Глава тридцать пятая

Противодействие

Пантарчук решил прекратить мотаться по городу в поисках знакомых Василия. Все больше казалось, что архидем выдернул сюда Василия не для раскрытия его прошлого, а с какой-то иной целью. Удача не приходила и даже не показывала хвост. С этой морокой пришла пора заканчивать. Чтобы подвести черту, Петр собрался употребить последнюю возможность: городское телевидение.

В редакции отсняли ролик, на нем Василий, не называя себя, сообщал, что снова прибыл в город. И просил всех, кто с ним был знаком прежде, позвонить по телефону или приехать в гостиницу. Ролик крутили три вечера подряд.

В один из таких вечеров Аркадий Константинович, в белой футболке и синих трико, удобно расположился в широком кожаном кресле, включил телевизор и увидел его.

– А! – разъяренно закричал на всю квартиру и стукнул кулаком по подлокотнику. – Вот он, этот стервятник, – позвал из кухни жену. – Ты посмотри, не мытьем, так катаньем. Не в дверь, так на экран. Негодяй!

Жена в дверях, в кремовом фартуке и кремовых тапочках, попыталась сгладить:

– Плохой человек не стал бы по телевизору показывать себя. Может, ты зря ополчился на него?

– Я не ополчился, я его насквозь вижу! – резко отсек Аркадий Константинович.

Грубый тон мужа обижал ее, и она упрямо противилась:

– А мы с дочерью не увидели этого. Погляди получше, вроде парень-то ничего.

После ее слов в голове у мужа будто образовался целый террариум ядовитых змей, его затрясло так, что зуб на зуб не попадал, и он не выкрикивал, а клацал ими:

– Если она его не отвадит, я посажу ее на цепь! – и зарычал негодующе.

Жена поняла, что допустила оплошность, упомянув о дочери, и попыталась исправить:

– Ну, что ты? Успокойся, я просто сказала.

Из своей комнаты выглянула Диана в длинном зеленом халате и с крупной заколкой в волосах. Ярость отца мгновенно перекинулась на нее, ошарашив.

Услышав от матери причину такого бешенства, Диана пропустила мимо ушей хлесткую речь отца и бессловесно под шумок убралась обратно к себе. Включила телевизор. При повторении сюжета записала номер телефона. Звонить не собиралась, но на всякий случай.

Через трое суток надежда угасла окончательно: никто не объявился. Василий погрустнел. Из города можно было убираться. Дальше оставаться здесь не имело смысла. Если бы в голове у него не засела занозой Диана.

Пантарчук видел, что Василия раздирают противоречия, что он не находит себе места. Понимал причину, потому решил получить ясность хотя бы в этом вопросе.

Рано утром посадил Василия в машину и вновь повез к дому девушки. Действовал сообразно своей натуре: всегда в сложных обстоятельствах шел на абордаж. Клин вышибал клином. Хотел верить, что новый контакт поможет расставить некоторые точки над «Ь>.

В то же утро Аркадий Константинович поднялся из постели раньше обычного. Словно прессом давило на грудную клетку.

Сунул ноги в черные тапочки и некоторое время неподвижно сидел, тупо смотрел на них, наклонив голову. Настроения не было. Потом побрился, стал под душ, помылся, но легче себя не почувствовал. Попил чай, собрался на работу. Боль не унималась. Возбуждала раздражение и агрессию ко всему, что было вокруг.

Жена, натолкнувшись на необъяснимые, беспочвенно-резкие выпады, скрылась в спальне, плотно затворив дверь. Последнее время муж был неузнаваем. Лучше было не попадаться ему на глаза. Дочь так и делала: приходила с работы, ужинала, закрывалась в своей комнате и не производила никаких шумов.

Аркадий Константинович осознавал, что ведет себя по-свински, но взрывы бешенства появлялись независимо от его желания. Он не мог остановить их и успокаивался лишь тогда, когда они проходили сами собой. Причиной таких приступов всегда были возникавшие мысли о Василии.

Он и теперь чувствовал, что ноющая боль в груди и вспышки ярости были вызваны тем же резоном. Вышел из квартиры, сжимая скулы.

Машина Пантарчука остановилась против подъезда. Несколько высоких деревьев перед домом бросали тень на стену и окна трех этажей. Скамейки с облупившейся краской перед подъездом были пусты. Асфальтовая дорожка между скамейками обветшала, пялилась выбоинами. Петр повернул лицо к Василию, у того вид был напряженно-сосредоточенный, серьезный.

