Глава двадцать седьмая

Властелин Игалус

Преисподняя. Зал Темных Торжеств, отделанный сверкающим золотом: ломаные стены, гладкого камня полы, витые лестницы, крученые колонны, высокие многоярусные потолки, изливающие свет, а в центре – возвышение с золотым троном Властелина. На троне в черно-золотой одежде восседает Игалус. Прондопул покорно на коленях стоит перед ним. Черная длинная одежда скрывает его полностью, только склоненная голова с густыми волосами торчит над нею. Голос Властелина пригибает Прондопула все ниже:

– Я вижу, ты понял причину своих неудач, архидемон. Слишком увлекся его мозгом, но мне не нужен мозг, мне нужен его дух. Обращенный ко мне таинством своего происхождения пускай послужит мне. Сей семена и собирай плоды! С тобой дух Лысой горы. Исправь ошибки и открой новое начало. Но помни, провалишь поручение, на многие тысячелетия облачишься в тесные шкуры слуг преисподней.

Глава двадцать восьмая

Зависть

Тяготение к Марии Магдалине точило Иуду Иш-Кериййота. Он смотрел на Йешуа с завистью, был молчалив и не весел. Прошло время после исчезновения Иоанны, он быстро забыл о ней, и никто не вспоминал, только Йешуа иногда странно смотрел, словно упрекал в чем-то, словно знал про него все, и это терзало душу Иуды.

Во второй половине дня неподалеку от пыльной дороги под фиговым деревом Йешуа со спутниками устроил короткий привал. Перекусили и отдыхали, разлегшись на траве в прохладной тени.

Лишь Иуда нетерпеливо топтался, нарезая круги. Не прятался в тень, жмурился от солнца, украдкой выхватывая глазами фигуру Марии около Йешуа. Играл желваками и часто дышал, словно ему не терпелось отправиться снова в путь.

Мария сидела, прикрыв веки. Подтянув колени, оперлась на них подбородком. Покрывало на голове скрыло часть лица. Она чутко встрепенулась, когда Йешуа повернулся к Иуде и произнес:

– Не суетись, Иуда. Не мешай остальным отдыхать. У тебя крепкие мускулы, ты можешь без отдыха идти целый день, но не всем это по силам.

– Зачем тебе слабые спутники, Йешуа? – с неприятием отозвался тот, продолжая двигаться. – Кто не может идти, пускай остается где сидит. – Иуда нервозно потрепал пальцами одежду и пошел вокруг дерева.

– Не всегда мускулы сильнее духа, – сказал Йешуа, пристально посмотрев на него.

Окружающие недовольно загудели на Иуду. Иаков и Иоанн, сыны Заведеевы, были явно раздражены его словами; Симон Петр, Фаддей и Варнава смотрели исподлобья; Андрей, Варфоломей и Филипп неприязненно отвернулись. А Фома, Матфей и другие с женщинами остались безучастными, расслабившись под тенью дерева.

Мария сняла с головы покрывало и с укором заметила:

– Ты изменился, Иуда.

– Возможно, – согласился тот и равнодушно пожал плечами. – Но кто из нас не изменился? – Остановился, продолжительно посмотрел на женщину, как бы спросил: разве ты осталась прежней? Не дождался ответа, опять пожал плечами, подобрал обтрепанные полы одежды и тронулся с места.

– Стал нетерпимым, – послала вдогон Мария, как будто толкнула в затылок. – Это проявление слабости, Иуда. Истина в терпении. Наберись его.

– Терпение, терпение, – усмехнулся Иуда, – от Йешуа постоянно слышу это, и ты за ним вторишь. Сказала бы что-нибудь от себя. Что же это за истина, если она состоит из одного терпения? Не могу принять. Истина должна включать в себя целый мир. – Он раскинул руки и закричал в небо: – О-о-о-ой! – И вновь застыл, расставил ноги, вперил взгляд в Марию. – Ты считаешь меня слабым? Но разве я мало терпел?

Из тени рывком поднялся на ноги Йешуа, шагнул на пригорок, ощущая напряжение в икрах. Его глаза пробежали по дальним холмам, солнечный луч заставил прищуриться.

– К ночи доберемся до места, – сказал он негромко и направился к дороге.

Спутники завозились. Симон Петр и Иаков Алфеев вскочили первыми. Отряхивая одежды, все потянулись за Йешуа.

Иуда воспользовался сутолокой и сократил расстояние между собою и Марией:

– Я только и делаю, что терплю, – с придыханием вытолкнул он из себя.

