Фактологичность

Фактологичность – это умение понять, когда люди ищут козла отпущения, и вспомнить, что, обвиняя одного человека, мы часто перестаем искать другие объяснения и лишаемся возможности предотвратить возникновение подобных проблем в будущем.

Чтобы контролировать инстинкт обвинения, не ищите козла отпущения.

Ищите причины, а не злодеев. Когда что-то идет не так, не ищите виноватых. Смиритесь с тем, что плохие вещи случаются, даже когда никто этого не хочет. Вместо этого направьте свою энергию на анализ множества взаимосвязанных причин или системы, в которой возникла проблемная ситуация.

Ищите системы, а не героев. Когда кто-то говорит, что его следует благодарить за что-то хорошее, спросите, не сложилось ли бы все так же, если бы этот человек не сделал ничего. Не забывайте о силе системы.

Глава десятая

Инстинкт срочности

Как «сейчас или никогда» блокирует наш разум

Дорожные заграждения и ментальные блоки

– Если болезнь не заразна, зачем вы эвакуировали жену и детей? – спросил мэр Накалы, сидя за своим рабочим столом и глядя на меня с безопасного расстояния. За окном восхитительное солнце садилось над округом, где в нищете жили сотни тысяч человек, с которыми работал всего один врач – я.

Ранее в тот же день я вернулся в город из бедного прибрежного округа Мемба на севере Мозамбика. Там я два дня собственноручно осматривал сотни пациентов, страдавших от ужасной необъяснимой болезни, которая за несколько минут приводила к полному параличу ног, а в тяжелых случаях еще и вызывала слепоту. И мэр был прав: я не был на 100 процентов уверен, что болезнь не заразна. Всю ночь напролет я листал учебник, пока не пришел к выводу, что такие симптомы не описывались раньше. Я решил, что проблему вызывает какой-то яд, а не инфекция, но не мог сказать наверняка, поэтому попросил жену забрать детей и покинуть округ.

Прежде чем я нашелся, что ответить, мэр сказал:

– Если вы считаете, что болезнь может быть заразной, я должен принять меры. Чтобы избежать катастрофы, я обязан остановить болезнь, пока она не дошла до города.

Мэр уже представил худший вариант развития событий, который теперь стоял перед глазами и у меня.

Будучи человеком действия, мэр поднялся и спросил:

– Мне приказать военным перекрыть дорогу и отменить автобусы с севера?

– Да, – ответил я. – Это не помешает. Вы должны принять меры.

Мэр отправился отдавать приказания.

Когда на следующее утро над Мембой взошло солнце, около двадцати женщин с маленькими детьми уже были на ногах и ждали автобуса, который должен был отвезти их на рынок в Накале, где они продавали свои товары. Узнав, что автобус отменили, они отправились на берег и попросили рыбаков отвезти их в город по морю. Рыбаки помогли всем разместиться в маленьких лодках, вероятно, радуясь столь легкому заработку, и поплыли на юг вдоль берега.

Никто не умел плавать, поэтому, когда волны опрокинули лодки, все матери, дети и рыбаки утонули.

В тот день я снова отправился на север по перекрытой дороге, чтобы продолжить исследование странной болезни. В Мембе я увидел людей, которые укладывали на дороге вытащенные из моря тела. Я бросился к берегу, но было уже слишком поздно.

– Почему все эти женщины и дети оказались в хлипких лодках? – спросил я мужчину, который нес тело мальчика.

– Автобус утром не пришел, – ответил он.

Прошло несколько минут, но я все еще не понимал, что натворил. Я не простил себя и сегодня. Зачем я сказал мэру: «Вы должны принять меры»?

Я не мог винить рыбаков в гибели этих людей. Само собой, бедняки, которым нужно на рынок, поплывут в город на лодке, если власти по какой-то причине перекрывают дорогу.

У меня нет слов, чтобы описать, как я работал в тот день и в последующие. Я ни с кем не говорил об этом случае целых 35 лет.

Но я не опустил руки и в конце концов нашел причину паралича: как я и подозревал, люди отравились. Как ни странно, они не ели ничего необычного. Основу их диеты составлял маниок, который перед употреблением необходимо варить три дня. Это было общеизвестно, поэтому раньше таких симптомов ни у кого не наблюдалось и никто даже не слышал, чтобы с кем-то приключилось нечто подобное. Но в этот год в стране случился неурожай, в связи с чем государство закупало вареный маниок по высочайшей цене. Бедные крестьяне ухватились за шанс получить дополнительные деньги, чтобы наконец выбраться из нищеты, а потому продавали все без остатка. Однако, распродав весь товар, они возвращались домой голодными. Голод был так силен, что они не могли удержаться от того, чтобы съесть сырые корни маниока, только что принесенные с полей. В восемь вечера 21 августа 1981 года это открытие превратило меня из окружного врача в исследователя, и следующие десять лет своей жизни я посвятил изучению взаимодействия экономик, обществ, токсинов и пищи.

