Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Камушек за камушком летят в реку. Я запускаю очередной плоский камень, и он летит, шлепаясь о зыбкую поверхность воды, и снова подпрыгивает, пока невидимая сила не утягивает его на дно реки Детройт. Он медленно опускается глубже и глубже, наблюдая, как свет тонкими, почти невидимыми нитями проникает сквозь толщу воды. Беззвучное касание дна, и камень обрел новый дом. Почему я полюбил этот город? Город с тяжелой, непростой историей. Город, который несет клеймо самого криминального города США. Город, в который буквально недавно начали возвращаться люди. Я бродил по его пустынным улочкам, разговаривал с местными жителями и полицейскими, заглядывал в бары и библиотеки. Я представлял город-апокалипсис, а увидел город с невероятным, неповторимым вайбом. Я увидел Детройт, который встает с колен. Огромные кварталы, с тысячами брошенных во время кризиса и преступлений домов, сносились, и теперь на их месте зеленеет ровный газон. Потрескавшиеся пыльные дороги, которые помнят бунт на 12-й улице, перестраиваются и заливаются свежим асфальтом.
Здесь нет людей, ахающих при виде достопримечательностей, как в Калифорнии. Там однажды я пытался сорок минут припарковаться у знаменитого символа этого штата – одинокого кипариса. Одумайтесь! Люди! Человеки! Что вы все здесь делаете? Почему вы приехали посмотреть именно на этот кипарис, когда вокруг сотни и тысячи не менее прекрасных деревьев? А главное, что здесь делаю я, понимая, какая глупость – посетить популярное место ради галочки. Нужно посетить! Нужно увидеть! Эти мысли крепко впихнул в нас социум. А мы свободны. Никому это не нужно. Даже одинокому кипарису. Он давно смотрит не в сторону толпы туристов, а в молчаливый бескрайний океан.
Когда-то Детройт называли Западным Парижем, и, шагая по даунтауну, я осознавал весь его масштаб, а небоскребы мировых автомобильных гигантов гордо напоминали о былых великих временах. Сегодня люди возвращаются в Детройт и создают новую историю. Создают новый город, который становится их домом. Город и люди нашли силы увидеть те самые нити света, проникающие сквозь темную толщу воды.
Завершив путешествие по Route 66 и заглянув на несколько дней в Чикаго и Детройт, я отправился в Нью-Йорк. Это никогда не было моей мечтой или целью, но мысль о том, что я пересек США и теперь могу увидеть Восточное побережье и Атлантический океан, грела душу.
Уже второй час я кружу по Манхэттену с целью найти бесплатную парковку. В воздухе повисла духота, пропитанная запахом кофе и фастфуда. Запах проникает через стекла автомобиля, распространяется по салону, проникая в мозг, который начинает знакомиться с Нью-Йорком. Я повторяю одни и те же круги в надежде, что какой-нибудь автомобиль рано или поздно уедет, но никто не двигается. Такое ощущение, что они припарковались здесь еще до Великой депрессии. Я уже собрался плюнуть и уехать с шумного острова, но, в очередной раз повернув на 85-ю стрит, заметил, что шикарный «Мерседес» S-класса, зажатый двумя легковушками, пытается выбраться из их крепких объятий. Через минуту, собрав очередь из многочисленных автомобильных сигналов, я втиснулся на шикарное место. Я повернул ключ зажигания. Двигатель затих. Я выдохнул. Теперь мой минивэн может отдохнуть, глядя на Центральный парк. Я вышел из машины, захватил камеру и направился к Бруклинскому мосту. Поток людей подхватил меня и с легкостью понес по улицам Нью-Йорка. Вокруг бесконечные туристы, желтые такси и небоскребы. Небоскребы, которые нависли надо мной, напоминая, что в любой момент могут раздавить человека как насекомое, по велению какого-нибудь важного дядьки, который сидит в офисе на последнем этаже с панорамными стеклами.
Невозможная духота, которая заставляет дышать как рыба, выброшенная на берег, уже третий день не давала мне уснуть. Нью-Йорк нагрелся, как консервная банка, и спать в автомобиле было сущим испытанием. На часах два ночи, я вышел из машины и направился в Центральный парк, который издалека манил меня свежестью темной зелени. Я сел на лавку, вдохнул густой запах деревьев и стал наблюдать, как парк потихоньку засыпает. Мимо проносились редкие бегуны, бездомные подготавливали места для сна, продавцы мороженого еле-еле катили свои тележки после бесконечного дня. Подул легкий прохладный ветер, листва на деревьях нехотя зашевелилась. Я закрыл глаза и задремал. Ветер уносил остатки реальности куда-то в ночное небо Нью-Йорка.
Я проспал часа два или три. На горизонте начали пробиваться светлые лучи рассвета, но ночь не сдавала позиции, все еще накрывая парк плотным одеялом сумерек. Однако я уже был не один. На другом конце лавки сидел седоватый афроамериканец. Он был похож на потрепанного воробья, закутанного в кучу тряпья, из которой торчал только нос, и где-то в глубине этой композиции поблескивали глаза. Я внимательно разглядывал его, и в этот момент старика посетили какие-то неведомые силы, он высунул голову из тряпья, отряхнулся, посмотрел на меня и неожиданно заговорил. Его хриплый, глухой голос извергался откуда-то из недр этой горы с ветошью:
– Знаешь, откуда лучший вид на Манхэттен?
– Не уверен.
– Дай мне карту.
Я протянул ему телефон. Он долго изучал его, пытаясь понять, где север, а где юг, потом ткнул своим грязным, потрескавшимся от нью-йоркских холодов пальцем в экран. И тут силы его покинули. Его шея сжалась, он опустил голову, и груда хлама забрала его обратно в свои объятия. Некоторое время я еще наблюдал за ним, пытаясь понять, жив ли старик, но увидев тот самый блеск глаз и легкий звук храпа, я успокоился. Я поднялся, наполнил в фонтане бутылку водой, проложил маршрут и поехал в то самое место, указанное странным персонажем. Это оказалась сторона Нью-Джерси с потрясающим видом на остров. Утреннее солнце отражалось в тысячах окон на высотках Манхэттена. И мне казалось, в одном из них я вижу седоватого старика с деревянной лавки в Центральном парке.
Войти с помощью соц. сетей: