Глава девятая

Над морем

Наступил еще один прекрасный день, яркий и свежий. Солнце только что взошло, на перилах прогулочной галереи аэрокрафта искрами блестела роса. Персонал отеля распоряжался робочистами; робочисты, приступив к делу на восходе солнца, бодро драили «Золотой грейпфрут», заканчивая наводить повсюду лоск. Рейнясу еще спал, и я не упустил возможности спокойно перекусить и подумать. В этот ранний час завтракал я один. Я прозорливо решил, что лучше сделать это, пока живчик не мешает.

Столик, деликатно позвякивая гирляндой колокольчиков явно растительного происхождения, потому что они напоминали посеребренные стручки, подал великолепные иланские тосты из муки разного сорта. Если бы у моего желудка имелись глаза, он испытывал бы верх эстетического наслаждения, созерцая нарядное блюдо с логотипом нашего летающего отеля. Блюдо неуловимо напоминало миниатюрную книжную полку, только вместо книг выставлены прямоугольники тостов. Название этой резной деревянной подставки для хлебцов я никак не могу запомнить, потому что на Ило в ходу много столовых приборов: иланцы мастера подавать еду и делают это красиво.

Итак, на здешнем блюде для тостов слева направо красовались белые рисовые прямоугольники; за ними светлые пшеничные; затем желтые кукурузно-просяные; потом почти оранжевые хлебцы, в составе которых кукуруза и местное саго; дальше шли мои любимые серые тосты. Мой вкус определял их как гречневые или испеченные из того, что похоже на гречу. И в конце ряда выстроились темно-коричневые, почти черные, грубоватые, но сытные ржаные тосты – «настоящие», так называл их я, уважая за простой и традиционный вкус ржаного хлеба. Сверху каждый тост украшал нарядный уголок из бумаги: местный этикет предписывает держать хлебец за этот уголок.

Тосты были хрустящие все как один, сильно ноздреватые, манившие ароматом только что приготовленного хлеба.

Я заранее готовился «прочитать» от корки до корки темно-серую гречневую часть «библиотеки» и закончить завтрак парочкой пшеничных «брошюр», а пока столик, элегантно вырастив из своих недр гибкую конечность, наполнил чашку местным кофе, бодрящим, но горьким. Пить его полагалось, разбавив соком селлозии – молочного дерева. Я же, не в силах привыкнуть к горькому вкусу иланского кофе, потребовал добавить в чашку тростниковый сироп, как делал это у себя дома.

Завтрак получился отменный.

Каждое утро на Ило отмечено счастливым ожиданием нового дня, как случалось у вас разве что в раннем детстве. И гостям планеты, и местным плевать на состав здешнего воздуха – так упоительны рассветы на Семилунном.

В праздности яркого утра я подумал: как прошла первая ночь для беглецов?

Как скоро Тимох доберется до столицы?

Вчера знакомый продавец электротехнических товаров, аккумуляторов и прочей бытовой мелочевки, нужной многочисленным рабочим за пределами столицы, собрал и упаковал в рюкзак оплаченную мной партию товара. В списке были микровки – мини-аккумуляторы плюс подзарядные элементы к ним, плюс солнечные светодиоды, сумка-холодильник, термосы, средства гигиены и средства защиты. Хозяин магазинчика получил распоряжение выдать парням, которые придут за всем этим добром, карточку на прочие нужды. Но ребята так и не пришли.

Пока поводов для беспокойства нет, но хотелось бы, чтобы все у них срослось побыстрее, как говорят здесь…

Когда проснулся Рейнясу, наш «Золотой грейпфрут» вслед за аэрокрафтом класса люкс «Звезда Ило» снялся с ночной стоянки. Рекламный кубо-кубо разверз голограмму величиной с небо и сообщил, что сегодня предстоит путешествие над морем.

Морской берег, четко очерченный широкой полосой девственно чистого песчаного пляжа, вскоре стал виден по курсу за гранитным поясом Каменных братьев.

