Глава тридцать четвертая

Аркадий Константинович

Когда Пантарчук возвратился в гостиницу, дежурная вскочила со стула, через стол наклонилась к Петру, протягивая ключ. И, округлив глаза, заговорщически сообщила, что его спутник вернулся из города в сплошь изодранной одежде. Попыталась жестами показать на себе, но не очень получилось. Одернула юбку, часто заморгала густо выкрашенными ресницами. Махнула рукой и зачастила, сумбурно завершая сообщение:

– В общем, как будто его между терками протащили. Видок, скажу я вам, выдерни и брось, людей на улице пугать. Я сама чуть в обморок не упала. Просто лечь – не встать. Что же это такое могло произойти? Ума не приложу. Кому рассказать – волосы дыбом.

Петр поморщился от слов дежурной: чересчур говорливая, метет языком – брызги летят, ничего не держится.

– А вы никому не рассказывайте, – посоветовал серьезно, теряясь в догадках, что могло произойти с Василием. – Подумают, что сочиняете, – прижал к губам палец. – Тс-с. Когда он вернулся?

– Час назад, – глянула на часы и прошептала женщина.

– Почему не позвонили мне? – надавил Пантарчук.

– О! – Она даже подпрыгнула от такого вопроса. – На деревню дедушке, что ли? – вспыхнула возмущенно. – Нашли Ваньку Жукова. Я же вашего телефона не знаю.

– Надо было спросить, – сказал Петр.

– Вот еще! – возмутилась она. – Женщинам не положено у мужиков телефоны спрашивать. Тут вам не бордель, тут приличная гостиница, – сказала, как отрезала, и села на свое место.

– Разве вы женщина? – огорошил Петр. – Вы дежурный администратор!

– Вот еще, – волчком закрутилась на стуле, негодуя. – Что ж я мужик, по-вашему?

– Давайте ключ, – Пантарчук прервал тираду, готовую вырваться из уст администратора, и, понимая, что оплошал, шумно запыхтел.

– Он у вас в руке! – ткнула пальцем обиженная женщина. – Я давно вам отдала.

– Тьфу ты, – крякнул Петр. – Извините. Совсем заморочили голову.

– Вот еще, – не давала спуску дежурная. – Кто кому заморочил! Телефон, телефон. А что бы изменилось, хоть и был бы телефон? Без телефона сейчас увидите! – уже в спину Петру произносила последние слова.

Пантарчук поднялся на второй этаж. Дверь в номер Василия была не заперта. Распахнул. Тот голый лежал на полу. У порога – скомканные лохмотья. На мгновение Петр оторопел. Потом шагнул внутрь, склонился над Василием, краснея лицом и шеей. Рубашка на спине и плечах натянулась, того гляди, поползет по швам. Проверил пульс, понял, что парень спит. Стал тормошить. Василий разлепил веки, долго тупо соображал, кого видит, и наконец глупо заулыбался:

– Я жду вас.

– На полу в голом виде? – усмехнулся Пантарчук, выпрямился, рубаха на спине обвисла, но плотно обтянула крутой живот. – Вставай. Рассказывай, что произошло и где пропадал? Я весь город трижды объехал в поисках, хотел уже в полицию обратиться. Что с одеждой? Ты администратора гостиницы так перепугал, до сих пор не может прийти в себя. Почему на полу валяешься? До кровати дойти не мог? Не пьяный вроде. В чем дело? Поднимайся, гостиничный пол не то место, где нужно спать.

Василий сконфуженно приподнялся на локоть, недоуменно осмотрелся:

– А Прондопул? Вы его видели? Он был здесь. За столом, вот там. – Вскочил с пола, сел на кровать, набросил на себя покрывало. – Это его рук дело. Он опять преследует меня.

Петр придвинул стул, опустился на него и под деревянный скрип проговорил:

– Понятно. Опять разговоры о прошлом и будущем? Надоело все это. Кружит и кружит вокруг тебя. Чего на этот раз он хотел?

