Утро было пасмурным.
Натянув джинсы, кроссовки и светло-желтую майку, Зовалевская отправилась к дому, где снимали квартиру Ромб и Хвост.
Серый асфальт улиц, серая дымка в небе и серые невзрачные тени домов не прибавляли настроения.
Ехала молчком, задумалась. Сворачивая с улицы во двор, едва не наехала на старуху в темной кофте и куцем головном уборе. Резко вывернула руль, затормозила. Старуха посмотрела свирепо, погрозила кулаком, сердито пригнулась и торопливо суматошно шагнула к тротуару. Зашаркала по нему подошвами, локтями расталкивая людей.
Девушка въехала в запущенный двор, припарковалась у подъезда, сквозь лобовое стекло глянула на окна и открыла дверцу.
В мрачном подъезде подошла к потертой двери, тихо прислушалась и громко отрывисто постучала. Ждала долго. Наконец щелкнул замок, проскрипели петли. В щель просунулось недовольное женское потасканное лицо. Глянуло сонно, прожужжало:
– Чего надо?
Зовалевская, не отвечая, носком кроссовки толкнула полотно двери. От удара дверью лицо исказилось от боли, взвизгнуло, отшатнулось. Зовалевская шагнула через порог и увидала голую девицу с обвислыми формами. В нос ударил устойчивый запах перегара и пота. Зовалевская поморщилась.
Из комнаты донеслось мужское бухтение. Она прошла туда. Ромб и Хвост лежали на раздвинутом диване. Увидав ее, изумленно раскрыли рты от неожиданности. Потерли глаза. Сон исчез мгновенно. Тела напружинились, приняли сидячее положение.
Голая девица, почуяв соперницу, юркнула мимо Зовалевской к дивану и вклинилась между подельниками.
Хвост первым пришел в себя. Загоготал. Но наткнулся на глаза Зовалевской, оборвал смех, притих и обмяк.
Она покривила губы, щелкнула застаревшими крашеными шпингалетами окна, распахнула створки, впуская свежий воздух.
Ромб неестественно оживился. Столкнул с дивана голую девицу и вытолкал ее на лестничную площадку, не обращая внимания на визг. Потом облизнулся и по-кошачьи двинулся к Зовалевской. Но и он споткнулся о ее взгляд и бочком прибился к стене со старыми выцветшими обоями.
Девушка подхватила с пола одежду приятелей, бросила им:
– Одевайтесь! Приглашаю перекусить! – Она ощущала, как из нее перла необъяснимая сила, принуждая подельников подчиняться.
Серое утро начинало разгуливаться. Подул слабый ветер.
Полутемный подъезд остался за спиной.
Ромб и Хвост гуськом прошлепали к машине, послушно влезли в салон. Зовалевская села за руль, тронула авто.
Через десять минут оказались на грязной улочке с редкими табличками на домах. Зовалевская остановилась у дома под номером шесть. С торца висела невзрачная вывеска: «Забегаловка», а под нею – узкая металлическая не первой свежести дверь с болтающейся ручкой. Через эту дверь вошли в небольшой, но блистающий удивительной чистотой и светом зал. Пол под ногами был в розовой плитке, стены – в картинах, потолок – в росписях и лепнине. Вдоль стен прямоугольные столики с белыми скатерками, стулья в розово-белых чехлах с бантами.
За столиками сидели завсегдатаи, потягивали пиво и вино. Один столик свободен. Навстречу выбежал прыткий, с родинками на носу и верхней губе официант. Услужливо изгибаясь, проводил к этому столику:
– Мы всегда рады новым посетителям, особенно ранним. Ранних первых посетителей кормим бесплатно. – Он выдвинул стул для Зовалевской.
Та села. Ромб и Хвост плюхнулись напротив.
На поворот головы Хвоста в сторону завсегдатаев официант говорливо сообщил, что люди сидели всю ночь и сейчас разойдутся. И следом, как по команде, посетители подскочили с мест, швырнули деньги на столики и, опережая друг друга, кинулись к дверям.
Ромб издал глухое мычание, туго осмысливая происходящее. Однако его мозг четко воспринял возможность покормиться задарма.
Официант улыбался всеми клеточками лица. Ромб не успел еще сделать заказ, как столик в одно мгновение покрылся блюдами. И выпивки – сколько душе угодно.
Не раздумывая, подельники, как с голодного края, набросились на все сразу.
Хвост, поедая кушанья, жадно спросил:
– С собой прихватить можно?
– Нет, только тут, – щерясь во весь рот, сверкнул зубами официант.
– Тогда наливай себе.
К удивлению приятелей официант не отказался, налил полную рюмку, выдохнул воздух и одним махом опорожнил. Потом налил вторую, третью и четвертую. Хвост вытаращил глаза, видя, как бутылка водки опустела. Ладонь официанта потянулась за второй. Но Хвост резко придвинул ее к себе:
– Хватит! Разошелся на дармовщинку! Не свое не тронь! – И присосался к горлышку. Лил, не глотая, пока не показалось дно бутылки. Потом подцепил вилкой большой кусок мяса, отправил в рот.