Через четырнадцать лет, в 1995 году, министры из Киншасы, столицы Демократической Республики Конго, услышали, что в городе Киквит случилась вспышка Эболы. Они испугались. Они решили, что нужно принять меры. И перекрыли дорогу.

Непредвиденные последствия не заставили себя ждать. Возникли серьезные проблемы со снабжением столицы продовольствием, поскольку обычно вареный маниок привозили из региона, который оказался по другую сторону зоны бедствия. Голодный город стал скупать все во втором по размеру продовольственном районе. Цены взлетели до небес. Угадайте, что случилось дальше? Началась загадочная эпидемия паралича ног и слепоты.

Через девятнадцать лет, в 2014 году, вспышка Эболы случилась на севере Либерии. Неопытные люди из богатых стран перепугались и пришли к тому же выводу: нужно перекрыть дороги!

В Министерстве здравоохранения работали более опытные чиновники. Они с опаской относились к перекрытию дорог, но при этом боялись в первую очередь того, что такая мера лишит их доверия людей, брошенных на произвол судьбы. Это было бы катастрофой: чтобы погасить вспышку Эболы, необходимо установить, кого касался заболевший человек, а для этого он должен сам честно перечислить всех поименно. Специалисты по выявлению контактов героически сидели в ветхих хижинах, расспрашивая людей, которые только что потеряли близких, обо всех, кого их близкие могли заразить перед смертью. Само собой, довольно часто человек, которого расспрашивали, сам был в этом списке, а следовательно, мог быть заражен. Несмотря на постоянный страх и непрекращающиеся слухи, нельзя было в панике предпринимать отчаянные меры. Путь инфекции было не установить грубой силой – для этого нужно было долго и терпеливо работать с людьми. Один человек, деликатно сообщив о множестве любовниц покойного брата, мог спасти тысячи жизней.

Мы склонны принимать глупые решения, когда боимся, время поджимает, а в голове раскручиваются худшие варианты развития событий. Необходимость действовать без промедления ограничивает нашу способность к аналитическому мышлению.

В 1981 году в Накале я несколько дней исследовал болезнь, но не потратил и минуты, чтобы обдумать последствия перекрытия дороги. Срочность, страх и однобокий фокус на рисках пандемии заблокировали мою рассудительность. Стремясь принять какие-нибудь меры, я совершил ужасную ошибку.

Инстинкт срочности

Сейчас или никогда! Овладейте фактологичностью сегодня! Завтра будет поздно!

Мы дошли до последнего инстинкта. Теперь вам пора принять решение. Этот момент не повторится. Никогда больше все эти инстинкты не выстроятся у вас в голове. Сегодня, прямо сейчас, у вас есть уникальная возможность обдумать прочитанное в этой книге и навсегда изменить свое мышление. Или же вы можете дочитать книгу до конца, закрыть ее, сказать себе «нелепость какая-то» и продолжить жить как прежде.

Но решить нужно сейчас. Действовать нужно немедленно. Измените ли вы сегодня свое мышление? Или навеки останетесь в плену заблуждений? Вам решать.

Вероятно, вы уже слышали подобные слова от продавцов и активистов. Они используют одинаковые техники: «Действуйте сейчас – другого шанса не будет». Они намеренно запускают ваш инстинкт срочности. Призыв к действию заставляет вас забыть о критическом мышлении, принимать решения быстрее и действовать без промедления.

Расслабьтесь. Как правило, это неправда. Как правило, никакой срочности нет, а выбирать одно из двух не приходится. Если хотите, отложите книгу и займитесь чем-нибудь другим. Через неделю, месяц или год можете открыть ее снова и освежить в памяти основные моменты. Слишком поздно не будет. Кроме того, так учиться даже лучше, чем пытаясь ухватить все зараз.

