_{От автора}

Дорогие друзья! Простите за эту историю. Сама знаю, что тема не слишком приятная, да и юмора в ней маловато, но все же не обратиться к ней я не смогла. Знаете, опасности сексуального насилия могут подвергнуться все дети, не только девочки, но и мальчики. Родители сыновей редко думают о плохом и частенько радуются, когда учитель или тренер проявляет к ребенку повышенное внимание и берет его под свою опеку. Но и тридцать лет назад были педофилы, и сейчас они тоже есть. И зачастую им удается нас с вами перехитрить. Тщательно выбирают жертву, входят с ней в контакт. А дети клюют на внимание, на заботу, которую, возможно, недополучают дома. Самое ужасное, что обычно именно мальчики молчат о подобных вещах. Они винят себя, боятся позора. Педофилы знают это и чувствуют себя в полнейшей безопасности, ломая жизнь новым и новым жертвам. Сексуальное насилие калечит ребенку психику и оставляет след на всю жизнь. Именно из таких детей могут вырастать садисты, которые будут вымещать пережитый страх на других людях. Вот вам убедительный пример: парень, послуживший прототипом Беляйкина, где-то через год после описываемых событий получил большой срок за групповое изнасилование, совершенное с особой жестокостью. Я не утверждаю, что каждый изнасилованный парень непременно пойдет по пути Беляйкина, но моральный садизм в отношении родных и коллег порой бывает немногим лучше насилия физического.

И если ваш начальник садист, возможно, разгадка такого поведения кроется в его детстве или юности.

А сколько подростков оказываются не в силах перенести позор и кончают жизнь самоубийством? Мы должны беречь своих детей от насильников и, прежде всего, действовать на опережение. Не делать из этой темы табу и говорить мальчикам о возможной опасности. Объяснять, что есть моменты, которые должны насторожить: допустим, старший товарищ старается дотронуться без необходимости, постоянно выводит на разговоры «по душам» – о семье, о личной жизни, об отношениях с девочками. Такие факты – повод насторожиться и обсудить ситуацию с родителями.

Ну и, разумеется, нужно обязательно обещать своему ребенку понимание, полную поддержку и защиту в любой ситуации. Главное, чтоб он не держал этот ужас в себе и не оставался с кошмарами один на один.

Люстра

Первого сентября я стояла на торжественной линейке в школьном дворе. Пахло началом осени, пластиком канцелярских принадлежностей и астрами с дачных участков, которые притащили первоклашки. Гордые и счастливые дети с бантами-вертолетами и вонючими новыми ранцами еще не подозревали, какую подлянку готовит им жизнь на ближайшие одиннадцать лет. И о том, что детство, увы, безвозвратно заканчивается прямо сейчас, под голос седого директора и мерзкую трель первого звонка.

Мы же, одиннадцатиклассники, наоборот, торопили этот последний чертов год. Хотелось побыстрее унести ноги на свободу. Подальше от типового здания школы, неадекватных учителей, да и друг от друга. За десять лет надоело это все хуже горькой редьки.

С Олей я не виделась все три месяца летних каникул, которые провела у бабушки в деревне. А Оля – на киносъемках. Спрятавшись за широкие спины одноклассников, мы шепотом делились новостями и сплетнями. А их накопился вагон и маленькая тележка.

Вадика за сознательность и добровольную явку в военкомат отправили на Северный флот. На три года. Мать сначала истерила и расстраивалась, а теперь ходит счастливая и в церкви свечки ставит, ибо в Люберцах начали происходить страшные вещи: всегда сплоченная и спокойная братва понесла первые серьезные потери. Убили Карандаша и двух его подручных. Подробностей известно мало, но хоронили их в закрытых гробах. Свежеиспеченная вдова Юрика уже снова вышла на ярмарку невест и ускоренными темпами подыскивает мальцу нового отца.

– На, держи, спрячь скорее, потом почитаешь. – Подруга сунула мне кипу листочков в клетку.

– Что это?

Я ошарашенно пробежала глазами верхний лист.

«Здравствуй, моя любимая, ненаглядная и единственная Леночка! С боевым солдатским приветом пишет тебе твой Вадим. Как у тебя дела? Родители говорят, что ты правую руку сломала, поэтому пишут письма под твою диктовку. Ты уж давай лечись. Как только сможешь – сразу же сама пиши. Буду ждать. Хочу на твой почерк любоваться. Он же у тебя такой красивый. Как и ты сама. У меня все хорошо. Вчера было 2 августа, День десантника. И у меня был типа выходной…»

Оля довольно хрюкнула:

– Тебе от Вадюхи. Он из армии пишет родакам и в конверты еще и для тебя весточки вкладывает. Чтоб передали, чай не чужая уже. Ты домой придешь – почитай. Хорошо у него получается. Даже лучше, чем те письма, которые он нам пишет. Мать над парой аж всплакнула.

Я машинально пролистала стопку уже изрядно затертых и помятых листов. Надо же! На общую тетрадь наберется. И точно, над ними плакали. Вон, чернила расплываются на некоторых. Пока я складывала и убирала письма в сумку, Пингвинкина продолжила делиться люберецко-бандитской хроникой происшествий. Картина вырисовывалась не радужная.

Буквально через неделю после пышных похорон Карандаша грохнули еще двух пацанчиков с МЭЗа. Люберцы стоят на ушах. Ищет братва, ищет милиция. Но даже несмотря на объединенные усилия и хорошую материально-техническую базу, зацепок никаких. Так что намечается война и реки крови. Вовремя Вадюха в армию ушел, а то б лежал сейчас на старом люберецком кладбище рядом с начальником.

Сама Оля окончательно влюбилась в кино. За лето поработала на трех картинах. Стала своей и на «Мосфильме», и на киностудии им. Горького. Режиссеры хвалят талант. Будет поступать во ВГИК после одиннадцатого класса. Дело решенное.

Родители тоже ничего. Батя тиражирует новый шедевр «Виктор Цой жив». Хорошо, что было много непроданных Маш Калининых. Когда рок-музыкант разбился в середине августа на машине – батя за ночь переделал Мисс Москва в Цоя, поменял надпись и за первый час работы на вернисаже все разобрали. Спрос был такой, что ему пришлось привлечь к производству двоих друзей-бухариков. И самому трудиться. А мать поставил за прилавок, продавать. Всего несколько дней торговли – и долг за «Москвич» погасили. Еще и на новый холодильник осталось.