Официант, не пьянея, волчком крутился возле столика, поднося вино и кушанья. Зовалевская не встревала. Все шло по плану. Зеленый змий был первоклассным снадобьем. Мозги парней начинали слабнуть. Однако не так быстро, как хотелось бы. Крепкими оказались подельники, не валились с ног.
Девушка глянула на официанта. Тот подчинился взгляду: на столе вмиг появился графин со спиртом. Собутыльники вцепились в него. Пили жадно, почти не закусывали. И в конце концов уронили головы на столешницу, громко засопели.
Из боковой двери выступил Вяземский в джинсах и джинсовой рубахе. За волосы оторвал головы подельников от крышки стола, оценивающе глянул в пьяные лица, остался довольным.
Из той же двери появились рабочие в халатах, подхватили собутыльников и исчезли с ними в глубине зала.
И зал вдруг как в воду канул. Возникло просторное помещение, где Вяземский и Зовалевская жались к стене, а посередине с каменным лицом сидел на высоком черном стуле архидем Прондопул. Перед ним в больших черных креслах возились обнаженные Ромб и Хвост.
Вениамин шепнул девушке, что архидем ею доволен, но она не разумела, как Вяземский мог понять это по непроницаемому лицу Прондопула.
Внутренний толчок оторвал ее от стены и заставил выскользнуть за дверь. Она промчалась по длинному узкому коридору и через обшарпанный подъезд выскочила на улицу. Завернула за угол, юркнула в машину, из салона позвонила по сотовому.
Отозвался бубнящий голос Блохина, сообщил, что вместе с Саранчаевым они торчат на стреме у кафе «Анастасия», караулят Шахматиста и Брюнетова.
Девушка минуту подумала, сжала губы и завела мотор.
Кафе находилось на центральном проспекте города, занимало часть первого этажа жилого дома. Броско оформлено снаружи: яркая вывеска в бордово-золотистых тонах, красочный вход в красно-бежевых колерах, стены в коричнево-бежевой плитке, тротуар перед входом ковровый, из разноцветной кладки.
Блохин аккуратно высовывался из-за двери соседнего магазина, а Саранчаев нетерпеливо топтался у него за спиной.
Наметанным взглядом Зовалевская охватила улицу, тротуар, дом, вход в кафе, в магазин, в салон красоты. Припарковала машину против кафе, открыла дверцу. Но прежде чем выбраться наружу, взглядом отпустила Блохина и Саранчаева.
Те выскользнули из магазина и мгновенно исчезли за углом дома.
Когда девушка вошла в кафе, Шахматист с Брюнетовым сидели боком к двери, сосали пиво. Мрачный взгляд Шахматиста исподлобья бегло скользнул по ней. Брюнетов хищно скривился. Оба напряглись, вспомнив унижение и жалкое состояние, в каком недавно побывали из-за нее. Из Брюнетова отрыжкой вышла тоска по откушенному кончику языка. Он вырвал бы у Зовалевской сердце в отмщение за свою шепелявость. Шахматиста, как побитого пса, пригнула к столу икота отвращения к себе.
Девушка приблизилась. Ее взгляд поднял волосы на их затылках. Шахматист мрачно осклабился. Он не умел улыбаться: изобразил на лице скисшую гримасу. Ковырнул вилкой картошку на блюде:
– Не случайно забрела.
– Заключить перемирие, – сказала она примирительно. И тут же с ходу повела короткую игру: – У Вяземского предложение Максиму. Он готов передать разработку по тринадцатому Номеру в обмен на… – сделала паузу. – Впрочем, условия обмена Вяземский сам будет обговаривать с Максимом. Он согласен на встречу. Сообщи Максиму.
– С чего бы вдруг? – мрачно усмехнулся Шахматист, но взгляд был внимательным.
– Глуп ты, Шахматист, если надеешься получить ответ. – Вновь сделала паузу. – Я сказала все, что мне поручено. – Медленно развернулась к двери. И в ту же секунду зазвонил ее телефон. Игра продолжалась: звонок был ложным. Сделала вид, что говорит с Вяземским. Отошла от стола, спиной ощущая, как Шахматист и Брюнетов навострили уши. Послала к ним отдельные нужные фразы:
– Да, Вениамин… Четырнадцатый и пятнадцатый… Уникальная пара… Поняла… Поняла… Сделаю… Прослежу… Не спущу глаз… – Крутила головой, кивала, будто выслушивала что-то, и закончила блуждающей улыбкой на лице, какие появляются у людей, получивших хорошую новость. Закурила сигарету, вдохнула в себя дым с удовольствием, словно ничего лучшего никогда не пробовала.
Шахматист и Брюнетов переглянулись, они ломали головы над тем, что долетело до ушей и что значила странная улыбка Зовалевской.
А та махнула рукой на прощание и быстро покинула кафе.