Рейнясу выбрался со своего ложа, лениво приковылял ко мне, протирая глаза, и плюхнулся за стол. Он надкусил от каждого хлебца, выплевывая под ноги то, что пришлось ему не по вкусу, и кое-как позавтракал ржаными тостами, запивая их теплым молоком. Я не удивился его выбору. Ребенок наверняка привык к «вечному хлебу» кораблей Звездного флота, его на основе муки из спельты непрерывно растят дрожжи, пользуясь влагой и воздухом корабельной атмосферы.

В «вечное тесто» вводят продукт биохимических реакций активных микроорганизмов; потом перед выпечкой в него добавляют искусственные витамины и, если найдутся под рукой, всевозможные приправы в виде орехов, сухофруктов, семечек. Знавал я корабли, на которых в «вечное тесто» подсыпали хлопья, сухарики из недоеденного хлеба прошлой выпечки, а то и цветочные лепестки – это любят делать экипажи из сектора Спики, их хлеб становится розоватым и неуместно душистым, словно в него случайно попала капля парфюмерного розового масла. На холодных планетах Фомальгаута предпочитают добавить в тесто гранулы растительного мяса или жир в капсулах, и капсулы вытаивают в жаркой хлебопечи, оставив в ноздреватой массе хлеба сочные от впитавшегося жира каверны. Хлеб фомальгаутского Ледяного Флая мне больше по вкусу, от него становится тепло в желудке…

Мальчишка тем временем украдкой спрятал пару тостов в нагрудный карман комбинезонишки, а несколько штук сунул под матрас своего ложа, еще не зная, что робочистка-горничная перетряхнет все.

Мальчишку где-то неправильно воспитывали.

А может, наоборот, правильно воспитывали: ребенок привык заботиться о себе сам и, как вижу, неплохо справляется.

Я скорчил страдальческую мину, пожаловался на голод и спросил у Рейнясу, не осталось ли у него чего-нибудь от завтрака?

На мордашке Рейнясу отпечаталась досада. Он прикрыл обеими ладонями нагрудный карман с заначкой и взглянул на меня, настороженно сузив глаза: ну и недотепа дедушка ему достался!

– Ты что, забыл, как позвать столик?

– Столик больше не приедет, – соврал я.

– Почему? – Рейнясу хмурился все больше. Ему приходилось спешно решать трудную задачу: чем обернется ситуация с голодным дедушкой? Не придется ли вскрывать заветные тайники?

– Столик посигналил, что мы с тобой съели все тосты и всю добавку, и если съедим еще, то кто-то другой останется без завтрака.

– Я съел всего два тоста! – сказал Рейнясу не совсем уверенно и показал четыре пальца.

Врать он мастак.

Рейнясу посмотрел на пальцы, предательски растопырившиеся в избыточном количестве, и свободной рукой зажал лишние – мизинец и безымянный, – оставив указательный и средний.

– Я скушал два, два маленьких кусочка! А ты сколько?

– И я тоже два, – отвечал я, вытягивая перед ним открытые вверх пустые ладони.

Рейнясу оглянулся вокруг. Ни слова не говоря, стремительно вильнул между столами к мужчине, поглощавшему хлеб с густым, как паста, томатным соком, приправленным солью, перцем и белым соусом из тюбика с вездесущей эмблемой «Смак». Мужчина, подняв глаза, изучал рекламный проспект на голографическом экране. В это время маленькие руки схватили с его блюда тосты, а ноги в расстегнутых сандалетах бодро несли воришку обратно, ко мне, седоусому недотепе. Я пришел в ужас, видя, как хлопают при движении и выворачиваются ремешки застежек на обуви похитителя хлебов. Перспектива возвращать Тимоху эфеба с расквашенным носом или разбитым лбом мне не понравилась.

Но обошлось – шустрый Рейнясу ни разу не споткнулся.

Потом маленький засранец снова выкрутился у меня из рук и цапнул крупные плоды хурмы с тележки с чужим заказом: для двоих, так сказать, – для себя и для меня. Он явно решил этим утром сделать хорошие запасы провизии. Надо подсказать Тимоху, что из этого парня вырастет готовый каптенармус. Теперь столику придется повторно ездить за заказом, и, скорее всего, кроткий, но сообразительный колесун пригласит роб-горничную нести фрукты, так как столики не запрограммированы отбиваться от воришек.

