Фрагменты из случая – мистер B

Теперь я хочу привести выдержки из одной истории болезни для того, чтобы проиллюстрировать значимость некоторых обсужденных выше факторов в принятии гомосексуальной позиции. Мистер В – молодой человек тридцати с небольшим лет – записался на прием ко мне с жалобами на серьезнейшую заторможенность в работе и глубокую депрессию. Эта его подавленность желания что-либо делать, отмечавшаяся в течение уже достаточно долгого времени, после некоторых событий в его жизни, которые я сейчас опишу, стали уже настолько существенными, что ему пришлось прекратить научные исследования, которыми он занимался, и оставить должность преподавателя. Было видно: несмотря на то что развитие его характера и его эго было почти идеальным и что он обладал необычной интеллектуальной одаренностью, он страдал тяжелейшими нарушениями психического здоровья. Приступы депрессии у него начались еще в раннем детстве, но в последние годы стали настолько острыми, что он впал в состояние постоянной общей депрессии, что привело к тому, что он в значительной степени отрезал себя от всех других людей. Он боялся (и совершенно безосновательно) того, что у него отталкивающий внешний вид, а это только усиливало и усиливало его неприязнь к обществу. Он также страдал от серьезного скептицизма, который охватывал область его интеллектуальных интересов во все возрастающей степени, что было особенно болезненно для него.

За этими достаточно ярко выраженными симптомами мне удалось выявить наличие серьезнейшей ипохондрии, сильных маний преследования и отношения, которые иногда носили характер бреда, но к которым он казался странно безразличным. Как пример можно упомянуть, что в одной поездке он провел некоторое время в некоем пансионате, и там у него возникло ощущение, что женщина, бывшая тоже гостьей этого пансионата и жившая в том же здании, преследует его сексуально и даже замышляет что-то тайное, направленное на его жизнь. Какое-то само по себе легкое недомогание заставило его воображать, что он был отравлен буханкой хлеба, который эта женщина купила для него. Под впечатлением этого мистер В немедленно покинул пансионат. Но на следующий год он туда вернулся, хотя и знал, что наверняка опять встретит там эту женщину, так как она была там постоянной гостьей. Действительно, так и случилось, в результате чего они стали близкими друзьями. Но, несмотря на это, подозрительность мистера В в отношении этой женщины (на предмет того, что в прошлом году она пыталась отравить его) никуда не делась. Он просто убедил себя, что она больше не будет предпринимать таких попыток, так как теперь они хорошо подружились. Примечательно, что он не испытывал никакого возмущения из-за этой предполагаемой попытки его убийства. Это объяснялось отчасти преобладавшим в нем сильным смещением его аффектов, а также – частично – его терпимостью к другим людям и интуитивным пониманием их. Кроме этих факторов факт того, что его мании преследования и отношения, ипохондрическая тревожность и даже – до определенного предела – его серьезные навязчивые симптомы оставались незаметными для окружавших его людей, объяснялся имевшейся у него экстраординарной способностью к притворству. Эта способность существовала бок о бок с его параноидальными характеристиками, которые были чрезвычайно сильными. Несмотря на то что он постоянно ощущал за собой какую-то слежку со стороны людей и относился к ним с крайней подозрительностью, его способность на психологическом уровне понимать других была настолько велика, что он каждый раз чувствовал, как полностью прятать от них свои мысли и чувства. Но наряду с таким напряжением из-за постоянного состояния притворства и необходимости быть расчетливым в нем также были и огромные свежесть и спонтанность чувств, которые возникли из его позитивных объектных отношений и – в конечном счете – из сильных обнадеживающих чувств, которые изначально существовали в глубине его психики. А это последнее также помогало скрывать его недуг, однако в последние годы все эти механизмы практически перестали работать.

Мистер В был настоящим гомосексуалом. В то время как у него были очень хорошие отношения с женщинами (и мужчинами) как просто с человеческими существами, он настолько всецело отвергал их как сексуальные объекты, что даже не мог представить себе, каким образом они вообще могут нести в себе какую-либо привлекательность. Женщины в физическом отношении казались ему какими-то очень чуждыми, странными и непостижимыми существами. Формы их тел были для него отталкивающими, особенно их грудь и ягодицы, а также то, что у них отсутствовал пенис. Его отвращение к груди и ягодицам основывалось на крайне интенсивных садистических импульсах. В своих фантазиях он колотил по этим «выпирающим наружу» частям их тел до тех пор, пока они не становились, так сказать, «вбитыми вовнутрь» и таким образом «уменьшены». И только после этого, как он говорил, он может быть бы смог оказаться способным полюбить женщин. Эти фантазии базировались на его бессознательном представлении о том, что женщина настолько «под завязку набита» пенисами отца и опасными экскрементами, что они (почти что. – Примеч. пер.) взорвали ее тело и теперь торчали наружу. Таким образом, ненависть к «торчащим наружу» частям на самом деле направлялась на интернализированные и теперь вырывающиеся наружу пенисы отца. В его воображении внутренняя часть тела женщины представляется бесконечным и непостижимым пространством, в котором скрываются всевозможные опасности и смерть, а она сама – просто неким контейнером, содержащим ужасающие пенисы и опасные экскременты. Ее нежную кожу (лица) и все остальные атрибуты женственности он воспринимал как весьма поверхностное прикрытие разрушения, происходящего внутри нее. И хотя эти атрибуты сами по себе ему и нравились, он все больше боялся их, так как получал многочисленные свидетельства их предательской и вероломной природы.

Уподобляя пенис «какашкам», мой пациент распространял свое смещение страхов, вызванных пенисом его отца, все дальше на тело матери и переносил их (страхи. – Примеч. пер.) также и на ее ядовитые и опасные экскременты. Таким путем он прятал и запирал в теле матери все те вещи, которые ненавидел и которых боялся. То, что этот далеко заходивший процесс смещения окончился неудачей, можно было понять из того факта, что мистер В стал опять узнавать скрытые объекты своей тревоги в формах женской груди и ягодиц. Они символизировали его преследователей, которые выглядывали из женских тел и следили за ним. И он – как он сам мне сказал с видимыми неудовольствием и тревогой – никогда бы даже не осмелился ударить их, напасть на них потому, что он слишком боялся до них дотронуться.

В то же самое время, когда он таким образом переместил на тело своей матери все те вещи, которые вызывали у него страх, в такой степени, что оно стало для него объектом отвращения, он очень идеализировал пенис и вообще весь мужской пол. Для него мужчина, у которого все открыто (наружу. – Примеч. пер.) и отчетливо видно, который внутри себя не скрывает никаких секретов, стал единственным естественным и красивым объектом. Так как он сместил все, что было способно вызвать в нем тревогу, с тела отца на внутреннюю часть тела матери, то он очень сильно подавил все, что было связано с внутренним содержимым своего тела, одновременно сделав (для себя. – Примеч. пер.) особо важным все, что было видимым, в частности пенис. Но насколько сильны были его сомнения по этому поводу, видно из того факта, что, когда ему было около пяти лет, он спросил свою няню, что, по ее мнению, хуже – «то, что спереди или сзади» (имеется в виду пенис или анус) – и очень удивился, когда она ответила, что «спереди». Он также вспомнил, что, когда ему было примерно восемь лет, он стоял (дома. – Примеч. пер.) наверху лестницы, смотрел вниз и ненавидел самого себя и те черные чулки, которые были на нем надеты. Его ассоциации говорили о том, что внутренняя часть родительского дома всегда казалась ему особо мрачной – на самом деле «мертвой» – и что он считал самого себя ответственным за эту угрюмость, то есть за разрушения внутри тел матери и его самого, которые находили свое выражение в виде мрачного дома, которую он сам сотворил посредством своих опасных экскрементов (черных чулок). В результате чрезмерного подавления в себе всего «своего внутреннего» и смещения этого на «свое внешнее» мистер В пришел к ненависти к последнему, причем в связи не только со своим внешним обликом, хотя этот облик и оставался постоянным источником его беспокойства и озабоченности, но и со всеми другими сопутствующими моментами. Например, он испытывал такое же отвращение к определенным предметам одежды, особенно к нижнему белью, какое он имел к тем черным чулкам; воспринимал их как своих врагов и чувствовал, что они как будто сдавливают его, прилегая так близко к его телу. Они для него представляли собой те интернализированные объекты и экскременты, которые гнались за ним изнутри. В силу того что его страхи перед внутренними опасностями оказались смещенными во внешний мир, его внутренние враги превратились во врагов, находящихся вне его самого.

А теперь мне хочется обратиться к разбору структуры этого случая. Пациента вскармливали из бутылочки. Так как его либидинальные компоненты не получили своего удовлетворения от матери, у него не произошло «орально-сосательного» зацикливания на груди. Из фантазий пациента стало ясно, что он – в своем бессознательном – приравнивал женскую грудь к гарпиям. Деструктивные импульсы, направленные на материнскую грудь и усиленные либидинальной фрустрацией, превращали эту часть тела в опасных животных или в фантастических монстров. Этому процессу способствовало то, что он приравнивал грудь опасному пенису отца, который, как он себе представлял, был вложен в тело матери и теперь вырывался из него. Более того, очень скоро он начал приравнивать пустышку и соску своей бутылочки к «хорошему» пенису и, как следствие своей фрустрации в отношении груди, обращаться к нему с особым рвением как к объекту удовлетворения своих орально-сосательных желаний. Принятию им гомосексуальной ориентации в очень большой степени способствовал тот факт, что он был в очень раннем возрасте (где-то на своем втором году жизни) соблазнен своим братом Лесли, бывшим примерно на два года его старше. Так как акт фелляции удовлетворял его ранее не находившие подобного удовлетворения орально-сосательные устремления, то это событие привело его к тому, что он стал чрезмерно зацикленным на пенисе. К этому добавилось то, что его отец – до того очень молчаливый и сдержанный в выражениях чувств человек – под влиянием своего младшего сына стал более нежным и ласковым. Маленький мальчик поставил себе цель добиться его любви и достиг ее. Аналитическая работа показала, что эта «победа» была им воспринята как доказательство своей способности превратить «плохой» пенис отца в «хороший». А его усилия, с помощью которых оказалось возможным совершить такую трансформацию (и тем самым рассеять множество страхов), позднее также стали одним из мотивов для гомосексуальных отношений с мужчинами.

