Холод

Часть третья

Разместиться рядом с горной рекой было не самой лучшей идеей, но других вариантов не было. Ночью от Катуни исходил ледяной поток ветра, пронизывающий насквозь ветхие, сколоченные наспех стены кафе. Раньше я только слышал рассказы, что ночью в горах холодно, но сейчас ощущал это на своей шкуре. Володя принес откуда-то несколько картонных коробок и, распотрошив их, постелил часть на деревянный пол, а остатки мы решили использоваться как одеяло.

Мы лежали, прижавшись друг к другу, где-то на полу заброшенного кафе в горах Алтая. Четыре почти незнакомых друг другу человека под одним картонным одеялом. Пожелав спокойной ночи и договорившись обязательно проснуться утром, мы затихли. Мне никогда не было так холодно. Мои внутренние органы как будто стали работать медленнее, и я перестал их слышать. А слышал ли я их до этого? Холодный ветер завывал за деревянной стеной, как волк, идущий по следу. Я ненадолго засыпал, просыпаясь для того, чтобы пошевелить пальцами ног, которые переставал чувствовать. Время тянулось невероятно медленно, и я никогда не ждал восхода, как в ту ночь. Я мечтал и грезил о солнце. Чтобы оно согрело все вокруг. Эти высоченные темные горы, ледяную реку, веранду, нас. Димон зашевелился, подышал, пытаясь согреть ладони, и спросил меня:

– Как дела?

– Да нормально, поскорее бы рассвет, – простучал зубами я.

– Хочешь ботинки дам погреться? – сказал Димон, видимо, вспомнив, что на мне легкие кроссовки.

– Не, спасибо, пару часиков до рассвета осталось. Протяну.

Мы зарылись с головой в картонное одеяло, как хомяки в газету, и я задремал с какой-то странной, но приятной улыбкой на лице. Надо же, Димон хотел дать мне погреться свои ботинки. Ну, дает пацан.

Сквозь дремоту я услышал какой-то шум и открыл глаза. Я живой, это хорошо. На улице светало, и я мог усмотреть очертания гор. Продрогший Володя, сидя на корточках, мастерил костер из веток и мусора, и я, шмыгая носом, присоединился к поиску дров. Чиркнув несколько раз спичкой, он разжег костер, который через несколько минут заполыхал манящим пламенем. Остальные ребята проснулись и поспешили греться. Все скинули обувь и, разложив задубевшие ноги на камнях у костра, ждали, когда в них появится хоть какая-то жизнь. Уже были видны очертания долины, по которой неторопливо стелился густой утренний туман, и сквозь него, местами, можно было увидеть, как первые лучи солнца падали на горы и от этого они становились чуть добрее. Река из черного бушующего ночного месива с каждой минутой меняла цвет, окрашиваясь в бирюзовое чудо. Начинался новый день.

Мы вернулись в «Дом для всех» ближе к полудню. Взволнованные ребята встретили нас объятиями и сладким чаем. Мы сидели на кухне, и Володя рассказывал о великой значимости картона в нашей жизни. Мы болтали о всяких глупостях, веселились, а главное, были здоровы и, судя по всему, счастливы. Вот они, пацаны и девчонки, и я смотрю на их улыбающиеся румяные лица. Знаю их всего один день, а кажется, что всю жизнь. Самые настоящие товарищи: Володя и Маша из Минска, Дима Носов из Ярославля, Кирилл Смородин из Севастополя. Ценность жизни в ту ночь выросла для меня в неизвестное количество раз, а словосочетания «картонное одеяло» и «сегодня точно вернемся» долгое время вызывали улыбку. Возможно, вы и сейчас услышите эту байку в стенах чемальского дома, а лучше создайте и проживите свою историю. Ведь у всех путешественников, приезжающих на Алтай, должна быть какая-нибудь своя увлекательная история.

P.S. К РАССКАЗУ «ГОРНЫЙ АЛТАЙ»

– На момент выхода книги Вова и Маша вернулись из путешествия, к сожалению, не сумев пробраться дальше Азии. Сначала они получили отказ в визе Австралии, а потом США. Дима Носов работает на рыболовецком судне в районе Камчатского полуострова.

Девочка с железной дороги

Кругобайкалка

Часть первая

После горно-алтайских историй, воодушевленный и вдохновленный, я продолжил путь по России. Барнаул – Новосибирск – Кемерово – Красноярск – Иркутск, я летел сквозь города к Байкалу, перестав подсчитывать количество остановленных автомобилей, но один водитель запомнился мне надолго. Это был узбек, имя которого уже не вспомнить. Около 1800 километров я проехал с ним и грузом овощей из Кемерово в Иркутск, слушая одну и ту же музыкальную кассету. Я не имею ничего против узбекской музыки и 80-х, но мы слушали десять песен по кругу в течение двух суток. С одной стороны, повезло, что меня подобрал водитель, который ехал на столь дальнее расстояние, а с другой – после поездки в моей голове еще неделю крутились среднеазиатские хиты.