Я отказался поедать ворованный хлеб.

Рейнясу настаивал и даже пытался кормить меня (дети, в отличие от взрослых, весьма последовательны и стремятся довести дело до конца), но я уклонялся от тостов, тыкавшихся мне в рот. Тогда, оглядываясь на меня и сообразив, что без свидетеля припрятать запас невозможно, мальчишка подсунул под плед на своем ложе краденые хлебцы со словами:

– Пускай полежат. Если ты, дедушка, сильно захочешь кушать, ты мне скажи. Я дам хоть все, хоть целых два! – Он охотно пользовался своими познаниями в математике. – А когда мы увидим рыбок?

Вот так, без всякого перехода, мы устремились к борту гондолы – выглядывать тех, кого ребенок со звездолета назвал рыбками.

Местные «рыбки» имели размеры крупнотоннажного танкера, бороздящего безопасные моря туманной Глизе или старушки Земли. Уж если местные рыбы изволят показаться гостям планеты, не заметить их будет невозможно. И потому я расслабленно и с удовольствием окидывал взором расстилавшийся вокруг пейзаж.

Тем временем «Золотой грейпфрут» протащил свою тень по песку пляжа и вальяжно плыл над здешним морем.

C аэрокрафта «Легенда» раздались возбужденные крики, слышимые в утреннем воздухе даже на расстоянии. Пассажирам «Легенды» повезло, они первыми увидели что-то заслуживающее внимания. Видимо, местный экзот еще не убрался в море и был застигнут объективами туристов на кромке воды. Пляжи Ило пустовали – никто не хотел стать приманкой для морских тварей, постоянно инспектировавших прибрежную полосу. Но на сушу обитатели моря предпочитали не соваться: флорники тоже не дремали, и туристам в аэрокрафтах случалось видеть на краю прибрежной полосы целые холмы из растений. Местные не слишком распространялись об этом явлении, но если бы вы сумели разговорить кого-нибудь из команды, этот человек рассказал бы вам, что такие холмы вырастают за одну ночь над неосторожной жертвой, выползшей из моря или выброшенной приливом слишком далеко от кромки воды.

А сейчас по песку бродили барабульки, щупая его тонкими усиками. Лежали, зарывшись в песок, звездочеты и камбалы. Морской пляж выглядел вполне мирно.

Нет, не совсем так.

В подзорную трубу я разглядел, как ввалился песок, образовав влажную дорожку от кромки воды вглубь пляжа, и что-то мокрое, крапчатое, бесформенное просочилось на поверхность, закрутилось, бросаясь со стороны в сторону, накрывая собой мелкую живность и прыгая по пляжу дальше и дальше. Барабульки прыснули прочь. Охота неожиданно началась и так же закончилась, и бесформенная биомасса, вся облепленная мокрым песком, вдруг исчезла. Потом с того места, где скрылось странное создание, к воде по песку устремился, извиваясь, длинный ленточный червь с утолщением посередине туловища. Видно, это и была настоящая ипостась твари, устроившей себе пикник под открытым небом.

Научившись отгораживаться от ночных растений, иланцы не пытаются осваивать океан: здешние морские создания способны легко разнести на куски любое судно, и это не преувеличение. С мыслью о судоходстве пришлось расстаться на заре открытия Семилунного, как только спутники низкоорбитальной геологической разведки, исследуя новую планету, засняли заодно и морских существ длиной в милю и больше. Причем, в отличие от мирных гигантов в океанах Земли, здешние вели себя неизменно агрессивно. Полеты туристических аэрокрафтов над морем до сих пор (а ведь Ило Семилунный открыли сто двадцать лет назад) приносили новые сведения об обитателях глубин. Вот и экипаж «Золотого грейпфрута» спешно готовился к съемкам. Этим людям неплохо доплачивали, если в объектив камеры попадала неизвестная тварь.