Еще что? Наш бывший физрук-педофил пошел в бандиты, и уже гордо рассекает по Люберцам на тонированной «восьмерке» и в темных очках. Последняя новость меня несколько ошарашила. Но тут взгляд зацепился за тощую фигуру отморозка Беляйкина, решившего навестить свой бывший класс в День знаний и напоследок сделать какую-нибудь пакость. Я выдохнула. Если главный свидетель обвинения жив, цветет и пахнет, то и остальным уж точно ничего не угрожает. К тому же за лето я сильно изменилась, и узнать меня стало сложно. Со мной случилось то, чего боялась меньше всего. Я растолстела.

Да, всю свою сознательную жизнь была самой тощей девочкой в классе. Да что в классе? Во всем городе, наверное. И первый вопрос, который мне задавали остроумные взрослые при знакомстве, звучал приблизительно так: «Тебя что, дома не кормят? Или глисты?» И вот, видимо на нервной почве и на парном молоке, разнесло меня на десять килограммов. Причем разнесло как-то неравномерно и несправедливо. Нет чтоб добавить лишний жирок в грудь! Даже бы не сопротивлялась! Но проклятая наследственность уложила все дополнительные калории на задницу, живот и ноги, прибавив нижней части тела пару размеров. Это выяснилось по возвращении домой из деревни и в момент подготовки формы к первому сентября. Я не влезала ни в одни штаны и ни в одну юбку. Покупать или шить новое уже не было времени. Пришлось идти на линейку в весьма экзотическом наряде: белая блузка с рюшками, синий пиджак, черные школьные туфли и серые трикотажные треники с пузырями на коленях. Эти самые треники плотно обтягивали мою сильно округлившуюся попу. Мама же в срочном порядке откомандировалась по магазинам, искать что-то более приличное для школы. Хотя под первое сентября это было зряшным делом – в «Детском мире» уже вымели все подчистую.

Но ладно форма! А остальной гардеробчик, включая новые модные джинсы и слаксы? Покупать заново у родителей не было ни денег, ни желания.

К тому же на место Беляйкина пришел новенький. Перевелся из какой-то крутой московской школы в связи с переездом семьи. С виду – амбициозный комсорг-отличник. Но симпатичный, зараза! Зализанные назад волосы, наглый прищур из-под широких бровей, пухлые губы и модные шмотки. На фоне нашего класса он выглядел, как экзотический попугай-какаду, залетевший с гастролями в деревенский курятник. Под его взглядом хотелось стать томной моделью, не спеша подойти, закурить тонкую сигарету «Моre» и нараспев поинтересоваться: «И откуда ты к нам, мальчик?». Вот походку модели я и решила тренировать на первой же перемене, прогуливаясь мимо группки наших парней, в центре которой виднелась стильная прическа новенького. Но в первый же свой проход услышала совсем не то, что ожидала.

Хорошо поставленный голос москвича спросил у окружения:

– А эта кто? Беленькая? С толстой жо..?

Прогулку пришлось прервать и быстро скрыться в классе.

Н-да… Прикинув все минусы влитого в себя парного молока, я поняла, что есть только один выход – срочно садиться на диету и худеть.

У Оли была похожая проблема. Только не с одеждой и не с мальчиками. Ей предложили одну очень интересную роль, но потребовали в кратчайшие сроки скинуть вес. Тоже килограмчиков десять. А то на ее фоне партнер будет смотреться совсем уж доходягой.

Вот новейшие методики похудения мы и обсуждали с подругой на задней парте весь первый учебный день. Пришли к выводу, что нужен комплекс. Диета плюс спорт. А именно – аэробика. В то время одной из самых популярных телевизионных передач была «Ритмическая гимнастика». Смотрели ее все, от зеков на зоне и рядовых срочной службы до домохозяек. И каждый получал свою пользу. Рассчитывали на пользу и мы. Что касается диеты, то можно будет попросить помощи у диетолога садика «Колокольчик», а если не получится, то у Олиной мамы.

Ритмическую гимнастику решили не откладывать в долгий ящик и приступить к занятиям прямо в тот же день. Передача начиналась по телевизору в пятнадцать ноль-ноль. У нас как раз получится немного передохнуть после школы и перекусить. Я настроилась на сброс килограммов твердо и без десяти четыре звонила в Олину дверь. Подруга ждала меня в той же степени нетерпения, уже переодетая в спортивную одежду.

Словно заправские гимнастки, мы слегка размялись. Потом еще размялись под задорные команды ведущих. И вот тут, на махах ногами, Оле поплохело. Следом поплохело и мне. Собственно, а чего мы ожидали? Обед из трех блюд не мог усвоиться так быстро, и суп еще весело бултыхался в желудках. Красные и запыхавшиеся, мы сидели на ковре, смотрели друг на друга и хватали воздух ртами. Голова кружилась, а пульс зашкаливал. Было ясно, что передача в пятнадцать ноль-ноль – явно не для нас, потому что подруга без обеда не могла, да и я, не поев после школы, рисковала свалиться в голодный обморок. Надо было что-то придумывать. Конечно, можно было записаться в вечернюю секцию аэробики при ДК, но останавливали два фактора. Во-первых, секция платная, и придется опять трясти родителей на финансы, а во-вторых, к ДК «Искра» вел совсем не безопасный путь через парк, с маньяками и алкоголиками. Лучше уж натыкаться на презрительный взгляд нового одноклассника-красавчика, чем удирать от неадекватов, перепрыгивая через лужи и кусты.

После мучительных размышлений о том, как поправить фигуры с наименьшими моральными и материальными затратами, выход был найден: будем заниматься у меня под запись на видеомагнитофоне. Да. За лето в нашей квартире уже появился новомодный агрегат с народным названием «видак». Папа, не выдержав ежедневных уговоров и легкого шантажа, все же в один прекрасный вечер принес с работы красивую коробку, купленную за тройную цену у кого-то с рук. Бонусом шли три видеокассеты «TDK»: «Полицейская академия», «Рембо», ну и какая-то третья, которую мы с братом даже не успели рассмотреть, потому что отец быстро вырвал ее у нас из рук и унес в спальню. Впрочем, я нашла ее потом, когда рылась в родительской комнате в поисках своего свидетельства о рождении. Кассета была без надписей на корешке, как я поняла – чистая. Лежала она под кипами документов и так и просилась, чтоб на нее записали что-нибудь интересное. И вот ее звездный час настал. Придя на следующий день из школы, я дождалась передачи с ритмической гимнастикой, вставила кассету в агрегат и, прихлебывая супчик, нажала кнопку «REC». Теперь уже мы с Олей будем независимы от собственных желудков и расписания уроков в школе. И станем сжигать калории под запись, когда нам удобно. Благо мама устроилась на работу и приходила поздно, практически вместе с отцом. А брат до шести был на продленке.

