушения крови. Запах крови возбуждал.
– Забвение – вот месть, которая возвышает, – продолжал Прондопул. – Прими этот путь, путь нового Мессии. Прими Властелина Игалуса как единственного властителя душ людских.
Василий чувствовал, что ему трудно бороться с искусами. Душу будто вырывали из тела. Но, пересилив себя, он закрыл глаза, зажал уши и выкрикнул:
– Вы – сумасшедший!
Но голос архидема продолжал звучать в ушах, проникал в мозг, заполнял его.
Василий увидел широкую гладкую дорогу, на нее он должен был ступить навстречу Властелину. Между тем внутреннее сопротивление возрастало. Василий откачнулся и с новой силой выплеснул:
– Уходите!
Лицо Прондопула стало ледяным. Василия обдало холодом, стынь вошла в каждую клетку тела. Оно закоченело, мускулы застыли. И только слух был острым и ясным.
– Иуда Иш-Кериййот любил Марию, и он никогда бы ее не покинул, как это сделал Йешуа. А ведь она просила Йешуа, умоляла не оставлять ее. Но он наплевал на ее просьбы, бросил несчастную женщину на позор и глумление, когда в ее чреве был его плод. Он предал ее, – говорил архидем. – Но люди осуждают Иуду за измену Йешуа и не осуждают Йешуа за предательство Марии и своего еще тогда не родившегося сына. А ведь Иуда и Йешуа одинаковы. Несправедливо осуждать одного и возвышать другого. Ты должен исправить эту несправедливость.
– Я не понимаю, о чем вы говорите, и не хочу этого слышать, – выдавил из себя Василий. – Я не верю вам!
– Тебе трудно поверить, потому что надо сделать выбор. Но его придется сделать! – холодно произнес Прондопул.
– Нет, – прошептал Василий.
– Истина зовет тебя. Защити ее, – надавил архидем, ломая его сопротивление. – Мария верила в Йешуа и стала несчастной, – продолжил он. – Йешуа сделал ее безумной, позволил своим последователям выставить перед людьми блудницей, заставил прятаться от всех. Неужели это недостойно мести или ты труслив и покорен даже тогда, когда надо постоять за свою оскорбленную прародительницу и за себя? Только такой путь и такой поступок вернет тебе Диану. Это путь сильнейшего. Ты будешь управлять человеческими пороками и страстями. Слава Нового Мессии несравнима ни с чем.
– Уйдите, – прохрипел Василий. – Я не хочу вас знать! – Он ощутил, как изнутри пошел жар, плавя холод, сковавший его.
А голос Прондопула продолжал проникать в уши, разъедал душу, лишал покоя и принуждал колебаться.
Василий попытался подняться, чтобы уйти, но колени не разгибались. Приходилось выслушивать и дальше слова, кои начинали приводить в смятение.
И вдруг все прекратилось. В уши ударила тишина. Архидем исчез. Диван опустел.
Взгляд Василия пробежал по залу.
Пантарчук на другом краю дивана мирно посапывал. Но стоило Василию пошевелиться, как тот очнулся и открыл глаза.
– Я все слышал, – сказал он бодрым голосом, будто не спал вовсе.
– Бессмыслица, это бессмыслица, – обронил Василий, надеясь услышать поддержку Петра.
Но тот не поддержал, но и не отрицал:
– Ты должен сам решить для себя, здесь я тебе не помощник.
– Нелепица. Неужели вы поверили в этот бред? Но ради чего все это? – Василий вжал голову в плечи. – Как это можно объяснить? А может, не Прондопул, а я сумасшедший?
– Не думаю, что кто-то из вас ненормальный. Во всяком случае, за себя я ручаюсь, – серьезно проговорил Петр. – И архидемон Прондопул существует на самом деле. А Мария Магдалина? Что ты скажешь теперь? Она приснилась тебе или ты видел ее так же, как Прондопула? – Пантарчук шумно поднялся с дивана. – Тут много странного. Когда мы впервые столкнулись с тобой на дороге, ты ничего не помнил, но несколько раз произнес слово Магдалина. Именно поэтому в больнице тебя записали под такой фамилией. Что это? Совпадение или нечто иное? Я не даю тебе никаких советов, выбирай сам.
– Я снова запутался, Петр Петрович. Я ни в чем не уверен. – Василий вскочил за ним, крепко сжимая руками виски. – Я ничего не знаю. Я ничего не помню.
– Сложно вспомнить то, что было две тысячи лет назад, тем более не с тобой, – неопределенно пробасил Пантарчук.
– Вы издеваетесь надо мной, – обиделся Василий.
– Издеваться не моя профессия, – насупился Петр.
– Абсурд в красивой обертке! Прондопул вставляет палки в колеса. Гипноз. Безусловно, гипноз. И вы не устояли, Петр Петрович! – воскликнул Василий, обрадовавшись, что на ум пришло хоть какое-то объяснение тому, что здесь произошло.
К ним приблизилась продавец с вопросом, что из мебели интересует их. Петр ответил, что товары должны выбирать женщины, а мужчины – платить за них. Продавец засмеялась и посоветовала в следующий раз приходить со своими женщинами.
Пантарчук и Василий вышли наружу. Спустились с высокого крыльца. Сели в авто и отъехали от магазина.