Первая передача

За последние две недели пребывания в Китае я превратился в богача по меркам любого бэкпекера. Каждый день, играя на улицах китайского города Чэнду, мы зарабатывали с друзьями около 3 тысяч российских деревянных рублей на творческую единицу. Я шиковал, отныне покупая не самое дешевое пиво и не самую дешевую лапшу, но жить по обыкновению остался в уютном хостеле с небольшим садом и друзьями-музыкантами. За сутки до окончания китайской визы я купил билет на поезд до города Куньмина, а дальше решил автостопом двигать во Вьетнам. Сейчас, вспоминая события тех дней, я даже не могу объяснить, почему мой выбор пал на эту страну. Скорее всего, потому что она была южнее и теплее.

Со временем с товарищами и попутчиками, которых встречаешь в пути, начинаешь прощаться легче и проще. Без длительных слов и пожеланий здоровья и любви. Просто жмешь руку, смотришь в глаза и говоришь «до встречи», хотя понимаешь, что, скорее всего, встреча никогда не наступит. И это нормально. Я пожал руку Олегу Лебедеву, с которым давал концерты на улицах Китая, пожелал ему удачи и запрыгнул в поезд до Куньмина. В кармане были уютно утрамбованы помятые китайские купюры.

В Куньмине, проклиная в очередной раз огромные китайские агломерации, я все-таки выбрался на трассу и поймал грузовик, который ехал на юг. Этого было достаточно. Правда, радовался я недолго. Через несколько часов грузовик начал кашлять и дымить на подъеме. Китаец залез под капот, а потом под грузовик и через несколько минут замолотил что-то на своем тарабарском языке. Я нырнул туда же, и водитель попросил меня зажать плоскогубцами огромную гайку, пока он менял запасные части. То ли я недожал, то ли пережал эту гайку, это одним китайским богам известно, но вдруг прямо на наши лица вылилась пара литров машинного масла. Я смотрел на китайца, лица которого не было видно, а только узкие щелочки глаз светились сквозь масляную жижу. Полагаю, что я выглядел не менее эпично.

И вот мы лежим с водителем под грузовиком где-то на юге Китая, все облитые маслом, и пытаемся осознать, что мы здесь делаем и зачем нам обоим это нужно. Так и не найдя ответа на вопрос, мы вылезли из-под автомобиля. Я вытерся какой-то тряпкой, которая только еще больше размазала масло по физиономии. Кое-как мы допыхтели до ближайшей деревни, извергая черные клубы дыма, где я и попрощался с растерянным водителем и вновь побрел в сторону трассы.

Еще двое суток я пробирался через рисовые поля, трассы, развязки, дороги, деревни и магистрали, ночуя то под виадуками в зарослях камыша, то на стройках. Я шел и шел, и не было этому конца. Местные жители удивленным взглядом провожали странного путника с рюкзаком, который затерялся в сельских ландшафтах. Солнце припекало плечи и макушку, и это не могло не радовать после промозглого севера Китая. Очередной водитель, женщина-китаянка, высадила меня в ста километрах от границы с Вьетнамом.

Серые, тусклые, почти безжизненные китайские просторы сменились пышной, влажной, дышащей зеленью. И голубое небо. Наконец-то голубое небо. Я никогда бы не смог долго жить в стране, где небо постоянно серое, подумал житель Санкт-Петербурга, ухмыльнулся и в очередной раз поднял руку над дорогой. Ждать пришлось недолго. Через несколько минут возле меня тормознула новенькая Honda CRV, а из окна высунулась молодая симпатичная азиатка, а возле нее, к сожалению, сидел молодой и несимпатичный азиат.

– We are going to Hanoi, Vietnam. And you? – отчеканила на хорошем английском азиатка.

– Oh. Thanks God! – выпалил я.

– What?

– The same! Hanoi!

– Ok! Seat down! Do you want to eat something? We have sandwiches, nuts, apples, soda.

– Yes! – все, что я мог ответить ей, садясь в машину и благодаря еще раз бога, но уже про себя.

