Страж-возчик на облучке гнал шарабар Абрахмы, не разбирая дороги. Скрип, скрежет, грохот колес, крики возчика разносились далеко. Абрахма грузно подпрыгивала на ухабах, но не ворчала и не ругалась, как обычно. Терпеливо сносила неудобства, гложимая мыслью вернуть шлюх. За шарабаром скакали пятнадцать конников в доспехах. Из-под подков клочьями летела земля. Абрахма спешила, потому что знала, Быхом все сделает, чтобы опередить ее. Здесь уже отношения мужа и жены были на втором, а может, даже на пятом месте. Абрах-ма была не из тех, кто упускал удачу, и если ей не уступали, она брала силой. Единственный раз в жизни шлюхи опустили ее ниже крысиного хвоста и за это поплатятся горючими слезами. Больше их не выпустит, глотки порвет Чобику и Быхому, если те станут на пути. Никакая сила не остановит.
Дорога петляла по лесу. Изредка открывались поляны, на которых теснились деревушки. От избушек с лаем к лошадям кидались грязные собаки. Когда их было много, возчик охаживал кнутом, отгоняя. Собаки с визгом отскакивали и снова осатанело бросались на шарабар. В одной из деревушек сорвавший голос пес не сумел увернуться, сходу влетел под колесо. Шарабар пронесся по нему и загромыхал дальше. Пес заскулил жалобно и поволочил тело с переломленным хребтом от дороги, выплевывая густую черную кровь.
Лес кончился, дорога повела вдоль реки по заросшему травой неровному полю, между кустарниками и редкой молодой порослью. От реки тянуло свежим воздухом, он бил дурманом в нос.
Прибрежные деревни спускались хилыми избушками к самой воде. Деби удили рыбу, что-то мастерили на берегу, плавали в неказистых утлых лодчонках.
Стражники Абрахмы бросали взгляды на воду и скрипели кожей доспехов в такт лошадиной скачке. Когда дорога стала забирать в гору, уходя от реки, сделали недолгий привал, чтобы дать остыть и напиться лошадям. Остановились метрах в двадцати от воды. Страж-возчик легко спрыгнул с облучка на землю, помог спуститься Абрахме, уставшей трястись по дорогам. Шарабар как будто вздохнул, свалив с себя тяжесть. Всадники спешились неподалеку.
Абрахма на дрожащих ногах тяжело прошлась около шарабара и медленно, раскачивая огромным бюстом, спустилась к воде. На ней была простая дорожная накидка, без золотистого шитья, но с фасонным воротом и фасонными полами. Неизменными были большая копна черных волос, утыканная дорогими заколками, и хищный взгляд глубоко посаженных глаз.
Всадники ослабили подпруги, не пуская потных лошадей к реке. Те, чувствуя близкую воду, жадно дрожали ноздрями, фырчали, задирали головы.
Абрахма стояла у воды, смотрела на волну, успокаивалась. Усталость еще не прошла, но жена фэра готова была снова лезть в шарабар, чтобы скорее взять за глотку Чобика и сцапать шлюх. Однако приходилось ждать, когда остынут и напьются лошади. Лишь после этого шарабар застонал под ее весом, и она сильно ткнула в спину возчика, торопя.
Тогда же фэру Быхому подвели лощеного в яблоках жеребца, подсадили в седло, и двадцать спешно собранных всадников двинулись за ним от фэрии Пуна. Большое брюхо Быхома накрыло переднюю луку седла, моталось во время скачки, как огромная грудь Абрахмы. Фэр намеренно отказался от повозки, зная, что верхом на лошадях двигаться будет быстрее. Ему донесли, что жена давно на шарабаре выехала за ворота городища, он желчно ухмыльнулся, уверенный в том, что сумеет ее опередить.
За воротами Пуна пустил коня вскачь. Отворачивал лицо от ветра, часто моргал, кряхтел, привставал на стременах, не оглядывался. Он хорошо знал местность, здесь родился и вырос, с детства изучил множество звериных стежек, поэтому, после недолгой скачки по наезженной дороге, свернул на лесную тропу, чтобы срезать путь и опередить Абрахму.
Темп замедлился. Всадников хлестали ветви деревьев, заставляя прижиматься к шеям лошадей, кустарники задерживали движение, влажные овраги присасывали копыта лошадей. Но Быхом был спокоен. Тропа вывела к болоту и пошла по краю. Болото пугающе молчало, изредка издавая странные чваканья и устрашающие вздохи. Лошади дрожали, поднимались на дыбы, стопорились, приходилось успокаивать, чтобы двигаться дальше. Наконец болотное хлюпанье осталось позади. Выехали на поляну.
Быхом распорядился проверить, все ли целы.
Чей-то голос сообщил, что отстали двое воинов. Назвали имена отставших. Фэр остановился, чтобы подождать, однако те так и не появились. Долго ждать не было времени, Быхом приказал держаться плотнее и снова пришпорил жеребца.
Миновали поляну и пустились по новой тропе. Кроны высоких деревьев были сильно загущены, редкому лучу солнца удавалось пробиться сквозь них. В полумраке Быхом с трудом разбирал тропу. Лес притих, не было слышно птиц, но время от времени из глубины чащобы прорывались дикие звериные рыки. И опять лошади шарахались и не слушались поводьев.
Полумрак рассеялся вдруг. Его отсекло потоком лучей, лившимся сверху. Густые кущи остались позади. Тропа обнажилась. Всадники приободрились, пока сзади снова не известили, что пропали еще двое. Быхом помрачнел, однако останавливаться больше не стал. Понимал, что потери были безвозвратными, ибо лесные духи никогда не возвращали свою добычу. Испуганные взгляды всадников с надеждой смотрели на фэра. Он завел их сюда, и только он мог вывести отсюда.
Большие неуловимые птицы метались над головами, кричали незнакомым криком, будто подгоняли всадников, призывали быстрее убираться из чужих владений. Воины и сами торопились покинуть лес, а когда деревья расступились, открыв голую песчаную опушку, не сразу поверили в это. И загалдели, сгрудившись метрах в десяти от кромки леса.
Но вновь громкий голос разрушил общее ликование, сообщив, что недосчитались еще двоих всадников. Итого шести воинов с лошадьми за один короткий лесной переход. Быхом был удручен. Магия леса не оставляла ему выбора. Между тем путь еще не окончен и фэр отчаянно пришпорил жеребца.
Как только Быхом с воинами миновал ворота городища, городищенский инквиз Самор вышел из дверей инквизного дома в кожаном облачении и синей накидке сверху. Его ждал отряд из тридцати инквизных стражей. Втиснутые в кожу доспехов с синими наплечниками, поясами, шнурами на шлемах, стражи сидели в седлах, сжимая поводья.
Главный инквиз вскочил на рыжего скакуна:
– Где маг Урток? – глянул сверху на дверного стража, преломив сухую кожу на лице.
Страж распахнул дверь и в проеме возник маг в длинной, до щиколоток темной глухой накидке и плоском головном уборе:
– Я знаю, что ты хочешь сказать, Главный инквиз.
– Дело рискованное, Урток. – Самор углубил морщины на лбу, бородавка на впалой левой щеке шевельнулась. – Даже ты не можешь ответить, чем все закончится. Но я никогда не рискую вслепую, я должен быть уверен в удаче.
– Удача изменчива, как шлюха, Самор, – рука мага выскользнула из складок накидки и чуть коснулась опущенных полей головного убора, – утром она ложится в постель с одним, а вечером – с другим.
Главный инквиз сжал пальцами повод, глянул недовольно:
– Такой расклад меня не устраивает, Урток, мне нужно, чтобы с этой минуты ей не к кому было больше прислониться.
– Значит, следует не упустить момент, когда у нее не останется выбора, – рука мага приоткрыла низ лица, – и тогда ты вцепишься в ее горло.
Самор качнул головой:
– Поэтому я хочу, чтобы ты был рядом со мной и помог схватить эту шлюху за ее тощую глотку.
Урток свел в пучок пальцы правой руки, и они заискрили короткими белыми вспышками, потом растопырил их и произнес:
– Там все непредсказуемо, все непредсказуемо, от меня сокрыто то, что произойдет и кто схватит удачу за хвост. Но я готов ехать с тобой.
Кожа на лице Самора собралась в острые морщины:
– В этом походе, Урток, удача должна застрять в моих клешнях. Тебе придется доказать, что ты лучший. – Махнул рукой, и магу подвели коня.
Тот мгновенно оказался в седле. Пристроился рядом с рыжим скакуном Главного инквиза. Распугивая горожан, кони понесли к городищенским воротам.
Подфэр Чобик, убедившись, что Доннаронда не отправила крыс вдогонку за его отступившими воинами, успокоился и чуть оттянул отряд от кромки туманного леса.
Прежде чем отправить Катюху к желтой крысе, Чобик начал готовить ловушку для воительницы. Замельтешил, отдавая команды для устройства засад. Впрочем, на засады это походило меньше всего, ибо устроить на опушке скрытые западни с воинами было проблематично. Скорее со стороны Чобика наблюдалась попытка самоуспокоения или желание показать свою деятельность.
Воины хаотично и бестолково выполняли его команды, создавая неуправляемую суету. Чобик определенно не обладал полководческим даром. Когда же наконец все улеглось и он отчетливо понял бессмысленность предпринятых потуг, тогда снова поискал глазами Бата Боила. Тот неподалеку угрюмо смотрел на толкотню.
Подфэру противно было осознавать себя бессильным, а всех, кто видел его очевидную бездарность, он сейчас дико ненавидел. Особенно Бата Боила. В колких глазах того подфэру чудилось высокомерное пренебрежение. Такое презрение тер-ра переворачивало Чобику потроха. Чувствуя унижение, он бешено задрожал, как будто в тело вонзились ядовитые иголки, закрыл глаза, опустил лицо, глухо выдавил:
– Не нравится мне твой совет, Бат.
Терр расширил ноздри и в тяжелой издевке разжал губы:
– Недавно ты говорил обратное. Быстро меняешь мнение, подфэр.
У Чобика от негодования застучали зубы. Плохо сдерживая себя, он, как горохом, сыпанул словами:
– Зачем мне встречаться с желтой воительницей? Мерзавку нельзя выпускать из крысьего леса! Ее кишки следует выпотрошить прямо там! Если бы шлюха воткнула в крысиное брюхо кинжал, все было бы кончено вмиг, но эта шлюха трясется от одного упоминания о крысах! Не стану больше прислушиваться ни к чьим советам. Сам решу.
По впалой щеке Бата Боила прошла судорога, скулы оживились желваками, голос набряк желчью:
– Ты уже попытался один раз. Еще пару-тройку таких попыток и у тебя не останется воинов.
Самолюбие подфэра было повторно подмято: терр бесцеремонно ткнул его мордой в дерьмо поражения, как будто воткнул кол в задний проход. Ярость душила Чобика, но боялась вырваться наружу, и он изо всех сил старался казаться уверенным и спокойным:
– Я решил дождаться крыс-каннибалов! – выплеснул подфэр. – От них желтой мерзавке не спрятаться в слепом тумане!
– Ты теряешь время, – процедил Бат Боил и повел носом, точно уловил запах мертвечины или гниющего мяса. – Следовало сразу отправить посланца к воительнице и выманить желтую сюда! – пригвоздил терр.
У Чобика заломило в висках, будто извилины мозга закрутились в спираль, руки под полунакидкой заскользили по коже доспехов. Заткнуть бы глотку Бату, чтобы под ребрами перестало неистово барабанить сердце. Где-то сбоку кинжал, однако рука никак не нащупывала его. И Чобик, пряча ярость, выдохнул жар:
– Я бы на ее месте так просто не поверил!
Бат Боил презрительно подрагивал ноздрями. Он видел, как рука подфэра шарила под полунакидкой в поисках кинжала.
– Ты же не на ее месте, – мрачно хмыкнул, будто одним махом снес Чобику башку палашом, – слишком все усложняешь, подфэр! – Сарказм расплющил Чобика. – Она просто крыса, и больше ничего! С крысами не подобает валандаться и хлюпать соплями!
У подфэра перехватило дыхание, терр элементарно размазал его, в горле застрял ком:
– Я хочу сделать наверняка, – прохрипел Чобик, думая, что наверняка сейчас хочет сделать лишь одно: выпустить кишки терру.
– Но ведь ты боишься, не правда ли? – словно прочитал его мысли Бат.
К своему великому стыду Чобик на самом деле боялся Бата Боила, но сейчас его прорвало, лопнул нарыв и гной вышел иступленным криком в лицо терру:
– Заткнись, Бат! Мне больше не нужны твои советы!
– Ты бы сначала заткнул желтую крысу, подфэр, – процедил Бат Боил так, точно обозвал слизняком, и брезгливо поморщился.
– Я тебе башку снесу, терр! – истерично, на последнем дыхании завизжал Чобик. – Я сказал заткнись! Не лезь не в свое дело! Еще раз сунешься, пожалеешь! – Его рука уже нащупала рукоять и потянула кинжал из ножен.
Бат Боил осклабился, зарычал, схватил за полунакидку подфэра, притянул к себе:
– Мне нельзя угрожать, Чобик! Я сам для всех угроза! – Прижал его к себе, и подфэр близко увидал бешеные глаза и ощутил, как низ живота внезапно обожгло огнем, таким пронизывающим жаром, что в глаза ударила бездонная муть.
Чобик не заметил, как Бат Боил выхватил кинжал из-под накидки и сквозь кожу доспехов вонзил ему в живот. И повернул лезвие. У подфэра подогнулись колени, он не ожидал, раскрыл рот, захрипел и рухнул к ногам терра. Распластался на земле. Все было кончено мгновенно.
Воины остолбенели, потом кто-то схватился за палаш, но кто-то оттер смельчака себе за спину. Вцепились взглядами в глаза Бату Боилу.
Катюха и Карюха думали, что сейчас начнется схватка, воины станут кромсать на куски терра, но были поражены, когда под бешеным взглядом Бата Боила все обмякли и потупились, отступив.
Терр как будто собрал взоры в один пучок и одним махом сломал его. Затем резким металлическим голосом спросил:
– Кто убил подфэра Чобика?
Для девушек было странно услышать этот вопрос из уст Бата Боила, ведь ответ был очевиден, лежал на поверхности, был на виду у всех. Между тем из толпы воинов вперед выступил телозащитник Чобика. Все еще крепко держа в ладони кожаный шлем подфэра, он отчетливо произнес:
– Я все видел. Подфэра убил он! – И телозащитник ткнул пальцем в воина слева. – Я знаю, он – терр, он – Бат Боил!
Тут же из толпы раздались голоса, подтверждая слова тело-защитника.
А воин, на которого указали пальцем, закрутился, как на жаровне, протестуя.
Бат Боил взмахом руки прекратил крики, холодно приказал:
– Убейте его!
Вверх взлетели несколько палашей и голова несчастного, а за нею и тело упали в траву, напитывая землю кровью.
Терр сделал паузу, обвел всех взглядом и опять громко спросил:
– Но мог ли он один убить такого удачливого воина, как Чобик?
Опять вперед выступил телозащитник:
– Он был не один, – сказал, не задумываясь, тупо глядя в лицо Бату Боилу. – На подфэра напали двое. Второй был вот этот, – палец уперся в воина справа. – Он тоже терр.
И снова толпа воинов своими криками поддержала телозащитника.
Жертва ничего не стала лепетать в свою защиту, но мгновенно выхватила палаш и угрожающе выставила перед собой. Воин замер, показывая, что просто так его не взять.
Бат Боил снова поднял руку:
– Убить!
Палаши засверкали на солнце. Несколько воинов обступили жертву и сеча началась.
Жертва сопротивлялась отчаянно, с рыком и ревом, то отступая от всех, то, выбрав кого-то одного, кидалась вперед. С первых же минут двое из нападающих отвалились, харкая кровью, третий был разрублен почти напополам, и только четвертый, когда жертва явно стала уставать, нанес удачный удар, отсекая правую руку. Жертва покачнулась, в запале кровавыми глазами ища в траве утраченный палаш. И в этот миг палаш пятого нападающего снес жертве голову. Тело без головы пробежало по инерции два шага и рухнуло тяжело и непокорно.
Катюха и Карюха не двигались с места. Шептали проклятья в адрес Бата Боила, до боли сжимали зубы.
