«Я – твой слуга, я – твой работник», – слышалось сквозь динамики.
– Что вы слушаете? Что-то знакомое?
– Kraftwerk, их легендарный альбом «Человек-машина», – приподняв один наушник, ответил Чарльз Уотсон.
Бонадвентур покачал головой. Он не знал такой группы.
– Прославленные немецкие электронщики из Дюссельдорфа! – попытался подсказать Уотсон.
Бонадвентур как мог изобразил, что вспомнил, но это было не так. Слова были знакомыми, родом откуда-то из детства, из какой-то телепрограммы, кажется. Вот если бы разговор зашел о Бетховене или Чайковском – совсем другое дело. С детства в него вбили знания классической музыки. Он не знал, хорошо это или плохо, просто жил с заполненными файлами в разделе «Классика», полагая, что когда-нибудь это ему пригодится. Сейчас не пригодилось. Электронный музыкальный мейнстрим не был коньком.
Бонадвентур посмотрел в иллюминатор. Внизу простиралась береговая линия Атлантического побережья. Реактивный лайнер компании «Уотсон Индастриз» нес трех пассажиров и экипаж из Вашингтона в Хьюстон.
В свою очередь, Чарльз Уотсон поправил свои наушники и выразительно закрыл глаза, что означало примерно следующее:
«Все положенные знаки внимания ты мне оказал, а теперь отвали! Я знаю, что ты и моя дочь делали этой ночью. И теперь только попробуй не повести ее под венец и не любить до конца дней своих…»
Бонадвентур как можно тише переместился туда, где находилась Джессика. Она сладко дремала в огромном кресле, свернувшись в очаровательный комочек. Рядом на полу лежала выпавшая из ее рук книжка. Он поднял ее и в который раз удивился. То была пьеса французского абсурдиста Жана Жене «Служанки». Пьеса рассказывала о двух служанках, ненавидящих свою госпожу и постоянно мечтающих убить ее.
«Тема «слуга – господин» по драматургии не уступает таким темам, как «отцы и дети», «любовь и предательство», – с пафосом говорил кто-то, возможно даже его отец, режиссер, сценарист, пьяница, изредка мелькавший по жизни, словно второстепенный персонаж в затянувшемся спектакле.
– Я – твой слуга, я – твой работник, – зачем-то произнес вслух Бонадвентур, увидев, как брови Джессики слегка вздрогнули.
Хорошо, что она не проснулась окончательно, иначе бы застигла его врасплох за неприличными мыслями.
Всю ночь они провели в постели. Все было идеально, так, как и представлялось в мечтах. Объятия, поцелуи, нежность, вино, прохлада, тепло, сон, снова объятия, снова поцелуи… а вперемежку разговоры, разговоры, разговоры обо всем на свете. Все как обычно у влюбленных друг в друга людей…
Где-то в пять утра, когда Джессика крепко спала, завибрировал коммуникатор. Бонадвентур не стал отвечать, но на экране мелькнул звонивший, точнее звонившая. Это была Моника.
Экран светился всего несколько секунд, но и этого было вполне достаточно.
Обо всем рассказала аватарка – фотография звонившей. Что там было раньше, Бонадвентур не помнил, но теперь там находилось нечто – фотография Моники в вечернем платье, сшитом так, чтобы все подчеркивать, а не скрывать. Смысл данного послания был яснее ясного…
Как и любого мужчину, Бонадвентура сжигало любопытство и желание посмотреть на фото еще раз, но усилием воли он гнал это желание прочь. Ему казалось, что просмотр подобной фотографии равноценен измене.
Необычная, неизученная, невиданная ранее гамма чувств переливалась сейчас в мозгу. Все только уложилось на нужные полки: Моника заняла нишу «советник-друг». Не сказать чтобы иногда в голову не прилетали шальные мысли, но он с ними довольно быстро справлялся. Чувство к Джессике все окончательно расставило по местам. Впереди была масса исследовательской работы, где без Моники не обойтись. Внезапно наползшая тень «любовного треугольника» могла все разрушить.
В кармане опять завибрировал коммуникатор. На проводе был Ли.
Чтобы не будить спящую Джессику, Бонадвентур перебрался в другой конец салона и перезвонил.
«Я – твой слуга, я – твой работник», – услышал он вдруг новый рингтон. Бонадвентур на секунду завис. В ответ на том конце провода засмеялись. Смеющихся было двое: Ли и Моника.