Василий рассказал о случившемся. Пантарчук изредка удивленно хмыкал и покачивал головой. Потом хмуро откашлялся:

– Девушка, ураган, гора, деревня. Безусловно, без Прондопула не обошлось. Прилепился, как репейник. Мутит архидем. Опять какую-то кашу заваривает. Название деревни не путаешь?

– Запомнил, – ответил Василий. – А это имеет значение?

Пантарчук расстегнул пуговицу на рубахе, точно ему стало душно дышать:

– У моего приятеля дача в этой деревне. Мы направлялись туда. И вот теперь я подумал, а не устроил ли нам эту поездку Прондопул? Но для чего? Приятель-то мой при чем? А может, просто совпадение? Хотя вряд ли. Не бывает таких совпадений. – Он прижался к спинке стула и насупился.

– Не знаю, – пожал плечами Василий.

– Естественно. Откуда ты можешь знать? – Петр раздраженно помолчал. – Ладно, поглядим, что будет дальше. – Он бросил взгляд на лохмотья у порога. – А сейчас нужна новая одежда.

Петр вызвал по телефону водителя, сунул ему деньги, поручил купить все, что необходимо для Василия, и пошел в свой номер.

Через час Василий взглянул на обновки, купленные водителем, и разочарованно поморщился. Однако молча натянул их на себя. Водитель почесал затылок, буркнуть, мол, что было, то и купил, и хлопнул дверью.

А еще через час Петр с Василием перекусили в ближайшем кафе «Мачта», и Василий попросил проехать к дому Дианы. Спонтанное желание вновь увидеть девушку взволновало его. Петр усмехнулся, но просьбу выполнил.

У подъезда Василий нерешительно замешкался в машине. Не сразу открыл дверцу авто и неловко выбрался наружу.

По ступеням к двери подъезда неспешно поднималась женщина с сумками. Долго рылась в кармане, ища ключ от кодового замка. Василий нетвердо приблизился и скользнул за нею в подъезд. Поднялся на этаж и замялся у квартиры. Робея, нажал на кнопку звонка.

Дверь открылась сразу, словно за дверным полотном этого звонка ждали. В проеме возник высокий жилистый мужчина в клетчатой рубахе и брюках в темную полоску. Худощавое лицо с прямым носом и русыми волосами. Внешнее сходство с Дианой было очевидным. Посмотрел на Василия недружелюбно, будто бы своим взглядом перекрывал кислород.

Василий сконфузился еще больше, но все же выговорил:

– Меня зовут Василий. Может, Диана говорила обо мне? Можно увидеть ее?

– Ах ты, стервец! – вдруг взорвался хозяин квартиры. – Ты еще посмел явиться в мой дом! Не приближайся к моей дочери на пушечный выстрел! Никогда, понял, никогда! Иначе я сверну тебе шею! Пошел вон! – Отец Дианы побледнел. – Вон, и больше здесь не появляйся!

Василий опешил от внезапного натиска, получил толчок в грудь и отступил от двери. Та грохнула перед носом и задрожала всем полотном. Он некоторое время приходил в себя, не понимая, чем вызван такой всплеск злости. Отдышался, собрался с силами и снова нажал на кнопку звонка. Дверь не открылась. Позвонил опять. Напрасно. В полной оторопи постоял, не чувствуя собственного тела. И вяло на ватных ногах поплелся вниз по серому бетонному лестничному маршу.

Пантарчука удивил раздавленный вид Василия. Тот вернулся в машину, как побитый пес:

– Ее отец меня выставил, – прошептал сдавлено, вжимаясь в сидение. – Прогнал, пообещал шею свернуть.

– А, – протянул Петр и вдруг захохотал на весь салон. – Хорошо хоть живым отпустил! Вообще-то на его месте другой отец сразу бы оторвал тебе голову. Благодари бога, что все хорошо обошлось. Посуди сам, как должен вести себя нормальный родитель, когда дочь целые сутки где-то пропадала, а вернулась в изодранной одежде с россказнями о телепортации вместе с неизвестным Василием, о нечистой силе и чудовищах. Для обыкновенного человека это шок. Ты думаешь, после такой истории ее отец должен был похлопать тебя по плечу и погладить по голове? Считай, что ты родился в рубашке. Повезло, что не получил по шее. – Пантарчук коснулся плеча водителя. – Поехали, а то и нам достанется ненароком. – И снова засмеялся, откидываясь на спинку сидения.