Инстинкт срочности заставляет нас хотеть действовать без промедления перед лицом воспринимаемой неотвратимой опасности. Должно быть, он прекрасно служил человеку в далеком прошлом. Если мы подозревали, что в траве может прятаться лев, логично было действовать без раздумий. Те люди, которые останавливались и внимательно анализировали варианты, не стали нашими предками. Мы – потомки людей, которые быстро принимали решения и действовали, располагая недостаточной информацией. Сегодня нам по-прежнему нужен инстинкт срочности – например, когда машина появляется из ниоткуда и нам необходимо увернуться от нее. Однако теперь, когда мы устранили большинство непосредственных опасностей и остались наедине с более сложными, часто более абстрактными проблемами, инстинкт срочности может также мешать нам понимать окружающий мир. Из-за него мы тревожимся, и это обостряет все остальные наши инстинкты, контролировать которые становится сложнее, блокирует нашу способность к аналитическому мышлению, подталкивает нас принимать решения слишком быстро, а также заставляет нас, не подумав, идти на крайние меры.

Когда риски маячат лишь в будущем, этот инстинкт никак себя не проявляет. Будущие риски не подталкивают нас к действию. Именно поэтому столь малое количество людей откладывает деньги на пенсию.

Такое отношение к будущим рискам создает большую проблему для активистов, которые работают на долгосрочную перспективу. Как им нас пробудить? Как заставить нас действовать? Очень часто они стараются убедить нас, что сомнительный будущий риск на самом деле представляет собой вполне определенный риск сегодняшний, а у нас есть возможность решить важную проблему, причем действовать для этого нужно сейчас или никогда. Иными словами, они запускают наш инстинкт срочности.

Несомненно, этот метод может подтолкнуть нас к действию, но вместе с тем он приводит к ненужному стрессу и необдуманным решениям. Он также может снизить уровень доверия к активистам. Из-за постоянных тревог мы перестаем замечать настоящие проблемы. Активисты, которые рисуют риски более насущными, чем они есть на самом деле, желая призвать нас к действию, становятся мальчишками, зовущими на помощь, когда поблизости нет волка. Все мы помним, как заканчивается эта история: погибают все овцы.

Научитесь контролировать инстинкт срочности.

Специальное предложение! Только сегодня!

Когда люди говорят, что действовать нужно без промедления, их слова заставляют меня насторожиться. В большинстве случаев эти люди просто пытаются заблокировать мою способность мыслить.

Удобная срочность

Вопрос 13

Эксперты по глобальному климату считают, что в течение следующих 100 лет средняя температура…

А. …повысится

Б. …останется неизменной

В. …понизится

«Нам нужно пробудить страх!» – сказал мне Ал Гор в начале нашей первой беседы о том, как рассказывать людям об изменении климата. Стоял 2009 год, и мы встретились за кулисами на конференции TED в Лос-Анджелесе. Ал Гор попросил меня помочь ему и подготовить пузырьковые диаграммы Gapminder, чтобы с их помощью показать худший исход в случае дальнейшего повышения объемов выбросов углекислого газа.

В то время я с огромным уважением относился к достижениям Ала Гора, который повышал информированность об изменении климата и принимал необходимые меры. Я уважаю его и сегодня. Уверен, вы правильно ответили на вопрос, приведенный в начале этого раздела: это единственный вопрос, с которым люди неизменно справляются лучше шимпанзе, поскольку подавляющее большинство (от 94 процентов опрошенных в Финляндии, Венгрии и Норвегии до 81 процента в Канаде и США и 76 процентов в Японии) прекрасно знает прогнозы экспертов по климату. Столь высокий уровень информированности в немалой степени объясняется деятельностью Ала Гора. Его также следует благодарить за подписание Парижского соглашения об изменении климата в 2015 году. Он был – и остается – моим героем. Я тоже считал необходимым принятие срочных мер по предотвращению дальнейшего изменения климата и радовался возможности сотрудничать с Гором.

Но я не мог согласиться на его требования.

Мне не нравится страх. Страх войны и паника срочности заставили меня увидеть советского летчика и кровь на полу. Страх пандемии и паника срочности заставили меня перекрыть дорогу, что привело к гибели всех тех матерей, детей и рыбаков. Страх и срочность приводят к глупым, отчаянным решениям с непредсказуемыми побочными эффектами. Изменение климата – слишком серьезная тема, чтобы так рисковать. Здесь необходимы систематический анализ, взвешенные решения, пошаговые действия и внимательная оценка ситуации.

Мне также не нравятся преувеличения. Преувеличения подрывают доверие к обоснованным данным – в нашем случае к данным, показывающим, что климат в самом деле меняется под воздействием парниковых газов, которые образуются в результате действий человека, например сжигания ископаемого топлива, а принять быстрые и масштабные меры сегодня дешевле, чем ждать, пока произойдет неприемлемое изменение климата. Если преувеличения разоблачаются, люди вообще перестают обращать внимание на проблему.

Я сказал, что не буду демонстрировать худший исход, если не покажу также вероятный и оптимистический варианты развития. Выбрав только худший сценарий и, хуже того, показав, как ситуация будет развиваться в будущем, которое еще не спрогнозировано учеными, Gapminder отступил бы от своей задачи помогать людям понимать основные факты. Мы воспользовались бы оказываемым нам доверием, чтобы призвать людей к действию. Мы еще несколько раз беседовали с Алом Гором, и он неизменно настаивал, чтобы я показал страшные пузырьки, не имеющие под собой научной основы, пока я не положил конец нашему спору.

– Мистер вице-президент, – сказал я. – Нет цифр – нет и пузырьков.

Одни аспекты будущего спрогнозировать легче других. При прогнозировании погоды метеорологам редко удается заглянуть более чем на неделю вперед. Прогнозировать темпы экономического роста и уровень безработицы в стране также на удивление тяжело. Это объясняется сложностью анализируемых систем. Сколько факторов необходимо учитывать и как часто они меняются? За неделю температура, скорость ветра и уровень влажности изменятся миллиарды раз. За месяц миллиарды долларов миллиарды раз перейдут из одних рук в другие.

Демографические прогнозы, напротив, поразительно точны на многие десятилетия вперед, поскольку анализируемые системы – по сути, рождения и смерти – достаточно просты. Дети рождаются, вырастают, рожают детей, а затем умирают. Каждый цикл занимает примерно 70 лет.

Однако будущее всегда в некоторой степени непредсказуемо. Всякий раз, говоря о будущем, мы должны уточнять, насколько вероятны прогнозы. Нам не следует брать самые страшные цифры и показывать худший вариант развития событий, как будто он уже предрешен. Люди узнают об этом! Предпочтительнее всего показывать усредненный прогноз, а также ряд альтернативных вариантов, от лучшего к худшему. Если нам приходится округлять числа, округлять их следует в меньшую сторону. Так мы сможем защитить свою репутацию и не дадим людям повода перестать нас слушать.

Настаивайте на данных

Слова Ала Гора звучали у меня в голове еще долго после нашего первого разговора.

Поймите меня правильно, меня очень тревожит изменение климата, поскольку я уверен, что оно действительно происходит, как уверен и в том, что в 2014 году случилась вспышка Эболы. Я понимаю желание заручиться поддержкой, показывая худшие прогнозы и отрицая их огромную неточность. Однако всем тем, кого тревожит изменение климата, следует перестать пугать людей маловероятными сценариями. Большинство уже знает о проблеме и признает ее. Подчеркивать ее важность – все равно что пинать открытую дверь. Пора покончить с разговорами и перейти к действиям, выбрав курс не под влиянием страха, а на основании имеющихся данных и трезвого анализа.

Так каково решение проблемы? Все просто. Все, кто выбрасывает большие объемы парникового газа, должны как можно скорее прекратить это делать. Мы знаем, кто это: люди на четвертом уровне, где пока самые высокие уровни выбросов углекислого газа. Настало время с этим покончить. Давайте убедимся, что у нас есть достаточное количество данных об этой серьезной проблеме, чтобы мы могли отслеживать свой прогресс.

После разговора с Алом Гором я начал искать информацию и удивился, насколько это оказалось непросто. Прекрасные спутниковые снимки позволяют нам ежедневно наблюдать за ледяной шапкой Северного полюса. Благодаря этому мы видим, что она год от года становится меньше, причем скорость таяния льдов заставляет насторожиться. Итак, у нас есть свидетельства глобального потепления. Однако, когда я принялся искать данные о причинах проблемы – в основном выбросах CO₂, – их, как ни странно, оказалось немного.

Рост ВВП на душу населения в странах четвертого уровня внимательно отслеживается, и новые официальные цифры публикуются раз в квартал. Однако данные о выбросах углекислого газа публиковались лишь раз в два года. Я обратился к шведскому правительству, чтобы исправить эту ситуацию. В 2009 году я начал кампанию в поддержку ежеквартальной публикации данных о выбросах парникового газа: если нам это было важно, почему же мы не проводили измерения? Разве мы могли утверждать, что серьезно относимся к этой проблеме, если даже не отслеживали свой прогресс?

Я очень горжусь тем, что с 2014 года Швеция публикует данные о выбросах парникового газа ежеквартально (она стала первой страной, которая пошла на это, и по-прежнему остается единственной). Это фактологичность в действии. Недавно Стокгольм посетили статистики из Южной Кореи, желающие научиться тому же.

