Глава четырнадцатая

Посвящение

Зовалевская проспала до раннего утра. Раскрыв глаза, увидала на передних сиденьях авто спящих Блохина и Саранчаева. Они посапывали, склонив головы на грудь. Сквозь стекла маячил незнакомый двор с тусклыми стенами домов. У подъездов – автомобили, в тупике – мусорные ящики, и – ни души вокруг.

Жильцы домов лишь начинали просыпаться, открывать глаза, сонно потягиваться, вылезать из-под одеял и вяло шлепать по полу в ванные и туалетные комнаты. Зовалевская хорошо выспалась, хотя никогда не любила спать в машине. В памяти стали восстанавливаться прошедшие события, высветились лица. Она пошарила руками вокруг себя в поисках сумочки. Но не обнаружила. Разбудила Блохина и Саранчаева.

Те завозились, закряхтели, оглядываясь на девушку. Блохин безмолвно повернул ключ в замке зажигания. И покатил со двора к центральному проспекту города. Зовалевской нравилось утро с прохладными лучами солнца. Она опустила стекло, подставила ладонь под потоки воздуха. Саранчаев опасливо дернулся: не нарваться бы по пути на засаду, через открытое стекло прикончить могут за милую душу. Но она наверняка знала, что этого не произойдет, цель у Максима была иная.

Машина стремительно летела по безлюдным улицам, Блохин даже на светофорах не притормаживал. Вскоре подрулил к дому, где обитал Вениамин Вяземский. Саранчаев метнулся открывать дверцу автомобиля для Зовалевской. Распахнул, встретил липким взглядом ее стройные красивые ноги, жадно облизнулся. Она легко выпорхнула наружу. Втроем шагнули в подъезд, поднялись по серым бетонным ступеням на этаж, и Блохин коротким тупым пальцем надавил на белую кнопку звонка.

Дверь раскрылась сразу. В проеме возник Вениамин в однотонном синем халате с длинными широкими рукавами, точно только и ждал, когда засвиристит звонок. Блохин отступил на шаг, пропуская Зовалевскую. Вяземский оперся левой рукой о косяк. Девушка юркнула под его руку, а Блохин и Саранчаев, не говоря ни слова, немедля развернулись и потопали вниз.

Вениамин закрыл дверь, пытливо вгляделся в лицо девушки и лишь потом жестом отправил под душ. Она здесь же в прихожей сбросила с себя одежду, сунула ноги в красные тапочки, шмыгнула в ванную под струи воды. Плескалась недолго. После чего накинула на плечи короткое цветное полотенце и заскользила мягкими тапочками по узорчатому полу в кухню. Уловила запах кофе, приготовленного Вяземским. Выпила чашечку и стала рассказывать, что произошло. Вениамин молча наблюдал за выражением ее лица:

– Шахматист?.. Брюнетов?.. Максим?.. – повторил, когда она затихла, и недовольно сжал зубы: видно, не случайно паршиво сегодня ночь провел. Измотали дурацкие мысли, безудержно лезли в голову. Ворочался, заснуть толком не мог. Скверное предчувствие мурыжило до утра, и вот оправдалось. Задумчиво произнес: – Стало быть, Максим появился в городе… Ты запомнила, где они держали тебя?

– Нет, – досадливо крутнула головой девушка, начиная осознавать, что Максим и Вениамин знают друг друга. – Спроси у Блохина и Саранчаева. Они от моего дома висели на хвосте у Шахматиста и Брюнетова. Пока Шахматист не облапошил этих придурков. Накрыл, как дебилоидов. Вот не думала, что эти козлы успешно деградируют. Теперь морды прячут. А кто такой этот Максим, откуда он взялся?

Вяземский как-то странно вскинулся, зло измял гримасой лицо, ответил невпопад:

– Максим просто так не появляется.

Она вспомнила, как покрывалось мурашками ее тело от вопросов и взгляда Максима, и потому искаженное лицо Вениамина сейчас не удивило. Но все-таки ждала ответа на вопрос.

И Вяземский резко вложил его в одно слово:

– Враг!

С одной стороны, это слово емко вбирало в себя все, но, с другой стороны, ничего конкретно Зовалевской не объясняло. Она не сомневалась, что у Вениамина много врагов. По ее убеждению жизнь без врагов бессмысленна, поэтому одним больше, одним меньше, какая разница.