Водитель повернул ключ в замке зажигания.

Отец Дианы возбужденно топтался по квадратной комнате, между резным журнальным столом и округлой фасонной стеклянной витриной с разноцветной посудой на полках. Безудержно негодующе исторгал проклятья в адрес Василия, с яростным удовольствием обзывая подонком и негодяем:

– Надо же быть таким хамом! – выкрикивал жене. – Как ни в чем не бывало явил передо мною свою нахальную рожу. Ты представляешь, какой наглец. Видишь ли, подавай ему Диану. Шаромыга приблудный. Следовало не просто на порог не пустить, а по мордам надавать и спустить по лестнице. Едва сдержался.

– А может, надо было поговорить с ним, пока дочь не пришла из магазина? – неуверенно обронила женщина, сидя на светлом диване и наблюдая, как муж пышет желчью. Женщину обескуражила агрессия мужа: обычно уравновешенный, сейчас вылезал из собственной кожи. Повторные звонки в дверь разъярили его еще сильнее. Ей пришлось вскочить с дивана и удерживать, чтобы не ринулся к двери с кулаками на непрошеного гостя. В голову лезли разные мысли. Не верить дочери не могла, но пугающие преувеличения в ее рассказе ставили в тупик. На душе было беспокойно. Все валилось из рук. Занять чем-нибудь себя, чтобы отвлечься – не удавалось. И все-таки громко произнесла: – Я верю дочери.

Муж покривился:

– Веришь чему? – посмотрел прямо в глаза. – В чепуху о Лысой горе?! Не будь наивной. Вы с дочерью насмотрелись фантастики по телевизору и морочите теперь головы друг другу, но меня-то дочь не проведет. Видать, этот Василий еще тот хлыщ, замутил мозги девчонке.

– А если она на самом деле была там? – упрямо повторила женщина, не двигаясь с места.

– Ну, предположим, была, так что с того? – он свел к морщинам на переносице рыжеватые брови. – Только подтверждается, что этот негодяй давно ей пудрит мозги. Иначе с какого перепуга она с незнакомым парнем поперлась бы на гору за городом. Или ты поверила сказке, что их вихрем унесло? Знаю я все эти вихри. Не раздражай меня! – махнул рукой, отвернулся, направился в прихожую.

– Что с тобой? Ты будто с цепи сорвался, – проговорила ему в спину жена, – я не узнаю тебя. Может, парень-то неплохой, ведь сам пришел. Выспросил бы у него, если дочери не веришь.

– Веришь, не веришь, – в прихожей через плечо огрызнулся муж. – Я на ромашках не гадаю и на кофейной гуще – тоже. Пойду, пройдусь по воздуху. – Шагнул к входной двери.

– Иди, остынь, пока не наломал новых дров, – послала женщина вдогонку и услыхала дверной хлопок.

Его рука скользила вниз по перилам лестничного марша. Он шел по серым ступеням и почему-то думал о Лысой горе. Сам себе не мог объяснить, отчего та засела у него в голове, как кость в зубах. Все мысли крутились вокруг нее.

На площадке нижнего этажа возмущенно сплюнул, когда вспомнил рассказ дочери. Чушь, полная чушь. Двинулся вниз быстрее, слушая, как в тишине подъезда шуршат подошвы по бетону ступеней.

У выхода из подъезда на миг задержался, нажал кнопку магнитного замка, толкнул дверь ладонью от себя, распахнул. Шагнул через порог, окунулся в сноп слепящего света. Сощурился, остановился на крыльце. Дверь сзади затворилась.