На следующий день, несмотря на адскую боль в мышцах от предыдущего занятия, через «не могу» и «не хочу», мы испробовали задуманное. И остались довольны результатом! Видеокассету можно было останавливать для передышек. Можно было повторять особо понравившиеся упражнения. Допустим, махи ногами и прыжки. Конечно, отдышка и выпученные глаза еще присутствовали, но продержались мы значительно дольше, чем в первый раз. Да и боль постепенно прошла. Паркетная доска муниципального происхождения скрипела под нашими тушками, посуда в стенке звенела и подпрыгивала. Мы были совершенно довольны и счастливы. Особенно после окончания занятий, когда констатировали хоть и микроскопическое, но все же отраженное на контрольной сантиметровой ленте уменьшение объемов талии и бедер.

Уже выдыхая и переодеваясь, Оля задала достаточно важный вопрос:

– Слушай, а кто живет под тобой? Мы им не помешаем?

Я задумалась. Весной в квартире снизу шел капитальный ремонт. Там выкидывали на помойку плинтуса, двери. Подъезжали машины со строительными смесями, дорогой сантехникой. Видимо, делал ремонт кто-то совсем не бедный.

Вечером, когда стемнело, я пошла на разведку и успокоилась. В квартире под нами свет не горел. Родителям никто жаловаться не пришел. А это значит, что туда пока не заселились. Можно тренироваться спокойно.

Это не могло не радовать, и мы продолжили свои ежедневные занятия, которые проходили все активнее и активнее. Правда, потери тоже были. Однажды, при особо эффективных двойных прыжках, с полки упала и разбилась мамина любимая чашка. Ну и паркетная доска «елочкой» оказалась хлипковата. Всего за неделю елочка значительно просела на лагах и начала скрипеть.

Родители, которые не знали про наш спортзал в квартире, периодически удивлялись, как это по центру комнаты под ковром образовалась такая впадина. Что значит некачественный муниципальный ремонт! Я тоже делала большие глаза, удивлялась и ругала строителей вместе с ними. А потом с удовольствием примеряла свои любимые старые джинсы, которым оставалось совсем чуть-чуть, чтоб застегнуться на моих похудевших бедрах и талии.

Но долго счастье продолжаться не могло. Во время очередной тренировки, когда мы уже переходили к упражнениям лежа, в квартиру начали стучать и звонить одновременно. Нескончаемая трель звонка звучала хамски и недружелюбно. Вдобавок она сопровождалась ударами по хлипкой двери и криком:

– Откройте дверь! Вышибу сейчас! Че происходит в квартире? Я сосед снизу.

Оля первая подкралась к глазку. Посмотрела, ойкнула и унеслась в комнату моего брата прятаться. Я хотела последовать за ней, но дверь уже шаталась в петлях. Лучше было открывать по-хорошему и извиняться, извиняться.

Что, превозмогая дрожь в коленях, мне и пришлось сделать.

На пороге стоял коротко стриженный невысокий бугай. С золотой цепью на шее и выражением ярости в сонных глазах.

Я нацепила самую свою виноватую и застенчивую улыбку и попыталась захлопнуть дверь обратно.

Но улыбка и скорость реакции не спасли. Бугай быстро вставил носок туфли в открытую щель, отодвинул меня и прошел в квартиру.

Увидев на экране продолжающийся урок аэробики, хмыкнул. Но ярость снова затопила его.

– Слышь, малолетка! Ты че устроила? Че происходит? Прыгать негде? Я тебя попрыгаю, если еще раз такое. У меня люстра раскачивается. Люстра за десять тыщ баксов. Из муранского стекла. Италия. Индивидуальный заказ. Уяснила? Твои предки не расплатятся, если упадет. Я все сказал. Еще раз услышу топот над головой – приду и передушу. Уяснила? – и смерил меня убийственным взглядом.

Я покорно кивнула. Когда сосед снизу захлопнул нашу расшатанную дверь, Оля наконец вылезла из укрытия.

– Охренеть! Знаешь, кто это? – восторгу подруги не было предела. – Это Скворец. И он – твой сосед. Вот это да! Жаль, Вадюха в армию ушел. Сейчас бы ему такие связи пригодились.

Мне было приятно, что подруга столь высоко оценивает мой дом и соседское окружение, но потный матерящийся громила слабо ассоциировался у меня с певчей птичкой, и я потребовала пояснений.

Пингвинкина, которая благодаря пытливому уму знала в Люберцах всех и вся, приступила к рассказу.

Скворец – жутко авторитетный чувак в нашем городе. Недавно освободился с зоны. Сразу же набрал бригаду полных отморозков и стал заметной фигурой среди местной братвы. Это он отомстил за смерть Карандаша и сотоварищей, отправив на тот свет пару балашихинских пацанов, чем заслужил респект и уважуху от остальных.

– Далеко пойдет, – мечтательно тянула Оля. – Далеко. И отсидка есть, и характер. И ум. Повезло тебе. Так, случись что, можно по-соседски подойти, помощи попросить.

С занятиями пришлось закруглиться, но слова Оли вызвали у меня сильный интерес к «великому человеку», и я стала наблюдать. Машина Скворца определилась сразу же – новенькая черная «пятерка» «БМВ». Самая шикарная в нашем дворе. Постоянное место парковки – на газоне в тени березки, которое, впрочем, практически всегда пустовало. Видимо, наш дом не был единственным его логовом. Сосед появлялся в квартире не каждый день. То заскакивал на пару часов после обеда, то к вечеру. То с помощниками перетаскивал картонные коробки из багажника в квартиру, то, наоборот, из квартиры в багажник. Бывало, на всю ночь привозил какую-нибудь очередную даму весьма специфической наружности. В общем, все было загадочно и непредсказуемо. Хотя нет, на дам это не распространялось. Всего у него было две постоянные подружки: рыжая, в любую погоду щеголявшая колготками в сетку и декольте, и вечно пьяненькая блондиночка с хвостом-шиньоном. Иногда он привозил какую-нибудь новенькую. Помогал выбраться из машины, подавал руку. Дева хихикала и доверчиво шла с ним к подъезду, виляя мини-юбкой.