Изменение климата – слишком важный риск, чтобы игнорировать его или не признавать его существование, и подавляющему большинству населения планеты это известно. Однако его важность не позволяет также рисовать сомнительные худшие сценарии развития событий, пророча наступление конца света.

Когда вас призывают к действию, порой важнее всего улучшить качество имеющихся данных.

Удобный страх

И все же об изменении климата говорят все чаще. Многие активисты, считающие его единственной важной проблемой планеты, взяли в привычку винить климат во всем, делая его единственной причиной всех остальных неурядиц.

Они используют тревоги дня – войну в Сирии, деятельность ИГ, вспышку Эболы, эпидемию ВИЧ, нападения акул и что угодно еще, – чтобы стимулировать инстинкт срочности в отношении долгоиграющей проблемы. Порой их заявления основаны на научных данных, но во многих случаях они оперируют лишь сомнительными, недоказанными гипотезами. Я понимаю, как трудно приходится тем, кто пытается объяснить реальность будущих рисков. Однако я не одобряю их методы.

Больше всего меня тревожит попытка привлечь людей путем создания термина «климатические беженцы». Насколько мне известно, миграция очень, очень слабо связана с изменением климата. Идея климатических беженцев – намеренное преувеличение, с помощью которого страх беженцев пытаются превратить в страх изменения климата, значительно увеличив тем самым общественную поддержку снижения объема выбросов углекислого газа.

Когда я говорю об этом климатическим активистам, они часто отвечают, что нет ничего плохого в том, чтобы пробуждать страх и чувство срочности, преувеличивая масштабы проблемы или делая не подкрепленные фактами заявления, потому что это единственный способ заставить людей принимать меры, направленные на снижение будущих рисков. Активисты уверены, что цель оправдывает средства. Я согласен, что такой подход работает в краткосрочной перспективе. Но.

Если слишком часто поднимать ложную тревогу, под угрозой окажется репутация ученых-климатологов, которым просто перестанут верить, а также репутация всего движения. Учитывая серьезность проблемы изменения климата, мы не можем допустить, чтобы это случилось. Преувеличивать роль изменения климата в войнах и конфликтах, нищете или миграции – значит игнорировать другие важные причины этих мировых проблем и ограничивать свою способность принимать меры против них. Нам нельзя допустить, чтобы люди снова перестали слушать. Потеряв доверие, мы проиграем.

Кроме того, опрометчивые высказывания часто становятся ловушкой для самих активистов. Активисты уверяют, что они помогают привлечь внимание людей к проблеме, но затем забывают, что используют стратегию преувеличений, начинают нервничать и не могут сосредоточиться на поиске подходящих решений. Серьезно озабоченные изменением климата люди должны и дальше тревожиться об этой проблеме, не становясь при этом жертвами собственных паникерских посланий. Они должны анализировать худший вариант развития событий, но не забывать о неточности прогнозов. Подогревая интерес к проблеме, они должны сохранять хладнокровие, чтобы принимать взвешенные решения и действенные меры, не рискуя своей репутацией.

Эбола

В главе 3 я рассказал, как в 2014 году слишком поздно понял опасность вспышки Эболы в Западной Африке. Я осознал серьезность ситуации, только увидев, что количество заболевших удваивается. Однако даже в такой пугающей ситуации, когда промедление было смерти подобно, я не хотел повторять прошлых ошибок и решил действовать на основании данных, а не инстинктов и страха.

Статистика «подозрений на болезнь», предоставляемая Всемирной организацией здравоохранения и американскими Центрами по контролю и профилактике заболеваний (ЦКЗ), была не слишком точна. Подозрения на болезнь – это неподтвержденные случаи заболевания. При их подсчете возникало много проблем: так, люди, у которых было подозрение на Эболу, но которые затем умерли от иных причин, по-прежнему учитывались в статистике подозреваемых случаев. По мере обострения страха Эболы количество подозрений на болезнь возрастало. Пока медицинские учреждения пытались разобраться с Эболой, мобилизуя все ресурсы, которые ранее были направлены на лечение других тяжелых болезней, все больше людей умирало по иным причинам. Многие из этих смертей также учитывались в статистике «подозрений». Кривая подозрений на Эболу шла вверх все быстрее, давая нам все меньше информации о динамике количества подтвержденных случаев.

Не имея возможности отслеживать прогресс, вы не узнаете, работают ли ваши меры. Приехав в Министерство здравоохранения Либерии, я спросил, как получить статистику подтвержденных случаев. За день я узнал, что образцы крови отправлялись в четыре разных лаборатории, и они присылали результаты анализов в форме длинных и запутанных Excel-таблиц, которые никто не сводил воедино. В страну со всего света стекались сотни медиков, готовых бороться с болезнью, а программисты разрабатывали все новые бесполезные приложения по Эболе (отчаянно размахивая молотками и надеясь, что Эбола окажется гвоздем). Но никто не следил, работают ли принимаемые меры.

Получив разрешение, я отправил четыре таблицы в Стокгольм Уле, который потратил целые сутки, чтобы вручную вычистить из них все лишнее и объединить данные, а затем повторил всю процедуру еще раз, чтобы убедиться, что не допустил ошибку, потому что увиденное показалось ему весьма странным. Но ошибки не было. Когда проблема кажется срочной, первым делом нужно не бить тревогу, а упорядочивать данные. Ко всеобщему удивлению, данные свидетельствовали о том, что количество подтвержденных случаев достигло пика двумя неделями ранее, а теперь снижалось. Количество подозрений на болезнь стабильно росло. Тем временем жители Либерии действительно изменили свои привычки и отказались от необязательных телесных контактов. Они не пожимали друг другу руки и не обнимались. Этот отказ от контактов, а также неукоснительное соблюдение строгих правил гигиены, установленных в магазинах, общественных зданиях, амбулаториях, клиниках, на кладбищах и в других местах, уже давали желаемый эффект. Стратегия работала, но никто не знал об этом, пока Ула не прислал мне данные. Мы обрадовались увиденному и продолжили работу, подталкивая всех трудиться еще усерднее, ведь теперь каждый видел, что он старается не зря.

Я отправил данные об уменьшении количества подтвержденных случаев во Всемирную организацию здравоохранения, и их опубликовали в следующем отчете. Однако ЦКЗ настаивали на использовании статистики по «подозрениям на заболевание». Специалистам центра казалось, что необходимо и дальше нагнетать обстановку, играя на инстинкте срочности людей, которые отвечали за распределение ресурсов. Я понимаю, что у них были благие намерения, но в результате деньги и ресурсы направлялись не по адресу. Хуже того, это ставило под угрозу доверие к эпидемиологическим данным. Но не стоит винить специалистов центра. Прыгунье в длину не позволяют измерять собственные прыжки. Организация, занимающаяся решением проблем, не должна решать, какие данные обнародовать. Люди, которые пытаются решить проблему на местах и всегда хотят получить больше средств, не должны заниматься измерением прогресса. Иначе мы получим неверные цифры.

Именно данные, которые показывали, что количество подозрений на заболевание удваивалось каждые три недели, позволили мне понять, насколько серьезна ситуация с Эболой. Именно данные, которые показывали, что количество подтвержденных случаев снижалось, убедили меня, что принимаемые меры работают. Данные стали ключом ко всему. Поскольку они сыграют столь же важную роль и в будущем, когда где-нибудь случится новая вспышка, очень важно оберегать их достоверность и репутацию тех, кто их публикует. Данные следует использовать, чтобы говорить правду, а не чтобы призывать людей к действию, какими бы благородными ни были ваши намерения.

Срочно! Прочтите немедленно!

Срочность искажает нашу картину мира особенно сильно. Понимаю, я говорил подобное и об остальных драматических инстинктах, но здесь все действительно серьезно. А возможно, все инстинкты сливаются в один инстинкт срочности. Драматическая картина мира создает постоянное ощущение кризиса и напряженности. Чувство «сейчас или никогда» ведет к стрессу и апатии: «Нужны решительные меры. Нет времени анализировать ситуацию. Надо действовать». Или: «Все бесполезно. Мы ничего не можем сделать. Пора опустить руки». Как бы то ни было, мы перестаем думать, отдаемся во власть инстинктов и принимаем неверные решения.

Пять глобальных рисков, о которых следует волноваться

Я не отрицаю существования серьезных глобальных рисков, на которые нельзя закрывать глаза. Я не считаю себя оптимистом и не смотрю на мир сквозь розовые очки. Я не успокаиваюсь, отворачиваясь от проблем. Больше всего меня тревожат пять рисков: глобальная пандемия, финансовый крах, мировая война, изменение климата и нищета. Почему именно они? Во-первых, потому что возникновение этих рисков вполне вероятно: первые три уже возникали, а другие два наблюдаются и сейчас. Во-вторых, потому что каждый из этих рисков может прямо или косвенно привести к массовым страданиям и остановить развитие человечества на долгие годы и десятилетия. Здесь у нас нет права на ошибку. Эти риски – массовые убийцы, которых нужно всеми силами избегать, действуя слаженно и последовательно.

