Убийство на Мачу-Пикчу

Я бы никогда не поехал на Мачу-Пикчу, если бы не очутился в перуанском городе Куско, который вырос на моем пути в загадочную Боливию. Именно в этой стране я по каким-то необъяснимым причинам хотел побывать. После Боливии я собирался двигаться на юг в Патагонию к Огненной земле, где собирался встретить новый, 2019 год. Таков был план.

Куско – бывшая столица империи инков. Сейчас это столица туризма, европейских ресторанов и китайских рынков. От Куско меня поташнивало, и я решил не оставаться надолго в этом Диснейленде. Однако мысль о том, что я нахожусь недалеко от легендарного Мачу-Пикчу, не давала мне покоя. «Ты же рядом. Ты же совсем недалеко от древнего города. Многие едут в Южную Америку только для того, чтобы там побывать. Такой шанс!» Эти мысли крутились в голове, и я поддался.

Поезд на Мачу-Пикчу, который доставлял туристов за несколько часов до главной достопримечательности Перу, стоил 80 долларов в одну сторону. Этот вариант мне не подходил. Прошерстив интернет и пообщавшись с местными, я принял решение добираться на автобусах и попутках. На трех автобусах, потратив 7 часов пути, я добрался до железнодорожной станции Hydroelectrica, а после выполнил 10-километровый пеший тур по рельсам до городка Агуас-Кальентес, что у подножия Мачу-Пикчу. Из этого городка я совершил двухчасовой и не самый простой подъем к древнему городу инков. Предварительно я купил входной билет, потому что попасть на Мачу-Пикчу бесплатно практически невозможно. Только если вы Черный Плащ или ниндзя.

Я стоял на вершине, глядя на древний город, но его не видел. Я видел лишь красивую картинку, сошедшую с журналов. Видел вылизанные стены и блестящие газоны, между которыми снуют американские туристы с дорогущими фотокамерами. Рядом гуляли ламы, специально запущенные в загон для создания эффекта дикой природы. Из громкоговорителей то и дело доносились предупреждения о том, что нельзя фотографироваться в неположенных местах и заходить на газон.

Я гулял по Мачу-Пикчу, прикасаясь к камням, стенам, траве и цветам, но ничего не чувствовал. Совершенно ничего. Пока туристы с восторженными возгласами под звуки щелчков фотоаппаратов бегали по городу-музею, единственное, что меня увлекало, это фантазия, что на главной поляне Мачу-Пикчу индейцы играли в футбол. Поляна по своей геометрии выглядела как футбольное поле, и я представлял, что в финале южноамериканского кубка 1502 года древние инки играли с ацтеками и выиграли со счетом 3:2. Бред, да и только.

По громкоговорителю объявили, что музей закрывается и всем необходимо продвигаться к выходу. «Осточертело», – подумал я и остался сидеть в одном из домов с соломенной крышей, который был восстановлен и якобы древние инки проживали в аналогичных бунгало. Уставившись в окно, я наблюдал за перуанским закатом. Несмотря на всю бутафорию сооружения, вид из окон у древних инков был замечательный. Солнце бросало последние лучи на могущественные горы, темно-серые камни, на когда-то древний город воинственных индейцев. Город, который восстанавливали более 100 лет, чтобы потом убить. Это самое настоящее убийство. Наверное, такое место должно существовать на земле, но меня в нем существовать не может.

Озеро Титикака

Когда я слышал в школе на уроках географии словосочетание «озеро Титикака», то я не мог сдержать смех. Уж, извините, так я незатейливо устроен. И спустя много лет, покупая билет на автовокзале города Куско, я произнес именно эту фразу и, заполучив заветный билет, забрался в свой любимый вид транспорта в Южной Америке.

Озеро Титикака находится на высоте около 4 тысяч метров над уровнем моря, и, подъезжая к городу Пуно, расположенному рядом с озером, я конкретно это ощущал. На помощь мне, как всегда, пришли листья коки, которые я жевал с завидной регулярностью. Я остановился в дешевом хостеле неподалеку от овощного рынка и решил на следующий день отправиться на острова. Я сразу решил, что поеду на самый удаленный остров Амантани, потому что он считается самым нетуристическим.

