Все знают о том, что за первой ложью обычно следует вторая, за ней – третья и так без конца, пока лжец окончательно не запутается. Нечто похожее происходит с участниками группового психоанализа, когда они не хотят выяснить суть проблемы. Можно попытаться решать их проблемы по отдельности, создавая некое подобие лоскутного одеяла, но это порождает новые проблемы, которые в свою очередь тоже придется решать. Это же происходит, когда невротическая личность пытается разрешить свой основной конфликт; здесь, как и в других ситуациях, помочь можно, лишь радикально изменяя те условия, которые спровоцировали возникновение исходной проблемы. Однако невротическая личность принимает одно псевдорешение за другим и не может остановиться, пытаясь придать особое значение одной стороне этой проблемы, и по-прежнему разрывается на части. Человек может решиться прибегнуть к радикальной мере – полностью разорвать отношения с окружающими людьми; хотя конфликт перестает оказывать на него разрушительное воздействие, он чувствует, что утрачивает почву под ногами. Он создает свое собственное идеализированное Я – предстает победителем и целостной личностью, но это приводит к новому расколу личности. Он пытается устранить возникшую проблему, отказавшись от собственного Я, но это лишь усугубляет его положение.
Для поддержки этого хрупкого равновесия невротической личности требуются дополнительные усилия. И тогда человек прибегает к тем неосознанным приемам, которые условно можно обозначить с помощью таких понятий, как «слепая зона», «фрагментация», «рационализация», «избыточный самоконтроль», «избирательная непроницаемость», «уклончивость» и «цинизм». Мы не будем обсуждать сами эти приемы – это слишком сложная задача, а поговорим о том, как с их помощью пациенты пытаются разрешить свои конфликты.
Расхождение между реальным поведением невротической личности и идеализированным Я может проявляться настолько явно, что даже не верится, почему человек сам этого не замечает. Он не видит того, что бросается в глаза. Эта «слепая зона», которая проявляется при рассмотрении самых очевидных противоречий, и привлекла мое внимание к этим конфликтам и их последствиям. Например, был один пациент, у которого наблюдались все признаки подчиненного типа и который считал, что во всем следует Христу. Как-то он рассказал мне, что на служебных заседаниях часто делает вид, будто большим пальцем расстреливает одного своего коллегу за другим. Вероятно, деструктивное влечение, которое стало причиной этих расстрелов понарошку, было в тот момент бессознательным, но проблема заключается в том, что этот «шутливый расстрел», как он его называл, нисколько не разрушал его идеализированный образ себя, похожего на Христа.
Другой пациент, ученый, который считал себя трудоголиком и новатором в своей области, при выборе тем статей для публикаций был сугубо прагматичен: готовил к печати лишь те статьи, которые, по его мнению, смогут его прославить. Он даже не пытался этого скрыть, демонстрируя, что не видит в таком поведении никакого противоречия.
Еще один мужчина, идеализированный образ которого рисовал его человеком добрым и порядочным, не осознавал никакого противоречия, когда брал взаймы у одной девушки, чтобы потратить эти деньги на другую.
Очевидно, что во всех этих случаях стратегия «слепого пятна» помогала не осознавать существующего противоречия. Только удивляет, отчего ее не замечали оба эти пациента, несмотря на свой высокий интеллект и некоторое знание психологии. Но простого утверждения, что все мы стремимся игнорировать то, чего не желаем замечать, будет недостаточно. Необходимо также отметить, что чем более мы заинтересованы в чем-то, тем активнее стремимся вычеркнуть это из нашего сознания. В целом такая стратегия «слепого пятна» демонстрирует, насколько велико наше нежелание признавать конфликты. Проблема заключается здесь в том, до какой степени мы ухитряемся не обращать внимания на подобные противоречия.
Существуют определенные условия, без которых это было бы невозможно. Одно из них – это крайнее снижение эмоциональной чувствительности. Еще одно условие, на которое указывает Штрекер, это фрагментация, когда жизнь представляется человеку разделенной на отдельные зоны, не связанные друг с другом. Штрекер, приводя примеры подобных «слепых зон», рассуждает о нелогичности подобных зон и их изоляции друг от друга. У человека формируется одна такая зона для друзей, другая – для врагов, для родственников, третья – для незнакомцев, для работы и личной жизни, для тех, кто занимает то же самое социальное положение, что и невротическая личность, и людей с более низким социальным статусом. Поэтому то, что происходит в одной зоне, не кажется невротической личности противоречием по отношению к тому, что происходит в другой. Человек ведет подобную жизнь лишь потому, что из-за внутренних конфликтов утратил целостность собственной личности.
Итак, подобное зонирование – это и последствие распада невротической личности под воздействием собственных конфликтов, и стремление отгородиться от них. Данный процесс напоминает тот, о котором мы рассуждали, рассматривая различные виды идеализированного образа: противоречия сохраняются, а конфликты исчезают. Нельзя сделать однозначный вывод, происходит ли подобное зонирование вследствие создания идеализированного образа или по другой причине. Но представляется более вероятным, что зонирование – это более фундаментальный процесс и что именно он объясняет разновидность созданного идеализированного образа.
Чтобы правильно понять это явление, необходимо учитывать культурные факторы. Человек до такой степени встроился в социальную систему, что отчуждение от своего Я стало практически массовым явлением, а нравственные ценности обесценились. Множество острых противоречий нашей цивилизации притупили восприятие людьми моральных ценностей. Следовать им стало необязательно, а потому никого не удивляет, что кто-то в один день ведет себя как добрый христианин или любящий отец, а на следующий – как бандит. Мало нам встречается по-настоящему искренних и цельных личностей, который выделяются на фоне общего хаоса. Когда Фрейд отказывается учитывать нравственные ценности, поскольку считает психологию естественной наукой, то это в той же степени мешает психоаналитику замечать противоречия пациента, как и самому пациенту. Психоаналитик полагает, что иметь свои собственные нравственные ценности или проявлять интерес к моральным ценностям пациента – это «ненаучно». В сущности, при учете нравственных противоречий моральные ценности иногда не учитываются с теоретической точки зрения.
Мы считаем, что рационализация – это сознательный самообман. Распространенное мнение о том, что рационализация прежде всего служит для оправдания себя или для того, чтобы привести мотивы и действия в соответствие с системой собственных воззрений, справедливо лишь отчасти. Если бы мы его приняли безоговорочно, то пришлось бы признать, что все представители одной и той же цивилизации рационализируют свои действия одинаково, хотя в реальности существует значительное разнообразие индивидуальных различий как в отношении того, что подвергается подобной рационализации, так и в методах, которые для этого используются. Это кажется естественным, если мы будем воспринимать рационализацию в качестве одного из способов невротических попыток создать искусственную гармонию личности. Можно увидеть, как разворачивается этот процесс, изучая способы создания защиты от внутреннего конфликта в действии. Рационализация доминирующей стратегии поведения и факторы, которые могли бы выявить этот конфликт, минимизируются или видоизменяются в соответствии с этой стратегией. Можно понять, с помощью какого именно способа эти искажающие рассуждения усиливают основную стратегию личности, если сравнить поведение подчиненного и агрессивного типа невротической личности.
Первый тип направляет все свои чувства, выражающие поддержку окружающих, им на пользу, даже если в значительной степени стремится к доминированию; и если эта склонность слишком заметна, то он рационализирует ее, маскируя под заботу о других. Второй тип, помогая другим, решительно отрицает любое проявление симпатии к ним и обосновывает свои действия исключительно тем, что они целесообразны. Идеализированный образ всегда подпитывается рационализацией: нельзя допускать никаких расхождений между реальным и идеализированным образом Я. Экстернализация предполагает, что идеализированный образ связан с внешними обстоятельствами, или используется для демонстрации того, что черты характера, неприемлемые для невротической личности, представляют лишь «естественную» реакцию на поведение окружающих.
Тенденция к избыточному самоконтролю может быть настолько мощной, что я одно время считала ее базовым невротическим влечением. Она призвана выполнять роль барьера между невротической личностью и переполняющими ее противоречивыми эмоциями. Хотя в самом начале развития невроза избыточный самоконтроль часто проявляется как сознательный волевой акт, со временем он становится автоматическим.
Невротические личности, склонные к подобному контролю, не позволяют себе испытывать энтузиазм, или сексуальное возбуждение, или жалость к самому себе, или ярость. В процессе психоанализа у них возникают значительные трудности при выборе свободных ассоциаций; они не считают алкоголь способом поднятия настроения и нередко предпочитают терпеть боль, но не соглашаются на анестезию. Коротко говоря, они стремятся ограничить всяческое проявление спонтанных эмоций. Особенно заметно развита эта черта характера у тех невротических личностей, чьи конфликты проявляются относительно явно; у тех, кто не предпринял никаких попыток подавить эти конфликты; у тех, у кого не преобладает ни одна из конфликтующих стратегий, а также у тех, чья отчужденность не развилась до такой степени, чтобы заблокировать существующие конфликты. Такие люди сохраняют целостность собственной личности с помощью идеализированного образа самих себя, но очевидно, что потенциала этого образа недостаточно, поэтому им необходимо прилагать для этого дополнительные усилия. Идеализированный образ особенно неадекватен, когда состоит из противоречащих друг другу элементов. В этом случае человеку приходится, осознанно или бессознательно, удерживать контроль над противоречащими импульсами с помощью волевых усилий.
Поскольку самые разрушительные из них – это вызванные яростью импульсы насилия, то значительная часть энергии расходуется именно на контроль над этим чувством. Так создается порочный круг; ярость, подавленная усилием разума, накапливается и достигает критической массы – и взрывоопасную силу этого влечения невротической личности приходится контролировать еще активнее. Если пациент замечает свою тенденцию к избыточному контролю, то будет стремиться обосновать его тем, что это служит на благо и что любой цивилизованный человек должен так поступать. Однако невротическая личность не учитывает компульсивную природу своего самоконтроля, который будет проявляться весьма ригидным образом, даже если приложить для этого серьезные усилия. Человека охватит паника, если по какой-либо причине его контроль ослабеет. Такая паника может проявиться как страх сойти с ума; это ясно указывает на то, что с помощью подобного контроля предотвращается распад невротической личности.
У стратегии избирательной непроницаемости две функции: подавление внутренних сомнений и блокировка внешних воздействий. Сомнение и нерешительность – постоянные спутники неразрешенных конфликтов и достаточно сильны, чтобы парализовать любое действие. При этом естественно, что невротическая личность восприимчива к любому внешнему воздействию. Когда наши убеждения прочно сформированы, переубедить нас нелегко, но если всю нашу жизнь мы проводим в сомнениях, не в состоянии принять нужное решение, то внешнее воздействие может (хотя бы на время) оказать на нас значительное влияние. К тому же нерешительность касается не только возможного образа действий, но и заставляет человека сомневаться в том, что он из себя представляет, на что имеет право, чего он стоит.
Все эти сомнения подрывают нашу способность активно строить собственную жизнь. Однако очевидно, что не всех нас они огорчают в равной степени. Чем опаснее кажется невротической личности жизнь, чем больше она напоминает безжалостную войну, тем выше склонность воспринимать сомнение как опасную слабость. Чем мощнее становилась изоляция человека и его склонность к независимости, тем острее восприимчивость к внешнему воздействию, которая превращается в источник раздражения. Мои наблюдения убеждают меня в том, что совокупность доминирующих агрессивных влечений и стремления к замкнутости становится питательной почвой для формирования избирательной непроницаемости. И чем агрессивнее невротическая личность, тем более воинственно она защищает свою непроницаемость. Избирательная непроницаемость – это попытка невротической личности одним ударом избавиться от всех своих конфликтов, безосновательно и догматически заявляя о собственной правоте. В системе, которая управляется рассудочностью подобного рода, эмоции воспринимаются как внутренний враг и подвергаются жестокому контролю. Спокойствие достижимо, но это мертвое, могильное спокойствие. Вполне предсказуемо, что таким людям отвратителен сам процесс психоанализа, потому что он может сбить настройки во внутренней налаженной системе личности.
Стратегия уклончивости – почти полная противоположность стратегии избирательной непроницаемости. Представляет собой эффективную защиту от признания факта существования психологических конфликтов. Пациент, склонный применять этот вид защиты, часто напоминает персонажа сказок, который превращается в рыбу, когда за ним кто-то гонится, а потом, не чувствуя себя в безопасности в облике рыбы, превращается в оленя; как только охотник приближается, он становится птицей и улетает прочь. Вы никогда не поймаете его на слове; он отказывается от всего сказанного или пытается вам доказать, что совсем не это имел в виду. Он обладает невероятным талантом все запутывать. И часто не в состоянии подробно рассказать о каком-то происшествии (если пытается это сделать, то слушатель так и не поймет, что же там случилось).
В жизни таких людей полная неразбериха. Человек то сердится, то сочувствует; иногда проявляет чуткость, а порой – бессердечность; он то властвует, то подчиняется. Он тянется к тому, кто занимает доминирующее положение, лишь для того, чтобы сменить обстановку, а потом возвращается к тому разнообразию, что было раньше. Если осудит кого-то, то потом мучается, пытается исправиться, но в итоге ощущает себя неполноценным и снова начинает обижать окружающих. Реальности для него не существует.
Психоаналитика это сбивает с толку, ему может показаться, что при работе с невротической личностью ему «не за что зацепиться», но это не так. Такие невротические личности просто не сумели усвоить общепринятые стратегии поведения: они не только не способны подавлять проявления своего внутреннего конфликта, но и не могут создать никакого идеализированного образа самих себя. До некоторой степени в их поведении прослеживается стремление разрешить свой невротический конфликт. Независимо от серьезности последствий подобного конфликта такие невротические личности справляются со своими проблемами лучше, чем те, кто придерживается стратегии уклончивости. Правда, психоаналитику не стоит считать, что он легко справится со своей задачей лишь потому, что эти конфликты лежат на поверхности и их не нужно извлекать из глубин подсознания. Пациент обязательно будет сопротивляться попыткам разобраться в ситуации. И врач может испытать разочарование, если не поймет, что уклончивость пациента – это способ защищаться от всех посягательств на его внутренний мир.
Последний способ защиты от признания конфликтов – это цинизм (отрицание нравственных ценностей и их опошление). В каждом неврозе всегда проявляется нестабильность системы нравственных ценностей независимо от того, насколько серьезно невротическая личность им следует. Цинизм может быть вызван самыми разными причинами, но его главная роль всегда заключается в том, чтобы отвергать факт существования нравственных ценностей (тогда невротическая личность может не задумываться о том, во что же верит на самом деле).
Цинизм может стать осознанным принципом в духе Макиавелли, и невротическая личность оправдывает себя с точки зрения этих принципов. Для такого человека главное – внешняя благопристойность. Делайте что хотите, но не попадайтесь. Все вокруг лицемеры, а прямолинейны лишь дураки. Такие пациенты особенно остро реагируют на слово «нравственность» в разговоре с психоаналитиком, подобно тому, как во времена Фрейда пациенты реагировали на упоминание о сексе. Но цинизм может быть неосознанным и скрываться за демагогией о том, во что принято верить. Хотя сам страдающий неврозом человек может не догадываться о собственном цинизме, его образ жизни и то, как он рассказывает о ней, выдают его принципы. Он может запутаться в собственных противоречиях, как тот пациент, который считал себя порядочным человеком, но завидовал людям нечестным и не хотел признавать, что сам ведет себя подобным образом, но его просто в этом не уличили. Во время курса психоанализа необходимо в нужный момент помочь пациенту осознать собственный цинизм и разобраться в его причинах. Возможно, было бы желательно, чтобы он объяснил, почему выработал подобную систему ценностей.
Виды психологической защиты, которые мы рассматривали, представляют собой систему защиты человека от его основного конфликта. Я упрощенно обозначу всю систему защитных мер с помощью термина «защитная структура». Каждый невроз представляет собой уникальную комбинацию защитных мер; чаще всего в ней присутствуют все перечисленные защитные структуры, но с различной степенью интенсивности.