(Есть и шестой кандидат на включение в этот список. Это неизвестный риск, то есть вероятность, что случится что-то такое, о чем мы еще не подумали и что вызовет ужасные страдания и разрушения. При этой мысли невольно содрогаешься. Хотя нет смысла переживать о неизвестном, не имея возможности его предотвратить, нам следует внимательно следить за возникновением новых рисков, чтобы своевременно реагировать на них.)

Глобальная пандемия

После Первой мировой войны по миру прокатилась эпидемия испанки, убившая 50 миллионов человек, то есть больше, чем сама война, хотя отчасти это объяснялось тем, что люди были ослаблены тяготами четырехлетнего противостояния. В результате ожидаемая продолжительность жизни в мире снизилась на десять лет, с 33 до 23 лет, что отражает резкое падение кривой на странице 71. Специалисты по инфекционным заболеваниям сходятся во мнении, что новый штамм гриппа по-прежнему остается самой опасной угрозой здоровью населения планеты. Причина: способ передачи гриппа. Вирус передается по воздуху на крошечных капельках. Человек может войти в вагон метро и заразить всех пассажиров, не касаясь их и даже не касаясь поручней, за которые потом возьмутся другие люди. Передающееся воздушно-капельным путем заболевание вроде гриппа, способное распространяться очень быстро, представляет более серьезную угрозу человечеству, чем такие болезни, как Эбола и ВИЧ/СПИД. Мягко говоря, не лишним будет защититься от вируса, который настолько заразен и преодолевает любую преграду.

Сегодня мир лучше подготовлен к борьбе с гриппом, чем в прошлом, но люди с первого уровня по-прежнему живут в обществах, где сложно своевременно предотвратить агрессивное распространение болезни. Нам необходимо обеспечить каждому человеку доступ к базовому здравоохранению, чтобы быстрее узнавать о вспышках заболеваний. Нам также нужно, чтобы Всемирная организация здравоохранения оставалась здоровой и сильной структурой, способной координировать действия врачей по всему миру.

Финансовый крах

Разрыв финансовых пузырей в глобализированном мире приводит к катастрофическим последствиям. Рушатся экономики целых стран, огромное количество людей теряет работу, и недовольные граждане начинают искать радикальное решение проблемы. Масштабный банковский коллапс может оказаться гораздо хуже мирового кризиса, начавшегося с краха ипотечной системы США в 2009 году. Он может уничтожить всю мировую экономику.

Поскольку даже лучшие экономисты мира не сумели предсказать прошлый кризис и год за годом ошибаются в своих прогнозах темпов восстановления экономики, так как система слишком сложна для точного прогнозирования, нет оснований полагать, что коллапса не произойдет, просто потому что его никто не ожидает. Будь система проще, у нас был бы шанс понять ее и найти способ избежать коллапсов в будущем.

Третья мировая война

Всю жизнь я всеми силами старался наладить контакты с представителями других стран и культур. Это не только интересно, но и необходимо для укрепления всемирной страховочной сетки, которая нейтрализует ужасный человеческий инстинкт жестокой мести и снижает риск худшего из зол – войны.

Нам нужны Олимпийские игры, международная торговля, программы образовательного обмена, свободный интернет – все, что позволяет встречаться представителям разных этнических групп и жителям разных стран. Мы должны укреплять страховочные сетки во имя поддержания мира. Не сумев сохранить мир, мы не сможем достичь наших целей устойчивого развития. Перед нами стоит непростая дипломатическая задача: не позволить гордым ностальгирующим нациям, которые ранее были склонны к насилию, напасть на других сегодня, когда они теряют контроль над мировым рынком. Мы должны помочь старому Западу найти способ мирной интеграции в новый мир.

Изменение климата

Необязательно смотреть лишь на худший вариант развития событий, чтобы понять, что изменение климата очень опасно. Общими ресурсами планеты, например атмосферой, может управлять лишь всемирно признаваемый орган, работающий в условиях мира, соответствующего глобальным стандартам.

Это реально: за два десятилетия мировое сообщество почти до нуля сократило использование озоноразрушающих веществ и свинцевание бензина. Для этого необходима слаженная работа сильного, хорошо организованного международного сообщества (если говорить точнее, я имею в виду ООН). Кроме того, необходимо чувство мировой солидарности в отношении нужд людей с разными уровнями дохода. Мировое сообщество не может говорить о подобной солидарности, предлагая ограничить доступ к электричеству миллиарду человек, живущих на первом уровне, хотя это почти никак не повлияет на общий объем выбросов. Пока что именно богатейшие страны выбрасывают наибольший объем углекислого газа, а потому им следует первым делом сократить свои выбросы, вместо того чтобы терять время, оказывая давление на других.