После схватки воины равнодушно оттащили останки пятерых к остальным трупам, закидали ветками. Десятские и сотенные собрались вместе. Никто не знал, как быть дальше. Кто-то высказал мнение, что надо возвращаться в Пун, и разгорелся спор. Между тем каждый понимал, что возвращаться без пополнения для бункеров нельзя. Поэтому вспыхнувший спор сам собой угас, как костер без свежих дров. Нужны были новые крысы, но ловить их становилось все труднее и труднее. Крысий лес убивал ловчих, а те, которые возвращались с добычей, улов имели незначительный. Десятские и сотенные, не сговариваясь, потянулись к терру. Озабоченно затоптались перед ним, ожидая услышать ответ на свой вопрос и умолкая под его мрачным пронизывающим взглядом.
Он метнул взор на одного из сотских:
– Плукар, бери всех под свою команду!
Сотский Плукар от неожиданности оторопел. Не сразу смекнул, что следует что-то ответить. Не сразу нашелся, что сказать. И пока медленно соображал, губы сами собой пропыхтели:
– Но что дальше?
– Продолжать начатое, – отсек Бат Боил. Глаза его холодно выделили из толпы кожаных доспехов Катюху с Карюхой.
Девушек внезапно, как ветром, сорвало с места, и они очутились перед терром. Боил, не давая опомниться, показал на Плукара:
– Отважный Плукар покарал убийц подфэра Чобика и взял команду в свои руки!
Такое полное и бессовестное вранье ошарашило людей, свидетелей случившегося. Однако ложь произнесена была так жестко и таким намагниченным магией тоном, что невольно начинало вериться, что все произошло именно так, как сообщил терр.
А Бат Боил притянул к себе глаза Катюхи:
– Сообщишь воительнице, что подфэра Чобика больше нет в живых, что с нею для переговоров хочет встретиться отважный Плукар. Иди. Вернешься с ответом. Если не вернешься, не ищи свою спутницу. Ее сожрут крысы-каннибалы. Они уже на подходе. Мы скоро ждем их.
Карюха, бодрясь, взволнованно икнула:
– Двигай, подруга, иначе все равно это дерьмо не отвяжется от нас. Может, все обойдется.
Плукар тупо моргал и запоздало дергал головой сверху вниз, подтверждая слова Бата Боила, хотя не сразу въезжал в смысл. Потом окликнул рядовых воинов:
– Керс, Нуфок, Суриан, проводите посланца до леса и дождитесь возвращения! Рты не разевайте, псы безмозглые. Пяльтесь кругом себя во все шары, чтобы крысы ненароком не задрали вас под каким-нибудь деревом, как этих паршивых неудачников, – Плукар показал на прикрытые ветками трупы. – А то обглодают кости, вякнуть не успеете! Но мне лучше видеть живыми ваши рожи, чем обглодки ваших костей!
Керс, Нуфок, Суриан лениво выступили вперед, в открытую показывая, что их учить не нужно, что они знают свое дело туго.
Керс хлопнул по рукояти палаша, дескать, кто-кто, а я отменный рубака крысьих голов. Нуфок сдернул с плеча копье и покачал в руке, мол, ни одна тварь мимо меня не проскочит, всех нанижу, как на вертел. Суриан вытянул вперед руку с луком, поиграл пальцами по тетиве, де, лучше крысам не высовывать носа из лесу, иначе его стрелы каждой вышибут мозги.
Скептически окинув небольшие фигурки девушек, трое кисло переглянулись и Керс скучно пропыхтел:
– Эту провожать? – дернул головой в старом потрепанном шлеме в сторону Катюхи. – А с этой какие заморочки? – глянул на Карюху.
Плукар покривился и неожиданно рявкнул:
– Тебе, бараний череп, одна поручена, другая не для твоих мозгов заморока!
Нуфок упер древко копья в землю, вяло зевнул:
– И долго эту послашку ждать у леса? А если в тумане ее крысы задерут?
Плукар не знал ответа на этот вопрос. Действительно, если посланца в лесу загрызут крысы, тогда что? Ждать можно бесконечно. Уставился на Бата Боила, но тот, сделав вид, что не видит немого вопроса, отвернулся и отступил в сторону. Плукар хрюкнул расстроенно, поежился, заскрипел доспехами и брызнул, как плевком, в Нуфока:
– Не твоя забота, ослиная башка! Сиди сколько потребуется! Хватит бухтеть мне в уши! Отправляйтесь! – И резко подтолкнул Катюху. – Давай, шуруй, посланец, крысы заждались. – И ухмыльнулся.
Катюха нащупала пальцы Карюхи, стиснула, ощущая ответное пожатие, и шагнула впереди Керса, Нуфока и Суриана. Плукар проводил их взглядом и выкрикнул имя еще одного воина:
– Ойшац! – подождал немного. – Где ты, козлиный потрох, долго я тебе орать буду, выродок?
Из толпы вояк медленно выбрался Ойшац с палашом в руке, в тесных дырявых доспехах, наспех залатанных:
– Да здесь я. Чего? – пробубнил, сплевывая слюну.
– Вот этого посланца привяжи к себе и глаз не спускай! – Плукар свирепо погрозил кулаком и толкнул к нему Карюху.
Она взвизгнула от толчка, готовая ногтями вцепиться в лицо Плукару. Как одинокий звереныш, оказавшийся во враждебном окружении, осклабилась и зашипела. Но в этот миг Ойшац с внезапной проворностью, какой Карюха не ожидала от него, схватил девушку за шиворот и оглушил рыком:
– Не рыпайся, послашка! Дай-ка нижнюю лапу! – живо присел, схватил Карюху за щиколотку и оторвал стопу от земли.
Девушка чуть не опрокинулась навзничь, едва успела обхватить Ойшаца за шею, почувствовала сильный запах пота.
– То-то, – хмыкнул воин, – держись крепче, со мной не пропадешь, послашка, – нащупал на поясе конец веревки, вытянул и сноровисто привязал за щиколотку. – Вот так, – и отпустил ее ногу.
Девушка оторвалась от него, отпрянула, но длина веревки не дала отскочить далеко, другой конец был надежно закреплен на поясе Ойшаца. Привязь разозлила Карюху до приступа в животе, она кинулась к Плукару, бурно протестуя, пытаясь дотянуться до его доспехов:
– Я тебе не дворняга, чтобы сидеть на привязи! У тебя что, башку снесло? Отмени приказ, самозванец!
Плукар, не ожидавший такого натиска, опешил и минуту с натугой напрягал мозг, лишь потом гаркнул:
– Сгинь! – И Ойшацу: – Убери ее!
Воин сгреб Карюху в охапку и потащил вон, не обращая внимания на ее бешенство и попытки вырваться.
Катюха подошла к кромке леса. Керс, Нуфок, Суриан остановились как вкопанные. Суриан широко расставил ноги, слегка натянул тетиву лука и направил стрелу в туманный разрыв между деревьями. Однако отправлять стрелу в лес не собирался: не любил бессмысленно тратить стрелы, не видя перед собой врага. Только протяжно пропел:
– Топай, послашка! Будем ждать тебя здесь.
Катюха, подавив дрожь, шагнула в туман, как в пропасть, не зная, куда ступать, где искать в этом белом молоке Доннаронду и удастся ли вообще найти ее. Натыкаясь на деревья, проваливаясь ногами в крысьи норы, наступая на трескучие ветки, прошла не более десяти шагов, как ее остановил знакомый голос:
– Смотри под ноги, терра! Выбирай дорогу!
Катюха замерла. Треск веток под подошвами бот прекратился, земля под ногами рыхло дышала. Прислушалась к шумам, раздающимся вокруг: в двух шагах ничего не видно, шмыганья крыс под ногами тоже нет, что казалось странным. И – снова голос:
– Это я. Непревзойденная проныра Крабира.
Девушка почувствовала облегчение. Откликнулась:
– Я не вижу тебя. Где ты?
Следом раздался радостный возглас Ваньки Малкина:
– Да здесь мы, Катюха, близко. И Сашка тут.
Сквозь облачное молоко пробился Сашкин голос:
– Привет, Катюха!
Впереди затрещали ветки, осыпалась земля, и туман вытолкнул из себя расплывчатые силуэты Крабиры, Ваньки и Сашки.
