Глава тридцать вторая

В деревне и в гостинице

В мокрой одежде вдоль берега они вышли к мосту. По откосу поднялись на дорогу с асфальтовым покрытием. Вдоль обочин – овраги, кустарники, лесочки, поля. Дорога направо через мост уходит между полями. Налево вверх ведет к деревушке. Дорожный указатель покосился, название едва проглядывалось.

Они, не сговариваясь, шагнули к деревне. Та ютилась на возвышении слева от дорожного полотна. Домики за деревянными заборами с огородами и садами из яблонь, вишен, груш и слив. Справа от дороги за длинным бетонным забором торчал одноэтажный кирпичный дом. Поравнявшись с деревней, Василий свернул влево к крашеному зеленому домику.

У металлической калитки копошилась маленькая сгорбленная старушка в длинном выцветшем зеленоватом платье, простой стеганой пепельной безрукавке и легком платке на голове. Жизнь пригнула ее к земле, как к вечной безотказной кормилице. За спиной у нее был большой огород со щелистым дощатым забором в яблонях, пчелиных ульях, грядках с луком, чесноком, огурцами, помидорами, ягодными кустами и картофельным полем.

На маленьком сморщенном лице старушки появилось удивление от вида молодых людей в мокрых лохмотьях. Вроде не бомжи, а разгуливают по дороге в жутком рванье. Подумала – отдыхающие с берега, и успокоилась. Но на всякий случай захлопнула перед ними калитку. Василий, подойдя, сквозь щель поймал взглядом ее лицо, спросил:

– Бабушка, где мы? Город отсюда далеко?

– Это смотря кому какой город нужен, – неопределенно прошамкала старушка, не спуская с него глаз.

Василий назвал город, попробовал улыбнуться, пояснил:

– Заблудились.

– Надо ж, – с усмешкой поправила платок старушка, – и где же вы так блудили, что от одежды на вас остались одни клочья?

– Даже не знаю, как объяснить, – смутился парень.

– Лучше не надо, чтобы не соврать, – хмыкнула старушка и пальцами подтянула узел платка.

– Да нет, вы не так поняли, – поторопился разубедить Василий, хотя подумал, что старушка, конечно же, не поверит ни в Прондопула, ни в ночных тварей. Но другого объяснения у него не было. Впрочем, никто не тянул за язык, он мог не объяснять ничего, а тогда и старушка могла отвернуться и прервать едва начавшийся разговор. Такой поворот тоже не устраивал Василия, и он вздохнул и продолжил. – Вчера в городе мы попали под ураган, потом, – замешкался, подбирая слова, но, понимая, что любые слова воспримутся как бред сивой кобылы, выдохнул из себя без подборки, – в общем, ураганом нас занесло на какую-то гору. А там – ливень как из ведра, а затем – ночь, темнота, хоть глаз выколи.

– Ураган? – недоверчиво протянула старушка, рукой придерживая калитку. – Разве в городе был ураган? У нас все тихо. И ливня никакого не водилось. Да и ночь была светлая, я долго спать не ложилась. Собака никак не могла угомониться, уснуть не давала, лаяла да скулила. Я к ней два раза выходила, проверить, чего она беспокоится. А про ураган, турист, ты приврал. Думаешь, глупой бабке что ни скажи – все проглотит? Но переборщил сказкой про то, как ураганом на гору занесло. Любопытство ногам присоветовало, не иначе. А вот что на горе заплутали, это немудрено. Ведь это Лысая гора, место темное, жуткое, ее все сторонятся. Хорошо еще живые остались, а то всякое могло случиться.

– Всякое? Это как? – из-за спины Василия раздался голос Дианы, стыдящейся своего вида.

– Вот так, милая, что лучше туда не ходить, – причмокнула беззубым ртом старушка. – В газете вон писали, что иные планетяне в каких-то тарелках на нее прилетают, вроде как приглянулась она им. Мужики сказывают – отдыхать устраиваются. Дорога небось длинная к нам добираться. Полетай-ка там без воздуха да на одних консервах, к любой горе после этого прислонишься. А тут чем плохо? И воздуху тебе досыта, дыши, сколько влезет, хоть обдышись. И город недалеко, в магазин за едой всегда слетать на тарелке можно, от голоду не помрешь. Да и позагорать на солнышке у речки любо-дорого. Одно слово – курорт. Места красивые. Куда там всяким Карловым Варам. Люди говорили, что иных планетян видели вот как вас сейчас и языки с ними чесали. Страшные, говорят, ужас. Уши большие, носы длинные, ноги тонкие, животы пузатые. Но по-нашему балакают, как по писаному. Женщин наших любят страсть как.