А тут еще и очередная волна убийств по Люберцам прокатилась. Да какая! В самом центре Люберец, на Кресте. В собственном джипе был расстрелян люберецкий авторитет Волна вместе с телохранителем. Находившийся в машине казначей пропал бесследно. Похоже, со всем люберецким общаком. В воздухе запахло напряженностью и порохом. Увидев на улице бандитскую машину с тонированными стеклами, лучше было отбежать подальше. Мало ли. Может, стекла опустятся, и из салона начнут палить. А может, и по машине какой-нибудь снайпер с крыши стрелять станет.

Но нам было не до военных действий братвы. У нас шла своя война. С лишним весом. Кефирно-фруктовая диета дала результат, но не такой эффективный, как обещала диетолог из садика «Колокольчик». Несмотря на проводимые на унитазе несколько часов в день, мой организм на фруктах расстался лишь с одним килограммом ста пятьюдесятью граммами, тогда как на аэробике за неделю скинулось сразу два. Итого, после цифры 3.150 процесс забуксовал. У Оли были приблизительно те же результаты. Требовалось добавить похудательных методик.

Попытки бегать в парке оказались провальными. Стоило нам только выйти из дома в трениках и кроссовках, как на небо набегали облака и начинался холодный осенний дождь. Бегать мокрыми по грязи парка хотелось меньше всего, приходилось возвращаться.

А между тем Олин Час Икс приближался. Оставался месяц, который дал моей подруге режиссер, и за этот месяц ей надо было скинуть не менее семи килограммов. Ольга перешла на питание воздухом. Пару раз упала в голодный обморок на уроках, но проклятый вес не сдавался. Мы все чаще и чаще вспоминали шикарный эффект ритмической гимнастики и даже решили заниматься ею у Оли, сразу после уроков и не обедая. Но тут выяснилось, что передачу убрали из сетки вещания. Похоже, навсегда. И как на грех, видеокассета с нашей записью тоже пропала. Я перерыла всю квартиру, но безуспешно. Странно… Облом был полный.

Но все же нам повезло. Как-то раз Оля пришла в школу сияющей, словно мандарин на елке. Какая-то подруга матери дала на неделю кассету с новомодной аэробикой от американской суперзвезды Джейн Фонды. Подруга матери скинула на фондовских упражнениях килограммов двадцать и пищала от восторга. Она дала кассету на неделю, с миллионом наставлений не поцарапать и не испортить. Оля клятвенно пообещала беречь как зеницу ока и вернуть в срок.

Всего неделя. Видак был только у меня. Придется заниматься опять над головой бандита. Но это уже не казалось таким страшным. Теперь я знала, что Скворец появляется в квартире эпизодически, а после убийства Волны совсем пропал. Баб больше не водит, да и черную «БМВ» я видела под березкой всего пару раз за неделю. Главное – отслеживать наличие его машины на парковке. Как только появляется – сразу же прекращать прыгать и вообще подавать какие-то признаки жизни.

…Ко мне мы побежали сразу после уроков. Не терпелось испытать на себе методики Голливуда. Которые, конечно же, в сто раз эффективнее отечественных.

Аэробика из США не подвела. Красивые белозубые женщины с прекрасными фигурами и в заграничных купальниках разительно отличались от наших доморощенных спортсменок. Пошла музыка. Сама Джейн Фонда улыбнулась нам и пообещала, что все будет супер! Мы, убедившись, что черной машины на месте нет, быстро переоделись и присоединились к команде американок.

Посуда звенела, мебель тряслась. Все как раньше. Мы, стараясь улыбаться не хуже Фонды, проделывали вслед за ней волшебные упражнения. И прямо чувствовалось, что накопленный жир растворяется в идущих от экрана флюидах.

Периодически мы по очереди подбегали к окну и смотрели на парковку. Но было тихо, и под березкой зияло пустое место. Мы прибавили газку. И так прибавили, что после очередного прыжка всеми нашими объединенными ста пятьюдесятью килограммами веса стены зашатались и раздался страшный треск.

Мы в панике присели и схватились за головы.

– Что это? – прошептала я. – Точно не люстра Скворца?

Перед глазами замелькали страшные картины того, как бритоголовые бандиты вывозят нас в лес. Ноги подкосились.

Оля оказалась более решительной и хладнокровной. Отодвинув меня в сторону, откинула ковер на полу и обозрела произведенные разрушения. Паркетная доска была приклеена к фанере. Которая, в свою очередь, лежала на деревянных брусках-лагах. Вот фанера и лопнула вместе с паркетом. И образовавшаяся воронка лежала уже на цементном полу.

– Не, не боись, – выдохнула подруга. – Просто паркет лопнул. Это точно не люстра. Да и как она может упасть, а? Дом новый, перекрытия крепкие. Вот, смотри! – С этими словами Оля со всей дури топнула в середину паркетной Марианской впадины.

Зря она это сделала. Через секунду пол под ее ногой как-то странно завибрировал. Что-то зазвенело. Негромко, но неотвратимо. И после мхатовской паузы под нами раздался жуткий грохот, сопровождавшийся звоном стекла, металла. И еще чего-то, наверняка дорогого и муранского.

А вот теперь, похоже, люстра.

Следующие полчаса мы в панике провели на лоджии, придумывая пути спасения и выглядывая на въезде во двор нашу смерть, черную «пятерку»-акулу. Потом вспомнили про пробитый пол. Над головой нависла еще одна угроза смерти. Теперь уже от рук моих родителей. Интересно, кому мы попадемся первыми? Лучше, наверное, родителям. Там была надежда, что нас просто покалечат. А вот Скворец будет работать чисто. Профессионал все-таки.

Я рассматривала паркетные разрушения посреди гостиной, и мне становилось все хуже и хуже. Ну вот как это можно поправить? Главное, ведь это же улика нашей виновности в гибели люстры. Был бы пол в порядке – сунули бы в видак кассету с диснеевским олененком Бемби и делали рожи кирпичами. Мол, какая люстра? Как – УПАЛА? Да ладно? Прикрутили рабочие слабо, да? И пусть Скворец гоняется за ремонтниками. Ведь что главное, когда виновен? Главное – перевести стрелки.

