Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Однажды я заснял видео, как три парня танцуют на улицах колумбийского города Кали. Они танцевали друг с другом, поочередно меняясь. При этом менялись не только их роли, но и стиль движений, то есть в определенный момент один из парней начинал танцевать женскую партию. Вокруг собралась толпа. Пацаны танцевали феерично, страстно, вдохновенно и, пожалуй, профессионально! Казалось, что каждое их движение продумано заранее, но это была полнейшая импровизация в обычном баре. Я никогда не видел, чтобы трое парней танцевали так органично и ярко.
После того как я опубликовал это видео в социальных сетях, мне стали прилетать разного рода недовольные и гневные сообщения. Я попытаюсь выразить общую идею негодования. «Как трое мужиков могут танцевать как женщины и двигаться как женщины? Они точно геи». Я долго не мог подобрать слова для ответа, но смог найти для стихотворения.
Танцуешь латинские танцы – гей,
Стопишь машину на трассе – бомж,
Ходишь в широких штанах – прохиндей,
Любишь вино пить – цена тебе грош.
Что ж ты не можешь нормальным быть?
Что ж ты не можешь как все поступать?
Взять ипотеку, в костюме ходить
И в интернете всех обсуждать.
Нет, не могу я нормальным быть,
Нет, не могу я как все поступать.
Я – человек, и природа моя —
Здесь и сейчас свободой дышать.
После того как мы с Ютой провели в Кали несколько дней, я решил спросить его, что он думает про мужчин, танцующих сальсу. По Юте сложно было понять, что он думает, потому что чаще всего его мимика была непоколебима, как у самурая. Он глянул на меня, сверкнул черными глазами и ответил:
– Я думаю, что это прекрасно. Они могут заниматься тем, что любят, а люди не осуждают их. Они им аплодируют.
Когда-то в детстве у нас дома был дребезжащий советский холодильник. На нем было множество наклеек и картинок, начиная от гоночных автомобилей и заканчивая Ван Даммом, сидящим на шпагате. Но одну из наклеек я запомнил надолго, потому что никак не мог понять сочетание букв, изображенных на ней. Я как-то спросил у папы, что написано на картинке, а он ответил мне, что это вулкан в Эквадоре со странным названием Котопахи. Тогда мне казалось, что Эквадор – это очень далеко и где-то в Африке. А сейчас, на 490-й день кругосветного путешествия, я стоял на границе Колумбии и Эквадора и понимал, что вулкан намного ближе, чем я мог себе когда-либо представить.
На границе Эквадора я впервые увидел венесуэльских беженцев. Огромное количество людей, спящих на матрасах, куртках и тряпье. Грязные и чумазые, женщины и мужчины, старики и дети. Из-за политической и экономической ситуации в Венесуэле каждый день около 5 тысяч человек пытались покинуть страну. В стране жуткий уровень инфляции и криминала. Даже колумбийцы считают Венесуэлу опасной. Все эти люди на границе ждали разрешений на въезд в другие страны Южной Америки. Порой они ждали месяцами. Соседние с Венесуэлой страны боялись пускать большое количество беженцев, поэтому старались регулировать поток. За три месяца в Южной Америке я ни разу не встретил венесуэльца, который хотел бы вернуться в свою страну.
После прохождения границы я приехал на невозможно дешевом автобусе в столицу Кито. Автобусы в Эквадоре стоили сущие копейки, и я долго не мог поверить в цены. В Кито я поселился по каучсерфингу у парня, который занимался анимацией мультфильмов. Его дом был напротив дома его матери, и мы частенько ходили к ней на ужин. Самое вкусное, что я попробовал в Эквадоре, – белая крупная кукуруза, разные виды сыров и ананасы. Вареную кукурузу поедали с мягкими сырами, которых на столе всегда было 3–4 вида. Когда я вспоминаю ананасы в Эквадоре, я закатываю глаза как зомби, а руки тянутся к фантазируемому плоду. Каждый день я съедал минимум один ананас, кайфуя от его сочности и сладости.
Через несколько часов после прибытия в Кито я ощутил признаки горной болезни. Столица находилась на высоте 2800 метров над уровнем моря. Меня начало мутить и подташнивать, а стук сердца отдавал в ушах гулкими ударами. Горная система Андских Кордильер, или попросту Андов, проходила по всей западной части Южной Америки, а моя цель – вулкан Котопахи – являлся ярким ее представителем. С этих дней и до завершения путешествия по Южной Америке я пристрастился к листьям коки, которые жевали местные и туристы. Они не давали того эффекта, о котором ты сейчас мог подумать, но помогали от горной болезни. Поэтому у меня всегда был с собой мешочек с высушенными листьями.
Кито, пожалуй, самый красивый город, который я увидел в Южной Америке. Со своим шармом, налетом истории, самобытной архитектурой и перепадами высот. С вулканами и горами, окружавшими город. С резко меняющейся погодой, которая могла хмуриться и моросить мелким дождем, а спустя несколько минут освещать мощеные улочки яркими лучами солнца. Я прожил в столице Эквадора неделю, неторопливо перемещаясь по городу, делая долгие паузы, сидя на главной площади и высматривая колоритных эквадорцев в толпе. Мои ноги шли все тяжелее и тяжелее.