Мы были в нескольких милях от берега, когда постояльцы отеля, как по команде, отхлынули от бортов и бросились на нижний ярус. Наверное, я невнимательно читал программу, а ведь стоило посмотреть, какое еще развлечение устроят нам и куда все заторопились.

Недоумевая, мы с Рейнясу тоже поспешили вниз.

В днище гондолы «Золотого грейпфрута» располагался бассейн из прозрачного тектолита. В нем вчера наладили купание во время первого облета окрестностей кантона Май, и пассажиры, висевшие в кристально чистой воде, наслаждались видом местности, проплывающей прямо под ними.

Мальчик купаться не захотел, объяснив коротко: «Боюсь упасть в небо».

Очень разумный мальчуган, и он нравится мне все больше.

Меня тоже перспектива плавать на фоне пейзажей Ило не прельстила – не хотелось попасть в объектив чужих видеокамер, а вокруг снимали непрерывно. Еще бы, эффектные, должно быть, получались кадры.

Теперь сухой, выдраенный до абсолютной прозрачности бассейн сюрреалистически жутко походил на большую дыру в корпусе. Наши спутники, завидев эту дыру в гондоле, охнули. Не знаю, чего больше вложили они во вздох: удивления или восхищения. Тектолит даже не бликовал, как положено обычным прозрачным материалам. Люди остановились на краю чаши, держась за легкую ограду бортиков, сделанную, как почти все на Ило, из дерева. Конкретно эти перила вокруг иллюминатора были когда-то бамбуковыми стволами, срубленными в низинах южного острова Мира.

Здесь чувствовалось движение аэрокрафта; внизу колыхалась и проплывала назад голубая морская зыбь. Туристы рассаживались, спустив ноги вниз, в пустую чашу бассейна, и фотографировали волну, играющую радостными отражениями утреннего Ило-Соло.

Вдруг ленивое море покрылась рябью и мелкими водоворотами. В глубине показалась неправдоподобно большая для живого существа тень, затем море расступилось, и над поверхностью воды всплыл поросший тиной и водорослями остров почти правильной овальной формы.

– Это гигантская камбала! – сказал кто-то. – Камбала любит всплывать на поверхность моря и проводить неподвижно многие часы, – охотно продолжал знаток здешней морской фауны. – Она охотится, высматривая двумя глазами добычу в воде под собой. А добычей ей служат мелкие рыбы, двигающиеся плотным косяком. Чтобы захватить пищу, камбала стремительно переворачивается, отрезает косяку путь и заглатывает мечущихся в водовороте и оглушенных рыб.

– Где же рыбка? – звонко спросил мой мальчик.

Постояльцы отеля рассмеялись.

Рейнясу отказывался признать в плоском, косматом от водорослей, словно заплесневелом, острове рыбий бок. Мальчишка протиснулся между ног туристов – я и глазом моргнуть не успел. Он смело скользнул в чашу панорамного окна по крутому изгибу борта, как по горке, и проехал на пятой точке до середины иллюминатора. Помогая себе руками, поднялся на ноги, уверенно выпрямился с видом героя и потребовал показать «Рррыб и чудовисчь!»

Команда летающего отеля делала ему знаки, приглашая уйти с окна. В ход пустили даже грубое обольщение;

эти люди собирались вести коммерческую съемку через вычищенный до прозрачности иллюминатор, и ребенок в кадре не входил в их планы. Зато камеры в руках туристов работали непрерывно. Я и сам не удержался и запечатлел Рейнясу, словно зависшего в воздухе на высоте тысячи метров над уровнем моря.

В группе обсуживающего персонала произошла небольшая рокировка: вперед пропустили улыбающегося парня, он, отдав щегольскую форменную пилотку товарищу, съехал в чашу бассейна, стараясь не коснуться руками чистой поверхности. У него явно были намерения вернуть проказника Рейнясу в толпу зрителей.

