Глава двадцать четвертая

Среди червей

Пантарчук все-таки выбрал время, отбросил дела и отправился на улицу Шестипалого. Водитель и охранник, подъезжая к ней, все более напрягались и неестественно сковывались.

Улица оказалась забитой транспортом, некуда припарковаться. Людей на тротуарах – как на Пекинском рынке. Приткнули автомобиль в единственном тесном разрыве между машинами. Оказалось, там же, где прошлый раз.

Не успели оглядеться, как у автомобиля вырос парень в странной трехцветной униформе. Стукнул костяшками пальцев в стекло водительской дверцы, помахал отрывным талоном для оплаты парковочного места.

Водитель заворчал, опустил стекло, полез за кошельком. Но когда услыхал, что стоимость получасовой парковки стоит десять тысяч рублей, огорошенно широко раззявил рот и глаза. Сказать ничего не смог, подумал лишь, что у этого типа не все в порядке с головой.

А тот подождал, потом невозмутимо убрал билет и потребовал освободить место. Заметил, однако, что на соседней парковке оплата за полчаса двадцать тысяч.

Водитель, схватившись было за ключ зажигания, ошалел еще больше, будто сел в лужу. Язык присох к нёбу, в перепонках зазвенело. Дурдом, не иначе. В прошлый раз, ночью, ни копья не брали, а сейчас нарисовался этот трехцветный.

Тот подтвердил, да, за ночную парковку хозяин запретил брать плату, а за дневную установил самую дешевую на улице. Хозяин все делает для людей. И своих работников, кстати, не обижает, платит хорошо. Парковщикам, например, триста тысяч в месяц, как с куста.

У водителя вытянулось лицо, он проглотил слюну и оглянулся на Пантарчука. Тот опустил затемненное стекло.

Человек в униформе заглянул в салон и засуетился, схватился за ручку, распахнул дверцу для Петра:

– Петр Петрович, это вы, простите, не узнал вашу машину, я всего второй день у вас работаю!

Водитель и охранник переглянулись, ничего не понимая. Притихли. Видимо, чудеса прошлой поездки начинали повторяться снова.

Петр насупился, подавил внутренний взрыв, заставляя себя ничему не удивляться. Человек в униформе услужливо, расталкивая толпу, проводил его до ресторана. Охрана у двери расступилась и мгновенно возникла директриса в строгом светлом костюме. В зале снова негде было упасть яблоку. Набежали официанты, расставляя блюда на заказном столике. Директриса хлопотливо усадила Петра и незаметно испарилась.

Пантарчук терпеливо наблюдал за происходящим в ресторане. Перед ним мелькали улыбчивые лица посетителей. Все, словно сговорившись, торопились засвидетельствовать свое почтение. Никого из них Петр не знал и потому медленно раздражался, отвечая короткими кивками.

Он приехал сегодня, чтобы окончательно поставить точки над «Ь>, не сомневался, что увидит Прондопула. И оказалось, не ошибся. Когда посетители отступили и исчезли официанты, сзади над затылком разнеслось:

– Приятного аппетита, Петр Петрович.

Повернул голову – никого, недовольно хмыкнул и тут же увидал архидема на стуле по другую сторону стола. Был тот в своем безупречном костюме, с галстуком-бабочкой и кончиком платка, выглядывающим из кармана.

– Не хотел бы снова с вами встречаться, – проговорил Петр, – но мне нужно покончить со всеми непонятками.

– Я знал, что вы будете нуждаться во мне, – прозвучал голос Прондопула, хотя губы даже не раскрылись.

Пантарчук неприятно поежился, чего-чего, а нуждаться в архидеме он совсем не хотел и лишь из вежливости спросил, что тому заказать.

– У меня нет времени на еду, – ответил Прондопул, обволакивая Петра расплывчатым взглядом. – Я прибыл потому, что не понимаю вас.

Петр оторвал локти от столешницы, машинально ослабил узел фиолетового галстука на горле, расстегнул верхнюю пуговицу сиреневой рубахи, пробасил недовольно:

– Меня не нужно понимать! Это вы ответьте мне…

Прондопул пошевелил пальцами правой руки, и Петр ощутил, как холодная ладонь прижалась к его губам. И начала сжимать скулы, не давая говорить. Вместе с тем Петр видел, что обе ладони архидема лежали на белой скатерти столика, не двигались. Ненормальное состояние, когда рука зажимала рот и одновременно лежала на столешнице, продолжалось целую минуту.

