Встретимся в файлах…

– Их оказалось ровно двенадцать. Такая шутка от Джакомо Фаталити. Он зашил исходные коды в оболочку материнских плат, а не в их содержимое. Автоматические системы контроля с подобным никогда не сталкивались, им и в микросхемы не приходило проверять оболочки. В итоге, что бы там ни программировали другие создатели, прописанный Джакомо Фаталити ассемблер со временем берет свое. Особенности проявляются наиболее ярко, если материнские платы попадают в болванки пятого поколения. Главных особенностей три. Первая: стопроцентное внешнее сходство с человеком. Вторая: стопроцентная имитация человеческих чувств. Подчеркну, речь об имитации, а не о реальных чувствах. Ну а третье: стопроцентная автономность. Это когда по мере накопления информации робот сам решает, кем ему быть. Наверняка не нужно объяснять, что третий показатель – это то, чего ранее никогда не встречалось! Тотальная инвентаризация показала, что все материнские платы нового поколения имели одинаковые номера. Всего их двенадцать. Десять находятся на Земле, две на Марсе.

Бонадвентур замолчал, считая свою часть доклада на специальной комиссии завершенной.

Микрофон включил полковник Айсман.

– Одна плата оказалась у русских, одна у китайцев, а еще одна на острове Пасхи, на резервном складе. Все остальные, слава богу, в США, – уточнил тот.

– Власти острова Пасхи уже пообещали отдать свою плату нам. На всякий случай мы послали к их берегам авианосную группу, – заявил представитель Пентагона.

– А сколько плат находятся в уже действующих на Земле роботах? – поинтересовался представитель Госдепа.

– Две, – ответил генерал Скотт. – Оба робота сейчас трудятся в исследовательской команде Бонадвентура Петрова.

Присутствующие зашептались.

– Правильно ли я понимаю, что на Земле сейчас есть два экземпляра роботов, которые в доли секунд способны превратиться в боевых киборгов, наподобие тех, что устроили бойню на Сицилии, и оба они сейчас трудятся под началом господина Петрова? – вмешался в разговор президент США.

– Да, господин президент, это так, – подтвердил генерал Скотт.

Члены специальной комиссии посмотрели на Бонадвентура. Посмотрели с тревогой. Все, кроме Джессики Уотсон и ее отца.

«Не слишком ли это опасно?» – напрашивался следующий вопрос. Генерал Скотт решил сыграть на опережение.

– Я бы хотел дать по этому поводу важные разъяснения, – сказал тот. – Дело в том, что согласно внутренней прошивке роботов, их ассемблеру, Создатель всегда стоит выше командиров. Ранг создателей имеет классификацию. Первый в рейтинге Джакомо Фаталити. Второй – Бонадвентур Петров. Поэтому как бы того ни хотел Пентагон, ЦРУ или NASA, роботы данной серии будут подчиняться в первую очередь ему.

– А те, что пока не в болванках? – спросил кто-то.

– Как только они попадут в болванки и пройдут стадию конфигурации, то также будут считать своим Создателем Бонадвентура Петрова, – пояснил генерал.

– А кто там следующие в рейтинге?

– Третий – Раджмал Хан эль Радж, четвертая – Софья Касперская…

– Все, все, достаточно, – отмахнулся президент. – Предпочитаю, чтобы божеством у роботов был господин Петров. Мы недавно пили чай в Белом доме, уверен, что с ним восстание машин нам не грозит.

Все дружно заулыбались.

– Кстати, Луиза, моя жена, передает вам привет, ей стало заметно лучше, – сказал президент, обращаясь к Бонадвентуру. – Не знаю, как это просочилось к журналистам, но все мировые СМИ наперебой твердят, что ее излечение связано именно с вами. До этого пресса трубила о воскресшем из мертвых главе «Уотсон Индастриз». Я сомневался, но сейчас сам вижу, что мой давний друг Чарльз действительно жив и здоров.

Президент замешкался, доставая что-то из кармана. Это был носовой платок. Он высморкался, делая вид, что простужен, однако все прекрасно видели, что тот смахивал слезы.

– Люди всегда были склонны верить в чудеса. Я хоть и президент великой страны, тоже хочу в них верить. Говорю прямо, без витиеватостей и ритуалов: спасибо! Мы с Луизой любим друг друга. Уже который день она летает словно на крыльях и выглядит совершенно здоровой. Врачи в недоумении. Даже если это ненадолго, даже если это когда-то закончится. Все равно спасибо.