Пока я раскачивалась, обхватив голову руками, у Оли созрел план, и она уже натягивала в прихожей свою куртку.

– Ща пойду домой, может, батя уже вернулся. Придем с ним, и он сделает твой паркет. Надо щит целиком поменять. Я у вашей помойки видела такие же точно. Наверно, кто-то ремонт делает и выкинул эту муниципальную дешевку. Возьмем один и в центр приделаем. Ну и жрать охота на нервной почве. Мама сегодня пирогов обещала напечь, – мечтательно протянула подруга, двигаясь к входной двери. – Тебе тоже прихвачу.

– Стоять! Никуда не пойдешь! – Я, как Матросов, закрыла собой амбразуру выхода. – Ты что? Меня одну решила оставить? А если Скворец сейчас приедет и дверь выломает? А если твои пирожки будут с порошком забвения, или отца дома до вечера не будет? А? Мне одной расхлебывать? Вместе прыгали, вместе и помирать будем.

– Ну ладно, ладно, – испугавшись моего напора, сбавила темп Пингвинкина и попятилась в сторону кухни, к холодильнику. Взгляд на любимый домашний агрегат вдруг очистил ее мысли и заставил мозги работать в правильном направлении.

– Есть еще план! Шикарный план! Пойдем! – и, прихватив холодную котлетку, двинула на лоджию. Перегнувшись вниз, она долго пыталась рассмотреть содержимое лоджии соседа снизу. – Так! Подержи меня, а то навернусь! – Не успела я ахнуть, как Оля подпрыгнула и легла животом на бетонный парапет. Мне только и оставалось, как всей своей массой повиснуть на ее ногах, молясь, чтоб подруга не потеряла равновесие и не утянула меня за собой в свободный, но короткий полет с третьего этажа.

Однако разведка была успешной. Оля вернулась в исходное положение и изложила свои соображения по спасению. Нам повезло, что Скворец еще не успел застеклить лоджию, а также в том, что на ней скопилось много бытового горючего мусора. Пустые картонные коробки от мебели, какие-то журналы. В углу она узрела зимнюю резину на «БМВ» и стеллаж с автохимией. В общем все, что нужно для отличного пожара. Наша задача – кинуть ему на лоджию что-нибудь горящее, дождаться, пока костерчик разгорится, – и спокойно вызывать пожарку. Бравые молодцы с брандспойтами обязательно разобьют струями оконные стекла. Ну и люстру на них же можно свалить. Еще и наш проваленный пол. Мол, люстра падала и утянула паркет за собой. Осталось только поджечь лоджию незаметно для окружающих. Что несложно, потому что на улице дождь, двор не проходной, и никого поблизости не видно.

– Слушай, Оль! А они не докопаются, что это мы подожгли?

– Кто будет докапываться? – не поняла Пингвинкина.

– Ну милиция, бандиты.

– Ой, брось!.. Они вон найти убийц Волны не могут. Не могут найти, куда общак люберецкий делся. А тут вот все бросят и будут искать. Ага. Да мало ли от чего может случиться пожар? Может, алкоголик Вася с седьмого этажа кинул непотушенный окурок? Или молния шаровая прилетела? Не говори глупостей. Действовать надо, а то время поджимает.

Хоть Олин план и вызывал у меня определенные сомнения, но все же она была права. Это был самый быстрый и надежный способ решить наши проблемы. И лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и… сами понимаете…

Принесли старые газеты, спички, но попытки закинуть на соседскую лоджию подожженные комки бумаги закончились провалом. Газеты не хотели лететь по дуге и моментально тухли под мелким осенним дождем.

К тому же наша суета могла вызвать ненужные подозрения у случайных свидетелей. Но голова у Пингвинкиной всегда работала хорошо.

Мы пошли на улицу, прихватив несколько старых тряпок и бутылку ацетона, оставшуюся после косметического ремонта нашей квартиры. Внимательно осмотрели окна Скворца: плотные шторы задернуты, все тихо. Вокруг тоже не было ни души. Лишь две собаки рылись под дождем в упавшем на бок мусорном контейнере.

Оля деловито отогнала псов от помойки, выудила из кучи деревянную палку-копье и начала наматывать на нее ветошь, пропитанную ацетоном.

– Иначе не докинем, – отреагировала она на мой удивленный взгляд.

Подожженное копье пошло точно в цель. С первой же попытки. Мы отбежали за угол дома и ждали, когда же уже разгорится и можно будет вызывать пожарку. Через пять минут стало ясно, что наше начинание снова постигла неудача. Но у нас еще были тряпки и почти полная бутыль горючего средства. И только мы подошли поближе с намерением запустить еще одну бомбу, как за спиной раздался старческий голос:

– Девки, че творите-то, а? Окна бьете? Щас милицию вызову! Милиция! Рейган!

И какая нелегкая занесла бабку с пятого этажа в такую погоду на зады дома? Что, больше гулять с собакой негде? А детская площадка? Которая уже давно не для детей ввиду переломанных горок и песочницы без песка? Вот что она здесь-то, под окнами, забыла?

На ее зов из кустов выскочил костлявый пес, смесь боксера с носорогом, и отрезал нам путь к бегству. Судя по капающей слюне и голодному взгляду – бабка кормила Рейгана на пенсию, кашей. А кошки ловились плохо. Сейчас ему выпадала отличная возможность и выслужиться, и плотно пообедать. И грех было упускать такой шанс! Глаза боксера наливались кровью, он оценивающе оглядывал то Олю, то меня, выбирая место, куда удобнее всего вцепиться при малейшем движении одной из нас.

– Бабушка! Не надо милицию! У меня парень здесь живет! Жениться обещал, а потом пропал. Уже месяц скрывается! А я беременная от него, седьмая неделя! – запричитала подруга, схватившись за свой пухлый живот. Вот не зря Пингвинкину хвалили режиссеры. Не зря! Талант был налицо. Даже я поверила.

У бабки разгорелись глаза. Боксер поскучнел.

– От кобель! Это мордастенький такой? На черной машине ездит? Кобелина! И баб постоянно водит!

Оля скорбно кивнула.