– Расслабься, – посоветовал Пантарчук. – Этаж не забыл? Иди. И на сей раз будь настойчивей. Не отступай, пока не увидишь ее.

Василий неопределенно кивнул, открыл дверцу, чуть повременил и выставил ногу. А в этот момент дверь подъезда широко распахнулась и в проеме возник Аркадий Константинович. В светлых брюках, светлой рубахе с коротким рукавом, русый чуб набок. В руке тощий небольшой коричневый портфель с большим золотистым замком. Первые шаги по крыльцу были возбужденно-нервными. Глаза рассеянно пробежали по выщербинам бетона.

Василий выскользнул из салона авто и замешкался, увидав отца Дианы.

Аркадий Константинович резко остановился, глаза сверкнули, мгновенно налились мутью, в лицо хлестнула кровь. Ноги сорвались с места и понесли его на Василия. Тот не успел открыть рта, как руки отца девушки схватили за грудки и начали с остервенением трясти. Оборот был неожиданным, ошеломительным как для Василия, так и для Пантарчука.

Петр торопливо схватился за ручку двери, намереваясь помочь Василию, но дверца не открылась. Выругался, надавил плечом, не помогло. И тут увидал рядом с собою, на месте, где только что сидел Василий, Прондопула.

– Глупо, глупо, Петр Петрович, – сухо сказал архидем. – Поступок необдуманный, не из лучших. Не стоило привозить сюда Василия. Нельзя вмешиваться в ход истории там, где вас не должно быть. Это не может сойти вам с рук.

Пантарчука задел обвинительный тон Прондопула, он грузно зашевелился, примятая кожа сиденья заскрипела под ним. Крякнул, нахмурился:

– Это его дела, и пускай он их сам решит.

– Не совсем так, и даже совсем не так, – холодно отреагировал архидем. – Теперь дела не только его!

Петр ощутил, как взгляд Прондопула вошел в сердце и остановил биение. Это продолжалось буквально полсекунды, но отозвалось такой сильной болью в груди, что Петр еще несколько секунд не мог дышать и думать.

– Что происходит? – наконец выдавил и сделал глубокий вдох.

– Я не допущу этой связи, и вы не должны допускать ее! – повелительно потребовал архидем и чуть повел правой ладонью, лежащей на колене.

Новая боль обожгла Петра до радуги в глазах, тело занемело, пальцы рук и язык задеревенели. Когда отпустило, Пантарчук медленно выговорил:

– Я не стану мешать ему, – кожа сидения под ним снова заскрипела. – Он влюбился.

– Эта любовь погубит его, и не только его, – жестко произнес Прондопул. Он сидел прямо, не касаясь спинки сиденья. – В человеческой истории есть немало примеров, когда любовь двух людей губила многих других, когда она приводила на эшафот, когда из-за нее вырывали сердца, отрубали руки, отрезали языки и выкалывали глаза, сажали на кол и вешали на столбах, когда она была причиною предательств.

– Но раскаялся ли кто-нибудь перед смертью?

– Раскаяние наступает позже, – проговорил архидем, глядя прямо в глаза Пантарчуку, – только тогда повернуть уже ничего нельзя.

– И все равно, – Петр с трудом повел головой, отрывая взгляд от глаз Прондопула, – я не вправе мешать ему. Это его жизнь и его дорога. Оставьте его, пусть живет, как у него получается. У него своя судьба и своя свобода.

– Что вы знаете о Судьбе, Петр Петрович? – Насмешливый тон вонзился в Петра острой иглой. – Судьба предначертана только для тех, кому не дано изменить ее. Но есть и те, кому такой шанс выпадает, и не использовать его нельзя. – Последовала пауза и тишина, в какой Петр не услышал не только дыхания Прондопула, но и своего собственного. Потом архидем продолжил. – А что вам известно о Свободе? – В голосе прозвучала новая усмешка. – Свободы нет, Петр Петрович, потому что все начинается с Закона. Вы думаете, что делаете правильный выбор. Заблуждаетесь, как обычно. Не забудьте, заблуждения всегда приводят к распятиям. Не совершайте непоправимого. Смотрите в другую сторону, туда, где нет распятий.