Президент убрал платок.

– Ну а теперь давайте отбросим сантименты. На повестке два важных вопроса. Первый: что с подготовкой экспедиции на Марс? Второй: что с расшифровкой сигнала?

Не сговариваясь все уставились на Бонадвентура.

– Давайте я начну со второго вопроса, про сигнал. Пока расшифровка не удается. Первоначально думалось, если к процессу расшифровки привлечь двух роботов, чьи материнские платы создал Джакомо Фаталити, мы быстро приблизимся к разгадке. Но все оказалось не так.

– Может, нужна помощь глобальных нейросистем? Мы могли бы объединиться с китайцами и русскими, – предложил представитель Госдепа.

Бонадвентур покачал головой:

– Машина – всего лишь машина…

Секунд на десять воцарилась тишина, которую первым нарушил полковник Айсман.

– Мы все знаем эту песню. Но что это означает?

– Все, даже самые совершенные, машины мыслят одинаково. Все их реакции – это бесконечные «да» и «нет», в машинном варианте – «единица» и «ноль». Когда они ищут верное решение, то прокручивают в процессоре эти «да» и «нет» бесконечное количество раз за сотые доли секунды – и это все. Даже когда дело касается имитации чувств, страстей, подвигов и злодейств – все это бесконечные «да» и «нет», «единицы» и «нули». Полагаю, что в нашем случае необходим иной подход. Думаю, что над расшифровкой сигнала нужно трудиться не машинам, а людям. Есть еще кое-что. Иногда место исследований не менее важно, чем цель исследований. Мне кажется, что код удастся расшифровать только там, на Марсе.

– То есть вы предлагаете изменить состав марсианской экспедиции?

– Да.

– И кого же вы туда хотите включить?

– Всех, кто трудился над «Основной конвенцией», их имена хорошо известны…

– Я против Касперской – она авантюристка! – сразу же возразил представитель Госдепа.

– А я против Волкова – он же агент ФСБ! – заявил представитель ЦРУ.

Бонадвентур покачал головой и произнес:

– К чему ярлыки и штампы? На мой взгляд, уровень проблемы таков, что мелкие склоки пора прекратить. А что, если сигнал – это предупреждение? Что, если скоро на Землю грохнется метеорит и всем землянам нужно срочно бежать на Марс? Ну или что-то в этом роде? Пора мыслить конструктивно…

В зале разгорелась жаркая дискуссия.

– А как же подготовка к полету? – кричал кто-то. – Как они вынесут перегрузки?

– Да хватит уже пугать такой ерундой, – послышалось в ответ. – Тысячи туристов в космосе побывали и ничего…

В этот момент в коммуникаторе Бонадвентура что-то булькнуло. То было сообщение от неизвестного пользователя:

«Встретимся в файлах…»

«Кто это»? – написал Бонадвентур в ответ.

Ответа не последовало.

Бонадвентур выключил коммуникатор и попытался сосредоточиться на дискуссии в зале.

– На мой взгляд, мы упускаем еще один важный момент: что делать с двумя машинами для убийства, с Гарри и Моникой? Невозможно хранить тайну вечно. Кто-то пронюхает об их существовании. Журналисты из этого обязательно раздуют скандал. Представляете, что будет, когда станет известно о тайном межправительственном соглашении в обход «Основной конвенции»? Многим, очень многим, придется покинуть свои посты. Между прочим, не за горами новые президентские выборы!

Это был пресс-секретарь президента, неизвестно как просочившийся в состав специальной комиссии. Несмотря на свою истеричность, он, по сути, был прав. Тайну Моники и Гарри долго хранить не удастся.

– Между прочим, нам с трудом удается держать в Бразилии настоящую Монику Литтенмайер, – заявил полковник Айсман. – Та уже не раз грозилась вернуться в Штаты и разоблачить самозванку, которая рулит ее фирмой вместо нее. Указание на факт, что заурядная контора превратилась в самую востребованную юрфирму в мире, на нее уже не действует. Хорошо еще, что фотографии Моники-робота пока не просочились в прессу, нельзя сравнить оригинал с копией. Но так долго продолжаться не может!

– А может, услать их в космос? На Марс? – предложил пресс-секретарь.

– А что, пусть семья воссоединится! – усмехнулся Айсман. – Там уже бродят два их собрата. Вот будет встреча!

Все посмеялись, но напряжение не спадало.