Итак, обстоятельства резко изменились. Малкин шел к Чобику, но того больше не было в живых. А Катюха собиралась предупредить Великую воительницу о приготовленной западне. И боялась навлечь беду на Карюху. Все переплелось. Выслушав Катюху, Малкин решительно повернул назад. Требовалось новое решение, принять его могла только Доннаронда.
Двигались молча за Крабирой, глотая густые клубы молочной дымки. Под ногами шныряли крупные крысы. Катюха ощущала, как они скользили по ее ботам, и всякий раз вздрагивала. Наконец Крабира остановилась:
– Примадонна, – проговорила она с почтением, – терр, их вожак, решил вернуться, для этого появилась причина.
– Я все знаю, Крабира, – раздался из тумана голос Доннаронды. – И мне не понравилось то, что я услышала о Плукаре. Вожак чужеземцев сделал правильно, что вернулся.
Малкин отпустил хвост Крабиры и произнес:
– Я не смог выполнить твою просьбу, Великая воительница, оказался не в состоянии, потому что адресат отбросил копыта.
Доннаронда из молочной мглы резко прервала Ваньку:
– Не повторяйся, терр. Я слышала твой разговор с посланницей Плукара. Этот лес всегда предупреждает меня об опасности.
Туман заколыхался, словно его подхватило порывом ветра, стало сбивать в сгустки, отрывать от земли и поднимать вверх, обнаруживая на поваленном дереве желтую крысу в драгоценном ожерелье. Катюха вдруг увидала выступивших из тумана воинов, вздрогнула, испугавшись. Доннаронда величественно успокоила:
– Не бойся, терра, это не дебиземцы, это мои крысы в их облике. Я узнала тебя. Скажи, сколько у Плукара осталось вояк?
Катюху напрягали крупные крысы, суматошно мотавшиеся из норы в нору и облепившие ветви деревьев над головой. Она не могла сосредоточиться, тело обдавало холодным ознобом, потому ответила не сразу, механически поправив короткую стрижку:
– Мы с подругой не считали, Примадонна, не до того было, но слышали, как Чобик, когда был жив, говорил о двухстах с лишним воинах. И еще он ожидал крыс-каннибалов, они на подходе и их не остановит туман.
Желтая крыса коснулась камня на ожерелье и превратилась в голую женщину. Спрыгнула с дерева и прошлась. Крысы под ногами забились в норы. Остановилась, сковала взглядом Катюху. Девушке – не двинуться, не повернуться, потом – невесомость, потом – липкий жар, затем – облегчение, и лишь после этого пришло понимание, что сообщение о крысах-каннибалах озаботило Доннаронду. Между тем голос Великой крысы не изменился:
– Этого следовало ожидать, – сказала она, с некоторой задумчивостью, – фэр Быхом всегда в свое зелье подмешивает яд. Ему нужно как можно больше крови крыс. Дебиземцы выигрывают, когда между собой грызутся крысы. Однако я не хочу проливать кровь крыс, какими бы они ни были: вольными либо каннибалами. Но и кровь дебиземцев мне больше не нужна. Такая бесконечная бойня губит всех без разбора. Надо остановить это.
– Ты знаешь, как? – спросил Малкин, заглядывая в ее серые глаза.
Ответ оказался непредсказуемым:
– Это знаешь ты, терр, вожак чужеземцев, – серьезно и величественно выдала Великая крыса.
– Я? – У Ваньки глаза полезли на лоб, он удивленно сгреб в кулак торчащие на затылке волосы и поперхнулся. – Ты ничего не путаешь, Примадонна? Я вообще-то не маг.
Великая крыса приподняла ладонь перед лицом Малкина, и он почувствовал, как онемел: зашевелил губами, но голос застрял в горле.
– Ты не маг, – подтвердила воительница, – но тебе помогают Великие маги Земли.
Малкин открыл рот, напрягся, покраснел, захрипел и наконец возмущенно с надрывом выпихнул из себя сгусток слов:
– Странно как-то они помогают! Так помогают, что мы никак не можем выкарабкаться из Дебиземии! Даже до преза Фарандуса добраться не получается, – перевел дыхание, вытер тыльной стороной ладони губы. – В своих дрязгах разбирайтесь сами! Я не знаю, как остановить вашу бойню!
Сашкина ладонь коснулась Ванькиного локтя, теплом успокаивая парня. Он осекся, прекратил спор с Великой воительницей, покраснел, стало стыдно, что неожиданно разошелся перед Доннарондой. Катюха переступила с ноги на ногу, глядя на Примадонну, негромко напомнила:
– Я должна вернуться с ответом. У них осталась Карюха. Надо ее вытащить оттуда.
Ванька нахмурился, складкой разделив брови. Он не верил, что Плукар сдержит слово. Все эти скитания по Дебиземии походили на скитания по тупикам. Ему в голову вдруг пришла новая мысль. Малкин качнулся к Доннаронде:
– Примадонна, я не знаю пределов твоей магии, но вижу, ты легко превращаешь крыс в подобие воинов-дебиземцев. Не могла бы ты превратить крысу в подобие Катюхи?
Доннаронда сообразила, зачем это понадобилось парню. Не отвечая на вопрос, взмахом руки приблизила к себе Крабиру. Одновременно коснулась одной рукой ее лба, а другой – крупного камня на ожерелье. И непревзойденная проныра превратилась в девушку.
Это произошло так быстро, что Малкин на мгновение опешил. Перед ним стоял двойник Катюхи. Точь-в-точь. А у самой Катюхи от изумления отвалилась нижняя челюсть. Хотела выразить восхищение Великой воительницей, но дыхание перехватило, и девушка лишь восторженно улыбалась, ничего не говоря.
Сашку также поразило сходство, впрочем, она не удивлялась.
Доннаронда повелительно приказала Крабире:
– Пойдешь к Плукару и скажешь, что я готова встретиться с ним на опушке леса, где он указал. Потребуешь, чтобы отпустил терру – заложницу. Скажешь, я выйду, когда отпустит ее. А дальше ты знаешь, что делать. Отправляйся.
Крабира в образе Катюхи поклонилась Великой крысе, голосом девушки произнесла:
– Я все исполню, Примадонна, как ты того желаешь, – шагнула в гущу деревьев и скрылась в тумане.
Доннаронда повернулась к Ваньке:
– Я выполнила твою просьбу, терр, подумай и ты над моей.
Крабира у кромки леса выглянула из-за дерева, осмотрела стан дебиземцев. Метрах в пяти от окаемки лениво мяли подошвами траву Керс, Нуфок, Суриан. Метрах в двадцати растянулись две цепи лучников, разомлевших от жаркого солнца, осоловелыми глазами они пялились на погруженные в дымку деревья. За ними три нестройные, толкущиеся на опушке колонны воинов, вялых и безразличных к призывам десятских сохранять строй. Дальше нервно нарезала круги вокруг развалившегося в траве Ойшаца Карюха. Еще дальше – Плукар в окружении нескольких воинов. А в конце – оседланные лошади. Крабира помедлила и вышла из-за дерева.
Лица Керса, Нуфока и Суриана вытянулись, как будто не поверили собственным глазам. Только что они спорили, вернется послашка или нет, и никто не желал ставить фарандоид за то, что та снова появится. С неохотой это сделал Суриан, лишь для того, чтобы спор не превратился в пустословие. И вдруг – вот она. Суриан, повеселев, забросил лук на плечо, удовлетворенно забулькал смехом, хлопнул по спине Нуфока:
– Гони фарандоид, Нуфок, волчий выродок! – И Керсу громче: – Давай, давай, Керс, раскошеливайся тоже, ублюдок!
Нуфок недовольно, растягивая движения, жадничая, явно не желая расставаться с фарандоидом, нехотя полез под кожу доспехов. Скрепя сердце, нащупал монету, зацепил пальцами и медленно потянул наружу. Затем с тоской сердито сунул ее в заскорузлую раскрытую широкую ладонь Сури-ана.
И Керс сожалел о проигрыше, но его сожаление было угрызением игрока, коему часто приходится проигрывать и отыгрываться. Жаль, конечно, быть в проигрыше, но ничего страшного, это не смертельно, придет пора – наверстаем, отыграем с лихвой. Наше от нас не уйдет. Подкинул монету в воздухе, поймал и бросил Суриану.