Я сижу в теплой иркутской квартире, пишу заметки и смотрю в окно. Шестьдесят седьмой день путешествия, и я в Сибири. Так далеко Кирилл Смородин еще не забирался, и это далеко не конец России. У нас самая большая страна в мире. На дворе XXI век, и мы разговариваем с родителями по скайпу, летаем чартерами в Таиланд, но так и не смогли освоить огромные территории Сибири и Дальнего Востока. Как живут здесь люди в маленьких деревнях на отшибе Российской империи? В сибирских местах, куда ссылали каторжников и неугодных, где отбывали срок декабристы, где жизнь идет своим ходом, удаленным от столицы на 6 тысяч километров бесконечных полей, лесов, тайги и бездорожья. В мои мысли ворвался звонкий голос Маши Коркиной, милой девушки, у которой я остановился в Иркутске по каучсерфингу.

– Кир, а ты на КБЖД поедешь?

– Куда?

– Кругобайкальская железная дорога, слыхал?

– Нет, дай-ка погуглю!

В Иркутске я решил сделать китайскую визу, поэтому почти две недели прожил в этом городе. Я гонял на Байкал, гулял по архитектурному центру Иркутска, лазил по старинным вокзалам, где во времена Гражданской войны ожидал своей участи поезд с золотым запасом империи, зависал на мосту, с которого, говорят, видно место расстрела Александра Колчака. Этот город дышал историей.

Как сообщил всемогущий интернет: Кругобайкальская железная дорога (КБЖД) – до 1949 года часть Транссибирской магистрали. Этот участок, построенный в начале XX века, являлся произведением инженерного и архитектурного искусства. Российская империя потратила колоссальные деньги на строительство дороги из-за рельефной сложности и необходимости постройки большого количества виадуков и тоннелей. Кругобайкальскую железную дорогу называли «золотой пряжкой стального пояса России». КБЖД функционировала до 1956 года, пока не была окончательно выведена из Транссиба из-за сложностей ремонта полотна, постоянных оползней, обвалов и затоплений. Однако участок длиной почти в 90 километров остался действующим и открыт для посещения. Изучив карту и закинув в рюкзак теплые вещи, чай в термосе и печеньки, я решил преодолеть пешком отрезок железной дороги от станции Старая Ангасолка до станции Слюдянка.

Двери электрички шумно отворились, и я спрыгнул на сибирскую землю. Невозможная тишина вокруг, темные, пахнущие мхом и сыростью стволы деревьев и желто-оранжевые листья, так мягко и аккуратно разместившиеся на их кронах, создавали сказочную атмосферу русской осени. Я уселся на лавочку и несколько минут наслаждался природой, привыкая к Сибири, и, мне кажется, она привыкала ко мне.

Я пробирался через хвойный перелесок к заброшенным железнодорожным путям, проклиная себя, что до сих пор не купил ботинки. Перепрыгивая ручей, я поскользнулся на одном из камней и с размаху разложился прямо на земле, глядя в бесконечное серо-голубое небо. Отряхиваясь и вытирая грязь с пятой точки, я раз и навсегда зарубил на носу, что обувь – важнейший атрибут в путешествии.

Лес понемногу редел и, в конце концов, вовсе расступился, предоставив возможность остаться один на один с Байкалом. Я медленным шагом направился к огромному виадуку с тремя арками, под которым шумели волны одного из самых больших озер на Земле. Вокруг ни души. Я закрыл глаза и представил, как по этому виадуку 100 лет назад мчался паровоз, а в нем сидели важные особы, покуривали папиросы с мундштука, попивали кофий, а кто-то и шампань. Мужчины с длинными пышными усами в элегантных костюмах и шляпах-котелках и женщины в закрытых черных платьях и аккуратных шляпках с вуалью. Думали они о чем-то своем, о жизни, успехах и неудачах, глядя на синие воды озера, и наслаждались поездкой, даже не подозревая, что спустя век железная дорога не будет функционировать, не будет империи, царя и монархии, а Байкал останется таким же синим и величественным. Так и мы сейчас не подозреваем, что будет через 100 лет. Совершенно не имеем понятия.

Я брел по рельсам, пиная камушки и фотографируя уходящую вдаль железную дорогу, которую с одной стороны обступили серые скалы и хвойный лес, а с другой – плотно прижали глубокие воды Байкала. До сих пор я не встретил ни одного человека, и эта прогулка казалась мне каким-то сюрреализмом. Я проходил сквозь темные тоннели, удивляясь инженерной мысли того времени и, по традиции, выкрикивая какие-то нелепые фразы и слушая, как они эхом отзываются в конце каменного коридора.

Несколько часов я как завороженный шел по шпалам, растворяясь в чарующей природе Байкала, пока не заприметил впереди разрушенное каменное строение и несколько деревянных покосившихся домов. Этим объектом оказался остановочный пункт под незатейливым названием «154-й километр Кругобайкальской железной дороги». Я обошел заброшенное каменное здание и, обнаружив лавочку с прекрасным видом на озеро, уселся поудобнее, достав из рюкзака чай и печенье. И только я, прищурив глаза от наслаждения, собирался отхлебнуть сладкого, горячего черного чая с чабрецом, как из ниоткуда появился голос.