У мистера В было два брата. По отношению к Лесли, который был на два года его старше, у него с раннего детства были чувство глубокого восхищения и любви, в результате чего тот стал представляться как (материальное. – Примеч. пер.) выражение «хорошего» пениса – частично, несомненно, по причине удовлетворения его ранней оральной тяги, которое он получил в процессе того сексуального акта. Самой серьезной амбицией (мистера В. – Примеч. пер.) стало стремление быть равным брату в интеллектуальном плане и быть достойным его дружбы. В конечном счете он выбрал ту же самую профессию. К самому старшему брату – Дэвиду, который был старше его на четыре года, у него было совсем иное отношение. Дэвид был сыном от предыдущего брака их отца, и у мистера В было ощущение (скорее всего, верное), что его мать выказывает предпочтение к своим (родным. – Примеч. пер.) сыновьям по сравнению с ним (с Дэвидом. – Примеч. пер.). Он не любил этого своего брата и – будучи еще маленьким ребенком – смог поставить себя выше в отношениях с ним, несмотря на разницу в возрасте. Это произошло отчасти из-за мазохистического отношения Дэвида, а отчасти и из-за своего собственного интеллектуального превосходства. Он перенаправил свои садистические импульсы, связанные с «плохим» пенисом, на этого своего брата, с которым у него также в раннем детстве были сексуальные отношения, и в то же время он воспринимал его (Дэвида. – Примеч. пер.) как опасную мать, в которой содержались пенисы его отца. Достаточно скоро выявилось, что его братья служили ему «заменителями» обоих родителей, точнее, его воображаемых образов родителей, и именно на них (на братьев. – Примеч. пер.) он перенес свое отношение к этим образам. Хотя на самом деле мистер В с очень большой нежностью относился к своей матери и любил ее гораздо больше, чем отца, в его воображении, как я уже говорила ранее, им полностью владели фантастические образы волшебного «хорошего» пениса (отца) и ужасающей матери. Он так и не полюбил Дэвида – даже в последующей жизни, и – как показал мой анализ – отчасти потому, что сохранил сильнейшее чувство вины по отношению к нему.

Одновременно с целым рядом факторов, которые подталкивали мистера В к восприятию гомосексуальной позиции, другой набор внешних факторов уже с раннего возраста влияли на него в направлении отказа от гетеросексуальной ориентации. Его мать была просто без ума от него самого, но очень скоро он почувствовал, что она не любит отца по-настоящему и что у нее имеется общее отвращение к мужским гениталиям. Скорее всего, в этом своем ощущении он был прав – она была фригидной и отвергала собственные сексуальные желания, а ее подчеркнутое стремление к чистоте и порядку это только подтверждало. Заботившиеся о нем в самом раннем возрасте няни тоже выражали свою антипатию ко всему, что было связано с сексуальностью и инстинктами. (Именно это и выражалось в том ответе его няни, что «впереди» хуже, чем «сзади».) Еще один момент, препятствовавший принятию гетеросексуальной позиции, – это то, что вокруг него совсем не было маленьких девочек, с кем он мог бы играть. Нет никаких сомнений, что его страх перед загадочным внутренним содержимым женского тела был бы в огромной степени уменьшен, если бы он воспитывался вместе с сестрой, так как при этом он бы удовлетворил свое любопытство по отношению к женским гениталиям значительно раньше. Все так и продолжалось до тех пор, пока в возрасте около двадцати лет, взглянув на фотографию обнаженной женщины, он впервые на сознательном уровне понял, чем женское тело отличается от мужского. В процессе моей работы с ним выяснилось, что пышные и объемные юбки, которые (в те времена) носили женщины, тысячекратно усиливали его представления о том таинственном и опасном пространстве, которое заключено во внутренней части их тел. Его незнание обо всем этом, которое проистекало из его тревог, но которое и усиливалось описанными выше внешними факторами, заставило его отвергнуть женщину как сексуальный объект.