– Ты сегодня принесла мне удачу, послашка! – воскликнул Суриан, убирая монеты. – Топай сюда!
Крабира приблизилась, и Суриан изменился в лице:
– Фу, ты. Почему от тебя так сильно крысиной вонью прет? – кисло сморщился, отворачивая нос.
Крабира быстро нашлась, ответила с вызовом:
– А чем бы перло от тебя, если бы ты со мной побывал у крыс? Их там на каждого вашего воина по тысяче штук, а может, и больше, никто не считал.
– Ну да, – насторожился Суриан. – Как же эти отродья тебя не загрызли? Сожрать могли за милую душу. Хотя, если б задрали, я бы проиграл, а так мой кошель потяжелел на пару монет. Топаем к Плукару!
Керс и Нуфок тоже воротили носы от Крабиры, даже чуть приотстали, в душе злорадствуя над Сурианом: выиграл монеты, вот и пускай нюхает мерзкую вонь. Прошли мимо вялых лучников, миновали бесцельно толкавшихся воинов в расстроенных колоннах, направились прямиком к Плукару.
Сухая трава хлестала по ногам, солнце жарило, накаляя шлемы и доспехи, дебиземцы исходили терпким липким потом.
Новый отрядник стоял в круге десятских и раздавал команды, решив поменять диспозицию.
Крабира приотстала от Суриана, подошла к Плукару так, чтобы ветер относил крысий запах в сторону.
Керс и Нуфок застопорились позади Крабиры.
Карюха кинулась навстречу, но длина веревки удержала, вдобавок Ойшац, оставаясь лежать в траве, приоткрыл глаза и резко потянул к себе. Девушка запнулась и упала, разъяренно выпустила на голову Ойшаца все бранные слова, которые вспомнила в этот момент.
– Не рыпайся, послашка, – сонно пробубнил Ойшац и вновь прикрыл глаза. – Пойдем, когда Плукар покличет. А может, он и не кликнет.
Плукар заметил Суриана с Крабирой в образе девушки и, раздвинув десятских, нетерпеливо резко спросил:
– Какой ответ?
– Великая воительница согласна, – отозвалась коротко, но с достоинством Крабира.
– Согласна? – протяжно переспросил Плукар, даже не поверив сразу, что все так просто получалось. – Когда?
– Как только отпустишь заложницу, – проговорила Краби-ра и поворотом головы показала на взбудораженную Карюху.
– Отпустить? – протянул раздумчиво Плукар и провел безучастными глазами по Карюхе, ругавшей Ойшаца, пытавшейся развязать узел веревки на ноге.
– Ты обещал, – сказала Крабира.
– Обещал? – переспросил, словно уже не помнил своего обещания. Уставил глаза в одну точку, как будто что-то подсчитывал и прикидывал. И потом добавил: – Я заложницу отпущу, а Доннаронда не выйдет из леса. Хочет сделать меня крысиным хвостом? Почему я должен верить всего-навсего одному слову желтой крысы?
По телу Крабиры пробежало раздражительное волнение:
– Великая крыса всегда держит свое слово, потому что она Великая, – с вызовом произнесла Крабира.
– Я тоже сдержу свое обещание, – хмыкнул Плукар и усмешливо сказал, – но только после того, как Доннаронда выйдет на опушку. Подожду. А пока тебя оставляю второй заложницей, – и громко позвал: – Ойшац, привяжи к себе еще одну! – И Суриану – Отведи к нему.
Суриан подхватил Крабиру под руку и поволок к Ойшацу. Керс и Нуфок поспешно посторонились. Ойшац неторопливо, без особого желания поднялся с земли, подтянул к себе возмущенную Карюху, проворчал:
– Веревок не напасешься на всех.
Карюха и Крабира, обе привязанные за ноги, сидели на земле недалеко от Ойшаца. Карюха уже знала, кто был рядом. Крабира шепнула, как только Ойшац столкнул их вместе. Карюха ни о чем не спрашивала крысу, ясно было, что Крабира пришла за нею.
Ойшац снова развалился в траве и посапывал. Казалось, спать он мог даже на ходу. Однако стоило только пошевелиться Карюхе либо Крабире, как он тут же открывал глаза, поднимал голову, подавал голос:
– Чего? – потом кривился, глядя на Крабиру. – Ты, наверно, в крысиной моче искупалась, тут дышать нечем, заснуть невозможно.
Карюха всякий раз мгновенно взрывалась от этих слов и раздраженно огрызалась:
– Заткнись ты, жлоб мордатый! Надоел хуже пареной репы. Глаза на тебя больше не смотрят! Моча его не устраивает. Ты свою понюхай. От твоей мочи не только не уснешь, но и выворотит наизнанку.
Плукар начал перестраивать воинов. Одну колонну отправил дальше от опушки на отдых, две другие оставил на прежнем месте, но выгнул строй подковой к лесу.
В этот момент Карюха заметила в высокой траве у своих ног серых крыс. Вздрогнула, когда они пробежали по ноге, и успокоилась, увидав, что крысы начали перегрызать узлы на ней и на Крабире.
Непревзойденная проныра сделала несколько движений руками, в ладонях возникло небольшое белое облако. Она дунула, отправляя его к лицу воина. Ойшац зевнул, тихо повернулся на бок, засопел и начал всхрапывать.
– Он спит, – сказала Крабира.
– Вижу, – отозвалась Карюха. – Связать бы его не кисло было.
– Не надо, – возразила Крабира. – Если его найдут просто спящим, значит, сам проспал заложниц, значит, он виноват.
– Отлично, пруха для Ойшаца закончилась. Пускай теперь у самозванца на веревке походит, – воскликнула и прикусила язык Карюха, озираясь, не слышал ли кто из воинов.
Крабира повела руками, вызывая туман. Медленно он охватил ее с Карюхой.
– Держись за меня, – сказала крыса и протянула руку. – Поднимайся, идем к лошадям.
Карюха сбросила с ноги огрызок веревки, поймала пальцы Крабиры и двинулась следом внутри облака.
Лошади, ощутив крысиный запах, беспокойно задвигались.
Облако стало расти, накрывая туманом двух жеребцов, на коих забрались Крабира и Карюха.
Девушка вцепилась в поводья, не видя ничего вокруг себя.
Облако подхватило всадниц и, цепляя низом за верхушки трав, понесло над землей, унося от крысьего леса.
Ванька, Сашка и Катюха, окруженные лесным туманом, толкались на небольшом светлом пятачке под гирляндами крыс. Серо-черная масса покачивалась на ветвях, прогибающихся под тяжестью.
Катюха вздрагивала, едва ее тело задевали крысиные хвосты, мотающиеся над головой. Ей было не по себе от мысли, что крысий лес стал спасительным местом для людей, а может быть, ловушкой, которая в любой момент могла захлопнуться.
Сашка была спокойнее.
Малкин смотрел на воительницу и ждал дальнейших событий. Зная о намерениях Плукара, глупо было идти на контакт с ним, единственная цель такой встречи – спасение Карюхи. За это Ванька испытывал чувство благодарности к Великой крысе. Она согласилась рисковать. Понятно, что Доннаронда предпримет защитные меры, однако кто мог знать, как все сложится. Ведь Плукар – слепой исполнитель, а настоящая темная лошадка – Бат Боил.
Друзья молчали.
Между тем Великая крыса уже знала, что никаких переговоров не будет, что Плукар обнаружил исчезновение заложниц и пинками поднял с земли Ойшаца. Керс и Нуфок по команде отрядника набросились на Ойшаца и гвоздили кулаками, как боксерскую грушу. Тот отмахивался, но Керс и Нуфок – крепкие вояки, совладать с ними сложно. Дубасили Ойшаца так, будто отыгрывались на Суриане за проигранные фарандоиды. Наконец, Ойшац с разбитым в кровь лицом рухнул на землю. Но Керс не мог успокоиться, остервенело ногами добивал лежачего. Нуфок тоже разошелся, копьем колол незащищенное кожей доспехов тело Ойшаца.
Плукар разъяренно метался, не понимая, как сбежали заложницы, если вся опушка забита воинами. С Ойшаца взять нечего, все проспал, даже собственную ублюдочную жизнь. Позорно для отменного вояки лишиться головы не на поле брани, а за желание поспать. Душу Плукара рвало оттого, что надежда на поимку Доннаронды высыхала, как лужа на солнце.