Туристы ахнули, вздох ужаса заставил парня в униформе замереть на месте и глянуть под ноги. Массивное щупальце, истекающее водопадами воды, взметнулось над поверхностью моря и чувствительно хлестнуло остров-рыбу по мшистому боку, вынудив ее уйти в пучину с проворством, неожиданным для такого огромного существа. Рыба извернулась колоссальным телом, отчего, казалось, сам воздух пришел в движение. Показала прозрачные плавники-вееры, которые мы не заметили, так далеко они расстилались по воде; мелькнул огромный, тоже почти прозрачный, дымчатого цвета хвостовой плавник. От кульбита плоской рыбы поднялась высокая волна и ушла в направлении берега. «Золотой грейпфрут» спустился ниже, и мы увидели, как глаз неведомого морского существа размером с домашний бассейн уставился на аэрокрафт прямо из бездны. Это было бы жутко до крика, но длилось всего несколько мгновений, и чудовище ушло в пучину. На смену ему стремительно вылетела гибкая плеть:

в отличие от щупальца с присосками, плеть, широкая у основания, сильно истончалась кверху. Вода водопадом ниспадала с нее. Разбрасывая веер брызг, плеть, не дотянувшись до гондолы, тем не менее забрызгала наше панорамное окно морской водой и оставила полосу слизи, медленно, неохотно стекающую с гондолы обратно в океан.

«Внимание! Экстренный набор высоты!» – трижды тревожно повторил динамик громкой связи.

«Золотой грейпфрут» решением капитана приготавливался подняться на более безопасную высоту. Ответом стал дружный негодующий гул толпы. Толпа жаждала зрелищ и сильных эмоций, в опасность по-настоящему никто не верил.

Мы пропустили момент, когда из стекающей со стекла студенистой слизи образовался и затвердел тугой жгут. Другим своим концом жгут почти достигал океана, постепенно истончаясь в нить, но, по-видимому, оставаясь прочным. Вскоре нам пришлось убедиться в этом. Снова над водой закачалась плеть, затем – щупальце, за ним – еще одно, возможно их было много… дальнейшее я плохо помню, потому что началось неописуемое. Щупальца, вздымавшиеся из моря, обвились вокруг жгута, на другом конце которого висел, как привязанный, золотой воздушный шар – наш аэрокрафт, и молниеносно подтянули из глубины на поверхность океана колоссальное, ужасающего вида, пульсирующее, необъятное тело моллюска. Возможно, так выглядел местный кальмар. Тело его ходило ходуном, словно перетекало, бугрясь пупырышками, собираясь в складки и стремительно меняя цвет. От прихотливой смены цвета отдельных участков тела, временами поразительно точно повторяющих цвет воды, казалось, морская тварь распадается на части и заново собирается снова, и это не позволяло разглядеть экзота как следует и оценить размеры.

«Золотой грейпфрут» дернуло вниз с такой силой, что мы услышали режущий душу скрежет кронштейнов, соединявших гондолу с продольными балками – основными силовыми элементами конструкции аэрокрафта. Как я узнал позже в беседе с капитаном, эти мгновения добавили ему седины. Электроника, протестировавшая напряжения в креплениях, успела задействовать запасную систему: выстрелили пневмопистолеты, из них вылетели кевларовые тросы с присосками на концах, присоски прилипли к нижней платформе под баллоном аэрокрафта, обеспечили быстрое «врастание» волокон креплений, и сорок тросов перераспределили опасные напряжения и предупредили отрыв пассажирской гондолы. Но было ясно, что, случись гондоле снова повернуться относительно баллона аэрокрафта, тросы не порвутся – кевлар порвать невозможно, – но, не рассчитанный на такую нагрузку, вряд ли выдержит каркас гондолы – конструкция будет просто выломана в месте врастания тросов.