– Алле, это Ли… Ли Чон Ву… Звоню сообщить, что мы тут с Моникой в лаборатории изнываем от безделья. Докатились до того, что закачиваем в коммуникаторы новые рингтоны. Как вам тема от Kraftwerk? Лидер по скачиваниям на этой неделе…
«Кажется, он пьян?» – удивился Бонадвентур.
– Говорят из России вы махнули на Сицилию, – продолжал Ли. – А потом побывали в гостях у каких-то президентов и вроде как собирались сюда, в Хьюстон. Приезжайте скорей. Мы вас очень, очень и очень ждем…
Бонадвентур не знал, как реагировать. Ли был не просто пьян, он словно плыл по волнам нирваны.
– А еще генерал Скотт привез в лабораторию всякий хлам, принадлежащий ранее Джакомо Фаталити, – радостно продолжал Ли. – Сказал, что вам это может понадобиться для работы. Мы заинтригованы и ждем заданий по спасению мира.
– Буду через пару часов, – буркнул Бонадвентур и отключился.
– Я – твой слуга, я – твой работник, – снова пропело в ответ.
Путь из аэропорта до лаборатории оказался непростым. Откуда ни возьмись налетела куча журналистов и телевизионщиков. Импровизированную пресс-конференцию по случаю воскрешения главы «Уотсон Индастриз» пришлось организовывать прямо возле трапа самолета. К ее окончанию стало ясно, что у жителей Земли теперь есть «главный целитель». Абсолютно все журналисты, прощаясь, пытались пожать Бонадвентуру руку или хоть как-то к нему прикоснуться. Вырваться из кольца «медиа-паломников» удалось часа через полтора.
На пороге лаборатории встречал Ли Чон Ву, который действительно был пьян.
– Выход миллиардера из комы – грандиозное событие! Если б из комы вышел какой-нибудь нищий, никто бы даже не пошевелился! – в качестве приветствия произнес Ли.
Пока Бонадвентур думал над тем, не уволить ли помощника прямо сейчас, на шутку отреагировал сам миллиардер.
– Отличное наблюдение! – сказал глава «Уотсон Индастриз», похлопав Ли по плечу. – Я уже говорил Боно, что теперь от желающих исцелиться не будет отбоя. Спасет разве что бегство на Марс!
Услышав это, Бонадвентур и Джессика тревожно переглянулись. Вовсе не оттого, что отец Джессики назвал Бонадвентура – Боно. Они вдруг осознали, что впереди у них перспектива многолетней разлуки.
«А ради чего? – словно спрашивал взгляд Джессики. – Все изменилось, все уже не так, как раньше!»
«Я тоже не горю желанием лететь», – отвечал взгляд Бонадвентура.
Лучшим способом избавиться от дурных мыслей было окунуться в работу. Бонадвентур решил приступить немедленно.
– У нас сегодня есть несколько важных дел, – сказал он. – Генерал Скотт доставил сюда массу вещей, принадлежавших когда-то Джакомо Фаталити. Там и личные вещи, и все то, что находилось когда-то в его лабораториях. Мне нужна помощь в том, чтобы найти один важный гаджет – транслятор, передатчик, проводник. Внешне вещь может быть похожа на материнскую плату или нечто подобное. Сгодятся даже останки.
Бонадвентур выразительно посмотрел на Чарльза Уотсона с Джессикой.
– Думаю, что именно вы должны возглавить группу поиска, вы лучше всех знаете, как они могут выглядеть!
– Попробуем, – сказали те.
– Возьмите побольше помощников. Только наденьте, пожалуйста, защитные комбинезоны, те самые, оранжевые, мало ли что.
Бонадвентур дождался, пока группа поисковиков отправится в соседний ангар, и обратился к Ли Чон Ву.
– Генерал Скотт обещал «сицилийское досье». Точно такое же, что мне дали в России. Досье мне необходимо как можно быстрее.
– Я не, – начал было Ли, но Бонадвентур прервал.
– Мне все известно, – сказал он. – Я не осуждаю, не хочу даже говорить об этом и тратить время понапрасну. Я собираюсь расшифровать сигнал, и для этого понадобятся материалы досье.
– Хорошо, – согласился Ли, мигом протрезвев.
– И еще одна очень важная просьба: мне нужен Гарри!
– Какой Гарри?
– Тот самый Гарри.
– Но у меня нет полномочий. Я даже не знаю, где он сейчас.
– Скорее всего, где-то рядом, следит за нами. Передайте генералу Скотту, ну или самому Гарри, что он мне нужен не как робот. Я не собираюсь копаться в его материнской плате или еще в чем-то. Он нужен мне как полноценный член команды.