В своем описании развития индивидуума мужского пола я показала, что концентрация своего садистического всемогущества на пенисе является важнейшим шагом в установлении гетеросексуальности и что для того, чтобы такой шаг был сделан, эго должно обладать достаточной способностью выдерживать и его садизм и тревожность на ранних стадиях его развития. У мистера В эта способность была очень слабой. Его вера во всемогущество своих экскрементов была сильнее, чем обычно бывает у мальчиков. Его генитальные импульсы и его чувство вины, с другой стороны, вышли на передний план очень рано и очень скоро принесли с собой и хорошие объектные отношения, и удовлетворительную адаптацию к реальности. Его укрепившееся на раннем этапе эго в результате получило возможность подавлять его садистические импульсы, особенно те, которые были направлены против его матери, а это означало, что данные импульсы не могли получить достаточного контакта с его реальными объектами и оставались по большей части – опять же в особой степени, если они касались его матери, – привязанными к его фантастическим образам. Результатом всего этого было то, что, наряду с очень хорошими отношениями, которые у него устанавливались с его объектами обоих полов, сохранялись существенные и доминирующие страхи (связанных с этими объектами. – Примеч. пер.) «плохих» и фантастических образов. Эти два вида отношений к его объектам существовали параллельно друг другу, но отдельно друг от друга, и никогда в достаточной мере не переплетались друг с другом.

Мистер В не только не мог использовать свой пенис как орудие своего садизма против его матери, но он также был не в состоянии исполнить свои желания по ее «восстановлению» в процессе сексуального акта посредством «хорошего» пениса. Что же касается пениса его отца, то садизм (мистера В. – Примеч. пер.) подавлялся в гораздо меньшей степени. Тем не менее прямые эдиповы импульсы у мистера В были недостаточно сильными, так как все ранее упомянутые моменты слишком сильно противодействовали занятию им гетеросексуальной позиции. Поэтому его ненависть к пенису отца оказалось невозможно трансформировать нормальным образом. Ее пришлось частично скомпенсировать верой в «хороший» пенис, а это и послужило основой для его гомосексуальной позиции.

В рамках его бегства от всего анального и всего, что имело отношение к внутренней части тела, и благодаря его очень сильной орально-сосательной зацикленности на пенисе и другим уже упомянутым факторам в мистере В очень рано развилось чувство большого восторга по поводу пенисов других мальчиков – восхищение, которое в некоторых случаях доходило по своей интенсивности до поклонения. Однако психоанализ показал, что, вследствие интенсивного подавления моментов анального плана пенис в существенной мере приобрел анальные качества. Он рассматривал свой пенис как нечто уродливое и находящееся в подчиненном положении (как оказалось, даже насквозь «грязное»), но и его восхищение пенисом других мужчин и мальчиков также зависело от определенных условий. Пенис, не удовлетворявший этим условиям, воспринимался им как нечто отталкивающее, так как нес в себе все характеристики опасного пениса его отца и «плохих какашек». За исключением этих ограничений его гомосексуальность стала в достаточной мере стабильной. У него не возникало никакого осознанного чувства вины или неполноценности из-за своих гомосексуальных действий, так как в них его «восстановительные потребности», которые не могли найти свой выход в рамках гетеросексуальной позиции, раскрывались в полной мере.

В эротической жизни мистера В доминировали два типа объектов. Первый, к которому он обращался снова и снова еще со своих школьных лет, – это мальчики, а позднее – мужчины, которые были непривлекательными и которые осознавали причины своей непопулярности. Этот тип соответствовал его брату Дэвиду. У мистера В не было никаких приятных ощущений от сексуальных отношений с людьми этого типа, так как при этом в слишком сильной степени на передний план выходили его садистические импульсы и он сам осознавал, что раньше заставлял другого чувствовать свое превосходство и мучил его всевозможными способами. В то же самое время он мог подружиться с таким объектом любви, оказывать на него благоприятное психическое влияние или всячески помогать ему. Второй тип соответствовал его брату Лесли. Он сильно влюблялся в человека такого рода и мог относиться с искренним восхищением к его пенису.

Оба типа способствовали удовлетворению «восстановительных потребностей» мистера В и смягчению его тревожности. В отношениях с людьми первого типа копуляция означала акт восстановления пенисов его отца и брата Дэвида, которые он ранее, побуждаемый своими мощными садистическими импульсами, уничтожил в своем воображении. При этом он отождествлял себя с каким-то своим неполноценным (по сравнению с ним самим. – Примеч. пер.) и кастрированным объектом, так что его ненависть к объекту направлялась также на самого себя и (осуществляемое им. – Примеч. пер.) «восстановление» пениса этого объекта подразумевало «восстановление» его собственного пениса. Но в конечном счете все его «восстановительные потребности», направленные на пенис, служили делу «восстановления» его матери. Выяснилось, что кастрация им своих отца и брата означала его нападение на детей, находящихся внутри его матери, и что из-за этого он чувствовал глубокую вину по отношению к ней. Восстанавливая пенисы отца и брата, он предпринимал усилия для того, чтобы вернуть своей матери отца, ее детей, ее тело (внутреннюю часть) в нетронутом и неповрежденном виде. Восстановление собственного пениса означало, далее, что он обладает «хорошим» пенисом и может принести своей матери сексуальное удовлетворение.