Ойшаца подняли на ноги, отвели дальше от стана и Керс палашом отмахнул ему голову. Потом пошарил по мертвому телу под доспехами в поисках монет, нащупал, довольно хмыкнул, собрал в горсть.
Ничего этого люди не знали.
Доннаронда коснулась ожерелья и мгновенно на глазах преобразилась. Волосы желтой женщины были собраны в прическу с заколками в драгоценных камнях. На ней роскошная цветная, расшитая драгоценностями накидка, такой же расцветки фасонные штаны и фасонные боты. Высоко и величественно поднимая голову, она отстраненно произнесла:
– Дебиземцы не хотят мира с крысами. Переговоры невозможны и бессмысленны. Уже не первый раз мои мирные намерения натыкаются на лютое желание прикончить меня. Плу-кар обманул, он схватил Крабиру и повелел связать ее. Но Непревзойденная проныра хорошо подготовилась, уцелела сама и спасла терру, вашу спутницу. Теперь я свободна от обязательств и должна ненадолго покинуть лес. Вы можете поехать со мной, терры, и может быть, вам повезет.
Люди оживились.
Доннаронда потянулась рукой к крысам. Четыре крысы соскользнули с ветки на землю и подбежали к воительнице. От ее руки пошло легкое свечение, и крысы стали расти, превращаясь в серых фыркающих лошадей. На одной из лошадей золоченая уздечка, резное в коже седло, на других – простые седла. С ветвей спустились еще несколько крыс, и Доннаронда превратила их во всадников. Сама легко и умело вскочила в резное седло, натянула повод и сказала людям:
– Чего стоите, терры? Свободные лошади для вас!
Друзья не заставили себя долго ждать.
Все выстроились в колонну по двое. Туман перед Великой крысой расступился. Впереди лежала прямая тропа. Пришпорив лошадь, воительница привстала на стременах, увлекая всех за собой. Малкин скакал рядом с Доннарондой, когда она проговорила:
– Все заканчивается, когда наступает срок, вожак чужеземных терров. Я вижу, что постоянная бойня между дебиземцами и вольными крысами тоже имеет предел. Я чувствую, ты связан с ним. Моя просьба к тебе остается прежней: останови бойню в назначенный срок, чужеземец.
Малкин ответил не сразу, помолчал, слушая стук копыт, догадываясь, какой ответ хотела услышать Доннаронда, и отозвался, думая, что ответ не понравится ей:
– Я не понимаю, почему повторно с этой просьбой ты подгребаешь ко мне, Примадонна. Ты владеешь магией и не можешь вправить мозги дебиземцам, а я тут вообще не пришей кобыле хвост. И сейчас больше всего думаю, как найти потерявшихся спутников.
Доннаронда неудовлетворенно отвернулась, отпустила узду и ускорила бег лошади.
Возчик Абрахмы первым заметил всадника, возникшего на вершине холма. Плетью показал Абрахме. Конник стоял, поджидая шарабар. Абрахма разглядела серую накидку с жабо Бата Боила. Хищные глаза женщины вспыхнули подозрительным недоумением, кончики рта опустились. Поравнявшись с терром, она ткнула возчика в спину, останавливая, громко грубо выбросила из горла:
– Опять твоя морда, Бат! Ты всегда появляешься там, где не нужно. Новые жертвы подыскиваешь? Нашел кого-нибудь? Я могла бы помочь, но сейчас мне не до тебя. Как ты здесь очутился? Ведь ты, кажется, пристегнулся к Чобику, отправился с ним крыс давить.
Стражники Абрахмы сбились в кучу за шарабаром, застопорив кобыл.
Конь Бата Боила заходил под седоком, задрожал боками. Терр придержал его, натянув повод, угрюмо проурчал:
– У тебя короткая память, Абрахма: я всегда сам по себе.
Абрахма широко расплылась на сидении шарабара, копна волос растрепалась на ветру, заколки повисли. Ответ Бата Боила прибавил раздражения. Она хмыкнула, выпятила губы:
– Ты не видел у Чобика моих шлюх?
Бат Боил подрагивал ноздрями, вдыхая встречный воздух, улавливал резкий запах Абрахмы, и этот запах не нравился ему, вынуждал расширять ноздри и хмурить брови:
– Когда я уезжал, Плукар посадил их на привязь, – выговорил монотонно.
Новость обрадовала Абрахму, она потерла ладони, тяжело перевалилась с ягодицы на ягодицу, отчего шарабар хрипло заскрипел и покачнулся, хищно выдохнула:
– Теперь уж от меня не сбегут. На такую привязь посажу, през Фарандус не отвяжет.
Бат Боил посмотрел из-под бровей и холодно усомнился:
– Не зарекайся, Абрахма. Тебе придется сопроводить их к Фарандусу. Они – посланцы, а значит, под защитой преза. Ты обязана исполнить его волю.
Абрахма качнулась вперед, огромный бюст упал на колени, на лице появилось надменное выражение, маленький рот выгнулся дугой, вздыбливая черный пушок на верхней губе, презрительно пыхнула:
– Когда ты отдавал их мне, тогда об этом не говорил. Чего теперь-то свиньей хрюкаешь? Будто не терра слышу, а тупого переселенца. Кто ты на самом деле, Бат?
– Я тот, кто есть, Абрахма, – процедил он сквозь едва разжатые губы, на челюстях заиграли желваки. – А Фарандус это твой през. Вряд ли ты отважишься противиться ему. Это опасно для жизни, Абрахма.
Жена фэра вспыхнула, громкий голос вырвался как из выхлопной трубы, даже кони, запряженные в шарабар, вздрогнули и забили копытами:
– Плевать я хотела на Фарандуса! Здесь не он, а я хозяйка! В твоей жизни тоже много опасностей, терр, однако ты до сих пор мозолишь всем глаза. А моя хватка, пожалуй, сильнее твоей будет.
– Тебя погубит самомнение, Абрахма, – мимолетная ухмылка на лице Бата Боила чиркнула по зрачкам жены фэра.
Она взорвалась, привставая в шарабаре и снова плюхнулась широченным задом на сиденье, раскачивая повозку:
– Заткни пасть, Бат! Не путайся у меня под ногами, я злая! Не то прикажу скрутить тебя и кинуть крысам-каннибалам!
Бат Боил набычился, мрачно сквозь зубы потянул воздух, большой нос вытянулся вперед, прикрыв рот раскрывшимися крыльями ноздрей:
– Приказать стражникам можешь, – подбородком смял переднюю часть жабо, – но схватить не сумеешь, – отбросил полу серой накидки и ладонью хлопнул по серому кошелю с монетами, висевшему вдоль бедра на поясе штанов. – Твоя стража, как и ты, любит мои фарандоиды. К тому же, избавившись от меня, ты лишишься приличного дохода. Поэтому не ерепенься, Абрахма.
Та захрипела, снова оторвала зад от сиденья, наклоняясь и елозя тяжелой грудью по коленям:
– Думаешь, посадил меня на крючок, терр? Я раздавлю и разотру тебя, а все твои монеты приберу к рукам, если станешь мне поперек. Твое место пустовать не будет, Бат. Другой терр найдется, из него сосать фарандоиды стану. Так что не задирай башку слишком.
Бат Боил привстал на стременах, сухо спросил:
– Не много ли берешь на себя, Абрахма? А если Фарандус пронюхает?
Для Абрахмы этот вопрос стал вроде пощечины, она грубо визгнула, растянула маленький рот и понесла по кочкам:
– Дерьмо этот Фарандус с его нюхалкой! Сидит в своей норе и носа не кажет, как паршивая крыса Доннаронда! Величайший, величайший… Это я Величайшая, а он мешок с костями!
Терра словно отбросило к седлу, он спрессовался с ним и отчужденно выговорил:
– Не слишком ли разошлась, Абрахма? В Пуне твой язык облизывал Фарандуса, а тут развязался. Говорят, Фарандус все слышит и обо всех все знает. Смотри, дотянется до тебя.
Но она не могла остановиться, безоглядная ярость продолжала нести ее все дальше:
– Пупок у него развяжется достать меня! В Пуне много крысьих ушей, а тут только твои. Кто же донесет на меня? Ты, что ли? Тебе не поверит.