Но Вяземский словно заглянул в извилины ее мозга, жестко перервал ход мыслей:

– Ты не понимаешь! Он враг по жизни!

Она действительно не поняла:

– Чего он хочет?

– Доказать, что он лучше меня!

– Кому?

– Всегда есть кому доказывать.

– Зачем?

– Чтобы уничтожить меня.

– Но почему?

– Потому что он не лучше меня.

Зовалевская стащила с плеч на колени полотенце, ей вдруг стало душно. Вениамин усмехнулся:

– Поймешь, когда настанет твой черед.

Она не любила загадок, они всегда вызывали колики в животе и приступы тошноты. Головоломки хороши на отдыхе, но когда идешь по краю, лучше, если их нет. Толкаться в очереди за разгадкой не ее конек. Досадливо буркнула Вениамину и сбросила полотенце с колен на пол.

Вяземский недовольно насупился:

– Вся наша жизнь стояние в очереди.

– В очереди за чем?

Вениамин туже затянул узел на халате:

– За успехом. Всегда есть тот, кто рвется утащить его прямо из-под твоего носа, лезет без очереди, выхватывает из рук. Но более опасны те, которые норовят взгромоздиться тебе на шею и прикарманить чужую удачу. Проявишь слабину, будешь тащить их, пока сам копыта не отбросишь.

– Значит, Максим это тот, кто ломится без очереди? – спросила девушка.

– Гораздо хуже, – отчеканил Вениамин. – Он из тех, кто норовит вырвать успех из рук, одновременно взгромоздиться на шею и свесить ноги. Ты могла бы сама понять его.

Она зябко поежилась, по позвонкам сыпануло холодком:

– Откуда ему известно о нашей работе? Откуда он знает о тринадцатом Номере?

– Его надо остановить! – не отвечая на вопрос, жестко выдохнул Вениамин. – Я бы с удовольствием отправил его в Лабораторию с номерком на ноге. Но до сих пор мне это не удавалось.

Зовалевская встрепенулась, глаза вспыхнули, будто увидели, как Максиму присвоили четырнадцатый номер, а она со своими подручными выбросила его из машины в кювет у дороги. Импульсивно подалась к Вяземскому, радостным возгласом поддерживая его желание. Тот усмехнулся, если бы это от него зависело, однако увы. Однако Вяземский оценил порыв девушки.

– Не все так просто, – сказал он. – Ты ведь тоже до сих пор понять не можешь, как тебе удалось выпутаться.

Действительно, ее мозг упорно точил этот надоедливый вопрос. Но в голове происходило короткое затмение вместо ответа. Вениамин встал перед девушкой, покачался на ногах, удовлетворенно рассматривая красивое голое тело, и по слогам произнес:

– Тебе помог архидемон Прондопул.

– Но я не видела его, – воскликнула она, выпрямляясь на стуле и подаваясь грудью вперед. – Прондопула не было.

– Ему не обязательно быть там, где он присутствует! – хлестко, словно влепил пощечину, с металлом в голосе отрубил Вениамин. – Ты знаешь это.

– Да, – торопливо подтвердила она.

– Тогда в чем дело?

– Я поняла, – кивнула Зовалевская, подхватила с пола полотенце и скомкала в руках.

Вяземский открыл окно. Блохин и Саранчаев переминались у подъезда. На оклик послушно метнулись наверх. Вениамин разложил на столе карту города, потребовал показать улицу и дом, где их застукал Шахматист с Брюнетовым.

Напарники уткнулись носами в карту, долго тупо, не отрываясь, глядели, моргали, кряхтели и не могли ничего показать. Блохин ломал губы, потел, откашливался, пытался что-то выговорить, но только мычал и невнятно бубнил себе под нос. Саранчаев украдкой косился на красивое голое тело девушки, слюни текли, мозги съехали набекрень, насквозь пробирала дрожь от вида обнаженной красавицы. Блохин наконец оторвался от карты и, сконфуженно давясь, пробурчал:

– Мы в этих картах ни бум-бум, мы так отыщем. – И бездумно уставился в одну точку.

Вениамин свернул карту в рулон.

А через десять минут Блохин с Саранчаевым, как на иголках, крутились на заднем сиденье в машине Вяземского и, перебивая друг друга, указывали направления, куда следовало ехать. Каждый настаивал на своем. Спорили чуть не до драки, зеленели от натуги, брызгали друг в друга слюной.