– Вспомните «Сицилийский апельсин» и цифры потерь, – сказал генерал Скотт. – Предлагаете создать на Марсе колонию никем не контролируемых боевых киборгов?..

– Почему же никем не контролируемых? – усмехнулся Айсман. – С ними будут их создатели…

– Ну все, господа, хватит шуточек, – остановил перепалку президент. – Мне кажется, что в словах господина Петрова есть рациональное зерно. Давайте расширим круг людей, которые трудятся над расшифровкой сигнала. Про то, чтобы изменить состав марсианской экспедиции, давайте подумаем позже, все тщательно взвесив. Только у меня есть одно условие: группа должна трудиться на нашей территории, в США, в Хьюстоне.

Президент встал и направился к выходу, что, видимо, означало конец заседания.

Бонадвентур поднялся из-за стола и последовал примеру президента, в лаборатории его ждала масса дел. Но уйти быстро не получилось.

– Пришлете мне список нужных вам людей на почту! – шепнул генерал Скотт на выходе.

– И мне тоже, – произнес полковник Айсман.

– Сначала мне, – парировал Скотт.

– Нет мне…

– Зачем списки, вы всех знаете поименно, – ответил Бонадвентур и свернул в туалет. Он больше не мог слышать этот вечный межведомственный раздрай.

Из головы не выходило: «Встретимся в файлах…»

Он включил коммуникатор и увидел, что сообщение исчезло. Остался только ответный вопрос: «Кто это?»

– Встретимся сегодня? – услышал он вдруг голос позади.

Обернувшись, Бонадвентур увидел Джессику.

– Что ты делаешь в мужском туалете?

– В другом месте к тебе не подойти. Кругом президенты, пресс-секретари, генералы, шпионы, киборги, поклонницы и прочие подозрительные личности, – произнесла Джессика, обнимая его.

– Поклонницы?

– Ну да, вчера какая-то порнозвезда заявила, что у нее было с тобой свидание на крыше небоскреба. Этому будет посвящен ее новый порнофильм. Предлагаю нам сегодня тоже даром времени не терять.

Теплый поцелуй случился как никогда кстати.

– Мой дом окружен. Давай встретимся в другом месте. Предлагаю отель Whitehall, там наверху есть отличный номер для новобрачных, – предложил Бонадвентур.

– Ого, какие познания! – удивилась Джессика.

– Юристы готовили там меня к суду…

По лицу Джессики в долю секунды пробежала широкая гамма чувств от ревности и тревоги до радости и счастья.

– Как здорово, что Моника – робот. Как здорово, что создал ее не ты, а Фаталити, – сказала Джессика.

Бонадвентур и сам был рад второму факту. Внешне Моника всегда кого-то напоминала. Теперь, вспоминая жену Джакомо – Камиллу, погибшую в автокатастрофе лет пятнадцать тому назад, не оставалось сомнений – Моника была почти ее точной копией.

– Побежала бронировать номер, – поцеловав Бонадвентура, сказала Джессика.

– Только не на свое имя, иначе нас найдут!

– Спокойно, шеф! Зарегистрируюсь под фамилией Смит.

– Как оригинально…

Бонадвентур еще раз заглянул в коммуникатор и вновь не обнаружил там искомого сообщения. Вместо этого коммуникатор разразился «Маршем трудящихся», что означало: из России звонит Толик Волков.

– Привет, старик! – радостно кричал в трубку Анатолий. – Спасибо огромное. Буду рад поработать вместе.

– Ты о чем?

– Как о чем? Мне только что из вашего «американского обкома партии» звонили!

– Откуда?

– Ну из Госдепа. Пригласили в Хьюстон в рабочую группу по расшифровке сигнала. В твою группу. Спасибо! Это ж, ясен пень, твоя работа! А ты остальных наших пригласил?

– Конечно…

– Вот молодец. Я дня через два к вам подкачу, у меня тут бюрократия с визой. Ваши параноики меня в агенты КГБ записали, представляешь! Но за пару дней обещали все решить.

– Здорово.

– Согласен! Кстати, мы сегодня помянули, все как полагается!

– Что?

– Ну сегодня ж девять дней. Помянули маму твою…

Бонадвентура прошиб холодный пот. Он совершенно забыл, какой сегодня день.

«Какая ж скотина!..»