Заманивают к себе, мимо не пропустят. Слух шел, иных в тарелку завлекали и уговаривали с собой лететь. Кое-каких и увозили. А еще на Лысой горе другие чудеса приключаются. Было как-то, пошел мужик с сыном по грибы и закружился с грибами так, что потерял дорогу к дому. Три дня и ночи плутали, а когда оголодавшие вернулись домой, здесь уже целый год пролетел. Полиция обыскалась. Уже оплакали и похоронили бедолаг, а они как с того света вылупились. А вот другой случай, пропала на Лысой горе молодуха. Два месяца шарили повсюду, не нашли, тоже думали, конец пришел: утонула либо убили где в лесу. А она на третий месяц, нате вам, заявилась как ни в чем не бывало, только где была, не помнит. Когда допытывались, сердилась, говорила, утром в лес пошла, а вечером вернулась. Вот и гадай, чего это такое. Разного можно много еще порассказать. Да не ко времени теперь. Скажу одно, в иных планетян наши деревенские не очень верят, а вот нечистая сила точно обитает на Лысой горе. А то как все истолковать? На людей ужас наводит. Вам повезло, что живые выбрались. Голодные, наверно?

– Нам бы до города добраться, – отозвалась Диана, не думая о еде. – В какую сторону, подскажите?

Старушка потянула на себя калитку, приоткрывая:

– По этой дороге, – показала маленькой морщинистой рукой с жесткими, полусогнутыми от тяжелой многолетней работы мозолистыми пальцами. – Через мост. Но как в таком виде пойдете? Люди засмеют. И переодеть вас не во что. Вы хоть водички попейте, что ли, посидите немного, потом и пойдете. – Шире открыла калитку, приглашая пройти.

Собака на цепи взорвалась лаем, заметалась возле конуры из стороны в сторону, натягивая цепь, как струну. Василий пропустил вперед себя Диану. Хозяйка прикрикнула на пса, загоняя в конуру, и отправила гостей к старенькой скамье под деревьями. А сама вынесла из дома ковш с водой. Сели, попили. Диана поинтересовалась:

– Далеко до города?

– Двенадцать километров, – ответила хозяйка, принимая ковш назад.

– Может, попутку подхватим, – проговорил Василий.

– Зачем попутку? – тронула платок старушка. – Потерпите чуток, скоро приедет мой внук Игорик, семью из города привезет на выходные. А обратно прихватит вас.

На том и сошлись. Собака продолжала отрывисто гавкать из конуры, высунув морду. Хозяйка проворчала в ее адрес, подхватила пустое ведро из-под дерева и, согнувшись, понесла в дом. Тень деревьев накрывала скамью и небольшой покосившийся столик.

В иное время рассказ хозяйки мог бы рассмешить, но сейчас на Диану он произвел впечатление. Тайна вокруг Василия и неизвестного ей Прондопула засасывала, как трясина. Реальность смешивалась с нереальностью: Лысая гора, гады, монстры, нечистая сила. Впрочем, в кромешной тьме и сверчок может привидеться огромным монстром. Забыть бы обо всем как о нелепом сне, но порванная одежда вынуждала не верить в сон.

Прошло время, прежде чем к калитке подкатили белые «Жигули». Невысокий худощавый мужчина лет сорока, в клетчатой рубахе с коротким рукавом, темных, цвета асфальта, брюках и коричневых сандалиях высадил жену с дочерью лет двенадцати. На жене одежда для отдыха: легкая синяя кофточка, легкая цвета морской волны юбка и неопределенного цвета туфли без каблуков. На девочке коротенькое платьице в цветочек. Старушка засуетилась, появившись из дома, проковыляла к калитке.

От машины гурьба двинулась ей навстречу. С удивлением уставилась на Василия и Диану.