В отношениях мистера В с людьми «типа Лесли» его стремление возместить (ранее нанесенный ущерб. – Примеч. пер.) было менее заметным, так как в данном случае он имел дело с «совершенным» пенисом. Этот восхищающий пенис олицетворял собой целый ряд магических опровержений всех его страхов. А так как в указанном случае он тоже отождествлял себя с объектом своей любви, этот «совершенный» пенис являлся доказательством того, что его собственный пенис также был «совершенным». В то же время это показывало, что пенисы его отца и брата были невредимы, и укрепляло его общую веру в «хороший» пенис, а тем самым – в невредимость тела его матери. В таком отношении к восхищающему пенсу его садистические импульсы также находили выход, так как при этом его гомосексуальные действия означали кастрацию его объекта любви, частично из-за его ревности к нему (к объекту. – Примеч. пер.), частично из-за того, что он (мистер В. – При- меч. пер.) стремился завладеть «хорошим» пенисом партнера для того, чтобы иметь возможность во всех отношениях занять место своего отца рядом со своей матерью.

Несмотря на то что гомосексуальная ориентация мистера В сформировалась так рано и в такой сильной степени, а также на то, что он на сознательном уровне отторгал от себя гетеросексуальность, бессознательно он всегда имел перед собой гетеросексуальные цели, к которым он так страстно стремился в своем воображении, будучи еще маленьким мальчиком, а став уже взрослым – от которых он так никогда до конца и не отказался. Для его бессознательного его разнообразные гомосексуальные практики представляли собой многочисленные обходные пути к этой неосознанно желаемой цели.

Стандарты сексуальных действий, навязываемые ему его супер-эго, были очень высоки. При копуляции он должен был «починить» каждую вещь, которую он разрушил внутри своей матери. Его работа по этой починке начиналась по причинам, которые мы видели, с пениса и на нем же заканчивалась. Это напоминало желание человека построить особо хороший дом, но при этом полного сомнений по поводу того, а хороший ли он соорудил фундамент. Он все время продолжает попытки сделать этот фундамент более и более основательным и оказывается никогда не в состоянии прекратить эту работу.

Таким образом, вера мистера В в свои способности восстановить пенис была также и основой его психической стабильности, а когда эта вера оказалась разбитой вдребезги, он заболел. Вот что случилось: за несколько лет до этого его любимый брат Лесли погиб во время научной экспедиции. Несмотря на то что эта смерть потрясла мистера В до глубины души, в психическом отношении у него не было никакого срыва или надлома. Он оказался в состоянии вынести этот удар, так как он не породил в нем какого-либо чувства вины и не подорвал веру в собственное конструктивное всемогущество в какой-либо значительной степени. Лесли был для него обладателем волшебного «хорошего» пениса, и мистер В смог перенести свою веру в него и любовь к нему на кого-то другого как на «заменителя». Но потом заболел его брат Дэвид. Мистер В посвятил себя уходу за ним во время этой болезни и надеялся добиться его излечения оказанием сильного и благоприятного влияния на него. Но эти надежды оказались обманутыми и Дэвид умер. Вот это и оказалось тем ударом, который разнес его вдребезги и вызвал начало его болезни. Психоанализ показал, что второй удар оказался гораздо сильнее первого потому, что он (мистер В. – Примеч. пер.) ощущал сильнейшее чувство вины по отношению к самому старшему из своих братьев. А важнее всего, что его вера в то, что он сможет восстановить поврежденный пенис, была подорвана. Это означало, что он был вынужден оставить надежду на все то, что в своем бессознательном он пытался восстановить – самое главное: свою мать и свое собственное тело. Серьезнейшая утрата работоспособности, также постигшая его, была еще одним следствием потери им этой надежды.