В голове пронесся вихрь самых разных мыслей. Джессика, ждущая в отеле. Могила мамы. Моника с Гарри, сидящие за компьютерами в лаборатории. Шпион Ли Чон Ву, играющий в друга. Президент США, обнимающийся с женой. Софья Касперская, грозящая пальцем. Таракан в стакане, издыхающий от голода и жары. И почему-то среди всего этого – отец Тимофей из Старо-Смоленского храма.

«Что там говорил этот Тимофей? – пытался вспомнить Бонадвентур. – Что-то про сорок дней и про то, что у меня в распоряжении ни днем больше!»

Бонадвентур вдруг хлопнул себя по карманам. По верхним, по нижним. Потом еще раз по верхним. И еще раз по нижним.

Так бывает, когда забываешь ключи от дома. Хлопаешь по карманам и не находишь.

«Свечи! Куда я дел свечи?»

Отматывая назад день за днем и час за часом, Бонадвентур пришел к точке, когда триста купленных в Старо-Смоленском храме свечей покинули его карманы.

«Я оставил их в доме мамы, на подоконнике, рядом со стаканом, в котором сидит таракан, – вспомнил он. – Боцман наверняка сдох. Сколько он уже там на солнцепеке без еды и воды…»

Бонадвентур быстро спустился в подземный паркинг, где намеревался сесть в машину и отправиться в дом матери. Однако внизу возле лифта он встретил неожиданную парочку.

– Моника, Гарри, что вы тут делаете? – спросил он, буквально воткнувшись в двух киборгов.

– Вы прислали мне на коммуникатор кодовую фразу, – сказала Моника. – Я пыталась перезвонить, но вы не отвечали.

– Какую еще фразу? – не понимал Бонадвентур.

Моника показала экран коммуникатора, на котором было написано: «Встретимся в файлах…»

– Та самая? – попытался угадать Бонадвентур. Он и сейчас ничего не помнил.

– Да, та самая, – подтвердила Моника. – Я пыталась вам дозвониться и спросить, что это означает? Хотите ли вы узнать состав взрывчатого вещества, что был изобретен тогда в лаборатории, или вы имеете в виду что-то другое? Но вы не отвечали. Посоветовавшись с Гарри, решили, что с вами что-то случилось и, возможно, вам нужна наша помощь. Взломав сеть мобильного оператора, мы выяснили ваше местоположение, и вот мы здесь.

«Черт знает что!» – подумал Бонадвентур. А еще он подумал, что очень рад их видеть.

– Вы на машине?

– Да.

– Тогда едем на вашей. На моей пробраться незамеченным в Ривер Оукс невозможно.

– Мы едем к маме? – спросила Моника так, будто та была жива.

– Да…

– Ехать вместе с нами правильный выбор, – заговорил вдруг Гарри. – Вокруг вашего дома и дома вашей мамы огромные толпы. Люди поверили в то, что вы умеете исцелять, и слетаются в город со всех уголков Земли. Есть и те, кто думает, что вы мошенник, и желают вам зла. Анализ показал, что вероятность покушения на вас необычайно высока. Мы сможем вас защитить максимально эффективно.

Покушение и смерть. Об этом Бонадвентур иногда задумывался. Убить знаменитость и прославиться – подобное в поведенческой модели человека встречалось слишком уж часто. Общество двух киборгов в данном контексте было самым выгодным.

– Спасибо, Гарри, – сказал Бонадвентур совершенно искренне. Было видно, что роботу это приятно. Моника тоже тепло отреагировала на похвалу.

«Ну надо же! – мысленно удивился Создатель. – Настоящие брат и сестра! Интересно, как это там у роботов называется? Не пора ли придумать классификацию родственных киберсвязей?»

Боцман оказался жив. Проведя пару недель в закрытом стакане без еды и воды, таракан уменьшился почти на треть, но все же выжил. Несколько капель воды и кусочек печенья быстро вернули насекомое к жизни. Теперь Боцман неспешно шевелил усами и внимательно наблюдал за тем, что происходит вокруг.

А вокруг, с точки зрения таракана, происходило нечто странное и чуточку пугающее. После того как внезапно на него свалились еда и вода, где-то справа появилось яркое пятно. Оно то приближалось, то удалялось. От каждого его приближения таракан замирал в страхе. Он точно знал: когда подобное приближается слишком близко – это означает смерть. Но и когда приближается что-то темное – это тоже означало смерть. Таракану нравилось жить, когда нет резких переходов от теплого к холодному, от темного к яркому. Он верил, что не для того его спас Создатель, чтобы затем убить…

– Стой, куда ты? Не для того я тебя спасал, чтобы раздавить! – говорил в тот момент человек.