Старушка пояснила ситуацию, на что Игорик весело рассмеялся, бросил на землю сумки, сказал:

– Вы про Лысую гору не очень доверяйте. Тут сказочников развелось, куда не плюнь, все про чудеса болтают. Любые огоньки в небе за «тарелки» выдают. Послушать, так целый космодром на Лысой горе. А уж нечистая сила – не просто какой-нибудь чертик с рогами, а верняком сам дьявол оседлал вершину. Все это мура. Бабуля в это не верит, но перемалывает сказки за милую душу, особенно гостям. Повадились тут последнее время ходоки к Лысой горе, есть кому на уши лапшу вешать. А я там был не раз и, как видите, жив и здоров, никаких чудес на горе не заметил. Гора как гора. Ничего особенного. Ни космодрома, ни дьявола. Небылицы. В общем, ни инопланетян, ни дьявола не существует. А жаль. Без них как-то даже скучно.

Ирония Игорика заставила Диану поежиться: счастливый человек, все ему по барабану, ни во что не верит. Насмешливо смотрит на их одежду в клочьях. Не поверил в историю на горе. Его ироничные глаза возмущали, но, проглотив досаду, Диана промолчала.

Семья Игорика за старушкой прошла в дом. Пес с собачьим восторгом крутился у конуры, прыгал и повизгивал, приветствуя приехавших. Игорик шагнул к конуре, потрепал собаку по холке, почесал за ушами, вызвав еще больший ее восторг, и скрылся в доме.

Вышел минут через десять и позвал Василия и Диану к авто. Они сели на заднее сиденье, и машина тронулась. Когда проезжали по мосту через речку Вашану, Игорик обернулся и все так же иронично выдал:

– Если от кого-нибудь услышите, что в этой речке водится чудовище Несси, не верьте, никакого Несси тут нет. Но вода в Вашане всегда холодная, родниковая. Когда-то я слышал легенду, что эта вода – слезы красавицы. А ее именем в стародавние времена названа река. Вон туда, – показал рукой, – к подножию горы люди приезжают к родникам за водичкой. Летом бывает много отдыхающих. Прибрежная поляна часто усыпана палатками. – Засмеялся. – Только «тарелки» не садились. Жаль, конечно. Самое место им с людьми в контакт вступить. Но, может, еще сядут. Как думаете? – Снова засмеялся и надавил на газ.

Подвез Диану прямо к подъезду пятиэтажного дома, в котором она жила. Истертое покосившееся крыльцо, немытая, окрашенная в коричневый цвет металлическая дверь, сбоку переговорное устройство с кнопками.

Девушка прямо из авто проскочила к двери мимо неухоженных почерневших от дождей скамеек с говорливыми старухами на них. Василий едва успел за нею. Она набрала код, взмахом руки попрощалась с ним и скользнула в подъезд. Магнит щелкнул, и Василий нехотя вернулся к машине. Старухи на скамейках, оцепенев на миг от внешнего вида пары, загалдели разом:

– Во дела. Голышом шастают! – воскликнула толстуха в красном платье.

– Нет, это у них мода такая нынче, – буркнула соседка с тонкими губами и в синей кофте.

– Откуда их ляд принес? – не унималась толстушка.

– С передачи «Модный суд», – хохотнула тощая в смешном парике. – Приодели по сезону.

– Ужо тебе, – возразила маленькая в длинной цветной юбке с оборками. – Засудили на полную катушку.

– Что с них взять, их теперь суди не суди, чем рваней, тем модней, – пробрюзжала толстуха в красном.

– Где мои семнадцать лет? – напевно безголосо протянула тощая, засмеялась и поправила парик на голове.

Дверца авто захлопнулась за Василием. Старухи проводили машину взглядами.

В гостинице Василий постучал в дверь Пантарчука. Никто не ответил. Постоял минуту и пошел к себе.

Скинул лохмотья, нырнул под душ. Мылся долго, с удовольствием, но когда перекрыл воду и взял полотенце, вспомнил, что переодеться не во что. И тут же почувствовал сильный голод. Почудилось, что пахнуло аппетитным духом. Он втянул воздух, сглотнул слюну, вытерся, открыл дверь, шагнул из душевой. И замер.

Стол в номере заставлен запашистыми кушаньями, а за столом – Прондопул. Сине-черный костюм, кроваво-вишневый галстук-бабочка, уголок носового платка. В руках столовые приборы.

Архидем взглядом показал на свободный стул.

– Опять вы! – сорвалось с языка Василия.

– Ты же хотел меня видеть, – прозвучало в ответ сквозь едва разжатые губы.

– Только не вас! – возразил Василий.

– Не пытайся лукавить со мной, – усмехнулся Прондопул.

Усмешка архидема понудила Василия на миг съежиться и ощутить жар в груди.

– Вы за мной следите? – спросил он с усилием.

– Мне не нужно следить, чтобы знать, – отсек Прондопул.

Запахи пищи усилились, от их густого шлейфа ноздри Василия затрепетали, желудок застонал. Но Василий, пересиливая голод, выдавил:

– Раз уж вы здесь, ответьте мне…

Прондопул пошевелил ножом в руке, будто лезвием отрезал речь Василия, и качнул головой:

– Я знаю твои вопросы, но сначала поешь. Голодный мозг не готов слушать меня.

– Потерплю, – сказал Василий, отворачивая глаза от пищи, а в висках все интенсивнее пульсировала кровь.

– Неумно, – исторг Прондопул и вновь качнул головой. – Глупостей ты уже наделал. Зачем плодить новые? Впустую тратишь силы.

– Буду сам решать, что глупо, а что нет, – раздраженно бросил Василий.

– Я предупреждал, она тебе не пара, – с нажимом напомнил архидем, пронизывая холодным взглядом.

– Сам решу! – противился Василий, ощущая, как Прондопул не давал выхода его речи. Слова с трудом вываливались изо рта и падали под ноги, теряясь где-то внизу.

– Сейчас ты не способен решать! – метнул архидем. – Ты содеял ошибку, влюбился!

– Это не ошибка! – отбивался Василий.

– Еще не поздно ее исправить, – не слушая, давил Прондопул.

– Не лезьте в мою жизнь! – упрямо выкрикнул Василий. – Забудьте о ней!

– Твоей жизни нет, – голос Прондопула съежил кожу собеседника. – Ты не знаешь своего прошлого. Ты не знаешь о своих предках. В настоящем ты цепляешься за химеру, скоропалительно приняв ее за судьбу. Но ты не знаешь, каким должно быть твое грядущее. Ты не знаешь, как опасна эта девушка и что она послана разрушить тебя и твое будущее. Я мог бы помочь и показать, как все произойдет, но ты не готов теперь понять.

– Я не собираюсь понимать вас! И не прошу от вас помощи! Не решайте за меня! – Запах пищи становился невыносимым. Василий снова сглотнул слюну. Голова плыла, как от хмельной мути.

– Напрасно ты не захотел поесть, – сказал архидем, отложил столовые приборы и провел над столом рукой. Сразу же вместо яств осталась потертая коричневая столешница с пепельницей посередине.

Василий потянул в себя воздух: запахи пищи исчезли вместе с едой. Остался обычный гостиничный дух. А желудок сворачивался от голода. Прондопул едва дотронулся пальцами до галстука-бабочки:

– Твой путь прочерчен издалека к могущественной силе бессмертия. В тебе начало и конец. Смысл человеческой жизни – в достижении цели. Смысл бессмертия – обессмертить цель. Ты еще не понимаешь меня, но это скоро пройдет. Твоя сила в тебе самом. У тебя должна быть другая спутница.

Василий с сарказмом не согласился:

– Что вы несете? – плевком вырвалось изо рта. – Какое вам дело? Ваше место в сумасшедшем доме! Бред какой-то. – Язык готов был бесконечно выдавать слова возмущения, но вдруг прилип к нёбу. Тело стало ломать до хруста костей, боль была невыносимой, казалось, что руки, ноги, позвоночник развалятся сейчас на множество частей. Глаза вылезали из орбит. Он, не выдержав, рухнул на пол и закричал от боли.

По лицу архидема чиркнуло выражение разочарования. Он прекратил муки Василия лишь тогда, когда, извиваясь на полу, тот больше не мог ни кричать, ни хрипеть. Боль ушла, и он свернулся в комок, затих неподвижно.

– Я подожду, когда ты будешь готов услышать меня, – проговорил Прондопул, и черная туманная дымка скрыла его и растворилась в воздухе.

Прошло несколько часов.