Боковым зрением я успел заметить в окнах верхней палубы аэрокрафты «Легенда» и «Звезда Ило»: они хотели приобщиться к сенсации и срочно меняли курс, развернувшись в нашу сторону и заходя сверху. По высоте их полета я понял, что мы находимся почти в полтора раза ниже нормы – недопустимо, опасно низко для такого большого аэрокрафта, как «Золотой грейпфрут». Тем временем нас снова резко дернуло в море. Визг и взволнованные крики пассажиров раздавались повсюду. Упали все, кто не держался за бортик или поручни. Я увидел, как упал на живот и стремительно заскользил по запрокидывающейся глади панорамного окна Рейнясу. Чуть поодаль, устояв на ногах, но отчаянно балансируя руками, как серфингист, ехал по стеклу стюард.

Рейнясу силой инерции выбросило из чаши иллюминатора, и мальчик упал в толпу туристов. Гондолу еще раз толкнуло в противоположную сторону, и на этот раз не устоял на ногах никто. Второй толчок сбил с ног и парня на стекле. Парень, лежа на спине, заскользил обратно, в центр вогнутого окна. Он по-прежнему избегал касаться чистого стекла ладонями, но без помощи рук не мог остановить собственное движение.

И в этот самый момент снизу, из океана, прицельно атаковало огромное щупальце кальмара.

Я мог поклясться, что морская тварь, ближе подтянув аэрокрафт, разглядела через стекло движущееся тело человека и метила именно в него.

Стеклопластик под парнем треснул.

Затем прямо под нами полыхнули огненные разряды и с внешней стороны тектолит иллюминатора облизали языки пламени. Скрежетали конструкции гондолы, по левому борту опасно закачался оборванный кронштейн, грозя через панорамное окно салона ввалиться внутрь. Мягко, как сквозь заложенные уши, выла сирена. Все мешалось и скакало перед глазами: взбаламученная морская вода, брызги, пламя плазменных разрядов, летевших со стороны аэрокрафта «Звезда Ило»; извивались угольно-черные обрубки плоти цилиндрической формы, расползалась струя маслянистого дыма по поверхности воды… А потом закипело море в карминно-красных разводах и в агонии заходили ходуном обрубленные мясистые щупальца с покрытой присосками отвратительно-белой, какой-то беззащитной, оголенной тыльной стороной тела моллюска. Щупальца исполнили змеиную пляску, и опали, скрылись под водой, оставляя буруны.

Мы должны быть благодарны капитану «Звезды Ило» – он был ближе всех к «Золотому грейпфруту» и вовремя пришел на помощь. Не имея другого подходящего оружия, он разрезал тварь универсальными сезамами, которые на лесном Ило Семилунном крупнее и мощнее обычного рабочего инструмента космофлотских. Он отсек кальмару щупальца плазменными разрядами, приняв нестандартное решение. Под его командой ребята быстро прикрутили сезамы к перилам открытой галереи обычной фонлентой, оказавшейся под рукой. Жестко зафиксировали инструмент, чтобы случайно не попасть в наш дергающийся аэрокрафт, настроили на минимальное сечение луча, тем самым обеспечив импровизированному оружию необходимую дальнобойность, и поразили морское чудовище.

А вот первый же разряд сезама, с опозданием выпущенный в море с «Золотого грейпфрута», встретившись с плазменным лучом «Звезды Ило», закончился трагически: плазма взорвалась под тектолитовым иллюминатором и стюарда поджарило как на сковородке. «Золотой грейпфрут» отказался от следующей попытки стрелять вниз. Впрочем, к тому моменту морское чудовище доживало последние свои минуты.

Парнишка стюард без движения лежал в середине окна прямо на трещине в стекле.

К нему спустились. Он не мог пошевелиться, лишь скреб пальцами по стеклу и сучил ногами. В суете бросились поднимать его, но дело кончилось плохо: на стюарде оплавился пластик пояса-регулятора – на Ило такой пояс есть у каждого в команде любого отеля, это удобный блок управления робочистами. Щиток пояса приклеился к иллюминатору одной стороной, и к обожженной коже под задравшейся форменной курткой – другой. Парня сняли с трещины не сразу, соблюдая предосторожности, но все равно сорвали кусок кожи. От болевого шока парень потерял сознание.

Рейнясу мне передали с рук на руки.

У мальчонки были круглые испуганные глаза. Он обмочил штанишки и еще не пришел в себя.