– А если? – Бат Боил осклабился с холодным прищуром.
Жена фэра презрительно и брезгливо сморщила лицо:
– Даже Быхома к презу не подпускают, а уж ты дух испустишь, прежде чем до него дотянешься. Терр называешься. Болтаешься по землячествам Дебиземии, промышляешь грабежами, убийствами да мелкими пакостями, вместо того чтобы давным-давно взять за глотку Фарандуса и перерезать ее. Слабак. А шлюхи эти – мои, и никаких посланцев я не знаю! Вон с дороги, терр! А то, – с бешенством повторила угрозу, – раздавлю и разотру! – Шарабар под нею заскрипел и заходил ходуном. – Слишком уж тобой дебиземцев пугают!
– Не напрасно пугают, Абрахма! – не скрыл гнева терр, сильно сжал в ладонях поводья, толстые тупые пальцы побелели и хрустнули, лоб прорезала глубокая складка. – Тебе это хорошо известно!
Женщина вновь сорвалась, как злая сука с цепи:
– Еще мне известно, терр, что ты такое же дерьмо, как Фарандус! Пошел вон! Ты меня задерживаешь! Я тороплюсь!
– Со мной так нельзя, Абрахма! – У Бата Боила на скулах вздулись желваки, и заметно дернулась впалая щека.
Но жена фэра не могла остановиться:
– Убирайся с дороги, терр, иначе башка – вон! Ты достал меня! – Грузно, но одним махом вскочила на ноги, что было неожиданно и поражало, и закричала во все горло: – Придется проучить тебя, чтобы запомнил, с кем имеешь дело! – Мотнула огромной грудью, оглянулась на воинов-стражников, рявкнула: – Стража, взять его!
Среди воинов произошла заминка: одни подняли коней на дыбы, другие придержали поводьями, под третьими лошади закрутились на месте. Общее смятение и нерешительность взбесили Абрахму, сатанея от злости, она вновь громыхнула:
– Убить, убить его!
Всадники, не глядя в глаза Бату Боилу, начали медленно обтекать шарабар, доставая на ходу палаши и нацеливая копья.
Терр спокойно продолжал сидеть в седле. Только правая рука медленно скользнула под накидку, и не успела Абрахма вылить новую ярость на голову Бату Боилу, а конники приблизиться к нему, как рука терра стремительно вырвалась наружу и метнула кинжал.
Абрахма по-лягушачьи квакнула, вытаращила глаза, захрипела и начала оседать на пол шарабара. Лезвие кинжала по рукоять вошло ей в грудь. Пробитое сердце захлебнулось кровью и остановилось. Абрахма упала огромной тяжелой глыбой.
Стражники оторопели, конец Абрахмы был стремительным и безвозвратным, палаши и копья опустились, глаза забегали друг по другу.
Бат Боил, как ни в чем не бывало, направил лошадь ближе к шарабару, наклонился из седла, выдернул из груди Абрахмы кинжал, вытер лезвие о ее накидку и безразлично пожал плечами:
– Самомнение многих погубило. Абрахма лишила себя шанса. – Посмотрел мрачно. – Вот все, что остается от тех, кто теряет свой шанс.
Всадники не двигались, ждали. Взор Бата Боила будто гипнотизировал. У возницы дергались губы и руки. Лошади, запряженные в шарабар, чувствовали дрожание вожжей. Терр глянул на возницу. Тот лихорадочно проглотил слюну и поперхнулся. Всадники как по команде потянули своих коней за поводья и лошади медленно попятились.
Бат Боил свел брови, как будто сморщился от солнца, висевшего в вышине.
Вдалеке за спинами конников тянулась ровная полоса сверкающей на солнце речной глади, за нею маячили скалы в окружении леса. Слева – плешивое поле, справа – лесная полоса. А за спиной у Бата Боила – холмы.
Терр молчал, среди стражников пробежало встревоженное шевеление, доспехи зашуршали. Наконец он холодно хмыкнул:
– Убивать нужно не только крыс, но всех, кому мешает жизнь!
Возница глубоко вздохнул и нерешительно подал голос:
– Ты, как всегда, прав, Бат Боил. Но нам теперь надо возвратиться в Пун, чтобы фэр Быхом похоронил Абрахму.
Взгляд терра на мгновение заставил возницу съежиться, мимолетно пролетел по скорченному телу Абрахмы, голос безучастно проурчал:
– Везите. Хотя все бессмысленно.
– Но фэр Быхом, – заикнулся возница.
– Все бесполезно, – повторил хмуро Бат Боил и резко хлестнул лошадь, срывая ее с места.
Крупное облако, внутри которого были Карюха и Крабира, плыло над холмами через рубеж Дебиземии мимо валунов, скальной гряды, кустарников, деревьев, удивляя высунувшихся из своих укрытий рубежников.
Когда миновали холмы, облако стало таять и лошади под Карюхой и Крабирой почувствовали твердь земли. Из-под копыт брызнули камни. И началась скачка.
Глазами Карюха схватила утес, каменную россыпь, травяное поле, лес с песчаной опушкой. Стремена были не по росту, она елозила в неудобном седле, злилась, вцепившись в поводья и луку. Схожесть Крабиры с Катюхой сбивала Карюху с толку, так и подмывало назвать крысу человеческим именем. Раздраженно резко она потянула за повод.
Лошадь поднялась на дыбы, повисла в воздухе передними ногами, едва не выбросив девушку из седла, раздула ноздри и громко яростно заржала. Карюха приникла к гривастой шее, наливаясь ужасом.
Крабира чуть опередила, застопорилась, развернулась.
Лошадь Карюхи успокоилась, девушка отлепилась от гривы, бегло кинула глазами окрест:
– Куда мы направляемся? Я не могу ехать без друзей.
Крыса глубоко кивнула, погладила по шее лошадь, пояснила:
– Так решила Великая воительница. Она знает, что делать.
Объяснение не устроило Карюху, даже возмутило, девушка задергалась в седле, вспыхнула:
– Она не может за меня решать. Я не тронусь с места, пока не соединюсь с друзьями!
– Хорошо, – согласилась крыса, – остановимся на этой тропе, только здесь я чую опасность. И она уже недалеко.
Карюха досадливо нахохлилась, мысли заметались в голове, цепляясь одна за другую. Не успела она из этого вороха вытащить нужную, как слева на опушке леса взору предстал отряд конников. Интуитивно Карюха хлестнула лошадь, направляя ее к утесу и увлекая за собой Крабиру. Человек и крыса надеялись укрыться за утесом.
Однако Быхом, а это был его отряд, уже увидал их и рукоятью плетки указал стражникам. Отряд Быхома, выплескивая копытами лошадей песок, начал преследование. Конники Быхома с визгом и гамом пытались отсечь всадниц от утеса. Скоро подковы зацокали по каменной россыпи. После лесной прохлады солнце жгло нещадно, встречный ветер был жарким и душным.
И никто не заметил, как с другой стороны на дороге появился Бат Боил. Он остановил лошадь, наблюдя за погоней.
Карюха не оглядывалась, ее мотало в седле, отбивая зад.
Крабира видела, как быстро сокращалось расстояние.
И вот их настигли, окружили, перехватили поводья. Лошади кипели под седоками. Фэр Быхом, свесив брюхо над лукой, пыхтел, вытирая пот с багрового лица. Один из стражников попетушиному выкрикнул:
– Стоять, козы драные! Зачем в Пунском землячестве ошиваетесь? От кого наутек пустились, змеиное племя? Вы терры? Отвечайте фэру Быхому, он перед вами! – показал рукой.
Карюха, придя в себя после крика воина, сыграла радостное оживление, преувеличенно восторженно воскликнула:
– Фэр Быхом? – Как будто несказанно обрадовалась. – Сам фэр Быхом? – Как будто сто лет мечтала о встрече с ним. – А мы так перепугались, думали, что вы – терры! – Где-то внутри себя она чувствовала, что ей вряд ли поверят, потому что, несмотря на одежду, ее лицо, кожа, стрижка были отнюдь не дебиземские. Между тем она хотела выиграть время, надеясь выкрутиться из создавшегося положения. Но поняла, что ничего не получится, когда в ответ услыхала гомерический хохот воинов.
Тогда на выручку пришла Крабира, притянула недоверчивые часто моргающие глаза фэра Быхома, огорошила:
– Мы едва унесли ноги, фэр Быхом. Оттуда, – показала в сторону рубежа, – идут полчища вольных крыс. Надо спасаться!
Лица стражников мгновенно вытянулись, по ним пробежала тревога, голоса выплеснули беспокойство. Воинам стало не до Карюхи с Крабирой, а те тихой сапой развернули лошадей и начали удаляться.
Может быть, фэр Быхом и проглотил бы пилюлю, подброшенную Непревзойденной пронырой, если бы на пути девушки и крысы, как черт из коробочки, не возник Бат Боил. Остановил их, приблизился, подрагивая ноздрями, с подозрением вгляделся в Крабиру, усмехнулся:
– Значит, привязь Плукара оказалась ненадежной.
Фэр Быхом оживился, дернул поводья, ударил пятками по бокам лошади, разворачиваясь к терру:
– Бат? Ты тоже здесь? А где Чобик с отрядом? – последний вопрос его интересовал в первую очередь.
Терр глянул исподлобья:
– Чобика больше нет, фэр Быхом, – сказал однотонно и безразлично.
По лицу фэра пробежали морщинки облегчения, он удовлетворенно икнул и в дополнение вопросительно крякнул:
– А Абрахму не видел? – подъехал к терру и заглянул в глаза. Бат Боил, не меняя выражения лица, отозвался нехотя:
– Забудь о ней, фэр Быхом.
На мгновение в глазах Быхома вспыхнула растерянность, но быстро убралась, и взор наполнился не жалостью к Абрахме, а беспокойством за себя. Он даже не спросил у терра, что произошло с женой, скорее, испытал такое же облегчение, как от известия о смерти Чобика. А точнее, сбросил с плеч давно надоевшее бремя. Но мысль о своей безопасности тревожила душу:
– Это все крысы? Эта желтая падаль пошла в набег? – Он ткнул коротким пальцем в Карюху и Крабиру, – они сказали, из крысьего леса идут серые полчища. Далеко они? Или уже близко?
Лицо Бата Боила перекосило холодной ухмылкой:
– Близко я вижу только одну крысу, – сказал и вонзил взгляд в Крабиру. – Вот она, фэр! Это не деби, она – крыса! Не сомневайся. Я вижу ее насквозь, а ты должен чуять, как от нее несет крысиной вонью. Убей ее! Иначе твоя дорога уведет тебя за Абрахмой.
Быхома будто стеганули плетью вдоль спины, он дернулся в седле и гортанно завопил стражникам:
– Убейте эту падаль!
Воины бросились на зов, сбивая коней в кучу. Крабира воспользовалась заминкой, соскользнула с лошади, превратилась в черную крысу и шмыгнула в траву. Вслед полетели копья, и копыта лошадей затоптались по траве. Посеченная подковами, раздавленная и втоптанная в землю трава пролила зеленый сок. Но не окрасилась кровью Непревзойденной проныры, ибо крыса ушла в глубокую крысиную нору.
А в воздухе повис визгливый негодующий крик фэра:
– Убить, убить!
Лошадь Крабиры шарахнулась от крика, вытянула морду и понеслась куда глядят глаза.
Быхом, пыхтя, вперился в Карюху.
Конь Боила, потревоженный поводьями, оторвался от травы, поднял голову, переступил ногами, фыркнул. Терр погладил его по шее, сказал фэру:
– Не смотри на нее так. Она не крыса, она – чужеземный посланец к презу Фарандусу. Одна из тех, которых ищешь ты, фэр Быхом.
– Посланец? – не поверил Быхом. – Да на посланца она похожа так же, как я на преза Фарандуса! – Прикусил губы, вспомнив, что никогда не видел преза, а потому и судить о схожести просто не может.
Бат Боил угрюмо поправил жабо:
– Тебе придется поверить мне на слово, фэр.
Быхом побагровел. Самонадеянность терра бесила. Фэр выпучил глаза, прокряхтел:
– Верю, Бат, верю. Но где остальные? – брызнул густой слюной в сторону Карюхи.
Лошадь под терром неспокойно заржала и закрутилась на месте, следом лошадь фэра Быхома стала бить копытами о землю, фыркать и дрожать. Успокоить их удалось не сразу. Потом фэр резким тоном выплеснул девушке:
– В Пунском землячестве все должны отвечать на мои вопросы, шлюха! – и недовольно ощерился.
Девушка интуитивно чувствовала, что от ее ответа может зависеть дальнейшее поведение Быхома и последующие события. Его глаза ничего хорошего не предвещали. Мрачный вид Бата Боила также отталкивал. Стражники смотрели как на крысу, готовые за секунду искромсать на мелкие куски.
Лошади под Батом Боилом и фэром Быхомом вновь заходили, словно ужаленные, встали на дыбы и сорвались в скачку, понесли галопом по полю. Лошади под стражниками тоже припустили в разные стороны.
И тут Карюха увидала в траве много крыс, но они не трогали ее лошадь. Возникла черная крыса Крабира, встала на задние ноги и проговорила:
– Надо двигать дальше, пока дебиземцы не вернулись.
Крысы в траве пропали, словно провалились сквозь землю. Девушка кивнула Крабире. Та двинулась вперед.
В то же время кони Бата Боила и фэра Быхома вынесли их на другой конец поля. Когда наконец лошадей удалось утихомирить, фэр Быхом, сопя, досадно охая и вытирая руками глаза, буркнул:
– Свихнулись, что ли? Сумасшедшая скачка.
– Крысы. – Терр привстал на стременах, вновь поправил сбившееся жабо. – Твои ловчие, фэр, задарма жрут хлеб. Им давно пора головы открутить за то, что дают плодиться крысиному отродью. Где твои хваленые каннибалы? Они уже должны сожрать весь крысиный лес. Однако довольствуются теми, кого ты им кидаешь под видом терров. Хорошо устроился, фэр Быхом. Заврался. Сколько уже обещаешь презу Фарандусу, что выловишь и доставишь ему желтую мерзавку? Нет, она тебя быстрее выловит, фэр, и доставит презу!
– Это не твое дело, терр! – Быхома уязвили его слова, он взвизгнул, как свинья, захлебнулся, не сразу находя нужный ответ. – Ты сам много лет мозолишь всем глаза в Дебиземии и не можешь пригвоздить Фарандуса. Жрешь и пьешь и ничем от ловчих не отличаешься! А уж тебя-то каннибалы в первую очередь должны сожрать! Так что сиди в своем седле и дуй молча в две сопелки. Нам с тобой обоим Фарандус по барабану. Каждый из нас пухнет на своих дрожжах.
Терр задрожал ноздрями: фэр погладил его против шерсти. Однако, сдержав себя, Бат спросил:
– Почему ты хочешь скормить посланцев каннибалам, фэр?
– Чтобы не дошли к Фарандусу! – отсек Быхом. – Для этого у меня есть причины, терр. Веские причины. Я ничего просто так не делаю! И никому не служу, кроме себя самого!
– По углам землячества шепчутся, что ты метишь на место преза, – странной мутью из-под нависших бровей поплыл взгляд Бата Боила.
Фэр качнул брюхом, навалив его на луку седла, состроил презрительную мину:
– Поэтому и тебя не трогаю, Бат, а то давно бы отправил каннибалам. Затянул ты историю с убийством Фарандуса, терр, поторопись, не то раньше него останешься без головы. Не тяни больше. Не пощажу! Нет, не пощажу!
У терра как будто застряла в глотке кость, он сделал несколько глотательных движений и нахмурился:
– Я никогда не тяну, фэр, тянуть – не в моих правилах. Я все делаю вовремя. – Пока он говорил, его лошадь приблизилась к Быхому и рука, оторвавшись от поводьев, скользнула под полу накидки.
Фэр хотел что-то ответить, но перед глазами стремительно сверкнуло лезвие кинжала и Бат Боил мощным ударом вонзил его фэру в сердце, пробив ткань темной накидки и кожу доспехов. Брызнула жидкая кровь. Быхом удивленно моргнул, закряхтел и повалился из седла, повисая на стременах.
Терр ладонью ударил лошадь Быхома по крупу, она пугливо скакнула вперед и потащила труп фэра по земле. Бат Боил глянул вслед равнодушно.