Я особо подчеркнула причины, по которым его мать не могла стать объектом его «восстановительных устремлений», осуществляемых в процессе копуляции, и поэтому не могла служить ему сексуальным объектом. Она могла быть для него только объектом нежных эмоций. Но его тревожность и чувство вины были слишком сильны; в результате не только его объектные отношения оказались подвержены тяжелым нарушениям, но и оказались сильно затронуты его возможности и способности к сублимациям. Оказалось, что мистер В, который осознанно и в значительной степени был озабочен здоровьем своей матери – хотя, как он сам сказал, она вообще-то не болела, а просто имела «слабое здоровье», в своем бессознательном был абсолютно и полностью охвачен тревогой об этом. Он давал выход этому (своему состоянию. – Примеч. пер.) в ситуации переноса тем, что перед перерывом в нашей с ним работе на праздники (и, как это выяснилось позже, перед каждыми выходными и даже между двумя обычными днями) впадал в состояние перманентного страха того, что он больше никогда меня не увидит потому, что за время этого перерыва со мной может произойти какой-то фатальный несчастный случай. Эта фантазия, которая приходила снова и снова в разнообразных вариациях, имела гвоздем проходящую через них тему: меня собьет и переедет машина на переполненной улице. Эта улица на самом деле была улицей в его родном городе в Америке и играла важную роль в его воспоминаниях о своем детстве. Когда он выходил с няней из своего дома, он всегда пересекал эту улицу в большом страхе того, что – как показал анализ – он более никогда не увидит свою мать. Каждый раз, находясь в состоянии глубокой депрессии во время аналитических сессий, он говорил, что все уже никогда невозможно будет исправить и что он уже никогда не сможет вернуться к работе, если не удастся сделать так, чтобы не произошли некоторые вещи, которые (на самом деле уже. – Примеч. пер.) произошли в мире с того времени, когда он был маленьким ребенком. Например, чтобы весь транспорт, который уже прошел по этой улице, по ней бы не прошел. Для него, точно так же, как и для маленьких детей, чьи случаи я уже описывала в предыдущих главах этой книги, движение машин означало акты копуляции между родителями, которые он в своих ранних мастурбационных фантазиях преобразовывал в акты, фатальные для обеих сторон, становясь тем самым легкой добычей страха того, что его мать и он сам (по причине его интроекции «плохого» пениса) будут разрушены несущим опасность пенисом отца, инкорпорированным в нее (их переедет машина). Отсюда и брался его явно выраженный страх того, что и она, и он попадут под машину. По контрасту с его родным городом, который он воспринимал как темное, безжизненное и разрушенное место, несмотря на факт того – или наоборот, из-за факта того, если это окажется яснее, – что там было очень интенсивное дорожное движение (то есть постоянная копуляция между отцом и матерью), он рисовал себе картину воображаемого города, полного жизни, света и красоты, а иногда даже видел эту картину реализованной на практике, хотя на очень короткое время, в городах, которые он посещал в других странах. Этот далекий и фантастический город выражал собой его мать, выздоровевшую и пробужденную к новой жизни, а также его собственное восстановленное тело. Но излишняя тревожность заставляла его чувствовать то, что такого рода восстановление невозможно. Снижение его работоспособности проистекало из того же источника.

Когда мистер В все еще был в состоянии работать, он писал книгу, в которой изложил результаты своих научных исследований. Эта книга, написание которой он забросил, когда его способность работать была подавлена совсем, для него имела то же (символическое. – Примеч. пер.) значение, что и тот красивый город. Каждый отдельный фрагмент информации, каждая его отдельная фраза несли в себе значение «восстановленного» пениса его отца и здоровых детей, а сама книга представляла его интернализированную здоровую мать и его собственное «восстановленное» тело. В ходе аналитической работы с ним выяснилось, что именно его страх всего «плохого», что находится внутри его тела был основным препятствием на пути (реализации. – Примеч. пер.) его творческих способностей. Одним из его ипохондрических симптомов было ощущение безмерной внутренней пустоты. В интеллектуальном плане она выливалась в жалобы на то, что все те вещи, которые представляли когда-то для него большую ценность, были красивыми и интересными, потеряли свою привлекательность, оказались «поизносившимися» и стали каким-то образом от него отдалившимися. Самыми глубокими корнями этих жалоб, как оказалось, были его страхи того, что, выталкивая из себя свои «плохие» образы и опасные экскременты, он может вместе с ними потерять и то содержимое своего тела, которое было «хорошим» и «красивым».

Самой мощной побуждающей силой для его креативной работы была его женственная позиция. В его бессознательном на него оказалось наложено некое условие: он не будет способен к творчеству (то есть «рождать детей») до тех пор, пока его тело не окажется заполненным «хорошими» объектами – то есть красивыми детьми. Для того чтобы выполнить это условие, ему было необходимо избавиться от своих «плохих» внутренних объектов (но тогда он почувствовал бы себя опустошенным) или вместо этого превратить их в «хорошие» объекты – точно так же, как он хотел превратить «плохие» пенисы отца и брата в «хорошие». Если бы он оказался в состоянии сделать это, то он бы получил некую гарантию того, что тело его матери, ее дети и пенис отца также были бы «восстановлены». А тогда его отец и мать снова стали бы способны жить вместе в мире и дружбе, доставлять друг другу полное сексуальное удовлетворение, а он сам, в отождествлении себя с «хорошим» отцом, мог бы дать своей матери детей и (таким образом. – Примеч. пер.) консолидировать свою гетеросексуальную позицию.