Пантарчук навалился на стол и потянулся к Прондопулу, но наткнулся на невидимое глазу препятствие, через которое не в состоянии был пробиться. Стукнул по нему кулаком, ощутил боль в костяшках, как от удара по металлу. Заурчал, мотнул головой, пытаясь сбросить с лица ладонь, и поймал спокойный голос архидема:

– Что вам нужно от жизни, Петр Петрович? – Ладонь с лица Петра убралась. – Чего вам не хватает?

Пантарчук свел брови: на идиотский вопрос отвечать бессмысленно. Он пришел сюда не философствовать. Хватает, не хватает, какая разница. Даже если не хватает чего-то, это никого не касается. По большому счету, человеку нужно не так много.

– Вы заблуждаетесь, – в ответ на его мысли неприятно черство произнес Прондопул, – человек жаден, всегда рассчитывает хапнуть больше, чем ему дается.

Петр усмехнулся, хотел возразить, но архидем мгновенно превратил его усмешку в жалкую гримасу, перекосив лицо судорогой. Горло захлестнуло петлей, перехватило дыхание. Отсекло желание возражать. Слова застряли в горле. Он вытянул шею, побагровел, глаза налились кровью. Но тут же все прекратилось. Петр облегченно вдохнул, расслабил мускулы.

– Однако вы – личность странная, – продолжил как ни в чем не бывало Прондопул. – Я дал вам все, гораздо больше, чем вы способны достигнуть: много ресторанов, много денег, но не увидел логики в ваших действиях. Что вам не понравилось? Власть денег безгранична, она ломает людей, государства, планету. Если б я отдал другим, вы думаете, они отказались бы? Стоило лишь небольшую горстку денег бросить на их счета в банках, как все проглотили, никто не вернул, – архидем был неподвижен, точно каменное изваяние с застывшей мимикой лица, только губы едва шевелились и звук его голоса заполнял мозг.

Петр оторвал спину от спинки стула, завозился и, как тяжелые чугунные ядра, стал выкатывать из себя слова в вязкий маслянистый воздух:

– Значит, это ваши проделки. Хотели вызвать во мне жадность? Но дармовые деньги не приносят настоящего удовольствия. К слову, мой главный бухгалтер вернула их.

Размытый взгляд архидема потянул Пантарчука в пропасть:

– Она обманула вас, Петр Петрович. Поступила точно так же, как все. – Глаза Прондопула превратились в черные пятна, а пронизывающий тон обдал промозглой сыростью. – Дармовые деньги намного приятнее, их не жалко выбрасывать на ветер.

Петр был в замешательстве, новость ошарашила и покоробила, он не мог поверить. Тем не менее преодолел досаду, оторвался от парализующих глаз архидема. Нахмурился, пробурчал, защищаясь:

– Каждый проживает жизнь по-своему.

– Плох тот червь, который не хочет добраться до вершины навозной кучи. Разве это не то единственное, ради чего стоит жить? – Взгляд Прондопула снова вошел в Петра, как нож в масло. По телу прошла испарина, язык примерз к нёбу. И все же Пантарчук, противясь, попытался подняться на ноги. Однако архидем погасил сопротивление, пригвоздил к сидению, продолжил: – Вы должны были стать примером для аномального явления возле вас, показать притягательную силу власти, но вы не выдержали испытания, оказались жалким неспособным червем! – Голос Прондопула прозвучал, как шум камнепада в пропасти. – Таким же, как эти, – архидем показал на блюда с пищей, стоявшие перед Пантарчуком.

Петр опустил глаза и обомлел: вместо пищи увидал живые сгустки расползающихся по столешнице червей. Резко отодвинулся от стола и не увидел по другую сторону архидема: тот исчез. Налился яростью, жилы на шее вздулись, его бас волной пронесся по залу. Мгновенно появилась директриса с официантом. Петр разъяренно привстал со стула и заметил, как их лица начали искажаться, а тела приобретать формы червей. Два огромных круглых червя вертикально вытянулись, потом рухнули вниз и поползли прочь. Пантарчук ошалело отскочил. И тут же у него на глазах посетители ресторана один за другим стали превращаться в больших жирных червей и елозить по полу.

Петр с отвращением выругался, кинулся к двери, брезгливо обходя крупные клубки и на ходу обнаруживая, что стены ресторана буквально кишат мелкими червями. Выбежал на крыльцо, а оно вздулось и поплыло под ним живой массой. Прыгнул на тротуар, а там вместо асфальта живой ковер из червей. Изрыгая проклятья, он плевался и зло давил их, видя, как стены зданий шевелились и оползали червивыми ручьями.

Двумя встречными потоками червей кишела дорога. Ни одного автомобиля на ней, кроме машины Петра, одиноко торчавшей на прежнем месте. Водитель с охранником отбивались от червей, срывали с обуви, одежды, вышвыривали из карманов.