Водитель и охранник удивленно притихли, стараясь в зеркало заднего вида и через плечо украдкой рассмотреть, с кем разговаривал Пантарчук. Однако никого рядом с ним на заднем сиденье не видели. Хотя отчетливо были слышны два голоса.

А Петр, слушая речь архидема, не мог взять в толк, какое отношение эти слова имели к Василию. Ответ на его мысли прозвучал тут же:

– В нем сходятся конец и начало, – сказал Прондопул, и размытый взгляд змеей вполз в душу Петра. – Но вам этого не понять, для вас сложны загадки Вселенной.

Петр набрал полную грудь воздуху, задержал его, надеясь успокоиться, но биение сердца не уменьшилось. И он выдохнул воздух, недовольно буркнув:

– Разобраться бы там, где живем, не до Вселенной как-то.

– Вы правы: судьба червяка – жить в навозной куче и ковыряться в ее беспросветности, – охотно подтвердил архидем.

Пантарчука такое сравнение покоробило, привело в негодование:

– В таком случае не опускайтесь сами до уровня червя! – брезгливо съязвил он. – Не копайтесь в навозе, чтобы не запачкаться! – И увидал, что по лицу архидема проползла густая тень, а пальцы на его колене стали сжиматься, как когти хищника. Ощутил, что эти пальцы, оставаясь на колене Прондопула, сжали его собственное лицо, смяли, как лист бумаги, и долго цепко удерживали. А когда отпустили, Петр продолжительно ощущал свое лицо искаженным.

– Вы уподобляетесь глупцам, Петр Петрович! – архидем говорил категорично. – Если бы вы не знали, с кем говорите, вас можно было бы назвать неосмотрительным, но сейчас вы рискуете осознанно. Стоит ли? Подумайте.

Горло Пантарчука перехлестнула невидимая петля. Воздух перекрыло. Он дернулся, выпучил глаза и широко открыл рот, тщетно пытаясь сделать вдох. И когда наконец это удалось, обнаружил, что Прондопул исчез. А через стекло увидал, как на Василия с кулаками осатанело набросился Аркадий Константинович.

Василий пытался защищаться, но безуспешно, ибо агрессия и натиск отца девушки были настолько велики, что никакие старания не помогали. Аркадий Константинович бил свирепо, безжалостно, радуясь крови на лице и одежде Василия. В глазах стояла густая муть, в которой утонули зрачки. Отец Дианы походил сейчас на машину, мельницу, способную переломать и перемолоть в муку кости Василия. Того надо было выручать. И Петр отправил на выручку охранника. Но крепыш с накаченными бицепсами, в плечах – сажень, оказался неспособным противостоять дикому напору Аркадия Константиновича. Тот без особого труда подмял охранника, швырнул на землю, как щенка. Орудовал двумя кулаками, точно двумя железными молотами.

Тогда на помощь выскочил водитель. Но и он был отброшен.

Трое уже не нападали, а защищались от одного. Исход схватки предрешен. Петр сообразил, что дорогу Василию перекрыл Прондопул кулаками отца девушки. Надо было убираться. Он опустил стекло и басом перекрыл шум драки:

– В машину! Все в машину! Уезжаем!

Распаленные дракой, вытирая кровь, отплевываясь кровавыми слюнями, трое убрались в машину. Бешеные затуманенные глаза Аркадия Константиновича враждебно преследовали их.

– Здоров мужик, как гиппопотам, – сбивчиво дыша, сквозь зубы процедил охранник. – Стопудовые кулачищи, силища, как у бегемота. – Впрочем, вряд ли охранник знал, какая силища у бегемота.

Остальные молчали. Ярость драки затухала, они были рады, что все прекратилось и можно было зализать раны.

Отец девушки расставил широко ноги и взглядом провожал машину до тех пор, пока она не скрылась за углом дома.

Припарковались у магазина. Трое вылезли из авто, достали из багажника емкость с водой. У всех грязная одежда, кровь, ссадины, болят ребра, словно по ним прокатились танковыми гусеницами. Осадок в душе, сердца ухают в груди громко и часто.

Василий отряхнулся, умылся, отдышался, и произнес разбитыми губами:

– Прондопул.

Пантарчук опустил стекло, отозвался:

– Он. Недавно сидел на твоем месте.