Она, сворачивая подстилку, подняла лицо:

– Выбери себе новую женщину, Иуда. Мужчине без женщины в дороге плохо. – Нагнулась, свернула полотно, сунула под мышку и зашагала, носками сандалий подкидывая кверху полы длинной одежды.

– Ты все понимаешь, Мария. – Пошел рядом он, языком слизывая сухоту с губ и следя краем глаза за Йешуа. – Я бы давно выбрал, например, Сусанну, если бы тебя среди нас не было. – С натугой в ухмылке растянул губы.

Выражение его лица не понравилось Марии, женщина поежилась, сглотнула слюну, приподняла брови:

– Ты обвиняешь меня? – Полотно поползло из-под руки, скользнуло по бедру и упало к ногам. Она остановилась.

– Ну что ты, Мария, как можно? Я – нет, но остальные недовольны. Ты не отходишь от Йешуа. Неотступна, как будто его тень, – уклонился от прямого ответа Иуда. – Но ведь все равны.

– Я никому не мешаю, – возразила она.

– Они так не думают, – усмехнулся Иуда.

– А ты?

– Разве для тебя это имеет значение? – В его голосе просквозила досада, и мускулы сильных рук заходили ходуном.

– Ты прав, не имеет, – Мария отвернулась, давая понять, что разговор закончен, и потянулась за полотном.

Иуда напоследок охватил ее фигуру туманным взглядом, насупился, потоптался на месте и, слегка раскачиваясь, быстро пошел прямиком к Йешуа. Отворачивая глаза, глуховатым голосом начал с места в карьер:

– Йешуа, ты тоже изменился: отдалился от многих, приблизив Марию Магдалину. Ставишь ее выше остальных. Она, конечно, красивая, но ты перестал слышать других. Повернись ко всем твоим спутникам, как прежде.

Йешуа неторопливо двигался к дороге, дожидаясь, пока нагонят самые копотливые из спутников, длинные полы одежды волочились по траве. Не оглядывался, зная наверняка, что окружение суматошится, вытягиваясь гуськом позади него. Повернул лицо к Иуде:

– Ты упустил еще одно ее качество: она умная. Ее нельзя приблизить или отдалить. Она выбирает сама. Ее дух свободен так же, как у других. Она первая среди остальных. Я скоро всем объявлю об этом.

– Даже так? Никто не обрадуется, Йешуа, – хмуро усмехнулся Иуда. – Ты знаешь, я всегда с тобой откровенен. Не умею шушукать за спиной. Не обессудь, не для себя стараюсь.

Йешуа вышел на дорогу, огибающую плешивый холм и побитую копытами лошадей и колесами повозок. Ступил в пыль, обходя выбоины и камни. Сзади землю приминали ноги спутников. Йешуа не сразу ответил Иуде. Прежде прошли десятка два шагов. Они отдавались в голове Иуды монотонным шумом, вынудившим сдавить скулы. Лишь затем раздалось:

– Твое место никто не займет, Иуда. Оно единственное, – сказал Йешуа, – как у каждого из моих спутников.

– Я о Марии, – сконфуженно почесал грудь Иуда.

– И я о ней, – проговорил Йешуа и ускорил шаг.

Иуда поперхнулся, отстал, пропуская вперед других и хмуро провожая спину Йешуа. Мария прошла мимо, Симон Петр, наклонившись, что-то говорил ей на ухо. Иуда сузил глаза, еще Симон Петр путается под ногами, прищелкнул бы, чтоб на душе стало легче.

Вечером добрались до реки. Пологий берег стелился ковром из мягкой травы, образуя небольшую лужайку. Волна, набегая, облизывала песчаную кромку. Справа и слева земля уходила на взгорья, удерживая здесь, как в ладонях, мягкий шелест волны. На ночь расположились у воды. Спутники Йешуа, утомленные жарой, начали с удовольствием смывать с себя пыль и усталость.

Солнце опустилось к горизонту, когда Йешуа прошел вдоль берега, скинул одежду и с головой окунулся в воду. Удовлетворенно пофыркивая, сделал несколько гребков, проплыв по течению. Мария по берегу догнала его и, когда он уперся ногами в дно, вошла в темную волну, ему навстречу. Он ладонями пригладил волосы и бороду, приблизился, посмотрел ей в глаза и неожиданно произнес:

– Жаль Иуду.

– Нисколько, – не отрывая глаз от его лица, отозвалась Мария. – Напротив, мне кажется, его надо опасаться. Последнее время я всегда испытываю беспокойство, когда он подходит к тебе. Чувствую, за пазухой у него камень.

