Книга: Накаленный воздух
Назад: Глава тридцать девятая. Ложь
Дальше: Глава сорок первая. Безумие

Глава сороковая

Когда другому роешь яму

За окном наплывала ночь. Пыльная люстра над головой горела одной тусклой лампочкой, бросая разводы бледного света на сине-желтые потрескавшиеся обои. Комната была большой, но мрачной и неуютной.

Эмилия лежала на диване обнаженная, пыталась увлечь Василия. А он смотрел из кресла на ее тело и думал, что не мог он увлекаться им, не мог прикасаться к нему, хоть и было оно красивым. Его продолжало мучить чувство неопределенности. Он не верил, что он убил, и боялся, что это могло быть правдой. Заставлял себя сидеть, чувствуя, как в душе накапливался взрыв. И взрыв произошел.

Василий вскочил на ноги.

Эмилия метнулась наперерез, предугадывая его желание:

– Не пущу! Я тебе не нравлюсь сегодня? – воскликнула. – Всегда нравилась, а сегодня не нравлюсь. Всегда целовал эту грудь, этот живот, эти ноги, а теперь не хочешь!

Василий сомневался, что когда-то делал это. Шагнул к двери, вежливо попросил вцепившуюся в него Эмилию:

– Пропустите.

– Нет! – взвизгнула та. – Может, ты убьешь меня, как убил моего мужа? Тогда убей, убей! Хочешь, я тебе нож принесу?

Но напоминание о смерти мужа на этот раз не подействовало. Василий все-таки разорвал цепь мучений в душе, сразу стало спокойно и вздохнулось легче. Нет, он не убийца.

– Я пойду, – сказал устало, но твердо.

– Нет! Ты останешься со мной! – закричала Эмилия.

Он покрутил головой:

– Прошу, отойдите от двери.

Она неожиданно сильно ударила его в грудь. Отбросила к стене и повалила с ног. Метнулась в кухню и вернулась с ножом в руке. Заслонила входную дверь. Протянула нож ему:

– Убей меня!

– Зачем это представление? – Он спокойно поднялся на ноги. – Откройте дверь.

– Тогда я убью себя, чтобы ты всю жизнь чувствовал вину, – приставила нож к груди и пронзительно зарыдала. – Не бросай меня, Васенька, я не могу жить без тебя. Я все сделаю, чтобы ты был мною доволен, только останься. Хочешь, я стану перед тобой на колени? – Упала на колени, обхватила руками его ноги. – Я люблю тебя.

Он растерялся. Она подхватилась, повисла у него на шее. Вцепилась так крепко, что стало трудно дышать. Он пытался оторвать и не мог, пока Эмилия сама не отстранилась, выставив перед собой нож. Низкий незнакомый голос процедил сквозь зубы холодную угрозу:

– Я убью тебя! – В ее глазах стояло бешенство.

Жуткая гримаса на лице заставила Василия податься назад.

– Уберите нож, – попросил он. – Вы ведь не хотите стать убийцей. Разве моя смерть принесет вам радость?

– Да! – выдохнула она. – Ты же получил удовольствие, убив моего мужа!

– Я никого не убивал! – решительно возразил он уверенным тоном. – Положите нож! – потребовал. – Я ухожу!

– Нет! – вновь визгнула женщина и занесла руку с ножом: лезвие полоснуло воздух в миллиметре от лица Василия.

Он перехватил руку и прижал к двери. Эмилия ударила его второй рукой и острым коленом. Василий завернул ей руку за спину, втолкнул в комнату и выскользнул из квартиры. Эмилия взбесилась, стала крушить ножом дверь. Ярость ее не прошла, когда у себя за спиной она услыхала металлический голос Прондопула:

– Ты хотела убить его. Я тебе не поручал этого.

Эмилия обернулась, поспешно спрятала нож за спину. Взгляд Прондопула от противоположной стены заставил задрожать.

– Я хотела остановить, – прошептала она срывающимся голосом.

– Ты не выполнила поручение, – холодно сказал архидем, медленно приближаясь.

За спиной Эмилии нож из руки выпал и ударил по пятке. Позвоночник начал неметь.

– Простите, – пролепетала она и умоляюще заглянула в его пугающие глаза. Кроваво-вишневый цвет галстука-бабочки опалил. – Простите. – Ее ноги стали ватными. Пальцы на ногах начали деревенеть, и это одеревенение поползло снизу вверх, к животу, к груди, к горлу.

Архидем поднял руку, и мгновенно тело Эмилии посыпалось мелкими черными осколками вниз на ковер. В воздухе осталась плавать одна голова. Лицо исказилось ужасом, а губы продолжали умолять:

– Простите, помилуйте. Я все исправлю, переделаю. Верните туловище, я оправдаю.

Прондопул повернул ладонь к потолку, и голова тоже рассыпалась на осколки, захлебываясь осколками слов. Черная горка осколков на ковре зашевелилась множеством мелких червяков и стала расползаться по сторонам.

И только место, где только что стоял архидем, оставалось чистым.



Василий выбежал на улицу, как из смрадной духоты, и стал глотать воздух, будто куски загустевшего меда. Зачем Вадим устроил все это? Кто он, этот Скротский?

Взгляд последний раз пробежал по кирпичной стене с холодным светом из окон, по двери, раскрывшей темную глотку подъезда, по черным асфальтовым выбоинам. И ноги сорвались с места. Уходил Василий по малолюдным дворам мимо мрачных молчаливых домов, пока не очутился на улице Ленина, освещенной неяркими светильниками на столбах. На дороге шуршали автомобильные шины, на автобусной остановке шумела группка ребят. Василий прямиком устремился к такси. Хотелось скорее в гостиницу, быстрее забраться под душ, смыть запахи и грязь, которая, казалось, забила каждую клеточку кожи.

Когда въехали в микрорайон «Бор», опустил боковое стекло и стал рассеянно смотреть вдоль улицы. Вдруг взгляд замер. Василий схватил за руку водителя. В тусклом свете по тротуару шла Диана, а рядом с нею, не поверил глазам, Скротский. Жар пронзил Василия до кончиков ушей. Он на ходу распахнул дверцу, таксист выругался и резко нажал на тормоз.

Василий прыжками через цветник двинулся к тротуару. Скротский остолбенел. Он никак не ожидал сейчас увидеть Василия, был убежден, что тот увяз надолго, может, навсегда. И вдруг нате вам, как джинн из бутылки.

Но Василия в этот миг догнал водитель такси. За плечо развернул к себе:

– Стоять, парень, мы так не договаривались! Давай-ка рассчитаемся! – Сжал в кулаке ткань его рубахи.

Скротский воспользовался заминкой, схватил за руку девушку, невзирая на ее сопротивление, с силой потянул за угол дома. И пока Василий рассчитывался с таксистом, Вадим скрылся с нею в ближайшем темном подъезде. Там вдруг вонзился губами в губы, прижимая к себе жесткой хваткой.

Она вцепилась ему в волосы, пытаясь оторвать.

Василий метнулся между домами. Никого. Закрутился на месте. Нога попала в выбоину. Оступился, подвернул ступню. Резкая боль пронзила, вскрикнул. Машинально захромал к подъезду. Но через два шага уперся в невидимую стену, поставленную Прондопулом. Долго тщетно бился об нее, пока из распахнувшейся пасти подъезда не выскочила разгоряченная взъерошенная девушка, а следом – Скротский. Василий окликнул ее, но в ответ услышал нервный крик:

– Пошли вы оба вон! Не подходите ко мне! Никогда больше не приближайтесь! Я не хочу вас видеть!

– Диана, вы не узнали меня? – растерянно, уже вдогонку, послал Василий, припадая на ногу. – Почему здесь Скротский?

– Диана, – следом выкрикнул Вадим, – это неповторимо!

– Что происходит? – вскричал Василий, забывая о боли в ноге.

Неожиданно Скротский метнулся к нему, ударил в живот, схватил за грудки и с ненавистью, брызгая слюной, заблажил, чтобы слышала девушка:

– Убирайся вон к своей шлюхе, твое место там! Ты больше никого не сможешь обмануть! Здесь дураков нет! – И отскочил назад по-звериному.

Василий мгновенно понял все.

В тот же миг короткий пыльный вихрь из-под ног ударил ему в лицо, забивая глаза и рот. Василий захрипел, отплевывая грязь:

– Диана, это неправда, не верьте ему!

– Отвяжитесь от меня! – разнеслось в ответ.

Василий, протирая глаза, потерял девушку из виду. А Скротский, воспользовавшись этим, кинулся за Дианой, догнал, заюлил:

– Простите, я не хотел вас обидеть! Вы мне чертовски нравитесь, у вас дьявольская красота, не сдержался, извините, черт меня побрал. Простите, поймите правильно, я не виноват, я не виноват, я совсем не виноват.

– Вы подлец, – отрезала она, пробегая мимо хмурых домов без света в окнах и не ощущая ног. В свой подъезд вбежала, слыша за спиной дыхание Скротского. Тот до самой двери квартиры преследовал ее по черным ступеням, бормоча слова оправдания. Она не отвечала ему. Закрыть дверь квартиры перед его носом не удалось: он подставил ногу.

– Вы не только подлец, вы еще хам! – выдохнула с внутренним отвращением, защемляя его ступню.

В глазах Скротского сверкнула злая уверенность. Диана надавила на дверное полотно сильнее.

И в этот миг на шум выглянул из кухни Аркадий Константинович. Сообразив, что происходит, отодвинул дочь от двери, распахнул ее, заулыбался Вадиму. Не слушая протеста Дианы, произнес:

– Входите, молодой человек. Вижу, вам понравилась моя дочь. Понимаю. Сам был молодым. Она у меня красавица. Входите. Мы люди гостеприимные. Успокойся, Диана, это мой гость.

Скротский сделал уверенный шаг через порог. Выпятил грудь и расправил плечи. Диана демонстративно отвернулась, покраснела от раздражения и закрылась в своей комнате на ключ, на два оборота.

Аркадий Константинович любезно суетился в прихожей. Мурчал, крякал, поправлял прическу и ворот рубахи. Хлопнул дверцами шкафа, сунул Вадиму комнатные тапки, проводил в кухню. Торопливо налил вина в стопки.

Мать Дианы смотрела на мужа, не узнавая его.

Аркадий Константинович усадил Скротского за стол, опрокинул с гостем пару рюмок и завязал разговор.

Хозяйка приготовила кофе, не понимая, что могло понравиться мужу в Вадиме. Внешность симпатичная, да, но какая-то приторная. Поведение мужа ставило женщину в тупик. Как будто он знал Скротского тысячу лет. И дело даже не в тысяче лет, удивляло, что муж точно делал выбор за дочь. Уж это было чересчур, если не сказать – глупо.

В разгар беседы раздался звонок в дверь. Женщина глянула на часы, вопросительно вскинула брови, качнула головой и, чуть пошаркивая тапками по полу, пошла открывать.

В проеме двери смущенно вырос Василий, терпя боль в ноге. Чуть замялся, встретив удивленные глаза хозяйки. Сбивчиво спросил о Диане. На его голос в прихожую стремительно, как ядро, выпущенное из пушки, вылетел Аркадий Константинович. Словно только и ждал, когда раздастся этот голос. Отпихнул жену и взбеленился, закричал, выкатив глаза:

– Это опять ты?! Я тебе сверну шею! Убирайся! Пошел вон! Пошел вон! Пошел!

Жена по диким глазам мужа поняла, что увещевать его бесполезно. Отодвинулась, сжав губы. Руки скользнули по цветному фартуку и замерли в ожидании.

Из кухни резво вывернулся Скротский. Вякнул фальцетом в унисон Аркадию Константиновичу:

– Мотай, откуда пришел! Топай к своей шлюхе!

– К какой еще шлюхе? – вытаращился Аркадий Константинович.

Скротский странно откашлялся, по скулам поползла краска, торопливо объяснил.

Аркадий Константинович в ответ взбеленился с новой силой:

– Что?! И он еще смеет морочить голову моей дочери!

– Прогнать? – услужливо спросил Скротский, выгибая спину.

– Гони, в шею гони стервеца! – прокричал Аркадий Константинович. Глаза выкатились из орбит, руки задрожали и потянулись к горлу Василия.