Мы домчали до столицы Вьетнама за каких-то шесть часов, остановившись только на границе, где китайские таможенники долго рассматривали мой паспорт, расспрашивая водителя, какого черта в машине едет русский. Это только мои предположения, потому что, естественно, я не мог понять, о чем они разговаривали. В любом случае они бабахнули мне печать в паспорт, проводив суровым взглядом. Прощай, Китай. Я еще не решил, буду ли скучать. По бесконечным магистралям из будущего и небоскребам, уходящим в облака. По всевозможным видам звуков, издаваемых китайцами. По запахам, которые в первые дни вызывают рвотные реакции, а через месяц чувство голода. По китаянкам, которые при виде камеры закрывают лицо и хихикают как дети. По желтым бесплатным велосипедам и рассветам на Великой Китайской стене. По игре на гитаре на улицах китайских городов. Да, я буду скучать.

Милая парочка на «Хонде» высадила меня в самом центре столицы Вьетнама. Сытого и довольного. Я сразу же попал в самую гущу азиатской жизни. Передо мной проносились сотни мотобайков, снующих между лавок с уличной едой. В одной из таких лавок вьетнамец рубил голову курице, и кровь стекала на землю. Он заметил, что я уставился на него, и выкрикнул «photo, photo», предлагая попозировать для фотографии. Я отвернулся и побрел в другую сторону. Влажность и духота пронизывали пространство, заставляя скинуть теплую одежду, к которой я так привык в Китае. Шорты, майка, кепка, кеды. Облачившись в этот наряд, я почувствовал себя намного лучше. Такие простые моменты, а настроение поднялось.

Я приобрел местную сим-карту, которая оказалась на удивление дешевой, и забронировал хостел неподалеку. Я зашел в двухэтажное здание, задержавшись на несколько секунд у вентилятора на входе, и сразу пересекся взглядами с высокого роста парнем, сидевшим за столом.

– Русский?

– Русский.

– Леха.

– Кирилл.

Я русского человека узнаю практически всегда. Не знаю, как работает эта схема, но я вижу родные корни по жестам, мимике, поведению и, главное, по взгляду. Взгляд русского человека проникновеннее и тяжелее, что ли. Леха только что прилетел из Южной Кореи, где почти год работал на сборе морской капусты, и рассказывал мне про тяжелые будни корейского рабочего. Я, в свою очередь, травил байки с пасеки, Горного Алтая и Великой Китайской стены. Мне Леха Караваев сразу приглянулся своей простотой и открытостью. Да, как вы поняли, фамилия у него Караваев.

– Слушай, я собираюсь купить мотоцикл баксов за двести и рвануть на остров обезьян, – продолжал Леха свой диалог.

– А что, реально купить мотоцикл за такие деньги? – удивился я, потягивая местное пивко из бара и недоверчиво глядя на него.

– Бро, это Вьетнам, тут все покупают байки и едут по стране. Это самая мотоциклетная страна мира. Да ты сам оглянись вокруг. Цены вполне доступные. Погнали завтра за компанию со мной.

Я согласился, допил разбавленное пиво и завалился на кровать, проспав в тот день около шестнадцати часов.

Во Вьетнаме утро начинается в пять. Не то чтобы некоторые избранные жители просыпаются так рано из-за специфики работы. Нет, все вьетнамцы высыпают на улицу с первыми лучами солнца и занимаются физической активностью. Бегают, прыгают, играют в бадминтон, делают групповые упражнения, занимаются дыхательными практиками и бог знает чем еще. И заканчивается суета с закатом солнца. Мы брели с Лехой по узким улочкам Ханоя, неуклюже уворачиваясь от мотоциклов и оценивая отличия Вьетнама от Китая. По сути, он отличался всем.

Дешевые мотоциклы продавались прямо на улицах с рук. Все они были в употреблении или были собраны из частей других мотоциклов. По-народному, из говна и палок. Мы зашли в очередной гараж, где стояли порядка двадцати мотоциклов на выбор. Лехе приглянулся красный скутер, и он ходил по кругу, высматривая на нем каждую царапину и покачивая головой.

– Возьму, – сказал Леха, усевшись на скутер и покачиваясь на нем, как на коне с детских аттракционов. – А ты решил чего?

– Даже не знаю. Я никогда не ездил на мотоцикле, а скутер на автомате – это как-то неинтересно. Лех, не в обиду.

– Да какая разница! Автомат или механика. Зато ты будешь свободен как ветер! – выкрикнул Леха, завел мотор и начал наворачивать круги перед гаражом. И пока Алексей Караваев поднимал клубы пыли около магазина, я заприметил несколько старых мотоциклов в дальнем углу и отправился к ним. Это были легендарные Honda Win. Мечта любого бродяги в Азии. Механические разваленные железяки, выглядевшие как ретромотоциклы эпохи 80-х. Я уселся на ободранное кожаное сиденье и взялся за руль, ощущая под собой тяжелый вес мотоцикла. Продавец подбежал ко мне, вставил ключ в зажигание и крутанул ручку, двигатель запыхтел, а вьетнамец начал поддавать газа, приговаривая «power, power, new engine»!

– Охеренно смотришься, бро! – сказал Леха, сидя на своем красном скутере так вальяжно, как будто он уже за него заплатил.

– Да, мне тоже нравится, – пробормотал я, понимая, что уже влип и слезать с этого мотоцикла мне не хочется.

Я продолжал сидеть на мотоцикле, закрыв глаза, вспоминая, как ехал автостопом через Россию, Казахстан, Китай, Вьетнам. Эти моменты проносились передо мной как кадры из фильма. Как часами замерзал от холода с поднятой рукой, как ночевал под мостами и магистралями, как объяснял водителям, зачем и почему я еду на попутках. Просматривая кадры последних четырех месяцев, я чувствовал, что хочу ощутить больше свободы и она сейчас подо мной. Свобода весом в сто килограммов, собранная вьетнамцами из китайских железяк. Я размышлял о свободе выбора и действий, поглаживая металлический холодный бензобак, и на самом деле решение уже было принято.

Довольный вьетнамец пересчитывал деньги, заработанные в Китае тяжелым творческим трудом, а я выкатывал мотоцикл из магазина и сиял не меньше продавца.

– А ты ездить умеешь на механике? – спросил вдруг Леха, после того как эмоции от наших покупок немного поутихли.

– Нет, никогда не ездил, – ответил я, сглотнув слюну, с трудом проталкивая ее по сухому горлу.

– Ну даешь. Ты видел, что там на дороге происходит? Там тысячи мотоциклов несутся как бешеные. Ну да ладно, все равно уже обратной дороги нет. Научишься! – бросил восторженно Леха.

Пульс подскочил, ладони взмокли, вьетнамская духота добавляла градусов взволнованному телу. Я завел мотоцикл и прокатился по небольшой улочке – и тут же заглох. Глаза нервно бегали по сторонам. Я представлял большую дорогу, на которую необходимо выехать. Человек боится всего нового и неизведанного, и самое сложное в такие моменты – это первый этап. Сложно начать и создать импульс, выбив себя из уютного гнездышка, в котором так комфортно. Гнездышко или темный вязкий кокон, сковывающий возможности и потенциал по рукам и ногам.

«Да пошло оно все», – подумал я и выкатил мотоцикл на магистраль. Четырехполосная дорога жужжала от несущихся мотоциклов. Попасть в ее ритм – все, что требуется. Я вставил ключ в зажигание, повернул его, двигатель зашумел. Звук и вибрации передались моему телу. Выбрав момент, я переключил передачу и резко рванул в поток. И тут же заглох через десять метров. Через мгновение на меня обрушился шквал сигналов. Мокрой дрожащей спиной я ощущал сгусток напряжения и эмоций позади. Я раскорячился посреди дороги, пытаясь завестись, а вьетнамцы объезжали меня, награждая презрительным ехидным взглядом. В этот момент я вспомнил песенку и начал невольно напевать ее, стараясь абстрагироваться от происходящего. Эту песню я частенько напевал в детстве, когда представлял, как мой батя идет сквозь ветра и шторм в родной порт:

 

Жил отважный капитан,

Он объездил много стран,

И не раз он

Бороздил океан.

Раз пятнадцать он тонул,

Погибал среди акул,

Но ни разу

Даже глазом не моргнул!

И в беде,

И в бою

Напевал он всюду

Песенку свою:

Капитан, капитан,

Улыбнитесь,

Ведь улыбка —

Это флаг корабля.

«Капитан, капитан,

Подтянитесь —

Только смелым

Покоряются моря»!

 

За эти несколько часов, пока я выезжал из города, я не переставал петь эту песню. В тот вечер я, наверное, похудел на несколько килограммов, и только оказавшись на загородной проселочной дороге, я расправил плечи, выдохнул и переключил на вторую передачу.