Заключение

Разрешение невротических конфликтов

Чем больше мы осознаем, какие бесконечно опасные конфликты разрушают личность, тем важнее их преодолеть. Но поскольку, как мы теперь понимаем, это невозможно сделать на рациональном уровне, от этого нельзя уклониться и этого нельзя достичь усилием воли, то как это в принципе возможно? Существует лишь один способ – такие конфликты разрешаются лишь с помощью изменения тех внутренних условий личности человека, которые их спровоцировали.

Это радикальный путь. Поскольку человеку нелегко измениться, очевидно, что нам предстоит трудный путь. Возможно, именно поэтому многие пациенты, да и другие люди, часто задают вопрос: может быть, просто достаточно осознать свой основной психологический конфликт? Конечно же, этого недостаточно.

Даже когда психоаналитик, ясно осознавая уже в самом начале курса анализа степень расщепления личности пациента, способен помочь ему осознать это расщепление, такое понимание не дает никакой непосредственной выгоды. Оно может принести определенное облегчение в том смысле, что пациент начинает видеть реальную причину своих трудностей, а не блуждает в потемках, но он не может использовать это свое знание. Целостность его личности возможно восстановить, лишь осознав, как именно ведут себя ее отдельные элементы. Узнав об этом, он считает, что это очень странно, хотя и правдоподобно, но к каким последствиям это приведет для него, человек понять не в состоянии. Он использует множество уловок, чтобы не думать на эту тему. Бессознательно он будет стремиться убедить психоаналитика в том, что тот преувеличивает значимость его внутренних конфликтов; что с ним все было бы в порядке, если бы не внешние обстоятельства; что любовь или успех помогли бы ему справиться с душевными мучениями; что он может преодолеть свои внутренние конфликты, если не будет общаться с людьми. И хотя нельзя получить «все горошки на ложку», но он-то, такой талантливый и волевой, вполне на это способен. Либо он может в глубине души решить, что психоаналитик просто морочит ему голову или что он добродушный простак, излучающий радость, потому что того требует его профессия. Но ведь этому психоаналитику должно быть понятно, насколько плохо у пациента обстоят дела, что его жизнь полностью разрушена. И потому реакцией на все предложения врача будет лишь чувство безысходности.

Подобные установки доказывают, что пациент или стремится сохранить неизменными свои прежние способы разрешения конфликтов (причем они для него гораздо более реальны, чем сами конфликты), или в принципе потерял надежду на выздоровление. Эти попытки и их последствия должны быть тщательно проанализированы еще до того, как приступать к анализу основного конфликта.

Стремясь к кратчайшему пути разрешения подобной проблемы, мы формулируем другой вопрос, который приобрел важность в силу того, что Фрейд придает большое значение истории болезни: достаточно ли установить связь противоречащих друг другу влечений – после того как пациент осознал их – с их источниками и проявлением в раннем детстве? И мы снова отвечаем: нет, по тем же самым причинам. Даже самые подробные воспоминания о своих ранних переживаниях делают пациента более снисходительным и терпимым к себе. Такие воспоминания никак не уменьшают разрушительное воздействие его нынешних психологических конфликтов.

Выяснить, какое влияние на личность ребенка оказало его окружение в раннем детстве, хотя и не имеет непосредственного значения для психотерапии, но имеет отношение к исследованию тех условий, при которых развиваются невротические конфликты. Это в первую очередь изменение отношения ребенка к себе и к окружающим, которое спровоцировало появление этих конфликтов. В упомянутых работах и предыдущих главах этой книги изложены мои взгляды на этот вопрос.

В двух словах, ребенок может оказаться в ситуации, которая угрожает его внутренней свободе, его спонтанному проявлению чувств и поведению, его ощущению собственной безопасности, уверенности в себе, короче говоря, сущности его психики. Он чувствует себя одиноким и беспомощным, и в результате его первые попытки установить взаимоотношения с окружающими выражают не его реальные чувства, а стратегическую необходимость. Он не может просто любить или не любить кого-то, доверять человеку или не доверять, выражать свои желания или отвергать желания других, вместо этого ему приходится вырабатывать способы борьбы с другими людьми и учиться манипулировать ими так, чтобы не пострадать самому. Обычно в таких случаях у человека развивается разрыв с собственной личностью, чувство безысходности, чрезмерная восприимчивость и враждебность во взаимоотношениях с окружающими (от обычной осторожности до явной ненависти к ним).

Пока сохраняется такое положение дел, невротическая личность, скорее всего, не может отказаться от любого из своих конфликтующих влечений. Напротив, внутренняя необходимость, которая их провоцирует, становится еще острее в процессе развития невроза. Оттого что эти фальшивые решения проблемы лишь усугубляют конфликты с другими людьми и самим собой, прийти к подлинному разрешению проблемы становится все труднее.

В этом случае целью психотерапии может быть исключительно изменение самих этих условий. Невротической личности необходимо помочь вновь обрести саму себя, осознавать свои реальные чувства и желания, создать свою систему ценностей, строить свои отношения с окружающими с учетом собственных чувств и убеждений. Хотелось бы, чтобы все эти конфликты исчезли сами словно по волшебству. Но поскольку чудес не бывает, нужно решить, какие шаги должны быть предприняты, чтобы спровоцировать необходимые изменения.

Поскольку каждый невроз – независимо от того, насколько остро он переживается и насколько безличными стали его симптомы, – представляет собой определенный сбой в системе личности, задача психотерапии состоит в том, чтобы проанализировать структуру характера человека. Поэтому чем точнее нам удастся определить эту структуру и ее индивидуальные отклонения, тем четче мы сможем определить, какую именно работу предстоит проделать. Если мы считаем, что невроз – это система защиты от основного конфликта, то психоаналитическая работа будет состоять в том, чтобы решить две задачи.

Первая заключается в тщательном изучении всех бессознательных попыток человека, направленных на разрешение основного конфликта, также нужно определить, какое влияние они оказывают на структуру его личности в целом. Обычно для этого необходимо изучить последствия его основной психологической стратегии, его идеализированного образа, его способы экстернализации, но не учитывать, какое воздействие все это оказывает на внутренние конфликты пациента. Мы не считаем, что эти факторы невозможно осознать и поработать с ними еще до того, как приступим к работе над самими конфликтами. Хотя эти факторы и развились как способ гармонизации конфликтов, они представляют собой самостоятельное явление, имеют свое значение и обладают собственным потенциалом.

Вторая задача – работа с самими конфликтами. Необходимо помочь пациенту понять не только что с ним происходит, но и механизмы действия этих конфликтов, разобраться, каким образом его несовместимые влечения и порожденные ими стратегии поведения вступают друг с другом в противоречие в конкретной ситуации. Например, помочь осознать, как потребность в подчинении другим людям, которая усугубляется инвертированным садизмом, мешает пациенту победить в игре или добиться успеха в условиях конкуренции (когда его стремление переиграть других полностью захватывает его). Или, понять, каким образом его аскетизм, обусловленный самыми различными факторами, не дает ему относиться к себе с симпатией, любить себя и принимать себя таким, каков он есть. Нам необходимо донести до этого человека мысль, что он разрывается между двумя противоположностями (например, то излишне строг, то излишне снисходителен), а также каким образом его экстернализированные требования к себе (вероятно, усиленные его садистскими влечениями) вступают в противоречие с его потребностью все знать и всем все прощать и почему он в итоге то осуждает, то прощает своего близкого человека, то на все претендует, то отказывает себе во всем.

На этом этапе психоаналитической работы обычно интерпретируются все компромиссы, к которым стремится пациент, пытаясь быть и эгоцентричным, и великодушным, и повелевать, и любить, и подчинять себе, и жертвовать собой. В этот момент необходимо помочь пациенту понять, как именно его идеализированный образ и его экстернализация создают ложные способы разрешения конфликтов, искажают их восприятие в попытке ослабить их разрушительное воздействие. Итак, мы помогаем пациенту полностью осознать свои внутренние конфликты и как они влияют на него, провоцируя беспокоящие его симптомы.

Обычно пациенты пытаются сопротивляться всем перечисленным видам психологической помощи. Пока проводится анализ попыток пациента разрешить свои конфликты, он стремится защитить субъективные ценности, неразрывно связанные с его стратегиями и влечениями, поэтому восстает против любой попытки объяснить их сущность. Анализируя свои конфликты, пациент в первую очередь стремится доказать, что никаких конфликтов здесь и нет, и не хочет признавать, что его конкретные влечения несовместимы, пытаясь все запутать и не придавая этим конфликтам должного значения.

Что касается последовательности этапов психоанализа, то мы следуем совету Фрейда, полагая, что он имеет первостепенное значение. Рассуждая о принципах лечения, Фрейд подчеркивал важность двух из них при работе с проблемами пациента: объяснение, предлагаемое психоаналитиком, должно быть эффективным и не должно наносить человеку вреда. Иными словами, психоаналитик должен учитывать ответы на следующие два вопроса: «Может ли пациент в данный момент справиться с тем, что узнает?» и «Имеет ли это объяснение значение для пациента и поможет ли оно ему конструктивно мыслить?» Очевидно, что не хватает надежных критериев, которые помогли бы определить, с каким новым знанием пациент в состоянии психологически справиться и что именно поможет ему мыслить конструктивно. Личности различных людей слишком отличаются по структуре, поэтому не следует догматически предписывать какие-то жесткие временные рамки для интерпретации их проблем, но мы будем исходить из того, что нельзя эффективно разрешать некоторые проблемы пациента, подвергая его риску, пока в его стратегиях и отношении к происходящему не произошло определенных изменений. Следуя этому принципу, мы можем дать несколько советов, которым рекомендуем следовать.

Бесполезно открывать глаза пациенту на существование какого-либо серьезного конфликта, пока тот склонен фантазировать в надежде на спасение. Человеку сначала необходимо понять, что это бесполезно и только нанесет вред. Коротко говоря, следует анализировать попытки разрешения конфликтов до того, как сами конфликты станут предметом изучения. Я не считаю, что нужно тщательно избегать всякого упоминания об этих конфликтах. Насколько осторожны мы будем, зависит от степени невроза. Некоторые пациенты могут перепугаться, если мы привлечем внимание к их внутренним конфликтам раньше времени. А другие не обратят на это особого внимания. Но если рассуждать логически, нельзя рассчитывать на то, что пациент заинтересован избавиться от своих конфликтов, пока он хватается за привычные способы их разрешения и надеется, что все обойдется.

Идеализированный образ пациента также следует обсуждать осторожно. Мы не будем отклоняться от темы, рассматривая здесь условия, при которых можно анализировать определенные стороны этого образа на достаточно ранней стадии невроза. Но здесь следует проявлять осторожность, поскольку идеализированный образ представляет собой лишь часть реальности пациента. Может быть, еще большее значение имеет то, что именно идеализированный образ гарантирует пациенту некоторый уровень уважения к себе и удерживает его от того, чтобы начать презирать себя. Пациенту необходимо обеспечить уверенность в себе до того, как он сможет нейтрализовать разрушительное воздействие своего идеализированного образа.

Работать с садистскими влечениями в самом начале курса психоанализа, конечно, бессмысленно. Частично это происходит в силу противоречий между этими влечениями, которые проявляются в идеализированном образе человека. Даже на более поздних этапах психоанализа пациент испытывает из-за этого ужас и отвращение. Но есть еще одна причина, почему следует отложить на более поздние сроки эту часть психоанализа, когда пациент уже не смотрит на все с безнадежностью и у него получилось выработать в себе внутренние ресурсы (дело в том, что он не начнет преодолевать свои садистские влечения, пока бессознательно убежден, что жить чужой жизнью – это единственное, что ему остается).

Необходимо соблюдать тот же принцип распределения времени для интерпретации происходящего в процессе психоанализа, придерживаясь индивидуального подхода (с учетом конкретной структуры личности пациента). Например, у человека с преобладающими агрессивными влечениями, презирающего все чувства как проявления слабости, преклоняющегося перед любым проявлением силы, именно эта стратегия и ее воздействие должны прежде всего подвергаться глубокому психоанализу. Было бы ошибкой анализировать лишь какой-то отдельный аспект стремления человека установить близкие отношения с людьми, даже если эта потребность для психоаналитика очевидна. Обычно пациента будут возмущать любые попытки подобного рода, поскольку они представляют угрозу его безопасности. Он считает, что не должен позволять психоаналитику превращать его в «сентиментального слюнтяя». Только укрепив свою волю, он сумеет признаться себе в собственных влечениях к подчинению и самоуничижению. С таким пациентом также необходимо какое-то время не затрагивать его чувство безнадежности, поскольку весьма вероятно, что он откажется его признавать. Он считает, что в его чувстве безнадежности проявляется постыдная жалость к самому себе, и признать это означает расписаться в собственном поражении. А вот если у такого человека преобладает стремление подчиняться, то все факторы, связанные с его «стремлением общаться с людьми», должны подвергнуться тщательному психоанализу, прежде чем приступать к анализу его стремления к подчинению или свойственной ему мстительности. Кроме того, если пациент считает себя гениальным или неотразимым для противоположного пола, то будет пустой тратой времени анализировать его страх стать объектом презрения, быть отвергнутым другими людьми или анализировать его презрение к самому себе.

Иногда в самом начале курса психоанализа трудно найти предмет для изучения. Так происходит, например, в тех случаях, когда человек в значительной степени склонен к экстернализации, при этом отчаянно идеализируя самого себя (это уникальное состояние, нацеленное на защиту целостности невротической личности).

Если определенные симптомы свидетельствуют о подобном состоянии пациента, то аналитик сэкономит массу времени, отказавшись от всех объяснений, которые даже отдаленно намекают на то, что источник проблем пациента в нем самом. Тем не менее в этот период вполне допустим анализ отдельных сторон идеализированного образа, таких, например, как чрезмерные требования, предъявляемые пациентом к самому себе.

Когда психоаналитику удастся изучить динамику структуры характера невротической личности, он сумеет точнее понять ассоциации этого пациента и, следовательно, получит представление о том, на что в данный момент направить свои усилия. По некоторым незначительным симптомам психоаналитик сможет предсказать любой аспект невротической личности и выделить самые важные из них. Он напоминает начинающего врача, который, узнав о том, что пациент кашляет, потеет по ночам и устает во второй половине дня, предполагает, что тот болен туберкулезом, и начинает лечение в соответствии со своими наблюдениями.

Если же пациент склонен к подобострастию, готов восхищаться психоаналитиком и проявляет в своих ассоциациях тенденцию к самоуничижению, то врачу следует вспомнить все факторы, связанные со «стремлением общаться с людьми». Ему нужно проверить, не присуща ли этому пациенту данная стратегия. Если это подтвердится, он предпримет попытки работать с проявлениями именно этой стратегии. А в тех случаях, когда пациент постоянно муссирует собственные переживания собственных унижений и связывает эти переживания с действиями психоаналитика, необходимо проанализировать страх пациента перед унижением. Психоаналитику следует интерпретировать тот источник страха, который в данное время наиболее доступен для анализа. Например, можно установить взаимосвязь этого страха с потребностью пациента защищать идеализированный образ самого себя (если удалось выяснить, что представляет собой подобный образ).

Когда пациент ведет себя безразлично во время курса психоанализа, признается, что ни на что хорошее не надеется, то психоаналитику следует проанализировать именно это чувство (причем как можно скорее). Если же это необходимо сделать в начале курса психоанализа, то врачу остается лишь указать на то, что может обозначать подобное чувство обреченности, тем самым привлекая внимание к тому, на что пациент уже больше не надеется. Психоаналитик постарается донести до сведения пациента, что его чувство безнадежности связано не с реальной ситуацией, а с его отношением к ней, а это отношение ему следует осознать и определенным образом изменить. Если чувство отчаяния выявляется в более поздний период курса психоанализа, то психоаналитику следует объяснить пациенту, что подобное чувство указывает на его неверие в возможность разрешить свои внутренние конфликты своими силами и прийти в соответствие с собственным идеализированным образом.

Предложенные нами способы психоанализа предполагают, что специалист может в значительной степени доверять собственной интуиции в отношении того, что происходит с пациентом. Это ценные и абсолютно необходимые инструменты психоанализа, которые следует постоянно оттачивать. Но полагаться на интуицию вовсе не значит превращать психоанализ в «искусство» или просто подчинять его законам здравого смысла и на этом останавливаться. Понимание значения структуры характера невротической личности позволяет специалисту прийти к научно обоснованным выводам и провести анализ точно и ответственно.

Однако поскольку структура характера у различных типов невротической личности бесконечно разнообразна, психоаналитику приходится действовать методом проб и ошибок. Упоминая об ошибках, я не имею в виду такие грубые оплошности, как приписывание пациенту чуждых ему мотивов или неспособность понять его основные невротические влечения. Я имею в виду другую ошибку – предлагать пациенту те объяснения, с которыми он еще не готов справиться.

Если подобных промахов можно избежать, то избежать преждевременных объяснений не всегда удается. Однако мы научимся быстро распознавать подобные ошибки, если будем следить за реакцией пациента на подобные объяснения и учитывать ее. Я полагаю, что значение так называемого сопротивления пациента при принятии или отказе от объяснения слишком преувеличено и при этом уделяется недостаточно внимания выяснению того, что означает подобная реакция. Но ведь именно подобная реакция помогает психоаналитику понять, с чем ему необходимо тщательно поработать, прежде чем пациент сможет приступить к работе с выявленной врачом проблемой!

Вот пример, как это происходит. Пациент осознавал, что отвергает любые притязания близкой ему женщины, испытывая при этом крайнее чувство раздражения. Даже самые невинные ее просьбы воспринимались им как принуждение в его адрес, а заслуженная критика – как оскорбление. Сам же он постоянно требовал от нее абсолютной преданности и выражал свою критику весьма недвусмысленным образом. Иными словами, он понимал, что действует исключительно в собственных интересах, всячески подавляя близкого человека, и осознал, что подобное поведение может испортить или даже разрушить его отношения и ставит под вопрос женитьбу на этой женщине. До этого момента он очень активно и продуктивно участвовал в процессе психоанализа. Но после того, как осознал последствия своего поведения, его энтузиазм резко упал: пациент стал проявлять признаки депрессии и беспокойства.

Психоанализ тех немногих ассоциаций, которые удалось выявить, указывал на всяческое стремление этого пациента к уединению, а это явно противоречило его стремлению установить хорошие отношения с любимой женщиной. Стремление к уединению выражалось в том, что сама мысль о совместной жизни казалась ему невыносимой: теоретически он принимал идею о равенстве между мужчиной и женщиной, но в действительности отвергал ее. Депрессия указывала на его реакцию на открытие, что он попал в неразрешимую ситуацию, а тенденция к уединению означала, что он пытается найти для себя какое-то решение. Осознав бессмысленность замкнутого образа жизни и придя к выводу, что у него нет иного выхода, кроме как изменить свою стратегию поведения, пациенту стало интересно, отчего он был не в состоянии примириться с равенством полов. Ассоциации, которые у него тут же появились, указывали на то, что на уровне эмоций он различал лишь два возможных варианта – обладать всеми правами или совсем не иметь никаких прав. Он опасался, что если уступит какие-либо свои права другому человеку, то никогда не будет в состоянии поступать по-своему и постоянно придется исполнять желания других людей. Из-за этого у него проявлялись тенденции к уступкам и самоуничижению, которые, хотя и были ему свойственны раньше, никогда до конца не проявлялись. По ряду причин его склонность уступать другим и зависимость от них достигли такой значительной степени, что ему пришлось выработать защитную стратегию, которая предполагала, что все права должны принадлежать исключительно ему. Отказаться от этой защиты в тот момент, когда он еще ощущал мощную внутреннюю потребность уступать другим людям, означало бы для него полностью утратить самого себя. Прежде чем начать работать с его деспотизмом, нужно было сначала проработать его стратегию подчиняться другим.

На основании всего, о чем шла речь в этой книге, становится ясно, что невозможно излечить пациента за один сеанс; к его проблеме необходимо возвращаться снова и снова с различных точек зрения. Причина в том, что любая конкретная стратегия обусловлена целым рядом причин и у нее появляются новые функции в процессе развития невроза. Например, стремление к соглашательству и подчинению другим в значительной степени связано с невротической потребностью в любви и должно подвергаться психоанализу. Затем к анализу этой стратегии необходимо вернуться, когда начнется изучение идеализированного образа самого себя, выработанного пациентом. Поначалу будет казаться, что, стремясь умиротворять окружающих, пациент строит из себя святого. Но значение этой стратегии как потребности избегать напряжения в общении будет выявлено, когда начнется обсуждение стремления пациента к отчуждению. Компульсивная природа этой стратегии прояснится, когда будет выявлен страх пациента перед окружающими и его потребность защищаться от собственных садистских импульсов с помощью инверсии. В других случаях чувствительность к принуждению может вначале рассматриваться как защитная стратегия, обусловленная невротическим обособлением, а затем как проекция собственного страстного стремления к власти и впоследствии, возможно, как выражение стратегии экстернализации, ощущения внутреннего принуждения и других влечений.

Любая невротическая стратегия или конфликт, которые выявляются в процессе психоанализа, должны интерпретироваться применительно к особенностям личности в целом. Именно такой подход считается всесторонним. Подобный психоанализ предполагает следующие этапы: помогать пациенту осознавать все явные и скрытые проявления данного конкретного влечения или внутреннего конфликта, признавать их компульсивный характер, понимать, какова их субъективная ценность для этого пациента и каковы будут негативные последствия всего этого.

Когда пациент понимает, в чем заключается его невроз, он начинает сопротивляться дальнейшему его исследованию (прежде всего пытается ответить на вопрос: «Как это случилось?»). Независимо от того, осознает ли он свои психологические стратегии, пациент надеется разрешить свою личную проблему, стремясь определить ее источник. Психоаналитику следует помешать ему спрятаться в прошлом и поддержать попытки разобраться в том, из чего состоит невроз (иными словами, понять, как этот невроз разрушает личность человека). До пациента нужно донести конкретные признаки проявления его невроза, приемы, которые он использует, чтобы скрыть его, и личные стратегии. Например, если был выявлен страх пациента перед подчинением, он должен понять, до какой степени его возмущает, пугает в себе самом его самоуничижение, вызывающее презрение к самому себе. Ему следует осознать все формы контроля, которые он бессознательно выработал, чтобы исключить из своей жизни любые возможности подчинения и все, что для него связано с влечением к подчинению. Затем он увидит, что применяемые им стратегии отдаляют его от достижения этой цели и что он настолько отгородился от окружающих, что не понимает их чувств, желаний и реакций. Также он увидит, как он стал бесчувственным и бездушным; как отказался быть любимым и проявлять любовь к людям; как пренебрегает нежными чувствами и не принимает доброту окружающих; как отвергает все просьбы, не выслушав их; как он мрачен, критичен и строг по отношению к близкому человеку, не признавая за ним права на проявление подобных эмоций.

Если предметом исследования становится ощущение пациентом собственного всемогущества, то ему недостаточно просто признать факт существования этого чувства. Ему необходимо признать, что он поставил перед собой невыполнимые цели (например, что ему удастся мгновенно написать блестящую статью на какую-то сложную тему; что он будет непосредственным и остроумным, хотя очень устал; что в процессе психоанализа с ходу разрешит какую-то проблему, впервые столкнувшись с ней).

Затем пациенту необходимо понять, что его действиями руководят конкретные побуждения независимо от его желаний или склонностей, а зачастую и во вред им. Он должен осознать, что такое побуждение включается автоматически без учета конкретных условий. Например, его придирчивость как стратегия поведения нацелена не только на врагов, но и на друзей; он критически настроен по отношению к близкому человеку независимо от того, что тот делает (если этот человек ласков – значит в чем-то провинился; если отстаивает свои права – значит хочет подчинить его себе; если уступает – он слабак; если близкому человеку хорошо с ним – значит он легкодоступен; если от всего отказывается – значит скупой и так далее). Если анализируется стратегия пациента, связанная с его неуверенностью (что лучше – когда ты востребован или когда тебя любят?), необходимо проанализировать его реакции на фрустрацию. Осознание компуль-сивной природы его влечения подразумевает также осознание реакций на фрустрацию. Если, например, влечение пациента связано с его потребностью в любви, то он должен понять, что чувствует себя потерянным и испуганным, когда его не воспринимают благодушно или дружелюбно (хотя такое неприятие может проявляться в незначительной степени или исходить от человека, который для невротической личности ничего не значит).

На первом этапе пациенту демонстрируют степень значимости его проблемы, на втором – насколько могущественны те силы, которые ее породили. Оба эти этапа призваны повысить интерес пациента к дальнейшему исследованию.

Когда приходит момент выяснить, какова субъективная значимость какого-то конкретного влечения для пациента, часто он сам активно стремится об этом сообщить. Например, может рассказать о том, что его стремление сопротивляться любому проявлению власти над собой или всему, что напоминает ему принуждение, было вынужденной мерой, необходимой для выживания, иначе его просто подавил бы более психологически сильный близкий человек; что мысль о собственном превосходстве помогла или еще поможет ему жить дальше, хотя он совершенно не уважает себя; что его склонность к отчуждению или жизненный девиз «а мне все равно» защищают его от разочарования. Подобные ассоциации, безусловно, появляются при стремлении оправдать себя, но по ним можно выяснить и личную жизненную позицию пациента. Они помогают найти причины формирования именной этой конкретной жизненной стратегии, позволяя нам осознать их происхождение и лучше понять, как проходило личностное развитие пациента. Но что самое главное, они помогают нам понять, как именно воплощаются влечения пациента, что представляет первоочередной интерес во время курса психотерапии. Ни одно невротическое влечение или конфликт не является лишь отголоском прошлого, и эта однажды выработанная привычка так и продолжает функционировать. Это влечение обязательно подпитывается сильной внутренней потребностью, которая вплелась в существующие структуры характера невротической личности. Недостаточно просто выяснить, как и почему возник невроз, поскольку нам нужно изменить те силы, которые действуют в данный момент.

В основном субъективная ценность любого невротического состояния состоит в том, что оно призвано уравновесить какую-то другую невротическую тенденцию и должно противостоять ей. Необходимо подвергнуть тщательному изучению подобные ценности, и тогда можно будет решить, как действовать в каждом конкретном случае. Например, если мы убедились, что пациент не в состоянии отказаться от веры в собственное всемогущество, поскольку оно позволяет ему принимать свои задатки за реальные достижения, то нам необходимо понять, до какой степени его фантазии влияют на реальную жизнь. Если мы сумеем доказать, что его образ жизни помогает ему оградить себя от неудач, то наше внимание должно быть направлено на факторы, которые помогают не только избежать неудачи, но и преодолеть постоянный страх перед ней.

Самая главная психотерапевтическая мера воздействия будет заключаться в том, чтобы помочь пациенту увидеть обратную сторону медали, осознавая последствия невротических влечений и внутренних конфликтов, которые отнимают силы. Мы уже обсуждали это в книге: необходимо добиваться завершенного представления и учитывать все детали ситуации. Лишь тогда пациент действительно почувствует потребность измениться. Поскольку любая невротическая личность стремится сохранить все как есть, требуется мощная мотивация, которая поможет преодолеть все препятствия на этом пути. Но она может возникнуть, лишь когда он пожелает обрести внутреннюю свободу, стать счастливым, развиваться как личность и ясно понимать, что каждое невротическое затруднение препятствует этому.

Если невротическая личность стремится к самоуничижительной критике, то следует осознать, насколько это понижает уважение к себе и лишает надежды. Человек должен понять, что из-за этого он ощущает себя ненужным и провоцирует окружающих плохо относиться к себе (это в свою очередь заставляет его быть мстительным по отношению к ним), что парализуется его воля и снижается работоспособность. Дабы не утонуть в презрении к самому себе, он вынужден развивать защитные стратегии (например, кичливость, утрату контакта с самим собой, чувство нереальности происходящего). Все это напрямую связано с его неврозом.

Когда подобный конфликт выявляется в процессе психоанализа, пациент должен осознать, как он влияет на его жизнь. Когда сталкиваются тенденция к самоуничижению и потребность в успехе, следует «диагностировать» все ограничивающие запреты, присущие инвертированному садизму. Пациент должен понимать, каким образом он реагирует на каждую свою попытку самоуничижения, вызванного презрением к себе и злостью на близкого человека, перед которым он раньше унижался. Ему следует разобраться, как он воспринимает собственное стремление возвыситься над кем-то, при этом испытывая отвращение к себе и опасаясь, что поплатится за свои желания.

Иногда пациент, даже начиная осознавать все эти неблагоприятные последствия, не проявляет никакого интереса к избавлению от этой стратегии поведения. Даже создается впечатление, что эта проблема куда-то исчезает. Пациент практически незаметно устраняет ее, ничего при этом не приобретая. Учитывая, что он осознал, какой вред раньше причинял себе, отсутствие реакции – факт весьма примечательный. Тем не менее если психоаналитик не сумел выявить такие реакции пациента, он может и не заметить, что тот не проявляет к происходящему интереса. Пациент начинает размышлять на другую тему, психоаналитик следует за ним, а потом они оба снова оказываются в тупике. Лишь впоследствии психоаналитик поймет, что произошедшие с пациентом изменения слишком незначительны по сравнению с объемом проведенной работы.

Если психоаналитик готов к подобной реакции, он постарается выяснить, какие психологические факторы мешают пациенту понять, что его стратегия, которая влечет за собой столь плачевные последствия, нуждается в изменении. Обычно таких факторов множество, и работать с ними необходимо постепенно. Пациента может ввести в ступор бессмысленность разговоров о возможности что-то изменить. Его стремление переиграть психоаналитика, сделать ему назло, не дать оставить себя в дураках способно перевесить желание действовать в собственных интересах. Он по-прежнему стремится к экстернализации и, даже понимая последствия этой стратегии, все еще не может взглянуть на себя объективно. Его стремление к всемогуществу может оставаться еще очень мощным, и хотя он понимает, к каким последствиям это неизбежно приведет, он все еще настроен как-то схитрить. Его идеализированный образ может быть еще настолько ригидным, что пациент упорно отказывается признавать собственные невротические стратегии и внутренние конфликты. Он злится на себя и собирается преодолеть это препятствие лишь потому, что узнал о его существовании. Необходимо предусмотреть подобный вариант развития событий; если не обратить внимания на те факторы, которые мешают пациенту стремиться к изменениям, психоанализ легко может превратиться в то, что Хьюстон Петерсон называет mania psychologica – психологией ради психологии. Убедить пациента в необходимости согласиться на изменения в подобных обстоятельствах – значительный успех психоаналитика. Даже если сам конфликт еще сохраняется, пациент уже испытывает чувство глубокого облегчения и вскоре начнет заявлять о стремлении выбраться из тупика, в котором оказался. Как только возникнут подобные благоприятные условия для проведения психоанализа, пойдут и первые успехи.

В этой книге не изложены техники психоанализа. Я не стремилась рассматривать ни препятствия, ни факторы, способствующие выздоровлению пациента. Например, я не уделила внимания ни одной из тех трудностей или выгод, которые возникают, когда пациент связывает свои попытки защищаться или свое агрессивное поведение с поведением психоаналитика, хотя это крайне важно. Я обозначила лишь те важнейшие процессы, которые должны подвергаться психоанализу, когда проявляется внутренний конфликт. Часто сложно соблюдать указанную мной последовательность этапов психоанализа, поскольку проблема может оказаться непонятной пациенту, даже когда именно она становится целью проведения психоанализа. На примере с узурпацией психологических прав мы убедились, что одна проблема может способствовать выявлению другой, первостепенной, которую и необходимо исследовать. Если учитывается каждый этап, то их последовательность большой роли не играет.

В соответствии с проблемой, которую сформулировали в качестве цели психоанализа, в результате аналитической работы возникают конкретные изменения симптоматики. Когда пациент осознает, что переживает чувство бессознательной и бессильной ярости, приступы паники ослабевают. Его депрессия может усилиться, когда он понимает, с какой проблемой столкнулся. Но вся работа, которая выполнена в течение курса добросовестного психоанализа, провоцирует глобальные изменения в отношениях пациента к окружающим и к самому себе (независимо от той проблемы, на которую были направлены основные усилия). Рассматривая такие, казалось бы, не имеющие отношения друг к другу проблемы, как преувеличение значения сексуальности, стремление подогнать реальность под собственные фантазии и сверхчувствительность к принуждению, мы можем обнаружить, что в результате их анализа в личности пациента происходят изменения. Независимо от того, какие из перечисленных проблем анализировались – будь то враждебность, чувство безысходности, страха и отчуждения от самого себя или окружающих, – эти чувства будут ослабевать.

Давайте рассмотрим, как человек стал лучше понимать себя в каждом из этих случаев. Невротическая личность, переоценивая значение сексуальности, чувствует себя живой лишь в ситуациях, связанных с сексуальными контактами и фантазиями. Победы и поражения такой человек одерживает лишь в интимной сфере; то естественное качество, которое сам он ценит в себе, – это его сексуальная привлекательность. И лишь признавая ограниченность такого убеждения, он начинает интересоваться другими сторонами жизни – и таким образом обретает свою целостность как личности. Невротик, реальность которого связана лишь с проектами и планами, существующими в его воображении, не воспринимает себя как человека действия. Он не замечает ни собственных ограничений, ни реальных достоинств. В процессе психоанализа он привыкает больше не принимать желаемое за действительное. Теперь он в состоянии не только видеть, но и ощущать себя тем, каков он на самом деле. Тот, кто сверхчувствителен к принуждению, позабыл о собственных желаниях и убеждениях и считает, что окружающие пытаются его подавить и навязать ему свою волю. Психоанализ этого состояния помогает человеку понять, к чему он в действительности стремится, – и тогда он сможет достичь намеченных целей.

Каждый раз в процессе психоанализа (независимо от того, что анализируется и каковы причины этого явления) у пациента начинает явно проявляться чувство вытесненной враждебности. Но когда невротическая стратегия уничтожена, уменьшается и эта неосознанная враждебность. Пациент будет вести себя менее враждебно, когда вместо применения стратегии экстернализации осознает собственную ответственность за возникновение этой проблемы. Он уже будет не таким уязвимым, испуганным, требовательным к окружающим.

Враждебность уменьшается, когда человек перестает ощущать себя беспомощным. Чем больше он психологически окреп, тем меньше ощущает угрозу со стороны окружающих. Он может черпать эту силу из разных источников. Раньше невротическую личность волновали окружающие, а теперь пациент думает о себе, ощущает себя более активным и начинает формировать собственные ценности. Постепенно в его распоряжении будет все больше энергии, потому что высвобождается та часть энергии, которую он раньше направлял на вытеснение определенной части собственного Я. Он становится менее заторможенным, менее парализован страхами, не так страдает от презрения к себе и от чувства безвыходности. Он больше не подчиняется слепо собственным садистским импульсам, не борется с ними и не проявляет их. Теперь пациент в состоянии мыслить рационально и больше уверен в себе.

Хотя разрушение привычных защитных стратегий временно повышает уровень тревожности, каждый успех в процессе психоанализа обязательно снижает ее, поскольку пациент начинает меньше опасаться и других, и самого себя.

В целом в результате этих изменений у пациента налаживаются взаимоотношения с окружающими людьми и с самим собой. По мере того как снижается враждебность, он перестает бороться с окружающими и воспринимать их как угрозу для себя, он больше не манипулирует ими, не избегает их, не ведет себя отчужденно. Он может позволить себе подружиться с ними. Его отношение к себе наладится, когда он начнет отказываться от экстернализации и прекратит презирать себя.

Если мы рассмотрим изменения, происходящие в процессе психоанализа, то увидим, что они касаются тех реальных условий, которые вызвали исходные конфликты. В то время как в процессе развития невроза все стрессы усиливаются, терапия идет по противоположному пути. Стратегии поведения, возникшие в результате того, что человек стремился противостоять внешнему миру, переживая беспомощность, страх, враждебность и чувствуя себя в изоляции, начинают постепенно терять смысл и становятся больше не нужны. И зачем нам замыкаться в себе или жертвовать собой ради тех, кого мы ненавидим или кто враждебно к нам относится, если мы признаем себя равными им? Зачем стремиться к власти и признанию, если мы чувствуем себя в безопасности и в состоянии жить и конкурировать с окружающими, не опасаясь, что они уничтожат нас? Зачем тревожиться, избегая общения с людьми, если мы умеем любить и не боимся отстаивать свои права?