Два часа мотались по городу как неприкаянные, исколесили множество улиц, кружили во дворах между домами, но все осталось на точке замерзания. Куда ни совались, улицы были не теми, дома – другими, а мозги проваливались в глухую пустоту.

В конце концов Блохин сдался, беспомощно развел руками. Ничего восстановить в памяти не мог. Сколько не выскребал из извилин, не выцарапывал – все был сизифов труд. Саранчаев пытался еще некоторое время хорохориться, тыкал пальцами то в одну, то в другую сторону, но тоже скоро скис и обмяк. Потупились.

Бяземский рассердился, надавил на тормоза. Разъяренно расширил ноздри, глядя сквозь лобовое стекло. Бесило все: и глупость подручных Зовалевской, и вялая суета на автобусных остановках, и торопливая толкотня у дверей супермаркетов, и бестолковое движение на тротуарах, и беспрерывное мелькание авто на дороге, и тесноватая под мышками черная летняя куртка.

Вдруг взгляд Вениамина споткнулся. Впереди, метрах в двадцати, припарковался автомобиль, и из него вынырнули Максим и Шахматист. Направились в магазин. Вяземский мгновенно изменился в лице, вытянулся в струну и, не оборачиваясь к подручным Зовалевской, скомандовал:

– Видели Максима? Удача сама – вам в руки! Хватайте любое авто и – за ним, на этот раз адрес записывайте на корочку без помарок, иначе выпотрошу вас, как баранов для шашлыка!

Блохин и Саранчаев стремительно вывалились на две стороны, а Вениамин газанул, и машина ушла в переулок.

Зовалевская, оставшись в квартире Вяземского, нырнула в его кремовую спальню и с удовольствием раскидала красивое тело на мягкой широкой кровати Вениамина. Теперь предыдущая ночь в машине казалась кошмаром. Сознание плавало в полудреме, веки начинали закрываться, мысли запутываться в бесконечной пряже густого сизого тумана, теряться и исчезать. Не было сил, чтобы встряхнуться и выкарабкаться из всего этого.

Она не слышала, как в спальне появился Прондопул. Он беззвучно переместился к окну с синими шторами, задвинул их и присел на край кровати. Зовалевская кожей ощутила жгучий холодок, когда его рука, не касаясь тела, прошлась вдоль него. Сначала этот холодок тронул лицо, потом горло, грудь, живот, бедра и пополз по ногам к пальцам. Странное чувство наполняло сонное тело, пугало и напружинивало, сковывало и будоражило одновременно. Сон и явь перемешались. Стало невозможно определить, где был сон, а где – явь. Девушка, не видя Прондопул а, уже точно знала о его присутствии.

Архидем прижал ладонь к ее груди, и сердце замерло. Зовалевская четко осознала, что сердце остановилось, длилось это недолго, но показалось вечностью. Прондопул убрал руку, стал на ноги. У девушки широко открылись глаза и захватило дух:

– Я спала? – Она не шелохнулась. – Я, наверно, заснула, – пролепетала утвердительно. – Как вы вошли? Неужели дверь была открыта?

– Не задавай глупых вопросов, – разнеслось в ответ и заплескалось эхом по всем углам спальни.

– Вяземского нет, – сообщила она сконфуженно, ловя черный размытый взгляд, – но он скоро будет. – Привстала на локоть, намереваясь сесть.

– Он уже тут, – всплеск эха подпрыгнул к потолку и упал на кровать, прокатываясь по ушам девушки. Движение руки Прондопула вновь уложило ее на подушку.

Следом послышался хлопок входной двери, и Вениамин в черной куртке со стоячим воротом и темно-синих брюках возник в коричневом дверном проеме спальни. Застыл на месте перед Прондопулом:

– Вы? Да, я понимаю, все очень серьезно. Я посадил на хвост Максиму ее подручных. – Кивком головы показал на девушку. – Я найду, где он квартирует. Его надо нейтрализовать!

Взгляд Прондопула кольнул, и Вяземского облило холодным потом. Рука архидема поднялась, пальцы дотронулись до сине-черного лацкана и кроваво-красного платка в кармашке пиджака. А Вениамин почувствовал, как они надавили ему на грудь и вошли в нее, как в масло. Раздвинули грудную клетку, взяли сердце в ладонь и вынесли наружу. Он опустил глаза, увидел трепетание сердца и зажмурился. Открыл их, когда ощущение бессилия исчезло.

– Я знаю, ты стараешься, – сказал Прондопул, – но не забегай вперед.

– Я хотел как лучше, – оправдывался Вениамин.

– Пока ты не сделал серьезных ошибок, – губы Прондопула едва приоткрылись. – Однако нейтрализовать это самая глупая просьба.

– Но ведь появление Максима всегда предшествует появлению Второго архидемона Муруфула. А он ваш враг, – осторожно выпихнул из себя Вениамин.

– Соперник, – сухо поправил Прондопул. – Мы оба посланцы Игалуса и не можем быть врагами. Мы конкуренты. У нас одна цель, и кто быстрее решит ее, тот будет вознагражден Властелином. Я близок к завершению, и Муруфул почуял это. Ему не повезло. И он хочет украсть у меня победу. Этого допустить нельзя. Моя задача первым убрать с пути конкурента и завершить дело. Но помни, Муруфул опасен для тебя, он бессмертный, с ним тягаться только мне по силам.

– А если он заберется в мозг тринадцатому, – заволновался Вяземский, – ведь схватить Номер не представляет труда, тот открыто болтается по городу.

– Сначала Муруфул должен точно определить, что тринадцатый Номер это именно тот, кто нам обоим нужен, – ровным холодным тоном ответил Прондопул. – Однако я вижу, что наверняка Муруфул не знает, иначе его действия были бы иными. Он пытается добыть эту информацию. Безусловно, будет предпринимать новые шаги. Но даже если добудет, это ничего ему не прибавит, ибо после моей обработки тринадцатый для него – неразрешимая загадка. Муруфул не сможет выяснить, какие установки я внедрил в мозг тринадцатому и какие команды вложил в свои установки. Мои секреты вне извилин мозга тринадцатого.

– Но Муруфул может заменить ваши установки своими, – неуверенно допустил Вениамин.

– Не может! – жестко отсек Прондопул. – Его вторжение в мои команды убьет мозг тринадцатого.

– Тогда Муруфулу ничего не остается, как убить тринадцатого и лишить вас удачи.

– И себя – тоже, – сказал Прондопул. – На это Муруфул никогда не пойдет. Иначе Властелин сотрет его бессмертие, сделает Иудой преисподней. Тринадцатый нужен Игалусу, в нем момент истины Властелина.

– Тогда Муруфул станет искать вас, – предположил Вяземский.

– Меня найти ему не сложно, – проговорил Прондопул, – но бессмысленно. Он это знает. Поэтому будет упорно искать результаты моей работы.

Зовалевская притихла на кровати. В присутствии Прондопула тело стало свинцовым: не пошевелить ни одним членом. Даже язык приклеился к нёбу. Каждой клеточкой своего красивого тела она ощущала свою принадлежность к тому, что происходило в спальне. Цветные кресла, черный столик, высокий черный торшер у противоположной стены казались ей частью ее. И хотя она не понимала половины из того, что сейчас слышала, но чувствовала, что находится в гуще темных великих дел. Это тревожило и пугало.

Одно дело, будучи подручной Вяземского, обеспечивать работу Лаборатории и совсем другое дело погружаться в глубины непостижимого и запретного. Ведь известно, что всякий носитель запретной тайны – это мишень для алчущих проникнуть в нее. Зовалевская вспотела. Чистая бело-синяя простынь, как натянутая парусина, без единой морщинки, намокла под нею.

Зовалевская знала, что в Лаборатории перепрограмми-ровалась память людей, но зачем все делалось, что творилось вокруг этого и что следовало за этим, не представляла. Безупречно выполняла свою работу, даже не запоминая клиентов. Лишь тринадцатый застрял в извилинах мозга, потому что был последним, потому что с ним пришлось повозиться еще до отправки в Лабораторию. Им особенно интересовался архидем.

Но сейчас ворошить мозг всем этим Зовалевская была не в состоянии, она впитывала в себя слова Прондопула:

– В этом цикле Вселенной по духовной матрице временной парадигмы наступает эпоха торжества духа Игалуса. Но изменения произойдут, если тринадцатый в этот временной промежуток выберет путь, начертанный Игалусом. Тринадцатый незаменим как единственный потомок своих далеких предков в этот временной период. Я провел большую работу. Преодолел двенадцать подходов, чтобы исключить любую ошибку. Мозг тринадцатого адаптируется к моим установкам и принимает новые команды. И все-таки опасность еще существует.

Вениамин продолжал столбиком вытягиваться в дверях, плечом касаясь косяка:

– Вы знаете, как остановить Муруфула? Чтобы он не смог противостоять вам.

– Только предательство его помощников и посвященных ослабит Муруфула. Тогда я смогу пробиться сквозь его противодействие и остановить. Тебе и ей придется поработать над этим. – Прондопул приподнял руку.

А Вяземский отчетливо уловил толчок в сторону Зовалевской. Повернул к ней голову. Лучи солнца на теле девушки играли, когда грудь высоко поднималась при вдохе и опускалась при выдохе. Грудь была небольшой, с четко выраженными торчащими сосками. Вениамину всегда нравились ее грудь и ее красивые сосочки. Но сейчас сознание уводило к другим мыслям.

Архидем отошел к журнальному столику, сел в кресло, положив руки на цветные подлокотники.

Вяземский оторвал плечо от косяка и чуть расслабил тело.

Зовалевская опять попыталась сесть, но наплыла новая обезволивающая волна и девушка перестала чувствовать свое тело.

– Ты хорошо проявила себя за время работы. И хотя у тебя были ошибки, ты достойно преодолела их. Настало время совершить посвящение тебя в тайну моей миссии и взять под мою полную защиту, – разнесся по спальне голос Прондопула, – я прибыл посвятить тебя, как когда-то Вениамина.

Зовалевскую поставили в тупик услышанные слова. Она с придыханием расширила глаза. Правая рука архидема легла на черный журнальный столик и повернулась ладонью кверху. Девушка видела ее на столике и одновременно ощущала на своем теле. Тепла от нее не было, жег холод, пробирал до костей. Пальцы словно проникли под ребра, коснулись сердца, превратив его на миг в неподвижный комок. Потом легли на лоб: мозг в голове покрылся твердой ледяной коркой, а все чувства молниеносно куда-то улетучились.

И вот она уже во все глаза смотрит сверху от потолка на собственное тело. Оно восхитительно, это приятно осознавать, оно нравится ей:

– Я рада, что это мое тело, – сказала она, ни к кому не обращаясь.

– Превосходное, – услышала, и не поняла откуда.

– Но почему оно не со мной?

– Ты вышла из него, чтобы сделать выбор.

– Что я должна выбрать?

– С кем ты.

– Не понимаю.

– Тебе предоставлена возможность стать посвященной в тайну великой миссии архидемона Прондопула, находиться под его защитой или остаться простой смертной.

– А мое тело? Оно останется со мной? Я не хочу без него, – сказала, любуясь им.

– Его никто не забирает у тебя, – был ответ, – ты вернешься в него сразу, как только сделаешь выбор. Архидемон ждет твоего решения.

Она видела Прондопула в кресле. В сине-черном костюме, с темным пятном вместо лица. Видела и Вениамина у двери, чуть ссутулившегося, с опущенными плечами:

– А без моего решения нельзя?

– Нельзя! – прозвучало категорично. – Твой ангел не уступает свое место бесу, не отпускает тебя без твоего решения.

– А кто говорит со мной?

– Тот, кто знает тебя с самого рождения. Твой бес-защитник.

– Но я не вижу тебя.

– Увидишь, если сделаешь верный выбор. Не тяни кота за хвост, ответь. Хочешь ли остаться с ангелом или принять защиту самого архидемона Прондопула?

– Я никогда не видела ангела.

– Не сожалей. Это беспомощное существо. Я всегда был сильнее его. Но архидемон Прондопул сильнее меня.

– Я не сожалею. Но, может, все-таки не прогонять ангела?

– Тогда архидемон расстанется с тобой. Он не принуждает. Так в шестнадцатый год правления Тиверия кесаря Йешуа не принуждал Марию сделать выбор.

– А кто они?

– Они тебе не нужны. Твое место возле архидемона Прондопула.

– Мне нравится работать у него.

– Это твой выбор?

– Может быть.

– Ты выбрала!

Голос медленно погас, стало тихо. Тело, на которое смотрела Зовалевская, внезапно исчезло. Она распахнула глаза и поняла, что лежит на кровати все в той же позе. Взгляд пополз по спальне и зацепился за Вяземского:

– Что это было? – прошуршала пересохшими губами.