Нищета

Другие упомянутые мною риски представляют собой весьма вероятные варианты развития событий, которые могут привести к неопределенному масштабу страданий в будущем. Нищету нельзя назвать риском в полном смысле слова. Мы знаем масштаб страданий, которые она вызывает, и происходит это сейчас, а не в будущем. Нищета – это реальность. В нищете изо дня в день живет огромное количество людей. Именно в нищете начинаются вспышки Эболы, поскольку живущие в нищете люди не пользуются медицинскими услугами, а потому никто не выявляет случаи заболевания на ранней стадии. Именно в нищете начинаются гражданские войны, потому что молодые мужчины нуждаются в еде и работе и гораздо охотнее присоединяются к жестоким партизанским движениям, понимая, что терять все равно нечего. Возникает порочный круг: нищета ведет к гражданской войне, а гражданская война ведет к нищете. Гражданские конфликты в Афганистане и Центральной Африке вынуждают поставить на паузу все остальные проекты устойчивого развития в этих регионах. Террористы скрываются в немногочисленных оставшихся зонах нищеты. Когда носороги оказываются в самом центре гражданского противостояния, спасти их становится гораздо сложнее.

Период относительного мирового спокойствия подарил нам процветание. В нищете живет меньше людей, чем когда-либо прежде, но все равно их целых 800 миллионов. В отличие от ситуации с изменением климата, здесь нам не нужны прогнозы и сценарии. Мы знаем, что 800 миллионов человек страдают прямо сейчас. Мы также знаем, как решить проблему: нужны мир, образование, всеобщее базовое здравоохранение, электричество, чистая вода, туалеты, контрацептивы и микрокредиты, чтобы расшевелить рынок. Чтобы положить конец нищете, не нужны никакие инновации. Достаточно использовать все то, что помогало в такой ситуации ранее. Мы знаем, что действовать надо быстро, иначе проблема разрастется, поскольку живущие в нищете люди продолжат заводить большие семьи, из-за чего количество страдальцев будет возрастать. Факты говорят, что нам нужно как можно скорее обеспечить последний миллиард несчастных всем необходимым для достойной жизни.

Сложнее всего помочь будет тем, кто живет среди жестоких и непредсказуемых вооруженных формирований в странах со слабыми правительствами. Чтобы выбраться из нищеты, им понадобится стабилизирующее ситуацию военное присутствие. Им понадобятся полицейские с оружием и правоохранительные органы, которые будут оберегать невинных граждан от насилия и давать учителям возможность учить следующее поколение в спокойной обстановке.

Я поссибилист. Мне хочется сравнить следующее поколение с последним бегуном в очень длинной эстафете. Эстафета по ликвидации нищеты превратилась в марафон, который стартовал в 1800 году. Следующему поколению предоставится уникальный шанс завершить начатое: перехватить эстафетную палочку, пересечь финишную черту и воздеть руки к небу в момент триумфа. Это дело нужно довести до конца. А потом хорошенько отпраздновать свой успех.

Мне отрадно понимать, что одни вещи важнее других. Я перечислил пять серьезных рисков, которые нам стоит поставить в приоритет. Работать с ними следует с холодной головой, оперируя большим количеством объективных данных. Эти риски требуют глобального сотрудничества и распределения ресурсов. Чтобы достичь успеха, нужно двигаться крошечными шагами и постоянно оценивать свой прогресс, а не принимать отчаянные меры. Учитывать эти риски следует всем активистам, за что бы они ни боролись. Эти риски слишком серьезны, чтобы бить ложную тревогу.

Я не говорю вам не переживать. Я говорю вам переживать по делу. Я не говорю вам закрывать глаза на новости или не обращать внимания на призывы активистов к действию. Я говорю вам отфильтровывать шум и следить за серьезными глобальными рисками. Я не говорю вам не бояться. Я говорю вам сохранять хладнокровие и поддерживать глобальное сотрудничество, необходимое для снижения этих рисков. Контролируйте свой инстинкт срочности. Контролируйте все свои драматические инстинкты. Не волнуйтесь из-за воображаемых проблем излишне драматичного мира, но с вниманием относитесь к реальным проблемам и поиску путей их решения.