Потребуется время на то, чтобы всему этому научиться. Чем больше запутался страдающий неврозом человек, чем сильнее он сопротивляется – тем больше времени нам понадобится. Чтобы психоанализ принес быстрые результаты, требуется желание пациента, и это совершенно очевидно. Нам бы хотелось, чтобы психоанализ принес пользу как можно большему количеству людей. И мы понимаем, что для нас лучше хотя бы незначительная помощь, чем полное ее отсутствие. Безусловно, все неврозы обладают различной степенью интенсивности, и пациентам со слабо выраженным неврозом можно оказать помощь сравнительно быстро. Хотя есть вдохновляющий опыт оказания психотерапевтической помощи в быстрые сроки, к сожалению, часто это лишь иллюзия, ведь не учитываются мощные движущие силы невроза. Я убеждена, что мощные неврозы можно излечить путем сокращения продолжительности психоанализа, только если научиться лучше понимать структуру невротического характера и тратить меньше времени на поиск ее объяснения.

К счастью, психоанализ не единственный способ разрешения внутренних конфликтов. Лучший врач – сама жизнь. Опыт невротической личности может оказаться достаточно действенным и вызвать необходимые личностные изменения. Это может быть вдохновляющий пример какой-то выдающейся личности; или трагедия, которая заставит человека вступить в контакт с окружающими и таким образом выведет его из эгоцентрической изоляции. Или он подружится с кем-то близким по духу и поймет, что манипулировать новым приятелем не нужно. Иногда последствия невротического поведения проявляются столь ярко и так часто повторяются, что меняют характер невротической личности, – и человек меньше склонен к страхам или жесткому поведению.

Однако человек не может повлиять на лечение, источником которого является сама жизнь. Ни беды, ни дружба, ни религиозный опыт не смогут полностью удовлетворить потребности конкретного человека. Жизнь предлагает нам горькое лекарство; обстоятельства, которые полезны для одной невротической личности, могут полностью подавить другую. Кроме того, мы убедились, что способность невротической личности осознавать последствия и извлекать из них уроки чрезвычайно ограничена. Поэтому психоанализ можно считать благополучно завершенным, если пациент сумеет учиться на своем опыте (то есть он способен понять, какова его задача в ходе решения проблем, и применять полученное знание на практике).

Наше понимание роли конфликтов при неврозе и осознание того, что их можно разрешить, ставит новые цели в области психоанализа. Хотя многие невротические расстройства – это область медицины, невозможно определить эти цели на языке медицины. Поскольку даже при психосоматических заболеваниях ярко проявляются внутренние конфликты, цели терапии следует определять, ориентируясь на личность пациента.

Учитывая последнее обстоятельство, можно сформулировать главные цели психотерапевтического анализа. Пациент должен научиться брать на себя ответственность, воспринимать себя активным, созидательным человеком, творцом собственной жизни, способным принимать решения и отвечать за последствия. Поэтому он должен принимать ответственность за других, осознавать свои обязательства по отношению к детям, родителям, друзьям, коллегам, обществу. Также пациент должен обрести внутреннюю независимость, но это не значит пренебрегать мнениями и убеждениями других или не относиться к ним критически. Для этого у него должна сформироваться возможность обосновать свою личную иерархию ценностей и полагаться на нее в своей жизни. Что касается отношения пациента к другим, то это предполагает уважение к их индивидуальности, соблюдение их прав, что создает основу для подлинной взаимности. В такой цели находят воплощение идеалы демократии.

Необходимо выработать спонтанность чувств, способность осознавать и живо воспринимать их независимо от того, идет ли речь о любви или ненависти, счастье или грусти, страхе или желании. Это подразумевает способность выражать собственные чувства и сознательно контролировать их. Поскольку очень важно уметь любить и дружить, давайте не будем забывать об этом. Это та любовь, которая не имеет ничего общего ни с паразитической зависимостью, ни с садистским порабощением; она представляет собой, по словам Макмерри, «связь… которая не имеет никакой цели вне самой себя, потому что для людей естественно делиться своими переживаниями, понимать друг друга, находить радость и удовлетворение в совместной жизни, в выражении и открытии самих себя друг в друге».

Самая главная цель психотерапии – это стремление к искренности и духовной целостности: не надо притворяться, надо быть искренним в проявлении своих эмоций, выразить в них себя, реализовать себя в работе, в своих убеждениях. Правда, достичь этого можно лишь по мере разрешения внутренних конфликтов.

Эти не какая-то прихоть или случайные цели. И эти цели не являются лишь психотерапевтическими, поскольку в них воплощаются те идеалы, которые исповедовали мыслители всех времен. Такое совпадение не случайно, поскольку именно эти цели являются залогом психического здоровья. Мы придерживаемся этих целей потому, что они сформированы в результате исследований и накопления знания о патогенетических факторах невроза.

Мы решительно провозглашаем эти высокие цели, поскольку убеждены, что личность человека может меняться. Это касается не только гибкой детской психики. Мы все способны к изменениям, даже в самых глобальных вопросах, на протяжении всей нашей жизни – и наш опыт убеждает нас в этом. Психоанализ – один из самых мощных способов провоцировать подобные изменения. И чем понятнее нам причины невроза, тем с большей степенью вероятности мы сумеем добиться желаемых изменений.

Возможно, ни пациент, ни психоаналитик никогда полностью не сумеют достичь этих целей. Это лишь те идеалы, к которым необходимо стремиться; их практическое значение заключается в том, чтобы указывать направление терапии и помогать ставить цели в жизни. Если мы не поймем, в чем заключаются эти идеалы, то рискуем заменить старый идеализированный образ на новый. Нам также следует понимать, что психоаналитик не может сделать пациента совершенным. В его силах лишь помочь пациенту освободиться и самому двигаться к достижению этих идеалов. А это значит, что мы должны дать ему безграничные возможности для его личностного роста и самосовершенствования.