Когда после аналитической работы, длившейся четырнадцать месяцев, этот мой пациент снова взялся за свою книгу, его идентификация со своей матерью вышла на передний план очень отчетливо. Это проявилось в ситуации переноса в (его. – Примеч. пер.) фантазиях на тему того, что он является моей дочерью. Он вспоминал, что, еще будучи маленьким мальчиком, он сознательно мечтал стать девочкой, так как знал, что его мать в большей степени хотела бы иметь дочку, а в своем бессознательном (он считал. – Примеч. пер.), что тогда он бы мог любить мать также и в сексуальном отношении, ибо ему не пришлось бы бояться причинить ей боль своим пенисом, который был ей ненавистен и который он сам считал опасным. Но несмотря на такую сильную идентификацию себя со своей матерью и на свои отчетливо выраженные женственные черты – характеристики, которые также проявлялись и в его книге, он оказался неспособен удержаться на женственной позиции. Это стало фундаментальным препятствием на пути его творческих (научных. – Примеч. пер.) способностей, которые всегда находились в некоторой степени подавленном состоянии.

По мере того как в моей аналитической работе с ним его идентификация со своей матерью и его желание быть женщиной становились все более отчетливо заметны, подавленность его способности к (креативной. – Примеч. пер.) работе постепенно уменьшалась. Желанию иметь детей (и в то же время его способности к творческой деятельности) препятствовал прежде всего страх перед интернализированными объектами, так как его страх перед матерью как перед соперницей был в первую очередь и главным образом направлен на его интернализированную «плохую» мать, слившуюся в единое целое с отцом. Именно к этим интернализированным объектам относилось его сильнейшее беспокойство по поводу того, что за ним следят. Ему, так сказать, приходилось скрывать от них все свои мысли, так как каждая мысль была «частью внутреннего хорошего» – то есть ребенком. По этой причине он переносил свои мысли на бумагу так быстро, как они появлялись, как будто желая защитить их от «плохих» объектов, которые могли проявиться и вторгнуться в процесс записи. Ему надо было предпринять меры по отделению «хороших» интернализированных объектов от «плохих», а также переделать «плохих» в «хорошие». Его работа по написанию книги и весь мыслительный процесс, связанный с этим, в его бессознательном были привязаны к «восстановлению» внутренних элементов своего тела и созданию детей. Эти дети должны были быть детьми его матери, и он восстанавливал свою «хорошую» мать внутри самого себя, наполняя ее красивыми «восстановленными» детьми и тщательно пытаясь защитить эти воссозданные (то есть «восстановленные») объекты от своих «плохих», находящихся внутри него объектов, которыми были слитые в одно целое при коитусе родители и «плохой» пенис его отца. Таким путем он делал также и свое собственное тело здоровым и красивым потому, что его «хорошая», красивая и здоровая мать в ответ защитит его от «плохих» объектов, находящихся внутри него. С этой «хорошей» «восстановленной» матерью мистер В был также в состоянии идентифицировать самого себя. Красивые дети (мысли, открытия), которыми он в своем воображении заселял внутреннюю часть своего тела, были детьми, которых он зачал как в отождествлении со своей матерью, так и с ней как с «хорошей» матерью – то есть с матерью, кормившей его полезным и благотворным молоком и помогающей тем самым ему приобрести внушительный и полный потенции пенис. И только когда он смог принять и сублимировать эту женскую позицию, его маскулинные компоненты стали более эффективными и плодотворными в его работе.

По мере того как вера в свою «хорошую» мать делалась все сильнее и, вследствие этого, его параноидальная и ипохондрическая тревожность, его депрессия становились менее интенсивными, у мистера В пропорционально росла способность выполнять свою работу, поначалу выказывая признаки тревоги и навязчивости, но позднее – со все большей «расслабленностью». Рука об руку с этим шло и ослабление его гомосексуальных импульсов. Его обожание пениса стало меньше, а его страх перед «плохим» пенисом, который до тех пор скрывался за его восхищением «хорошим» (красивым) пенисом, вышел наружу. В этой фазе мы узнали об еще одном особенном страхе, а именно перед тем, что «плохой» интернализированный пенис его отца завладеет его собственным пенисом, пробившись внутрь него и контролируя его изнутри. Мистер В ощущал, что таким образом он потерял контроль над своим собственным пенисом, а потому не мог использовать его для «хороших» и «продуктивных» целей. Этот страх оформился в полной мере, когда он находился в возрасте пубертата. В это время он прилагал все свои усилия для того, чтобы удержать себя от мастурбации. В результате у него были поллюции. А это породило страх того, что он не может контролировать поведение собственного пениса, которым овладел дьявол. По этой же причине (то есть потому, что его пенис контролируется дьяволом. – Примеч. пер.), как думал мистер В, вдруг стало возможным то, что пенис меняет свои размеры, становясь то больше, то меньше. Он также приписывал этому и те изменения, которые происходили с его гениталиями в процессе развития.