Неожиданная новость из уст Вадима обескуражила женщину, надо же, разочарованно подумала она о Василии, такие честные глаза и такой обманщик. В замешательстве женщина пошла в комнату.

Скротский суетливо выскочил за дверь, намереваясь спустить Василия вниз по лестничному маршу. Но наткнулся на крепкий кулак противника. Василий прижал Вадима к перилам, сдавил горло, выдохнул в лицо:

– Ты все врал мне! Зачем?

– Правда, все как есть! – испуганно прохрипел Скротский, не ожидавший такого отпора.

– Опять врешь! – надавил Василий и обернулся к Аркадию Константиновичу, выставившемуся в дверном проеме. – Он лжец!

Отец Дианы оторопел, а потом дико прокричал Скротскому:

– Ну, ты чего с ним лясы точишь? Дай ему по сопатке как следует! Гони! Хватит с ним возиться! Я не собираюсь его слушать!

Василий ослабил натиск и Скротский выскользнул и умоляюще зашептал ему, стараясь обмануть, сбить с толку:

– Иди к своей невесте, Вася, не мешай мне! Диана любит меня! Я в этом доме давно уже свой человек! Топай, дружище!

Василий только теперь обнаружил, что стоит на больной ноге и что боль пронизывает его насквозь. Застонал, покачнулся. Еще раз посмотрел на дверной проем с торчащим красным лицом Аркадия Константиновича. Похоже, на этот раз Скротский не врал, видимо, он действительно тут свой человек. Как все перемешалось. И как все плохо. Василий резко развернулся и медленно захромал вниз. Под ребрами сердце тяжко ныло.

Скротский одернул одежду, провожая взглядом Василия. Давило ощущение побитого пса. И все же он вылепил на лице выражение победителя и шагнул в квартиру. Но с порога ошарашил Аркадия Константиновича новым рассказом о похождениях Василия. У того лицо вытянулось. Он заметался по прихожей, по кухне. Позвал жену. И когда она появилась, начал возмущаться:

– Ты слыхала, кто этот Василий? Ты слыхала? Убийца! Я сразу стал подозревать, что он не тот, за кого себя выдавал. Нутром понял, меня не проведешь. Вижу его насквозь. Вот о Вадиме не могу подобное помыслить. Никогда! Это кристальный человек. Посмотри на него. Порядочный и честный. Наш человек. А тот негодяй, подумать только, убийца! Человека зарезал! У меня нюх на такого зверя. Придумал историю, что память отшибло. Прямо невинная овечка. Мерзавец! Преступник! Иди, расскажи дочери, чтобы знала, кто чего стоит. Хорошо, что Вадим здесь оказался. Открыл мне глаза. А то до сих пор не знал бы правды. Пока этот вурдалак не перерезал бы нас всех.

Эта новость совершенно выбила женщину из равновесия. На негнущихся ногах, будто ступая на кровавые мозоли, она молча побрела из кухни.



Василий с трудом спустился по лестничному маршу. Боль в ноге усиливалась. Выбрался на улицу, доковылял до скамейки возле подъезда, молча посидел в темноте. Затем позвонил Пантарчуку.

– Ну, наконец-то, – отозвался тот, – куда вы со Скротским подевались, я уже хотел разыскивать вас.

Василий попросил прислать за ним машину, коротко объяснив, что произошло. Пантарчук поднял из постелей водителя с охранником и собрался сам.

Увидев, что Василий едва передвигается, повез его в больницу.

Дежурный врач, к счастью, оказался травматологом. Осмотрел ногу, прощупал, хмыкнул, предупредил, что будет больно, и резко вправил. Василий вскрикнул. Врач снова хмыкнул:

– Терпи, казак. Смотри впредь, куда ноги ставишь.

– Да на ровном месте, доктор.

– Для кого ровное, а для тебя буераки.

Прежняя боль стала уходить, он осторожно пошевелил ногой. Стало чуть легче. Василий осторожно наступил на нее, заметно повеселел.

Назад: Глава тридцать девятая. Ложь
Дальше: Глава сорок первая. Безумие