Вздохнул, раскрыл глаза и оторопел: под ногами – трава, перед ним – поляна. Поодаль – деревья вразнобой. Над головой – палящее солнце. Крутнулся. За спиной – ни подъезда, ни дома. Зеленый склон горы. Глянул вниз: вдоль поляны петляет русло реки. У подножия горы – легковые автомобили. Цепочка из людей, набирающих в емкости родниковую воду.

В сознании вспыхнуло: он на Лысой горе. Но как это может быть? Он сделал несколько шагов и не услышал шороха травы. Прокричал вниз, но никто не поднял голову, звук словно остался на горе. Тишина невероятная. Странное безветрие на вершине. И дух тревожащий, какой-то антикварный.

На душе заскребли кошки. Исчез вопрос как, но беспокоил вопрос – зачем он тут. Ответа не было. Решил двинуться вниз, но в этот миг за спиной услыхал шаги. Вздрогнул, обернулся. Взгляд уперся в приближающегося незнакомца, одетого не по погоде: в сине-черный костюм, синюю рубаху с кроваво-вишневым галстуком-бабочкой.

– Вы кто? Откуда появились? – вырвалось у отца Дианы.

В ответ Прондопул неопределенно повел рукой:

– Здравствуйте, Аркадий Константинович, – архидем остановился. – Это я пригласил вас сюда.

– Пригласили? – возмутился мужчина и затоптался, подминая ногами траву. – Вы называете это приглашением?

– Конечно, – подтвердил Прондопул, останавливая взглядом его топтание. – А вы ждали иного приглашения?

– Ничего я не ждал, я вас знать не знаю, первый раз вижу! – срывающимся голосом воскликнул Аркадий Константинович, чувствуя, как внезапно насквозь пропотел, словно от перегрева на солнце. А в сознании неожиданно возникло имя архидема. Все было странно, ибо Аркадий Константинович точно знал, что никогда прежде не встречал Прондопула. – Ничего не понимаю. Как я здесь очутился? – Неестественность происходящего будоражила мозг.

– Все очень просто, – ответил Прондопул, чуть оживив лицо. – К тому же вы не возражали.

– Когда я мог возражать, если сразу из огня да в полымя? – выдавил из себя отец Дианы, ощущая новую волну пота, прокатившуюся по всему телу.

– Утрируете, Аркадий Константинович, – пронизал взглядом Прондопул. – Здесь хорошая тишина, не правда ли? Мне нравится она. Помогает чувствовать дух прошлых тысячелетий. В этом воздухе пыль столетий. Великолепный воздух. Иногда сюда забредают любопытные да грибники, но они не понимают этого великолепия.

Аркадий Константинович поежился от размытого взгляда черных глаз и кинул взор под ноги. Какие грибы, подумал. На этой горе если и бывают грибы, то ими не укроешь и дна лукошка. Собирать здесь грибы все равно что собирать здесь ананасы.

– Вам не нравится Лысая гора? – удивил вопросом архидем, и от него потянуло холодом.

– А что тут может нравиться? Все обыкновенно, – глухо вытолкнул Аркадий Константинович.

– Это дело вкуса, – не согласился Прондопул. – Красота есть во всем. Она есть в солнечном свете, но еще больше ее в бездонной темноте. Уверяю вас, только бесконечная тьма завораживает и очаровывает, а не ослепляет, как солнце. Лысая гора знает много тайн, она хранит их, как глубокая пропасть хранит великие тайны мрака. Одни боятся этого, других это привлекает. Вот вчера, например, здесь были двое. – Архидем подступил. – Девушка Диана и неприятный тип, Василий. Он мне не понравился. Потому что не отпускал ее, когда она хотела уйти. Плохой человек. – Расплывчатый взгляд сковал отца Дианы, его сердце сильно забилось. – Вы правильно думаете, Аркадий Константинович, этому человеку ни в коем случае нельзя доверять свою дочь. – Архидем согнул руку в локте, на сгибе рукава безупречного костюма залегли ровные складки, раскрыл ладонь, и отец девушки увидел пуговицы с одежды дочери.

– Откуда вы знаете, о чем я думаю? – вырываясь из оцепенения, прохрипел отец Дианы.

– Я вижу по вашему лицу, – скучно отозвался Прондопул.