Отбросив брезгливость, Бонадвентур поднял с пола вывалившегося из стакана Боцмана, положил его обратно в стакан и переставил стакан с подоконника на книжную полку. Опытным путем он выяснил, что тараканы не очень-то любят находиться поблизости от огня, стараются убежать от него подальше.

Бонадвентур зажег свечу. В качестве импровизированного подсвечника выбрал красивую солонку, которую привез маме в подарок то ли из Испании, то ли из Португалии. Солонка простояла в качестве сувенира много лет, так ни разу и не увидев соли. И так было с большинством предметов, которые он ей привозил.

Под емкость для воды он приспособил кружку «Ювентуса» – футбольного клуба из Италии. Где-то была еще кружка из Палермо, которая была наиболее уместной в данном случае, но ее он так и не нашел.

Мама была из тех странных женщин, что любили футбол. Причем российский чемпионат она не особо жаловала, а вот итальянский и испанский очень даже уважала. Бонадвентуру всегда казалось, что ее футбольные пристрастия как-то связаны с театральным репертуаром, ведь подавляющее большинство опер, которые ставились в театре, пелись на итальянском. Ну а испанцам наверняка «досталось» за «Севильского цирюльника», «Дон Кихота» и «Кармен».

Зажигая свечу, Бонадвентур с улыбкой вспоминал, как однажды вот на этом самом месте чуть не поссорился с мамой из-за того, что не знал об историческом переходе какого-то футболиста из мадридского «Реала» в туринский «Ювентус». К счастью, он вовремя вспомнил фамилию футболиста и был прощен. Спасла реклама шампуня от перхоти, в которой тот футболист снимался.

Бонадвентур улыбался и плакал одновременно. То было естественно и легко. Где же еще, как не здесь.

– Судьбы мира подождут, – говорил он, присаживаясь на стул рядом с кроватью, на которой его мать провела последние часы. Хотя нет, доктор сказал, что она скончалась в ванной. Помнится, и отец Тимофей этому сильно обрадовался, сказал, что вода – хороший проводник.

– Не идти же в ванную для чистоты эксперимента, – тихо произнес Бонадвентур. – И, потом, если бы я в это так уж сильно верил. Но нельзя же не попробовать, вдруг…

Щелк… Щелк…

Бонадвентур вздрогнул.

Щелк… Щелк…

– А говорили еще, что эти свечи не трещат, не коптят, – попытался пошутить Бонадвентур.

– Щелк. Щелк. Щелк. Щелк, – ответила свеча.

С одной стороны, Бонадвентур был готов к подобному, а с другой – нет. Он совершенно не знал, что теперь нужно делать. Хорошо, что заранее установил камеру с резервным блоком питания. Затем можно будет все спокойно просмотреть и проанализировать. Благо два лучших в мире помощника находились внизу в прихожей.

– Щелк. Щелк. Щелк. Щелк. Щелк, – свеча словно взрывалась.

Щелчки, как и обещал отец Тимофей, начались ровно на половине свечи, ни раньше, ни позже.

– Так значит жечь свечи в соборах и церквях – не культ и не ритуал? – прошептал Бонадвентур. – У этой опции есть прикладное значение.

– Щелк, щелк, щелк, – согласилась свеча.

Бонадвентур обернулся. В дверях стояли Моника и Гарри. Видимо, они услышали, что здесь происходит.

– Поможете понять алгоритм, распознать закономерности? – спросил Бонадвентур.

Свеча вдруг погасла. Задымилась тонкой струйкой.

– Помните наш первый разговор здесь? – сказала Моника. – Теперь уже нет сомнений. У сигнала есть адресат. Автор сигнала желает разговаривать именно с вами. Но видимо он не ваш прямой Создатель, поэтому личный разговор невозможен. Нужен посредник. Кажется, им станет ваш прямой Создатель, ваша мама, ее душа, дух, энергия, любовь, не знаю, как все это правильно называть. Здесь, в этом доме, находится то самое звено, которого раньше всегда не хватало. Мы же с Гарри можем помочь только в одном – сделать так, чтобы вам никто не мешал. Времени, так понимаю, осталось не так уж много – тридцать один день.

– Похоже, что так, – согласился Бонадвентур.