Два с половиной часа мы плыли на моторной лодке с несколькими туристами по огромному синему озеру. Неразговорчивый капитан лодки высадил нас у берега, помахал рукой и скрылся, оставив за собой лишь пену на волнах. Я спустился на каменный пляж и побрел по острову. Холодный, одинокий, каменный. Желто-зеленый мох, обветренная трава и камни, камни, камни. Я поднялся на гору и выстроил пирамиду из камней. Так мне посоветовали сделать. Говорят, что древние индейцы строили такие пирамиды, заходили в воду озера Титикака, и это придавало им сил. Вокруг были выстроены еще несколько пирамид, которые соорудили люди, побывавшие здесь до меня. Солнце грело все слабее. Ветер пронизывал, оставляя всего один вопрос. Зачем люди живут здесь? Я бы, наверное, сошел с ума.

Наступили сумерки. Я побрел в сторону небольшой деревни, чтобы спросить про ночлег. Оставаться и ночевать на улице совсем не хотелось. По дороге я встретил двух туристов, с которыми ехал в лодке, и они пригласили меня пойти с ними. Это была молодая пара французов, и остановились они в доме у местных индейцев. На пороге нас встретила низкорослая женщина в вязаной шапке с традиционными индейскими узорами. Она провела нас в очень скромный, одноэтажный, но чистый и уютный дом. Кровати были застелены покрывалами ручной работы. Женщина говорила на местном диалекте и знала несколько фраз по-испански. Мы уселись за стол, где уже были наполнены глиняные чашки с чаем. Чаще всего жители заваривали местную траву, растущую на острове и чем-то напоминающую мяту. У нее был очень приятный, бархатистый вкус, и она облегчала горную болезнь. Через несколько минут индианка принесла горячую еду, состоящую из семи видов вареной картошки, жареных яиц и домашних лепешек. Я никогда не видел картофель таких разных форм и вкусов. Вытянутый и длинный, маленький и круглый, сладкий и соленый. Индианка поглядывала на нас, улыбаясь и одобрительно покачивая головой. Мы с французами спрашивали женщину о ее судьбе, но языковой барьер позволил нам узнать совсем немного. Она была потомком индейцев уру, которые ушли жить на острова, скрываясь от воинственных инков. За свою жизнь она только два раза покидала родной остров, совершив вылазку в город Пуно. Живут они бедно. Мясо они едят крайне редко и по праздникам. У нее есть дочка, а мужа нету, но мы так и не узнали почему.

– Если бы не гости, то было бы очень плохо, дааа, – протянула она, завершив диалог, собрала посуду со стола и ушла в свою комнату. А я еще долго смотрел в маленькое окошко в сторону, где плескались темные волны озера. Наступила ночь.

Наутро мы проснулись и потянулись на кухню. Там уже крутилась индианка и ее маленькая дочка в такой же забавной вязаной шапочке. Я вызвался помогать чистить картошку, поглядывая на маленькую смуглую девочку с черными, как угольки, глазами. Какие у нее перспективы? Какова вероятность того, что она выберется с этого острова? Ее судьба предопределена. У нас же открыты любые возможности и дороги. Мы действительно можем быть теми, кем хотим. Необъяснимая грусть разрывала меня на части. Картофельная кожура одна за одной падала на пол.

Перед прощанием пожилая индианка вынесла и показала нам изделия, связанные собственными руками. Шапки и шарфы с узорами и рисунками животных. Она смотрела на нас искренними глазами, которые никогда не увидишь у продавцов на рынках. Французы купили мягкий белый шарф, а я ничего не купил. Я оставил 50 перуанских песо под глиняной чашкой. Девочка бежала рядом и провожала нас к лодке, а ее мама махала рукой, стоя у дома на берегу озера Титикака.

Природа создала этот мир действительно невероятным и разнообразным. И таких же она создала людей. Разных и неповторимых. На них невозможно поставить штамп или сказать, что американец такой, француз эдакий, а перуанец вообще иной. Глобализм стирает границы. Было это задумано или получилось случайно – никому не известно.