Аркадия Константиновича неприятно передернуло: так он и думал о Василии, безусловно, негодяй. А пуговицы в руке Прондопула – лишнее подтверждение этому. Но если архидем все видел, он мог бы рассказать, что произошло. Человек напружинился, чтобы задать вопрос, однако ответ Прондопула опередил.

– Вы уже все поняли без моего рассказа, Аркадий Константинович. К тому же я никогда не наушничаю, я противодействую тому, что может произойти! – Эти слова архидем выплеснул, как ковш ледяной воды. Затем небрежно растопырил пальцы и пуговицы из ладони упали в траву. После чего сухо выдал: – Советую вам быть осмотрительным и не подпускать его к дочери! Ничем хорошим это не закончится!

Аркадий Константинович растерялся, не такого ответа он хотел. Впрочем, хотя бы что-то, чем совсем ничего. А Прондопул добавил:

– У вас дочь красивая, как Мария.

Отец Дианы, чтобы не выглядеть невеждой, поджал губы и не стал уточнять, о какой Марии шла речь.

– Василий опасен, – надавил архидем тоном, какой заставлял верить, – потому что не знает, кто он!

У Аркадия Константиновича расширились глаза, последние слова Прондопула привели в замешательство, но он все-таки удержал себя от нового вопроса, надеясь прояснить позже.

– Предлагаю вам заключить со мною соглашение, – архидем перевел разговор в другое русло. – Вы бизнесмен, и я тоже, в некотором роде. Конечно, я мог бы не спрашивать вашего согласия, чтобы сделать так, как считаю нужным, но договор по доброй воле всегда более результативен.

Отец Дианы невольно отступил на пару шагов. Руки суматошно заскользили по бедрам в поисках брючного кармана с носовым платком. Выхватил его, вытер лоб и шею и посмотрел с изумлением:

– Что еще за договор и что значит бизнесмен в некотором роде? – Под ногами ошеломляюще громко всхлипнула раздавленная трава.

– Для меня деньги не имеют значения, – с монотонным безразличием бросил архидем.

– Но бизнес без денег не делается и не существует, – возразил Аркадий Константинович и недоверчиво усмехнулся.

– Согласен, потому предлагаю вам сделку, – сказал Прондопул. – Сумму сделки определите сами. Я заплачу любую.

Отец Дианы ждал, когда прозвучат условия сделки. Любые деньги просто так не платятся. Предложение настораживало и исподволь настраивало против. Лицо Прондопула потемнело, а человека насквозь пронизало колючим ветром. Потная на спине и под мышками рубаха в мгновение обледенела. Тело охватило жгучим холодом. А архидем произнес:

– Вы должны дать слово, что жестко пресечете встречи вашей дочери с этим типом! Для меня вашего обещания будет достаточно. Но предупреждаю, невыполнение условий нашего договора с вашей стороны повлечет за собой большие неприятности для вас.

Условие сделки поставило в тупик. С одной стороны, оно полностью совпадало с желанием самого Аркадия Константиновича, но с другой стороны, удивляло, что в том же заинтересован Прондопул. Какое дело архидему до его дочери? И оттого, что все было непонятно, это начинало раздваивать его чувства.

– Не думаю, чтобы вы заботились о моей девочке, – выразил сомнение Аркадий Константинович. – С какой стати? Она вам – никто. – Помолчал, видя, как на лице Прондопула появляется выражение разочарования. – Хотелось бы услышать, в чем, собственно, дело?

Но вместо ответа увидал плотно сжатые губы архидема, а ушные перепонки вздрогнули от его резкого голоса:

– Вы принимаете условия соглашения? – Вопрос Прондопула съежил на спине отца Дианы кожу.

Аркадий Константинович снова отступил, сдавливая челюсти, как от лютой стужи. Краем глаза ухватил внизу у родника суету людей. С трудом разжал скулы:

– Нет, – сказал неуступчиво с дрожью в голосе, с чувством, будто прорывается сквозь длинные колючие шипы. – Потому что это не бизнес, это скорее похоже на сговор, на взятку. Я не воспринимаю такого бизнеса. – Каждое слово давалось с трудом. В горле мешал ком, перехватывал дыхание. В груди что-то давило на сердце и ломило ребра.