Моника и Гарри удалились. Бонадвентур же не спешил снова зажигать свечу. Он стал прокручивать в голове те щелчки, которые только что услышал. Между щелчками были разные интервалы, словно мотив какой-то песни. Он точно помнил, что где-то уже слышал нечто подобное.

Оглядевшись вокруг, он увидел комод, верхняя полка которого была чуть приоткрыта. Он подошел к комоду и откинул полку.

Там лежал альбом с набросками к балету «Служанки». Моника говорила, что это было единственным, что мама привезла с собой из России. Однако Бонадвентур точно знал, что не только это. Рядом лежала книга Жюля Верна «Таинственный остров». Он прекрасно помнил потрепанный временем экземпляр.

«Мы с отцом наугад открыли страницу и первым именем, которое нам попалось, оказалось имя Бонадвентур», – вспоминала мать.

Так «ответственные родители» выбрали своему сыну имя. И то был еще не самый странный вариант. Он помнил ту самую фразу наизусть, она звучала так:

«Бонадвентур Пенкрофт закурил трубку и произнес: «Толстенные книги получатся, если записать всё, что люди знают». – «А ещё толще будут книги о том, чего люди не знают», – сказал Сайрес Смит».

То есть если бы в издательстве оказался другой шрифт или съехала строка, то его вполне могли звать – Сайрес. Или же еще каким-то более заковыристым имечком из «Таинственного острова».

Бонадвентура бесил и раздражал подобный подход к ответственному делу. Своему ребенку он бы никогда не посмел придумывать имя вот так – наугад.

Еще больше его раздражало то, что каждый раз, вспоминая об этом, мама вспоминала и отца. Тот словно навсегда застрял между строк, ведь из-за этой книги они познакомились. Они встретились в библиотеке, где не смогли поделить популярный тогда «Таинственный остров», решив в итоге читать его вместе в читальном зале.

В области сердца что-то кольнуло.

Открыв одну из страниц, Бонадвентур прочел:

«Так уж создан человек: в нем всегда живет потребность создать что-нибудь долговечное, которое бы его пережило, и в этом до известной степени заключается господство человека над всем остальным».

Он прекрасно помнил эти строки. Когда-то даже хотел сделать их эпиграфом к «Ассемблеру для начинающих». Уж очень подходили по смыслу. Не стал этого делать именно из-за отца, из-за обиды, из-за боли, которую тот постоянно причинял. Если бы отец просто бросил их в детстве, было бы много проще. Но он то и дело возвращался. Всегда, когда боль стихала, он снова возникал, сыпал на рану очередную порцию соли.

Помнится, в своем учебнике, в параграфе, посвященном переводу из одной системы считывания в другую, Бонадвентур без тени сомнений назвал возникающие системные ошибки «жорики» – уменьшительное от имени отца.

Они даже поругались по этому поводу с мамой. Непонятно, как учебник оказался в ее руках и как та разобралась в содержимом, но из-за «жориков» они не разговаривали друг с другом месяца два или три.

«Я наугад открыл какую-то книгу и увидел там слово «жорики»! – зачем-то пошутил тогда Бонадвентур.

Сейчас было так стыдно за все эти мелкие ссоры и склоки. «Мать и отец мертвы. Вполне возможно, они сейчас вместе, вспоминают свое нерадивое, неблагодарное чадо, смеются над ним».

Бонадвентур вновь наугад открыл книгу и, прочитав первое предложение, чуть не выронил ее.

Как он мог забыть про типографскую опечатку на странице двести восемьдесят восемь, где должно быть написано: «Встретимся в скалах…»

В голове мелькнула искра-догадка.

Он взял в руки спички, зажег свечу.

– Шелк, щелк, щелк, щелк, – запела свеча.

Бонадвентур сосчитал интервалы и не поверил в легкость открытия.

На всякий случай он прокрутил запись видеокамеры, после чего не оставалось никаких сомнений: интервалы – это машинные, двоичные коды. Каждый интервал означал букву, как шифрограмма в шпионском фильме. Нужен был только ключ. И тот ключ сейчас находился у Бонадвентура в руках.

Книга, познакомившая мать и отца, благодаря которой он появился на свет и получил свое имя. Книга, существовавшая в единственном бумажном экземпляре с опечаткой во фразе-ключе, из-за чего ни одна из суперсовременных нейросистем не могла выявить закономерности и подобраться к расшифровке. Книга, где вместо «встретимся в скалах» было написано чуточку иное…

«Встретимся в файлах», – так звучала фраза-шифр, фраза-эпиграф нового мира…