Василий поморщился и дотронулся до разбитых губ. Петр почувствовал себя виноватым, ведь это он привез его сюда. Действительно: благими намерениями выстлана дорога в ад. Наконец трое привели себя в относительный порядок и вернулись в машину. Магазин еще не открылся. Ранние прохожие спешили на автобусную остановку. Василий блуждал по ним рассеянным взглядом. Здесь он первый раз увидал Диану. Водитель и охранник притихли. Пантарчук раздумывал, как быть дальше. В молчании прошло с полчаса.

Вдруг Василий оживился, заерзал, хватаясь за ручку дверцы. Петр проследил за его взглядом: по тротуару шла девушка в светлых брюках, зеленом топе, босоножках на высоком каблуке, с сумочкой на плече.

Пантарчук все понял. Удержал Василия. Сам грузно выбрался наружу. И окликнул ее по имени.

Диана удивленно приостановилась. Этого крупного человека она не знала.

Петр сразу начал с главного:

– Диана, не думайте о Василии плохо. Поверьте, он порядочный человек. Вы ему нравитесь. Он хотел бы с вами переговорить. Не отказывайтесь от разговора. Ведь вас это ни к чему не обязывает. Ваш отец не пустил его на порог. Но не осуждайте своего отца. Это не его прихоть. Им сейчас управляет Прондопул. Может, вам все кажется невероятным, но это так. Архидем существует, и он почему-то противодействует тому, чтобы Василий познакомился с вами ближе. Я не могу этого объяснить, но уверен, что Прондопулу нельзя потакать. Вы не сделали этого на Лысой горе, не идите и теперь у него на поводу.

Девушка могла бы повернуться и уйти, никто ее не удерживал, но упоминание об архидеме вернуло Диану к тому, о чем она пыталась забыть как о неприятном сне.

– Я не знаю никакого Прондопула и не хочу больше о нем слышать, – воскликнула она. – Какая мне разница, что происходит между ним и Василием!

– Никакой, – согласился Пантарчук, – поэтому дайте Василию шанс. Да и сами не лишайте себя этого шанса. Пойдемте, Василий в машине. – Петр за локоть потянул девушку к авто.

Из салона смущенно выкарабкался Василий. Девушка растерялась. Он неловко перехватил ее локоть. Диана минуту помедлила и протянула руку.

Но едва их пальцы соприкоснулись, как в воздухе взвыл холодный ветер. Перехватил дыхание, обжег стужей.

Пантарчук всей своей массой толкнул их к машине, впихнул в авто, захлопнул дверцу. И остолбенел от разрыва молнии внутри салона автомобиля. Мысль, что все убиты, парализовала. Но через секунду наружу вывалился живой охранник, кашляя, отплевываясь и размахивая руками. Водитель, тоже живой, зажал уши, оглохнув на мгновение.

Второй разряд молнии в салоне стал оглушительнее первого. И снова все остались живы, лишь в ушах появился пронзительный звон, а Диана испуганно приникла к Василию.

И тут хлынул ливень, хотя на небе – ни одного облачка. Мгновенно охранник и Петр промокли до нитки. Кинулись к машине, но дверцы не открывались, их точно заклинило. Тогда они метнулись к магазину, под навес над крыльцом.

А автомобиль покатился. Сам. С неработающим мотором. Стена воды скрывала все, заливала лобовое стекло, накатывала, как морская волна. Впереди ничего не видно.

Водитель хватался за руль, за ключ зажигания, за рычаг переключения скоростей, нажимал на сцепление, на тормоз. Но машина не подчинялась. Продолжала ехать, набирая ход.

Внезапно дождь перестал. Над головой вспыхнуло яркое солнце.

Пантарчук с охранником вышли из-под навеса.

Половодье под ногами исчезло вмиг, тротуар был чист и свеж. Прохожие не промокшие.

Лишь Петр и охранник оставались мокрыми насквозь. С одежды вода текла ручьями, будто та напиталась влагой, как губка. Люди шли мимо и глядели на них удивленно, с недоумением, обходили стороной.

Василий и водитель на телефонные звонки Пантарчука не отвечали.

Никем не управляемая машина плыла в сплошном потоке, как в русле новой реки. Водитель не мог объяснить, что происходило, не понимал, где они и куда их несло. Он готов был выпрыгнуть из авто, но не решался, не видя за стеной дождя, куда прыгать.

Машину крутило, как щепку в водовороте, потом накренило и несколько раз перевернуло. Затрещали стекла, и заскрежетал металл кузова, сминаясь. Вода хлынула внутрь. Василия и Диану сдавило, захлестнуло. Сознание потонуло в бездне. Все смешалось. Силы покидали.

Водителя выбросило из салона. А через минуту Диану вырвало из рук Василия и швырнуло под ливень. Она без движения пролежала в чавкающей грязи кювета, пока не вернулась память, после чего медленно села. Струи дождя застилали глаза. Вежды не раскрывались.

Но вдруг девушка почувствовала, что рядом кто-то появился. Распахнула веки, и взгляд наткнулся на Прондопула. Тот стоял под ливнем, но ничуть не намок.

– Ты узнала меня? – мрачно спросил ее.

Она никогда прежде не видела его, но, странно, сразу поняла, кто он, и потому ответила утвердительно. А струи ливня стали обтекать девушку, точно она очутилась под стеклянным колпаком.

– Вы – архидем, – пролепетала Диана, и по телу пробежал страх.

– Я знаю, он тебе нравится. Но он тебе не нужен! – холодно сказал Прондопул. – Он станет твоим концом. Ты хочешь смерти?

– Нет, – шепнула девушка.

– Почему же? Смерть прекрасна, – пугающе сообщил архидем.

– Нет, – не согласилась Диана, покрываясь дрожью.

– Многие сами ищут смерти, – произнес Прондопул.

– Я хочу жить! – воскликнула она.

– Тогда найди новое увлечение! – потребовал он.

– Я никогда никого не искала, – воспротивилась девушка.

– Глупо упрямиться, – выговорил Прондопул.

– Нет! – возразила Диана сквозь появившееся сопротивление в груди.

– Он – не твоя пара! – отрезал архидем, смотря поверх ее головы, словно ее сопротивление было бессмысленно и бесполезно, точно за нее уже все давно решено.

А дождь лил и лил вокруг них не переставая.

– Не я была инициатором, – ответила Диана.

– Не заблуждайся. Он не для тебя, а ты не для него. Что бы он тебе ни говорил, это не имеет никакого значения, – в голосе Прондопула прозвучал металл.

– Тогда зачем вы здесь? – выдохнула девушка.

– Чтобы ты узнала, что с другим тебе будет лучше, – голос архидема стал мягче и вкрался ей в душу.

Девушка дернулась, преодолевая странную размягченность:

– Я буду выбирать сама!

– Я помогу тебе, – пообещал Прондопул.

– Нет, – отказалась она.

– Многие сами просят меня о помощи, – заметил он настойчиво.

– Я не прошу, – прошептала Диана.

– Не торопись с ответом, – холодно посоветовал архидем. – Многие так думают, но не так делают.

– Меня это не касается.

– Ты не знаешь, что еще коснется тебя в будущем, – сказал Прондопул.

Девушка широко раскрытыми глазами смотрела на него. И была поражена, когда он неожиданно сразу пропал с глаз. И дождь тотчас прекратился. Она поднялась на ноги, обнаружив, что в кювете сухо, на дороге рядом – ни капли влаги, словно ливень ей померещился. И лишь мокрая грязная одежда подтверждала, что дождь и Прондопул были явью.

Дорога была пустынна, автомобиля Пантарчука – не видно, водителя и Василия – нет. Грудь сжало. Что дальше?

Она вышла на дорогу, оставляя на асфальте влажные грязные следы от обуви. Солнце жарило. Однако следы и одежда не сохли. Мокрые брюки противно липли к ногам. Ступни в босоножках скользили, тонкие ремешки врезались в кожу. Грязные волосы падали на лицо и никак не ложились набок.

Диана побрела по дороге, надеясь встретить какой-нибудь автомобиль. Долго слышала только свои шаги, пока наконец не зашуршали шины легкового авто. Она кинулась навстречу. Водитель затормозил, съехал на обочину, отругал ее сквозь опущенное стекло:

– Какого рожна лезешь под колеса, дура! Жить надоело? – И надавил на педаль газа, не собираясь сажать в салон мокрую, грязную девицу.

Точно так же шарахнулись от нее еще несколько водителей. Один из них даже выскочил из салона, схватил девушку за шиворот и, не слушая ее, отшвырнул на обочину, обзывая бомжихой.

И когда на дороге появился грузовик, она махнула ему рукой уже без всякой надежды. И удивилась, что тот остановился. Молодой парень за рулем, бритый наголо, но с усами, в распахнутой от жары серой рубахе, осмотрел девушку с ног до головы, покачал головой, равнодушно спросил:

– Куда тебе?

– В город, – сказала она.

– Ясно, что в город. А в городе куда? – И, не дожидаясь ответа, сделал кивок головой. – Ладно, садись, разберемся.

Она торопливо, боясь, что он передумает, забралась в кабину. Парень снова покачал головой:

– Чего такая мокрая?

– Под ливень угодила.

– Где же это?

– Прямо тут.

– Ты бы хоть врала складно, – усмехнулся он. – Небо с утра чистое, ни единой тучки.

Диана промолчала, убеждать парня было бы глупо. Сидела прямо, плечом крепко прижималась к двери. Не захотела посмотреться в зеркало, понимая, что настроение от этого не улучшится. И волосы поправлять не стала, что толку, если нужно целиком забираться в ванну. Но потом спросила, не видел ли водитель по пути перевернутый автомобиль. Парень глянул вопросительно, помотал головой, мол, нет, сегодня на дороге без происшествий. Диана опять притихла, на сердце сильно давила неопределенность.

Промокший Пантарчук еще несколько раз попробовал дозвониться до Василия, но безуспешно. Оставалось поймать такси и вернуться в гостиницу. Однако такси не было. Проворчал мотором запыленный автолайн, взял на остановке пассажиров и запыхтел дальше. И дорога затихла. Все было странно. Транспорт после дождя будто испарился. Ждать такси бессмысленно. Петр нетерпеливо махнул рукой и большими шагами, хлюпая влажной обувью, шумно зашагал в сторону гостиницы. Мокрый охранник не отставал, вжимал в плечи голову и безмолвствовал.

Они вышли к сосновому бору. Открылся вид на гостиницу. На парковочной площадке перед гостиницей увидали машину Пантарчука. Охранник остолбенел от изумления. Затем подпрыгнул, словно его ударило током. А изо рта, как из рога изобилия, полилась отборная брань в адрес водителя. Чуть успокоился и вразумительно произнес:

– Нет слов, Петр Петрович. Водиле надо башку свернуть набок. Бросил нас под ливнем, гад, улизнул на машине и трубку не берет. Мы с вами отсырели по полной. А этот жук вильнул хвостом и вспоминай, как звали. Я покажу ему, где раки зимуют! Надолго запомнит! Ну, держись, козел! – Он кинулся к машине, рванул на себя водительскую дверь. Пусто. Рванул пассажирскую дверцу.

На сиденье спокойным сном сопел Василий. Охранник выпучил глаза, побелел от негодования:

– Ну, суслик влюбленный, дрыхнет здесь как ни в чем не бывало! – Саданул Василия по плечу. – А куда водила слинял, съюлил куда-то?!

Василий от толчка очнулся, спросонья попытался понять, чего от него хотят. Через плечо охранника увидал приблизившегося Петра и зашевелился. Пантарчук спросил:

– Где Диана? – Взгляд пробежал по салону автомобиля.

Василий напрягся, собираясь с мыслями и вспоминая, что произошло, потом растерянно ответил:

– Она была тут. Я держал ее, даже когда машину перевернуло и смяло, – уточнил подробнее. – Нас куда-то несло, швыряло, опрокинуло, залило водой, – провел рукой по одежде. – Высохла уже. – Подскочил с места и выскользнул из салона. Оторопел на миг. – Как же так? Машина была всмятку. – И осекся, осознавая – архидем. Это все он.

Пантарчук больше ни о чем не спрашивал.

У дежурной в гостинице от изумления широко раскрылся рот, когда она увидела мокрых посетителей. Торопливо протянула ключи и проводила ошалелым взором. Ее мозг выдал: час от часу не легче, ну и посетителей Бог послал, не соскучишься.

Охранник нырнул в номер и с порога понес по кочкам, увидев на кровати мирно похрапывающего в подушку водителя. Поднял из постели. Тот ничего не мог объяснить, не помнил, как оказался в номере, в кровати. Тупо моргал глазами и лихорадочно дергал плечами. Охранник зло сплюнул и стянул с себя мокрую рубаху.

Петр в своем номере тоже сбросил одежду и пошел под душ. Струи воды успокаивали и приводили в порядок мысли.