– А воспринимать не надо, Аркадий Константинович, – жестко прервал Прондопул. – Ваш мозг не способен вместить в себя сути Вселенной. Требуется выполнять условия и все. У вас будут деньги, много денег. Когда платят деньги, зачем что-то воспринимать, нужно просто делать дело. Только глупцы отказываются от больших денег. Называйте любую сумму, я заплачу ее немедленно. Не будьте так же упрямы, как ваши предки. Это не принесло им ничего хорошего. Не повторяйте ошибок прошлого.

– Вам известны ошибки моих предков? – недоверчиво в усмешке растянул губы Аркадий Константинович. А глубоко в душе возникло неприятное ощущение тревоги. – Никаких соглашений с вами заключать я не стану! И не потому, что отказываюсь от ваших денег, а потому что со своей дочерью я разберусь без вас! – Он еще не закончил своей речи, как язык мгновенно онемел, перед глазами все поплыло и стало искажаться. Потом ноги подкосились, тело обмякло и медленно завалилось на бок в траву.

– Придется вам выполнить мое условие бесплатно, – сказал с металлом в голосе архидем, глядя на обмякшее тело. – А могли бы иметь большие деньги.

Аркадий Константинович очнулся на скамейке возле подъезда. Рядом с ним – старухи. Его локти – в колени, голова наклонена. Давит духота, перегретый солнечными лучами воздух обжигает легкие.

В голове стоит какой-то странный гуд. В висках саднит, как будто они зажаты в тиски. Мозг вздувается от избытка мыслей. Мысли, как черви в клубке, переплелись, скользят без остановки, невозможно ни за какую ухватиться, чтобы сосредоточить себя на чем-то одном.

Так продолжалось несколько минут. Затем клубок стал уплотняться, цементироваться в целое. И застыл без движения, выдавая единственный, но тревожный импульс, тот бил и бил в одном направлении. Душа мучилась, предчувствуя опасность, угрожающую дочери и исходившую от Василия.

Аркадий Константинович не помнил Прондопула, забыл о Лысой горе, но в нем возник непомерно сильный страх за дочь. Подобного он не испытывал никогда.

Сбоку соседка-старуха в синей бейсболке на голове, с потрепанным журналом на коленях, тормошит за руку:

– Константиныч, ты чего это? Заснул? Я тебя спрашиваю, ты не слышал, ученые не пробовали скрестить собаку и барана?

– А? – вздрогнул отец Дианы.

– Ну, скрестить.

– Зачем?

– Так интересно, кто получится.

– Какая разница?

– Не скажи, Константиныч. Мясо какое будет, собачатина или баранина?

Аркадий Константинович рассеянно отмахнулся, напряженно поднялся с дивана и, не оглядываясь, заспешил к подъезду.

В дверях квартиры жену удивило тупое деревянное выражение на его лице. Он беспорядочно задвигался по комнатам, беспричинно злясь. Без всякого повода едва не довел жену до слез. Потом сообщил, что собирается нанять для дочери охранника, чтобы оградить от Василия. Жену такое решение поразило и озадачило, но она промолчала, чтобы не вызывать новых вспышек раздражения.

Неустойчивое затишье длилось до того момента, пока порог квартиры не переступила дочь, и тут шум поднялся до небес. Диана слышать не хотела об охраннике, а отец не воспринимал отказа. Мать металась между двумя огнями, пытаясь сгладить острые углы. Не получалось. Квартира ходила ходуном. Дочь не узнавала отца, а мать не ожидала такого упорства от дочери.

Противостояние длилось долго, лишь к вечеру сошлись на том, что девушка прервет отношения с Василием, а отец забудет об охраннике.

Спать легли в возбужденном состоянии.

В груди у Аркадия Константиновича клокотала ярость, она и во сне прорывалась наружу резкими хрипами и стонами.