– Дай сюда, не умеешь, поди! – Бабка выхватила у Оли кусок асфальта, который мы собирались замотать ветошью, прикинула вес на руке и поставленным броском запустила в окна Скворца.

Стеклопакет жалобно звякнул и посыпался вниз струйками стекла.

– Вот как надо! Учитесь, девки! А найдешь своего хахаля – врежь ему между ног! Все они, кобели, одинаковые! – и бабка с собакой в темпе вальса затрусили к подъезду, уже через пару секунд скрывшись за поворотом.

Пингвинкина бросила на меня очумелый взгляд.

– Ну что? Надо доделывать. Пока милиция не приехала. Потом на бабку и свалим. Может, асфальт горючий был.

Мы поспешно намотали тряпку еще на один булыжник. Быстро подожгли. Снайперский бросок пришелся точно в цель. В этот раз, кажется, все получилось, потому что минуты через три потянуло дымком, и на лоджии что-то стало потрескивать.

Пора было вызывать пожарку, и мы рванули к телефону-автомату. Для анонимного звонка и для создания себе алиби. Первый таксофон не работал. Второй, на соседней улице – тоже.

Рыская по району, мы внезапно услышали мерзкую сирену пожарных. Похоже, кто-то вызвал их за нас. В принципе и не мудрено, ведь со стороны нашего дома в серое люберецкое небо клубами поднимался огромный столб черного дыма. Как-то неожиданно ожили пустые дворы. Мимо нас бежали люди и переговаривались. Что горит? Не магазин, не? Садик? Дом? А какой? Мы присоединились к бегущим зевакам.

А под нашими окнами уже разворачивалось действо. На лоджии Скворца что-то взрывалось и чадило. Наверное, зимняя резина. И языки пламени уже лизали следующий, наш, этаж. Пожарный расчет разворачивал рукав брандспойта, а из толпы давали советы.

Огонь пожарники потушили быстро. Так же быстро подтащили лестницу и забрались на лоджию.

Со стороны подъезда парковались машины с надписью: «Милиция».

В толпе я увидела белое лицо мамы. Она работала недалеко и, видимо, ей сообщили про пожар в доме.

Мама, хватаясь за сердце, протиснулась к нам.

– Слава богу! Вы живы! Леша еще на продленке? Слава богу, что никого не было дома! Ведь могли ж надышаться дымом и умереть! Не успели переехать – и тут такое! Только бы наша квартира осталась цела. Опять, наверное, ремонт делать. Интересно, отец застраховал ее? Все собирался летом сходить.

Мы поднимались по лестнице мимо двери Скворца, которую собирались ломать бравые милиционеры.

– Гражданочка! Погодите! Здесь живете? В подъезде? Не торопитесь!

Наши с Олей сердца остановились и рухнули в пятки.

– Не торопитесь. Помощь ваша нужна. Понятой будете?

Законопослушная мама вздохнула и вернулась к милиционерам, которые уже входили в задымленную квартиру.

Мы, разумеется, увязались следом. Опять же, отличный шанс посмотреть, на сколько миллионов осколков разлетелась муранская люстра. Да и вообще – что это такое? Чтоб стоить десять тысяч баксов?

Но через минуту нам было уже не до люстры.

Милиционеры заглянули на кухню, в гостиную, открыли все окна проветриваться. Прошли в другие комнаты – и вот тут начался переполох.

В спальне обнаружился человек, примотанный скотчем к стулу. С кляпом во рту и следами ожогов на лице. Страдалец признаков жизни не подавал. На прикроватной тумбочке лежал паяльник, какие-то металлические приборы. Мужики громко охнули и начали что-то докладывать по рации.

– Давайте на адрес! Кажется, нашли пропавшего казначея! Чего? Да отвечаю, Истомин это. Который пропал из машины Волны. Точно он, полгода назад вместе в бане парились. Не знаю. Вроде жив пока. Пульс есть. Давайте быстрее! И пусть пробьют адресок, на кого квартира.

Из соседней маленькой комнаты также раздавались радостные реплики.

– Палыч! Да тут коробки с оружием! Целый арсенал!

– Это надо ж, как пожар-то удачно! Еще пару дней, скинули бы Истомина в отстойники или бетоном бы залили. И ищи-свищи.

– А он точно жив?

– Да жив, надышался малька при пожаре. Дверь в комнату закрыта была. Спасло это. Ничего, в больничке поправят.

Пока несчастного вызволяли из плена, в квартиру уже толпой вваливались врачи скорой и люберецкие бандиты.

Суета и толкотня набирала новые обороты. И посторонних, а именно нас с мамой и соседа Володю, попросили удалиться.

Мы поднялись на третий этаж. В принципе наша квартира пострадала не сильно. Только прокоптились занавески на окнах, и потолок на лоджии стал черного цвета. Ах, да. И запах. Запах гари наполнил все помещение. Но после ароматов пожара этажом ниже нам он был нипочем.

Мама заохала, увидев провал паркета.

Оля, пряча глаза, распрощалась и рванула к себе домой. Я, чтоб не мешаться под ногами и не дышать ядовитым дымом, была отправлена вместе с подругой.

Весь двор заставили блестящие иномарки братвы. Кажется, все Люберцы собрались в нашем забытом богом месте. Бритые мальчики в кожанках пожимали друг другу руки и обменивались новостями. Судя по кличке «Скворец», которая постоянно упоминалась в окружении матерных эпитетов, пацаны уже знали, что им делать.

Из подъезда вынесли носилки с пострадавшим и начали загружать в машину с красным крестом.

– В Склиф давай! Уже ждут! И гони быстрее! С эскортом поедешь! Отблагодарим! – скомандовал водителю скоряка один из сопровождающих, а сам пошел к огромному черному «мерседесу». Две милицейские машины уже включили синие проблесковые огни и приготовились расчищать скорой путь.

Через две недели на старом люберецком кладбище состоялись пышные похороны моего бывшего соседа снизу. Дорогу у входа на погост перекрыли. Братва со скорбными лицами несла траурные венки, их жены-блондинки плакали так, чтобы не потекли тщательно подведенные глаза. Проститься с товарищем приехали и балашихинские, и ореховские. Обменивались новостями и рукопожатиями. А потом были поминки на пятьсот человек в Капустино. Бандиты выпивали и говорили слова о том, как жалко терять таких, как Скворец, и что они надеются, что это последняя смерть в Люберцах. Так и произошло. Череда загадочных убийств приостановилась.