– Привет, а у тебя телефон есть? – Голос исходил от маленькой темноволосой девочки, смотревшей на меня большими карими глазами. Я оглянулся по сторонам в надежде увидеть кого-то, кто смог бы подтвердить факт ее реального существования, но вокруг был только Байкал, железная дорога и горы.

– Есть, а тебе зачем? – с недоверием произнес я, оценивая ее наряд. Дырявые спортивные штаны, вязаная растянутая кофта и белая футболка с выгоревшим рисунком, а в руках ведерко с картошкой.

– Просто посмотреть хочу, а то у меня никогда своего не было. – Она продолжала смотреть на меня и хлопать ресницами, а я смотрел на нее и недоумевал. Затем достал из кармана телефон и протянул ей. Девочка с неподдельным интересом рассматривала гаджет, но в руки не взяла.

– Красивый, – произнесла она и улыбнулась. Я еще раз оглянулся по сторонам в поисках чего-то, и, не найдя ответа на немой вопрос, решил узнать, что она тут делает.

Звали ее Люба, и ей было одиннадцать лет. Жили они с родителями на 154-м километре Кругобайкальской железной дороги в деревянных хлипких домиках. Родители держат скот, а точнее, одну корову и несколько кур. Батя подрабатывал на топливной заправке, а мама нигде не работала и занималась домашним хозяйством. В школу до ближайшего поселка Култук девочка Люба ходила по рельсам одна, а это около трех километров в одну сторону и столько же обратно. Это единственный путь до школы, так как с одной стороны расположился Байкал, а с другой – горы. Никакого общественного транспорта быть там, естественно, не может. Переехать в другое место семья не имеет возможности, потому что квартиры в поселке дорогие.

Я сидел и долго слушал совершенно незнакомого мне ребенка, даже до конца не понимая, зачем это делаю. Я и сам без гроша в кармане, бродяга, собравшийся объехать вокруг шарика. Чем я могу ей помочь? Я спросил, где ее родители, но она отвела глаза и сказала, что они отдыхают дома и лучше их не беспокоить. Мы еще немного поболтали, я взглянул издалека на их дом с маленькими окошками и заприметил одинокую тощую корову на лужайке. Я попрощался с девочкой и поплелся дальше по железной дороге. Не успел я обдумать произошедшую встречу, как через несколько минут услышал топот ног. Меня догоняла Люба.

– Я совсем забыла спеть тебе песню! Можно?

– Конечно, можно, – улыбнулся я, скинул рюкзак, и мы присели на траву рядом с железнодорожными путями. Несколько раз волнительно вздохнув, Люба затянула песню. Я открыл рот, и мои глаза расширились от удивления, потому что даже я, человек, не разбирающийся в музыке, понял, что у нее удивительный голос, который нуждается в огранке. Я сидел замерев, словно боялся спугнуть ее, как боишься спугнуть птицу в лесу, которая заливается волшебной трелью.

Люба очень любит петь, но музыкальной школы в этой глуши не было. Я задавал вопросы маленькой девочке о сибирской жизни, а она отвечала честно и правдиво, как обычно это делают нехитрые, неизбалованные дети. Она рассказывала, хлопая ресницами, что в школе с ней не хотят дружить, потому что она плохо одевается и у нее нет дорогих игрушек и мобильного телефона. Подружек завести сложно, потому что живет она далеко от поселка и родители не отпускают детей к ней в гости.

Еще Люба поведала мне, что однажды ее побили одноклассницы, но она не понимала за что. Детскую озлобленность нельзя понять. Сила и уровень жестокости детей не поддаются объяснению. Люба спела еще несколько песен, я слушал внимательно и аплодировал после завершения каждой. Не потому что мне было ее жалко, а потому что мне правда понравилось. Она шла со мной по железнодорожным рельсам, такая маленькая, открытая, светлая девочка, каких уже не встретить в мегаполисах, а я думал о том, как родители могут отпустить ребенка неизвестно с кем и неизвестно куда. А у нее нет мобильного телефона, и она не сможет позвонить родителям в случае беды. Я старался отпустить грустные мысли.

Мы бегали наперегонки по железнодорожным путям, кидали камешки в Байкал, прыгали на одной ноге по шпалам, и было очевидно, что ей просто не хватает друзей и человеческого общения. Люба проводила меня до деревни Култук, взяв обещание, что мы будем друзьями, а потом, помахав рукой, побежала домой по рельсам, не подозревая, что бородатый дядька в красной шапке уже не вернется и путь его лежит далеко на восток. Глядя ей вслед, я с завистью вспоминал чувство детской легкости и беззаботности.

Я ехал в электричке обратно в Иркутск. Ночь вступала в права, опускаясь на Байкал. В электричке сидели молодые пацаны, хлеставшие пиво из двухлитровой пластиковой бутылки, и горланили «Короля и Шута». Какая-то растрепанная женщина в тулупе продавала кроссворды и другое барахло. Я купил шариковую ручку и сделал запись в блокноте:

Как менять мир?