Этот страх внес значительный вклад в возникновение у него отвращения к собственному пенису и чувства того, что этот пенис является чем-то неполноценным и подчиненным, в том смысле, что он – это что-то анальное, «плохое» и деструктивное. А в связи с этим и возникло важное препятствие для принятия им гетеросексуальной позиции. Так как он полагал, что пенис его отца будет следить за ним каждый раз, когда у него будет коитус с матерью, и будет заставлять его делать разные плохие вещи, он должен был держаться подальше от женщин. Теперь стало очевидным, что тот чрезмерный акцент, который он сделал на своем пенисе как на выразителе всего сознательного и видимого, и в связи с этим его многочисленные акты подавления и отрицания относительно внутренней части его тела также оказались неудачными и в этом отношении. Как только этот набор страхов был проанализирован, способности мистера В делать свою работу возросли еще в большей мере, а его гетеросексуальная позиция усилилась.

В этот момент моей аналитической работы с пациентом он на некоторое время перестал приходить ко мне по некоторым причинам внешнего характера. Достигнутые к настоящему моменту результаты были таковы, что его глубокая депрессия и заторможенность в отношении работы были почти полностью сняты, а острота его навязчивых симптомов, параноидальная и ипохондрическая тревожность значительно уменьшились. Эти результаты, как я думаю, оправдывают нашу веру в то, что дальнейшее лечение позволит ему полностью занять гетеросексуальную позицию. Но для того, чтобы это случилось, из уже проведенного анализа должно быть совершенно ясно, что требуется дальнейшее ослабление его страхов в отношении его нереального образа матери с целью сближения его реальных объектов с воображаемыми, которые пока еще очень сильно разделены между собой в его представлении, а также для того, чтобы его растущая вера в свою «хорошую» «восстановленную» мать и в свое обладание «хорошим» пенисом, который до сих пор был по большей части направлен против его интернализированной матери и помог справиться с потерей работоспособности, полностью возобладала в его взаимоотношениях с женщинами как сексуальными объектами. Более того, его страх перед «плохим» пенисом отца должен также быть уменьшен в еще большей мере для того, чтобы укрепить его идентификацию со своим «хорошим» отцом.

В рассматриваемом случае можно увидеть, что факторы, от действенности которых зависит полная смена ориентации пациента с гомосексуальной на гетеросексуальную, являются теми же самыми, о наличии которых говорилось в первой части этой главы как о необходимом условии формирования твердой гетеросексуальной позиции. Прослеживая развитие нормального индивидуума мужского пола, я указывала, что основой успешного сексуального развития этого индивидуума является верховенство «хорошего» образа матери, которая помогает мальчику преодолеть его садизм и борется со всеми его страхами. Как и в случае его страха перед телом матери и тем, что находится внутри его собственного тела, желания мальчика «восстановить» тело своей матери и свое собственное тело взаимодействуют, а выполнение одного является существенным (фактором. – Примеч. пер.) для выполнения другого. В генитальной стадии они являются необходимыми условиями для развития сексуальной потенции. Адекватная вера в «хорошее» содержимое своего тела, которое нейтрализует или скорее противостоит находящемуся в нем «плохому» (содержимому. – Примеч. пер.) и экскрементам, кажется необходимой для того, чтобы его пенис, представляющий собой все его тело, производил (только. – Примеч. пер.) «хорошее» и здоровое семя. Эта вера, которая совпадает с его верой в свою способность любить, зависит от того, в достаточной ли мере он верит в свои «хорошие» образы, особенно в свою «хорошую» мать, в ее невредимое и пышущее здоровьем тело.

Когда индивидуум мужского пола полностью достигает генитального уровня, он возвращается в копуляции к своему изначальному источнику удовлетворения, к своей щедрой матери, которая теперь, помимо всего прочего, дает ему также и генитальное удовольствие. Отчасти как ответный подарок, отчасти как возмещение за всю ту свою агрессию, которую он направляет на нее еще со времен, когда он наносил повреждения ее груди, он дает ей «полноценное» семя, которое одарит ее детьми, «восстановит» ее тело, а также принесет ей оральное удовлетворение. Тревожность и чувство вины, которые все еще присутствуют в нем, усилили, углубили и придали форму его первичным либидинальным импульсам тогда, когда он был еще грудным младенцем, насыщая его отношение к своему объекту всем тем богатством и полнотой чувств, которые мы называем любовью.