Нам выплатили страховку за квартиру. Приехал оценщик. Цокая языком, осмотрел закопченную лоджию, проваленный пол… Родители получили столько, что хватило на ремонт и новый, уже приличный паркет.

В школе тоже все было по-прежнему. Оля все-таки получила свою роль и пропадала на съемках. Когда учителя вспоминали о Пингвинкиной, то в голосах уже проскальзывали не нотки страха, а нотки уважения.

Оля, разумеется, готовилась к поступлению во ВГИК. Это даже не обсуждалось. Заручившись отличными отзывами и рекомендациями режиссеров, она была уверена в успехе и торопила время, чтоб блеснуть на вступительных испытаниях.

Ближе к Новому году меня вызвал к себе в кабинет директор. С увлажнившимися глазами благодарил за Ольгу. За то, что я помогла ей свернуть с неправильного пути.

– Ведь у нас даже сомнений-то насчет нее не было, ведь десять лет воспитывали, а толку ноль.

У детской комнаты милиции уже терпение лопнуло. Готовили Пингвинкиной место за колючкой. А ты ж смотри, как вышло! Гордиться еще будем, что в нашей школе училась! – с чувством вещал не по годам седой директор. На столе поблескивала пепельница с надписью: «Мосфильм».

Письма от Вадика мне больше не отдавали. Его мама оказалась предусмотрительна. Мало ли что я там наболтаю их ребенку в переписке, вдруг он стреляться пойдет? А может, просто привыкла писать «под мою диктовку».

Что касается моей легкой влюбленности в новенького, то она закончилась быстро и забавно. Еще первого сентября, услышав презрительный отзыв о себе, я поклялась даже не смотреть в сторону стильного москвича, пока не приведу свою нижнюю часть тела и талию в прежнее состояние. Вот так и не поднимала глаз в присутствии парня. Пару месяцев ходила, как монашка, виляя абсолютно не похудевшими булками, пока однажды, на какой-то из перемен, чуть не подпрыгнула от неожиданного игривого шлепка по попе. В бешенстве развернулась, готовая дать по морде наглецу, – и… наткнулась на заискивающий взгляд моей любви.

– Слушай, ну задница просто класс! Мне нравятся такие аппетитные чики. Давно подойти хотел, но ты меня даже не замечаешь. Может, сходим вечером куда-нибудь? В кафе или в кино?

После минутного замешательства я наконец осмелилась поднять глаза на красавчика. И – обалдела! Всего за пару месяцев от прежнего лоска новенького не осталось и следа. Короткая стрижка-полубокс, в подражание люберецким бандюкам. Ну и прыщи на лбу вылезли. Боже! И что я в нем нашла? Таких гавриков у нас половина класса. Все на одно лицо и умственное развитие. Могла б не мучиться с аэробикой – и так выбирай любого. Только вот они мне даром не нужны. Еще раз посмотрела на парня, мысленно попрощалась со своей влюбленностью и… со всей силы залепила ему звонкую пощечину. Возможно, не рассчитала силу: бывший красавчик отскочил, посмотрел на меня как на больную, выдал что-то матерное и с тех пор держался подальше.

Одиннадцатый класс – это год предвступительной лихорадки. Дети бегают по подготовительным курсам и по школе за учителями. С умоляющими глазами. Всем нужны хорошие аттестаты.

Общение между друзьями сокращается до минимума. Если оно и есть – то только споры, чей выбранный институт лучше, и есть ли смысл подавать документы сразу в три. На авось.

Я же получила от родителей сюрприз, который потушил панику и успокоил нервы. Мне не придется проходить трясучку поступления в вуз. Сразу после выпускных экзаменов наша семья уезжает из Москвы. Отец получил назначение в командировку на несколько лет в очень далекую страну. И меня решили взять с собой.

Помню вечер, когда папа поздно пришел с работы и обсуждал с мамой на кухне сложившуюся ситуацию. Родители решили, что я слишком мала, чтобы остаться на попечение бабушки. Да и институт никуда не убежит. В новой стране ведь не сплошные джунгли. Наверняка есть университеты, институты. Можно начать учиться и там. А потом, по возвращении, перевестись в московский вуз.

Вот все и сложилось хорошо. И уже в середине июня, когда заветный аттестат был получен, мы всей семьей стояли в очереди к пограничникам на паспортном контроле Шереметьево-2.

В толпе провожающих выделялись лица бабушки и Оли. Они махали нам руками, желали хорошо долететь и просили писать.

Я действительно писала Оле. Мне было чем поделиться. И новый университет, где я, как пенек с ушами, сидела на лекциях, не понимая ни бельмеса. Где всем курсом ходили на футбол, болеть за любимую команду. Где забастовки преподавателей были самым обычным и любимым делом. А как только они заканчивались, то мы, студенты, начинали свои. Но от Оли не было ни одного письма. А мне же так интересно было, как у нее прошли вступительные экзамены во ВГИК и как идет учеба!

Через год мы прилетели домой в отпуск. Я шла по городу и не узнавала запахи, не узнавала краски. Яркие голубые цветки цикория, шелестящие клены. Этот город был красивее, чем я запомнила. Правда, впечатление от возвращения на Родину подпортило гадкое самочувствие: где-то на пересадке в транзитном аэропорту я подхватила вирус или съела что-то не то. Настолько не то, что прямо из аэропорта меня увезли на карантин в больницу с высокой температурой, расстройством желудка и рвотой. В общем, со всеми симптомами опасного инфекционного заболевания. Но обошлось. Анализы показали мою безопасность для общества, и родители через пару дней забрали меня домой. Страшно похудевшую, с синяками на руках от инъекций и до одури пугающуюся слова «клизма».

Первое, что я сделала, очутившись в Люберцах, – это поплелась к Пингвинкиной. Звонила, стучала. Но никого не было дома.

Вечером, собрав в мешок целый ворох подарков и сувениров, я предприняла вторую попытку. Увидев светящиеся окна, несмотря на слабость, вихрем взлетела на нужный этаж и долго жала на кнопку звонка. Но радостная трель вызвала не мою любимую подругу, и даже не ее родителей. На пороге стояла незнакомая средних лет женщина в велюровом халате. Сзади подошел лысоватый мужчина в трениках.