Наступило время отправляться к вулкану Котопахи. Рюкзак, кукуруза, открытка на память, прощание с эквадорским хостом, автобус, горы, зеленые поля мелькают за окном. Здесь ярко, светло и просторно.
Почти неделю я прожил в эквадорской семье у подножия вулкана Котопахи. Семья Санчес приютила меня в небольшом доме, где проживало восемь человек и теперь появился девятый из далекой России. Я наблюдал за бытом семьи, слушал легенды о вулкане и ждал хорошей погоды для восхождения. Эквадорцы – народ закрытый и неэмоциональный. Мать и отец семейства были крайне немногословны и сдержанны. Вместе с тремя дочерями мы готовили еду, прогуливались по окрестностям, говорили о путешествиях. Они много спрашивали про русскую культуру. Я был первым путешественником из России в их доме. Меня же не покидал вопрос. Я задал его Кармен Санчес, девушке, которая приняла мой запрос на каучсерфинге.
– Кармен, а как твои родители относятся к идее каучсерфинга? По-моему, они не очень рады, что я остановился у вас, – усмехнулся я, пытаясь выдать фразу за легкую шутку.
– Ты, наверное, удивишься, но каучсерфинг предложил мой папа. Он услышал от туристов, что есть такой ресурс, а потом мы решили попробовать. Для нас это единственная возможность встречаться с людьми из других стран и слушать истории из первых уст. Если родители молчат и ты не видишь их эмоций, то это не значит, что их нет. Они внутри. Мать и отец из другого поколения, когда не было принято показывать себя.
Мы продолжили прогуливаться по деревне, а вдалеке, окруженная облаками, возвышалась снежная вершина вулкана Котопахи.
Ранним воскресным утром мать семейства Санчес разбудила меня и сказала, что облака над вулканом разошлись и ожидается ясный день. Она взглянула на мою тонкую куртку, сходила в комнату и принесла пончо из альпаки. Через несколько часов автостопа я с замиранием сердца смотрел на один из самых высоких вулканов мира. Мне предстоял сложный подъем на вершину 5800 метров. Местный эквадорец, который на джипе вез группу англичан на подъем, закинул меня на высоту 3300 метров, откуда и началось восхождение.
Голова кружилась, и каждый шаг после 4 тысяч метров давался с большим трудом. Я продвигался медленно, тяжело дыша. Растения исчезли с голой поверхности вулкана, и лишь изредка можно было увидеть высокогорный цветок, укрывшийся среди холодных камней. Никакой живности, никаких птиц и звуков, только хруст лавы под ногами и ветер, разгуливающий миллионы лет по здешним местам. Температура падала, я накинул пончо и продолжил двигаться к снежной шапке.
Как тяжело дышать. Прошло еще несколько часов, и я поднялся на отметку 5 тысяч метров над уровнем моря. Я никогда не бывал на такой высоте. Впервые за долгие часы подъема мой ботинок опустился в снежный сугроб. Последний раз я видел снег три года назад в России. Я дотронулся до него и почувствовал приятную прохладу, побежавшую от кончиков пальцев до макушки. До вершины оставалось 800 метров, и они были самыми сложными. Я вошел в пелену облаков. Вокруг снег, а под ним красная застывшая лава. Сердце колотится сильнее и сильнее. Изо рта валит пар, а вокруг никого.
Шаг, еще один шаг. Тяжелый выдох, тяжелый вдох. Впереди на ветру колышется желтая лента, которая преграждает путь и сигнализирует, что дальше можно идти только с оборудованием для скалолазания. Я на отметке 5500 метров. У меня нет специальных ботинок, веревок, карабинов и прочего снаряжения. Я замерз, устал, а голова раскалывается пополам. Я дошел до края каменного выступа и уселся на него, пытаясь разглядеть что-нибудь внизу. Заморосил то ли дождь, то ли снег. Я достал дрон и запустил его с вулкана прямо в облака. Наблюдая на экране телефона за полетом квадрокоптера, я не мог поверить в происходящее. Не мог поверить, что стою на вершине того самого вулкана, на который смотрел двадцать лет назад, разглядывая картинку на старом холодильнике.
Это был сложный и незабываемый день в Южной Америке. Я вернулся домой поздним вечером, а меня уже радостно встречали на пороге. Мы ели кукурузный суп, пили чай. Голова перестала гудеть. Я провел еще два дня в доме у вулкана, а потом решил двигаться дальше. Вся семья собралась и вышла за порог дома провожать меня. Мама семейства подарила мне черно-белую открытку с изображением вулкана Котопахи, и я заметил, как в уголке ее глаз появились слезы. Отец дрожащей рукой пожал мне руку и быстро скрылся в доме. За неделю пребывания в их доме я так и не услышал от него ни единого слова.
Войти с помощью соц. сетей: