Всемогущество экскрементов

В садистических фантазиях как мальчиков, так и девочек экскременты играют большую роль. Всемогущество функций мочевого пузыря и кишечника тесно связано с параноидальными механизмами. Эти механизмы наиболее эффективны в той фазе, в которой ребенок в своих садистических мастурбационных фантазиях тайными способами ликвидирует своих совокупляющихся родителей с помощью своих мочи, экскрементов и кишечных газов; эти первичные способы и пути агрессивного нападения вторично усиливаются из-за страха перед ответными атаками и используются в защитных целях.

Насколько я могу судить, на эго и сексуальность девочек в процессе их развития более сильно и устойчиво, чем у мальчиков, влияет это ощущение всемогущества функций мочевого пузыря и кишечника. Те атаки, которые они осуществляют с использованием своих экскрементов, направлены в первую очередь на ее грудь, а потом – на то, что находится внутри ее тела. Так как деструктивные импульсы, имеющие в качестве цели тело матери, являются более сильными и устойчивыми у девочек, чем у мальчиков, у первых будут развиваться более сильные, скрытные и хитрые методы агрессии, основывающиеся на магической силе экскрементов и других отходов жизнедеятельности, на всемогуществе их мыслей, в соответствии со скрытой и загадочной природой того мира, который существует внутри тела ее матери и ее собственного тела. В это же время мальчики сосредоточивают свою ненависть на пенисе отца, который, как они полагают, находится внутри тела матери, а также на его реальном пенисе, что в большей мере ведет их к связи с внешним миром и с тем, что ощутимо и видимо. Они также в большей мере используют садистическое всемогущество своего пениса, а это приводит к тому, что в их распоряжении оказываются и другие средства для преодоления тревожности, в то время как женские способы этого (преодоления тревожности. – Примеч. пер.) остаются под властью ее взаимоотношений с внутренним миром, с тем, что скрыто, а следовательно, с бессознательным.

Как уже говорилось, когда [у девочки] садизм достигает своей высшей точки, она начинает верить, что сексуальный акт является средством полного уничтожения объекта, в тоже время она продолжает вести войну на истребление со своими интернализированными объектами. Посредством всемогущества своих мыслей и экскрементов она пытается побороть ужасающие объекты в своем собственном теле и, изначально, внутри тела матери. Если ее вера в «хороший» пенис отца внутри самой себя достаточно сильна, она превратит ее в носителя своего чувства всемогущества. Если у девочки преобладает вера в магическую силу своих экскрементов и мыслей, то именно с помощью этой силы она будет в своем воображении управлять и контролировать свои как интернализированные, так и реальные объекты. Мало того что различные источники чудодейственной силы действуют одновременно и усиливают друг друга, но и ее эго использует их, противопоставляет их друг другу с целью преодоления тревоги.

Ранние отношения с матерью

На отношение [девочки] к интроецированному пенису сильно влияет ее же отношение к материнской груди. Я кратко просуммирую эти основные моменты: первыми объектами, которые она интроецирует, являются ее «хорошая» и ее «плохая» мать, которые представлены этой грудью. Желание девочки высосать и пожрать пенис напрямую проистекает из ее стремления сделать то же самое с материнской грудью, поэтому фрустрация, причиной которой является грудь, подготавливает почву для чувства, которое вызывается ее новым разочарованием, связанным с пенисом. Зависть и ненависть к матери не только влияют на садистические фантазии, направленные против полового члена, и усугубляют их, но и отношение к материнской груди также влияет на отношение к мужчинам вообще. Как только девочка начинает бояться «плохого» интроецированного пениса, она бежит обратно к матери, которая, как реальный человек, так и интроецированная фигура, должна оказать ей помощь. Если в ее изначальном отношении к матери преобладали орально-сосательные, то есть, по сути, позитивные и дающие надежду элементы, то для нее оказывается до некоторой степени возможным укрыться в убежище – за спиной своего «хорошего, доброго» образа матери – от своего «плохого, злого» образа матери и от «плохого» пениса. Если же этого не было, то ее страх перед интроецированной матерью будет увеличивать соответствующие страхи перед интернализированным пенисом и перед наводящими ужас родителями, соединенными в процессе копуляции.

Важность образа матери для девочки как «помогающей» фигуры и сила ее привязанности к матери очень велики, так как – в ее воображении – ее мать является обладательницей кормящей груди, отцовского пениса и детей, а поэтому имеет возможность удовлетворить все ее потребности. Когда у маленькой девочки начинается ранняя тревожность, ее эго использует потребность в питании в широком смысле для помощи ей в преодолении тревоги. Чем больше она боится, что ее тело будет отравлено и подвержено нападению, тем больше она жаждет «хорошего» молока, «хорошего» пениса и детей, над которыми – как подсказывает ей ее фантазия – ее мать имеет неограниченный контроль. У нее (девочки. – Примеч. пер.) есть потребность во всех этих «хороших» вещах, чтобы защититься от вещей «плохих» и чтобы установить некое равновесие внутри самой себя. Поэтому в ее воображении тело ее матери представляется некой «кладовой», в которой хранится все, что требуется для удовлетворения ее устремлений и для ослабления ее страхов. Именно эти фантазии ведут ее назад, к материнской груди, как к самому раннему источнику удовлетворения и как к наиболее чреватому последствиями (объекту. – Примеч. пер.), и являются ответственными за ее чрезвычайно сильную привязанность к матери. А фрустрация, источником которой является мать, становится основой – под давлением ее тревожности – для новых претензий в ее адрес и для усиления садистической агрессии, направленной на ее тело.

Однако на более поздней стадии своего развития, в то время когда ее чувство вины проявляется по любому поводу, это самое стремление заполучить в свое полное владение все то «хорошее», что хранится внутри тела матери, а еще точнее – ее чувство, что она все это уже заполучила и тем самым подвергла мать опасности, которая имеется со стороны имеющегося внутри, так сказать, «плохого», приводит к самому жестокому чувству вины и к самой сильной тревожности. Акт уничтожения ребенка [находящегося внутри материнского тела] в воображении приравнивается к полному разрушению того резервуара, из которого она черпает удовлетворение всех своих психических и физических потребностей. Этот страх, который имеет такое огромнейшее значение в психической жизни маленькой девочки, еще больше усиливает те узы, которые связывают ее со своей матерью. Это же порождает и побуждение к возмещению (ранее нанесенного вреда. – Примеч. пер.) и к возвращению своей матери всего того, что она отняла у нее, – побуждение, которое находит выражение в многочисленных сублимациях, специфичных именно для женщин.

Но это побуждение сталкивается с побуждением противоположного характера, которое само также усиливается теми же самыми страхами, – а именно со стремлением забрать себе абсолютно все, что есть у матери, для того чтобы защитить свое собственное тело. Поэтому на этой стадии своего развития девочкой управляют навязчивые стремления как к тому, чтобы «забрать», так и к тому, чтобы «отдать», а именно навязчивость этого рода, как это уже было заявлено повсюду, является основным необходимым условием возникновения невроза навязчивых состояний. Например, мы видим, что маленькая девочка рисует небольшие звездочки или крестики, которые означают фекалии и детей, или более старшая – выписывает буквы или цифры на листке бумаги, которые означают тела матери и ее собственное, при этом старательно избегает пробелов между ними. Или еще – они аккуратно складывают листочки бумаги в коробку до тех пор, пока она не заполнится. Очень часто они рисуют дом, который означает их мать, а затем – дерево перед этим домом, то есть пенис отца, и какие-то цветы, то есть детей. Еще более старшие девочки будут рисовать, или вышивать, или делать кукол, или кукольные платьица, или книжки, и т. п. И все эти вещи олицетворяют восстановленное тело матери (либо целое, либо каждую поврежденную часть по отдельности), пенис отца и детей внутри него либо собственно отца, братьев и сестер.

В то время как они заняты этими делами или после того, как они их уже завершили, дети часто выказывают гнев, депрессию, разочарование или даже реакции совсем деструктивного рода, которые обусловлены страхом оказаться неспособными к возмещению (нанесенного ущерба. – Примеч. пер.). Тревожность этого вида, которая скрывается за каждым препятствием на пути конструктивных тенденций, возникает из нескольких источников. В своем воображении девочка владеет пенисом отца, экскрементами и детьми, а затем, из-за своего страха перед всем этим, который возникает в ее садистических фантазиях, теряет веру в свои хорошие качества. В ее голове теперь крутятся вопросы типа: будут ли те вещи, которые она возвращает матери «хорошими», сможет ли она их отдать должным образом с точки зрения их количества и качества, даже с точки зрения того порядка, согласно которому они должны располагаться внутри (так как это тоже является необходимым условием для возмещения)? Но опять, если она уверена (в достаточной степени. – Примеч. пер.), что на самом деле и должным образом вернула своей матери «хорошее» содержимое ее тела, то она начинает бояться, что тем самым подвергает опасности себя саму.

Далее, эти источники тревожности дают начало особому недоверию, которое девочка испытывает по отношению к матери. Время от времени девочки будут сворачивать свои рисунки, или вырезанные из бумаги узоры, или все, что как-то в это время для них символизирует пенис и детей, стягивать их и аккуратно прятать в коробках для игрушек, выказывая все признаки глубочайшей подозрительности ко мне. В таких случаях мне не разрешается близко подходить к этим сверткам и даже к коробкам, я должна либо куда-то уходить, либо не смотреть, пока все это не будет закончено. Входя в мой кабинет, многие дети подозрительно смотрели на пачки бумаги и на карандаши в коробках, которые я для них приготовила, опасаясь, что это не для них или что все это будет меньшего размера или в меньших количествах, чем то, что было в их распоряжении днем ранее. Или они хотели убедиться, что содержимое их коробок или ящиков было не перемешано, все остается в должном порядке, ни одна вещь не потеряна или не заменена на что-то другое. Результаты психоанализа показывают, что выдвижной ящик и свертки, находящиеся внутри него, символизируют их собственные тела и что они боятся не только того, что их мать будет в нем «агрессивно» копаться и что-то там испортит, но и положит внутрь его что-то «плохое» взамен «хорошего».

В дополнение к этим многочисленным источникам тревожности еще один элемент затрудняет принятие женской позиции и портит отношение девочки к своей матери – это анатомия ее тела. По сравнению с мальчиком, который находит поддержку своей мужской позиции и имеет возможность проверки реальностью факт обладания пенисом, маленькая девочка не в состоянии получить из своей женской позиции какую-либо поддержку в противостоянии тревоге, так как наличие у нее детей, которое было бы полным и окончательным подтверждением этой позиции, выполнением этой роли, в конце концов, является только перспективой. Точно так же строение ее тела не дает ей никакой возможности узнать о том, что на самом деле происходит внутри него. Именно эта невозможность понять что-либо о состоянии самой себя усугубляет глубочайший, по моему мнению, страх девочки: что внутри ее тела что-то было повреждено или разрушено и что у нее не будет детей вообще или они могут быть только изуродованными.