– Здравствуйте! А Олю можно? А Татьяну Николаевну?

Женщина сначала недоуменно поморщилась, потом вопросительно взглянула на мужа.

– Так это прежние жильцы, наверное. Они давно здесь не живут. Съехали. Мы уже тут полгода как. Куда съехали? Да понятия не имеем. Мы их и в глаза не видели. Менялись по цепочке.

Я, ошарашенная и еще не пришедшая в себя после больницы, вышла из подъезда и побрела через двор. Перед глазами все плыло, и в голове стучали молоточки.

На разбитой детской площадке сидела компания с пивом и с детскими колясками. Лица девушек мне показались смутно знакомыми. Я им тоже.

– О, Зотова! Иди к нам! Пивка глотнешь?

Кое-как сфокусировав взгляд и порывшись в памяти, я опознала двух дамочек – тех самых, кого била Пингвинкина в школьной раздевалке в мой первый учебный день. Дронову и Хотькову. Может, они что-то знают о судьбе моей подруги и ее семьи?

– Привет! Не знаете, случайно, куда Ольга Пингвинкина делась? Сейчас заходила – в квартире уже другие люди живут.

Пьяненькая компания уставилась на меня во все глаза.

– Ты че? С луны свалилась? Не знаешь?

– Не знаю. Меня в городе долго не было. Только сегодня в обед вернулась. Так что случилось-то? – Сердце уже испуганно и редко стучало где-то в животе. Во рту разливался привкус ожидания страшных известий.

– Что случилось? Посадили твою Пингвинкину. Нарвалась все же. Сколько веревочке ни виться… На зоне теперь небось звезда тюремной самодеятельности. Киноактриса, – злорадно высказалась сидевшая с краю сильно накрашенная брюнетка.

В одной из колясок заворошился младенец и заверещал, как поросенок.

– Вот зараза! Проснулась опять! – жертва Пингвинкиной, накрашенная так же ярко, как и остальные, подскочила к ребенку и начала с остервенением трясти подержанную коляску.

– Как посадили? Да вы чего? За что? – Молоточки в голове уже застучали в полную силу, и ноги подкосились.

– Вот так и посадили. Как сажают? По решению суда. Вроде, говорят, на вступительных экзаменах в театралку ее какой-то профессор валить стал, двойку поставил. У Пингвинкиной кукушка слетела – она и дала профессору в торец. Прям при всех. Нос сломала, очки разбила. Профессор оказался принципиальный, дал делу ход. Еще всплыло то, что на учете в милиции Оля раньше состояла. Ну вот и влепили три года, кажется.

– Ты садись! – брюнетка приветливо похлопала по свободному месту на деревянной лавке.

– Да заткнись ты! Достала уже! – вдруг сорвалась на крик качающая коляску.

Я на всякий случай заткнулась, развернулась и приготовилась бежать куда глаза глядят.

– Зотова! Да стой ты! Не тебе! Доча орет четвертые сутки. Газы. А педиатр какую-то ерунду выписывает. Ща, подожди, успокоится, и договорим.

– Твоя дочка? – я кивнула на ребенка. – Когда же ты успела родить?

– Когда? Так мы ж на год раньше вас выпустились. Все, как у людей. Знаешь, какая свадьба была? И выкуп, и машины, и голуби. И к Вечному огню ездили. И банкет на пятьдесят человек в кафе «У Александра». Два дня гуляли!

Подруги «новобрачной» оживились. Видимо, событие было действительно ярким. С темы про Олю свернули на воспоминания про традиционную драку, перебитую мебель и жесткий отказ кафе отпустить молодых, пока не компенсируют весь ущерб.

Я попыталась вернуть разговор в нужное мне русло. Все же судьба Оли меня интересовала больше, чем горевшая фата невесты и голуби, обгадившие нарядную родню со стороны жениха.

– А родители Пингвинкиной?

Дамы немного притормозили со свадебными воспоминаниями и снова уставились на меня.

– А что родители? Что-то не видно их давно в подъезде. И в садике нормально кормить стали. Да сама говоришь, что хату сменяли и уехали. Наверное, соседям в глаза стыдно было смотреть. Ведь как хвастались-то раньше – «Мосфильм», роли, съемки, фильм выйдет в прокат, поедет на кинофестивали. А вот и кинофестиваль тебе случился. За колючкой и в полосатой робе.

– Будешь пивка? – Добрая мамашка положила ребенка обратно в коляску, достала из сумки с памперсами новый баллон «Охоты» и осторожно открутила крышку. Но бутылка, видимо, хорошо взболталась на жаре. Пеной накрыло и ребенка, и нас.

Подружки заверещали и кинулись на помощь, спасать детей и имущество. Им стало уже совсем не до меня.

В глазах было темно. Я шла к себе домой, спотыкаясь на кочках. Как жизнь может так повернуться? А у меня ведь даже сердце не екнуло. Я была уверена, что встречу Олю счастливой и известной на всю страну.

На следующий день я предприняла еще пару попыток дозвониться до бывших одноклассников, чьи телефоны сохранились в записной книжке, – может, они знают больше подробностей. Но это оказалось глупой тратой времени: по одному номеру не отвечали, а по другому подошел человек в состоянии крайней алкогольной невменяемости. Я так и не смогла распознать, кто же это был, мой бывший товарищ по классу или его родитель. Сходила я и в гараж Вадика, но и там все оказалось печально: подходы к синей металлической коробке заросли крапивой и лопухами. Чертыхаясь и растирая ошпаренные ноги, я лишь тупо подергала запертую на проржавевший замок дверь.

Месяц отпуска прошел быстро, мы снова закрыли квартиру и улетели. Когда, спустя три года, наша семья вернулась из папиной командировки уже насовсем, следы Пингвинкиных окончательно растворились в прошлом. Пошла обычная жизнь. Институт, потом порыв увидеть мир и устройство на работу в крупнейшую российскую авиакомпанию. Новые впечатления, страны, круговерть лиц. Счастливое замужество и рождение дочки.

Память о подруге не исчезла, но чувство потери перестало быть таким острым и щемящим. Пришлось смириться с тем, что она осталась лишь в моем безумном и веселом детстве.

И только лет через пятнадцать я узнала о судьбе Ольги и ее семьи. Правда, лучше бы и не знала. Но это уже другая история. Расскажу чуть позже