– Успокойся. Мой черед еще не настал. – Взял за плечи и легонько встряхнул ее.

– Тебе известно, когда он наступит? Мне тревожно, Йешуа.

Йешуа улыбнулся, грусть пробежала по лицу, провел пальцами по щекам Марии, убрал за уши ее волосы, обнял за плечи. Она ощутила, как по телу пошло тепло.

– Ты не ответил мне, – сказала тихо.

Он помолчал, чуть отстранился, проговорил:

– Каждому отмерен его путь. Никто не пройдет больше и никто не пройдет меньше, но каждый должен пройти до конца, каким бы трудным путь не был и какой бы не ждал конец.

– Этому меня учили в храме. Ты знаешь истины, какие предназначены для ушей жрецов. Но ведь ты никогда не был жрецом. Где же постигал науки Богов Египта?

– Жрецом не был, – подтвердил Йешуа. – Но обучался в Египте, Греции, Сирии и Риме. Был в храмах и видел, как замкнуты и чванливы хранители тайн, и понял, что истина не в тайне. Учение Бога для всех, а не для одних жрецов. Жрецы уйдут вместе с верой в своих Богов, и путь к Единственному Богу откроется для всех. Я постигал языки народов, чтобы понять силу слова в каждой земле. Ведь слово может быть разным, может вести к истине, а может уводить от нее. Когда я смотрел на величественные храмы Египта, Греции, Рима, меня тяготила мысль, что египетские фараоны, цари Греции и правители Рима, возводя храмы в честь Богов, прежде всего стремились возвеличить свои имена. – Йешуа за руку потянул Марию из воды.

Она вышла на берег и пояснила:

– Это справедливо, поскольку фараоны и цари – воплощения Богов на земле. А люди так устроены, что, принося жертвы Богам, думают о себе.

– Все так, – кивнул Йешуа. – Однако стремление сравняться с Богами не сделало их Богами. – Он подхватил с земли одежду.

Его тело было худощавым, стройным и красивым. Мария смотрела на него и в сумерках видела, как по выпирающим тугим мышцам спины катились вниз капли воды. Ощущала, как с ее мокрой одежды, прилипшей к телу, такие же капли катились по ее ногам. Проговорила:

– В храме Хатхор во время праздника в честь Богини божественная сила Хека помогала жрицам исцелять людей. В иное время жрицы Ур-т Хекау не имели права говорить с людьми. К ним было запрещено приближаться. Они должны были общаться только с Богами и равными себе. Я была прилежной жрицей, пока однажды фараон не захотел взять меня в наложницы. Я поняла, что он подвержен обыкновенным человеческим слабостям, что он не Бог. И тогда я убежала из храма. В дороге мне помог укрыться от погони добрый грек, купец, узнав, что я наполовину гречанка. С ним я побывала во многих землях, пока не очутилась в Греции, о которой мне в детстве много рассказывала мать. Очень быстро я уяснила, что должна освоить новую науку: жить, как все. И я стала учиться вновь. Однако жить, как все, я не смогла. Узнав больше о Богах Греции, я пошла в храм, полагая, что найду ответы на многие вопросы. Но ошиблась. Боги Греции, как и Боги Египта, не любят, когда им задаешь много вопросов. И тогда я покинула Грецию, чтобы искать ответы у других Богов. Но Юпитер, Марс, Диана, Венера, Бахус римлян мало чем отличались от Зевса, Ареса, Артемиды, Афродиты и Диониса греков. Потом были Александрия, Галилея, Иудея. Но только теперь я понимаю, что все время искала дорогу к тебе. – Мария вздохнула, тревожно прижалась к плечу Йешуа. – Я боюсь потерять тебя, Йешуа, – прошептала негромко, – хочу от тебя сына.

Солнце уходило стремительно, темнота быстро подбиралась к людям.

Пальцы Йешуа крепко, до боли сжали руку Марии. Глаза смотрели в глаза. Не было видно движения губ, но они произнесли:

– Тебе этого никогда не простят. Назовут шлюхой. Правда и ложь сплетутся, и пройдут тысячи лет, пока у людей наступит прозрение.

Мария не чувствовала своего тела, не слышала собственного дыхания, осознавая, что сейчас Йешуа приоткрывал ей будущее. Когда он умолк, она обронила:

– Пускай будет как будет.

Йешуа снова обнял ее плечи и повел вдоль берега.

Ночь, плеск волны, мокрые тела.

Из полумглы, привстав с подстилки на колени, сильно сузив глаза, неотступно следил за их силуэтами Иуда Иш-Кериййот. А у него за спиной сгустком тьмы возник Прондопул.