Улица превратилась в громадный желоб, по нему ползли и ползли черви.

Петр дико, до рези в глазах, с дрожью в теле смотрел на все. Мысль о Прондопуле не покидала, искал его взглядом и не находил. Зажмурился, яростно сдавил скулы.

А когда веки разжал, увидел, что стоит на улице Клары Цеткин. И – никаких червей. Лишь торопливо двигались немногие прохожие и медленно ехали редкие машины.

На обочине у автомобиля тупо глазели друг на друга водитель с охранником. Потом водитель протер глаза и остановил прохожего:

– Парень, куда подевались черви? Ты же видел их.

– Дело к вечеру. Скоро солнце зайдет, – серьезно ответил тот, обтирая ладонями красные потертые джинсы.

– Да нет, ты не понял, я про червей!

– В гости надо ходить по ночам, – глянул доверительно парень и хитро хихикнул.

Водитель украдкой огляделся, буркнул самому себе:

– Вот попали к черту на праздник.

– У меня нет часов, – показал запястье парень. – Приходите в полночь.

Водитель вздрогнул и растерянно посторонился:

– Нет уж, избавь, приятель.

– Будут все, приносите свой кофе, – сказал тот и отправился дальше не оборачиваясь.

– Я по ночам кофе не пью, – посмотрел ему в спину водитель и метнулся к идущей женщине, одетой в длинное и широкое цветное платье. – Вы не подскажете? – но договорить не успел.

Женщина рассерженно брызнула слюной ему в лицо, яростно жестикулируя и притопывая:

– Ну, конечно, я подскажу, я видела! Он свернул за угол! – И прошагала мимо, цокая подбитыми каблуками.

Водитель ошеломленно вытер лицо и неожиданно для себя выдал:

– День сегодня хороший, плюнуть бы кому-нибудь в морду!

Она приостановилась, оглянулась:

– Не высовывайся из форточки, оно прилетит.

Он отмахнулся и скривился:

– Начхать! – И тут ему на голову что-то шмякнулось. Поднял глаза – над головой десяток ворон. И снова шлепнулось на лоб. Он провел рукой – воронье дерьмо. Негодуя, вытер носовым платком.

Петр, мрачный и замороченный, недовольный результатами поездки, молча забрался в салон. Охранник захлопнул за ним дверцу и сильно ткнул водителя в бок. Оба торопливо запрыгнули в машину. Мотор взревел, но автомобиль остался стоять на месте. У водителя испарина пробежала по спине, дико выдохнул:

– Колеса сперли! – и вывалился из салона.

Однако все было на месте. Охранник глухо усмехнулся:

– Скорость не включил.

Назад ехали в глубокой задумчивости. Душу каждого давило неприятным осадком.

Пантарчук распорядился ехать в полицию к Грушинину. Злость не проходила. Доводила до икоты.

В длинном сизого тона коридоре, у коричневой двери в кабинет Константина, к удивлению, увидал Василия. Тот сидел одиноко на черном металлическом стуле, смотрел в пол. Белая рубашка с коротким рукавом, темно-коричневые брюки с выраженной стрелкой, лаковые туфли. Петр громко спросил:

– Ты что тут сидишь?

– Жду, – вздрогнул Василий и оторвался от сиденья.

– Кого?

– Вас. Грушинин попросил подождать, – кивнул на дверь.

– Я ведь мог не приехать сюда.

– Но вы приехали.

Все было странно. Пантарчук хмыкнул и насупился, он уже не удивлялся. Заморочки Прондопула сидели как кость в горле. Мотнул головой, и у затылка уловил противный смешок. Но не отреагировал, знал, оборачиваться бессмысленно. Вошел в кабинет к Грушинину.

Константин дернулся, будто ужалила пчела, и вскочил на ноги:

– Ну?

– Был на улице Шестипалого, – сказал Петр.

– Ну? – Пригнул шею.

– Видел Прондопула. – Неприятная дрожь кольнула иголками.

– Ну? – Повысил голос.

– Поговорили, – сердито нахохлился Пантарчук.

– Очень хорошо. – Грушинин вымахнул из-за стола. – Едем в Лабораторию сейчас же! У меня появились новые вопросы к архидему.

– Может, отложить на завтра? – нетвердо предложил Петр. – Что-то сегодня слишком рано смеркается, – показал на окно.

– Неотложные дела не откладываются на завтра! – отрезал Грушинин с той же горячностью, какую проявлял недавно, организуя задержание Вяземского и Зовалевской. – Едем!

Пантарчук, не спрашивая больше ни о чем, развернулся к двери.