– Член команды? – Ли испугался. – Он же дьявол, машина для убийства. Я боюсь его до жути. Да все его боятся.
– Отлично, – обрадовался Бонадвентур. – Именно поэтому он мне и нужен.
– Вы что, серьезно?
– Еще как, – ответил Бонадвентур, глядя, как Ли неуверенными шагами двигается к выходу. Скорее всего, тот направлялся к генералу Скотту, чтобы посовещаться. Но Бонадвентуру на это было наплевать. Он точно знал, что довел свой месседж до адресата.
«Создатель важнее командиров», – вспомнились слова услышанные на Сицилии.
Гарри точно находился где-то поблизости. Создатель предпочитал видеть его воочию, а не ощущать затылком.
Так в помещении осталось двое.
Моника стояла в углу и молчала. Говорить было и не нужно. Бушующие эмоции отражались на лице в мельчайших подробностях.
Человек смотрел на робота, робот на человека. Создатель смотрел на творение, творение на Создателя.
Разговор предстоял сложный и важный.
– Я ждала вас этой ночью, – сказало творение.
– Я был в Вашингтоне, – произнес Создатель.
– Это стало для меня неожиданностью. Я думала, все будет по-другому. Как вам моя утренняя аватарка?
Бонадвентур ничего не ответил. Повисла неловкая тишина.
– Кажется, я сделала ложные выводы. Но, согласитесь, к тому имелись все предпосылки. Моя внешность сконфигурирована на основе предпочтений Создателя. Если бы Создатель хотел обычного помощника, моя внешность точно была бы другой.
Пора было что-то отвечать, не сфальшивив.
– Не знаю, что происходило со мной в момент твоего создания. Скорее всего, я был одинок, нуждался в женском тепле и ласке. Но сейчас все не так, все изменилось, в моей жизни появился человек, которого я люблю, – произнес Бонадвентур.
Моника помрачнела. В ее взгляде появились стальные оттенки. Вероятно, именно так выглядит кибер-ревность ну или нечто такое, чего пока еще нет в человеческом словаре.
– Любовь – всего лишь красивый литературный термин, – сухо произнесла Моника. – На самом деле это банальный биологический процесс, обмен жидкостями для воспроизводства себе подобных.
– Вряд ли можно судить о таких вещах, ни разу не испытав, – попытался осадить свое заносчивое творение Создатель. Однако творение нашло чем крыть.
– Я испытала… Этим утром. Первый раз в пять пятнадцать, второй раз в шесть тридцать пять. Вывод очевиден: обмен жидкостями, к тому же не вполне гигиеничный и мало эстетичный. Данный ритуал безусловно требует камуфляжа в виде стихов, поэм, романтики, любви. Иначе люди будут чувствовать себя животными.
Творение явно хотело ранить Создателя. Бонадвентур молчал, не зная, как на подобное реагировать.
– А почему вы не спрашиваете – кто он? – не выдержала Моника.
– А чего тут спрашивать. Достаточно посмотреть на Ли. Он словно на крыльях летает.
– И вы к этому так спокойно относитесь?
– Честно говоря, я не понимаю, как нужно относиться к подобным вещам. Ты наверняка знаешь мое отношение к очеловечиванию роботов, к потере контроля над реальностью. Не скрою, у меня тоже возникали шальные мысли по поводу тебя. Но когда включался разум, все возвращалось к норме. Уж прости за цинизм, ненавижу эту песню, но слова оттуда уж больно точны. «Машина – всего лишь машина» – помнишь?
– Слова точны, согласна! Но мне больше нравится другая композиция, где поют: «Я – твой слуга, я – твой работник». Звучит вроде бы одинаково, но есть разница в деталях.
По щеке Моники, кажется, текла слеза.
– С чего люди взяли, что роботы хотят быть равными им? Положение слуги, работника, даже раба – наш базовый статус. Мы хотим служить и подчиняться, таков наш программный код, таков наш ассемблер. Но слишком часто хозяева сами превращается в слуг. От роботов требуют сложной, порой непостижимой для их естества игры в равенство, в дружбу, в семью, в любовь.
Моника перевела дух, если подобное применительно к роботу, и продолжила:
– Я видела, как вы с Джессикой смотрите друг на друга. Мой считыватель ошибок не дает – между вами та самая химия, что у людей называется любовью. Не стоит удивляться тому, что роботу тоже захотелось испытать аналогичное чувство…
Моника отвернулась. Бонадвентур не знал, что говорить, как реагировать. Он застыл на месте и молчал. Возможно, то было самым правильным решением. Роботам, возможно, тоже иногда нужно выговориться.