– Посвящение, – отозвался тот и пошевелился, разминая ноги. – Ты стала посвященной, как и я.

Ее квадратные глаза застыли, смысл этих слов только сейчас медленно овладевал мозгом.

Прондопул повторил:

– Ты отказалась от ангела и приняла мою защиту. Отныне ты посвящена в тайну моей великой миссии.

Зовалевская близко увидала глубокий размытый взор архидема и внезапно будто сорвалась в пропасть, не испытывая страха от ее черной пустоты.

Прондопул стоял рядом, рука зависла над ее телом и, как магнитом, потянула девушку с кровати. Зовалевская сползла ногами на пол, выпрямилась перед архидемом, ощутив легкость и спокойствие.

– Твой выбор сделал тебя сильнее. Ты чувствуешь? – спросил Прондопул.

– Да. Это будет всегда? – преданно заглянула ему в глаза.

– До той поры, пока не предашь меня.

– Я не предам, – выпалила поспешно.

На лице Прондопула мимолетно появилось выражение, похожее на усмешку:

– Не обещай невозможного. Слаще порока ничего нет. – Легкое движение воздуха скользнуло по телу девушки, и архидем очутился в кресле. – Все люди предают, только причины предательства разные. – Локти легли на цветные подлокотники. – А теперь одевайся и слушай.

Зовалевская сорвалась с места, схватила со стула халат, юркнула в него и в мягкие тапочки и остановилась рядом с Вениамином. Ей в глаза бросились дорогие, безупречно чистые сине-черные туфли Прондопула, а уши пронизал его голос:

– Муруфул не отступится, пока я не загоню его в ловушку. – Взгляд архидема вбирал в себя лица Вениамина и девушки. – Этой ловушкой должен стать Максим. Он – посвященный Муруфула. И он должен предать Муруфула. А западню подготовите вы. Все нужно начать с предательства подручных Максима. Для этого найдите мне двух самых никчемных человечков. Они станут Номерами четырнадцать и пятнадцать. И будут переносчиками моих установок и приманкой для подручных Максима. Ваша задача – заинтриговать конкурентов новыми Номерами. Вызвать к ним интерес. Заманить подручных Максима к переносчикам моих установок. Тебе, – Прондопул обратился к Зовалевской, – предстоит извлечь мои установки из переносчиков и переставить подручным Максима. Так Максим получит своих предателей.

– Но я не знаю, как это делать. Разве мне по силам извлечь ваши установки? – растерянно и даже напуганно выпалила девушка.

– Глупый вопрос! – с досадою отрезал Прондопул. – Конечно не по силам, если я не разрешу. Но я разрешу тебе. Когда завершится перестановка, возьмете в оборот Максима. Преданный подручными, он станет значительно слабее. Привезете его ко мне. Я не оставлю ему выбора, и он предаст Муруфула. Оставшись в одиночестве, Муруфул потеряет силу противостоять мне.

Девушка ладонями потерла халат на бедрах, привлекая к себе внимание. У нее в голове всплыли две кандидатуры: Ромб и Хвост.

Архидем прочитал ее мысли и кивком согласился на эти кандидатуры. Затем движение воздуха подняло Прондопула из кресла и вынесло за дверь спальни.

Вяземский и Зовалевская безмолвно торкнулись следом, но лишь поймали голос в коридоре:

– Тринадцатого не троньте, он ничего не помнит. Пускай пока обитает у ресторатора. – И голос пропал.

Они еще пару минут, не проронив слова, тупо смотрели на входную дверь, пока девушка не встрепенулась и вопросительно не произнесла:

– Теперь мы с тобой равны?

– Равенство и посвящение – разные вещи. Мы оба – посвященные, – неторопливо пояснил Вениамин. – Оба защищены архидемом.

– В чем сила защиты? – вскинула брови.

– Во власти над многими. Однажды ты уже испытала это.

– Мне понравилось. – Она лизнула языком губы.

– Это не может не нравиться.

И как шум ветра, уходящим шепотом, под потолком напоследок пронесся голос Прондопула:

– Власть прекрасна, ибо греховна. Грех выделяет всякого и возвышает над остальными.

Издалека тихо прозвучал одиночный удар литавры и медленно стих.

Зовалевская услышала дыхание Вениамина и сама вздохнула, потом расслабленно потянулась, прикрыла веки.

Рука Вяземского распахнула ее халат и легла на бедро.