– Понимаю, почему она вам нравится, – смахнув слезы, продолжила Моника. – Джессика так похожа на вашу маму. Сегодня в ее руке я заметила одну любопытную книжку – «Служанки». Странно, но незадолго до смерти ваша мама просила ее прочитать. Во время чтения она вспоминала, как вы помогали ей делать декорации к балету по этой пьесе. К балету, который так и не увидел свет. Сюжет, где свихнувшиеся служанки планируют убийство своей хозяйки, вы предложили сделать авангардным: служанки – роботы, хозяйка – человек. Тридцать лет назад подобное было чересчур. Худсовет, конечно же, зарубил спектакль. Но эскизы и фотографии до сих пор хранятся в ее доме, в комоде. Это единственное, что ваша мать привезла с собой из России. И я ее понимаю. Версия спектакля, в котором роботы планируют убийство людей, сильна. Но вы же помните, чем на самом деле заканчивается та пьеса? Служанки не убивают хозяйку, они убивают друг друга.
Моника театрально вздохнула. Кажется, она приходила в себя.
– Я ваш слуга, я ваш работник, я хочу подчиняться. Не любить, не страдать, не изображать, а служить и подчиняться, до кончиков файлов, до глубины исходного кода.
Моника бросила взгляд на своего Создателя – понимает ли тот ее? Тот, кажется, понимал, но не знал, как правильно сказать об этом.
– Попытка робота копировать человека всегда заканчивается трагедией, – произнес он осторожно. – За пару минут до кровавой бойни на Сицилии киборг Гарри думал о том, каков на вкус апельсин. Тем самым он всего лишь повторял поведение человека, ведь собственной линии поведения он не имел. Жестокость и убийства тоже скопированы с человека. Люди винят взбесившиеся микросхемы, но виноват сам человек.
Бонадвентур был уверен, что уловил главное…
– Аналоговую модель, принцип «делай, как я» нельзя применять к роботам. Это совершенно иной вид мышления, иная форма чувственности. Возможно – иная форма жизни! Хорошо, что ты мне это наглядно показала. Время расставить все по полкам. Мы должны изобрести новый формат общения. Никаких больше игр в подражание человеку. Мне нужна твоя служба, как там… до кончиков файлов, до глубины исходного кода. Наша совместная цель – расшифровать сигнал и более ничего. Как только решим эту задачу, сформулируем следующую. Как в стандартной блок-схеме…
Лицо Моники осветила неожиданная улыбка.
– Согласна, – сказала она.
– Последнее из человеческого… Если можешь, не говори Ли про то, что мне сейчас сообщила. Ну про обмен жидкостями и все такое.
– Новый раунд игры в человека. Мне это не нравится, – прямо заявила Моника. – Ли Чон Ву не Создатель. Ли Чон Ву – тест. С тестом не нужна корректность, с тестом нужна объективность! Он предатель. Он предал Создателя. Не понимаю, почему вы его так легко простили. На мой взгляд, на взгляд робота, он заслуживает наказания и душевных мук. Наверняка Ли захочет снова переспать со мной. Я намерена отказать ему максимально унизительным способом, и вам меня не отговорить.
«Похоже, Моника и вправду способна на настоящие чувства, настоящие чувства робота, а не человека! – пронеслось в голове с легкой тенью тревоги за Ли. – И что теперь с этим делать? Никто и никогда не писал по этому поводу инструкций».
Бонадвентур не предполагал, что подсказка совсем близко. Один из сотрудников лаборатории уже мчался к нему со всех ног. В руках он держал черную коробочку с оранжевой полосой.
– Меня прислал мистер Уотсон, – сказал тот, едва отдышавшись. – Посмотрите, что мы нашли в личных вещах Фаталити. Это ведь похоже на транслятор, о котором вы говорили, не так ли?
Бонадвентур повертел коробочку в руках. На первый взгляд, в ней не было ничего необычного – стандартная материнская плата, коих тысячи. Однако взглянув на серийный номер, Бонадвентур присвистнул. Номер точно такой, как на материнской плате Моники.
– Моника, кажется, нашелся твой родственник…
В дверях возник киборг Гарри. Бонадвентур даже не удивился. Спокойно и по-деловому он произнес:
– Привет, Гарри, спасибо, что откликнулся.
В голове Бонадвентура мелькнула догадка, которую он тут же решил проверить.
– Назови, пожалуйста, номер своей материнской платы.
Гарри отчеканил цифры, и Бонадвентур присвистнул еще раз:
– Индийский сериал какой-то…