Глава 12

Садистские наклонности

Погрузившись в бездну невротического отчаяния, люди как-то пытаются жить дальше. Если невроз не слишком подорвал их способность к творчеству, то они вполне способны сознательно принять свой стиль жизни и сконцентрировать собственные усилия в той области, где могут быть успешны. Они могут посвятить себя общественной жизни, или религии, или работе в какой-то организации. Их труд может приносить пользу; правда, они работают без особого вдохновения, но и подгонять их не нужно.

Другие люди, стараясь примириться с укладом своей жизни, больше не терзаются сомнениями, но и не считают его особенно ценным, механически исполняя свои обязанности. Джон Ф. Марканд описывает такой образ жизни в романе «Так мало времени». Я убеждена, что именно подобное состояние Эрих Фромм называет «дефектным», в отличие от невроза, а я считаю его последствием невротических процессов.

Невротическая личность может отказаться от амбициозных планов и остаться на вторых ролях, пытаясь и в этом найти хоть какие-нибудь развлечения, подыскивая себе какой-то интерес или хобби либо временами получая удовольствие от еды, встреч с друзьями, мимолетных интрижек. А другой человек может пустить все на самотек, деградировать и ничем не препятствовать распаду личности. Такие люди не способны работать упорно и целеустремленно, они склонны к выпивке, азартным играм и беспорядочным связям. У Чарльза Джексона в романе «Потерянный уик-энд» есть персонаж, который страдает от алкоголизма, что обычно и является симптомом подобного невротического состояния. Учитывая эти особенности, было бы интересно выяснить, не провоцирует ли бессознательный распад личности возникновение у пациента таких распространенных хронических заболеваний, как туберкулез и рак.

В заключение хотелось бы отметить, что утратившие надежду невротические личности могут вести себя деструктивно, но при этом попытаются жить чужой жизнью. Полагаю, именно в этом и заключается суть садистских наклонностей.

Поскольку Фрейд считал садистские влечения инстинктивными, психоаналитиков в основном интересовали так называемые садистские извращения. Проявления садизма в обычных взаимоотношениях между людьми их тоже интересовали, но точного определения того, как это происходит, получено не было. Любое настойчивое или агрессивное поведение интерпретировалось как модификация или сублимация инстинктивных садистских влечений. Например, Фрейд рассматривал стремление к власти как пример подобной сублимации. Мы согласны с тем, что стремление к власти может быть проявлением садизма, но для человека, который считает, что должен один противостоять всем окружающим, это может быть просто борьбой за выживание. В действительности такое стремление может в принципе не иметь никакого отношения к садизму. Поскольку мы не располагаем точным определением садизма, мы не понимаем, какие формы он может принимать, у нас нет ни одного критерия для определения того, какое именно влечение можно квалифицировать как садистское. Что именно считать садизмом, а что – нет, зависит от интуиции конкретного человека, поэтому точные наблюдения провести сложно.

Причинение вреда другим само по себе не свидетельствует о садизме. Человек может быть втянут в противостояние личного или общественного характера или может быть опасен не только для своих врагов, но и для своих друзей. Враждебность по отношению к другим может быть реакцией на какие-то их действия. Человек может просто обидеться или испугаться и отреагировать на происходящее более агрессивно, несоразмерно тому фактору, который его на такие действия спровоцировал. Но это может быть и обманчивым впечатлением: слишком часто за оправданную реакцию выдавалось проявление садизма. Первое трудно отличить от второго, но это совершенно не значит, что реактивной враждебности не существует. Наконец, вспомним о различных наступательных тактиках агрессивного типа невротической личности, когда человек верит, что борется за собственное выживание. Я не стану утверждать, что все подобные проявления агрессии связаны с садизмом. Проще говоря, можно было бы утверждать, что эти виды агрессивных и враждебных действий не являются предосудительными в общепринятом смысле этого слова. Совершающему их человеку сам факт причиняемого вреда не приносит ни сознательного, ни бессознательного чувства удовлетворения.

Теперь давайте рассмотрим некоторые типичные садистские стратегии. Ярче всего они проявляются у тех, кто явно выражает свои садистские наклонности независимо от того, осознает наличие таких влечений или нет. Далее, рассуждая о невротической личности с садистскими наклонностями, я буду иметь в виду человека, склонного к садизму.

Такой человек будет стремиться порабощать других людей, в особенности близкого или любимого человека. Его «жертва» должна попасть в рабскую зависимость от него – сверхчеловека, отказаться от собственных желаний, чувств или утратить собственную инициативу, не смея предъявлять своему повелителю никаких претензий. Такие отношения могут быть замаскированы под воспитательный процесс – именно так профессор Хиггинс из пьесы «Пигмалион», словно скульптор, лепит из Элизы Дулиттл новую личность. Это может закончиться вполне благополучно, например в воспитании детей или во взаимоотношениях учителей с учениками. Иногда подобная тенденция проявляется и в сексуальных отношениях, особенно если партнер-садист старше. Порой так происходит в гомосексуальных отношениях между возрастным и молодым партнерами. Но даже в этих случаях как только порабощенный человек заявит о собственной самостоятельности, выбирая друзей или преследуя свои интересы, мы увидим, как в садисте проступает нечто дьявольское. Часто, хотя и не всегда, садист переживает состояние навязчивой ревности, используя его как причину для издевательств над своей жертвой. В садистских связях такого рода сохранение власти над жертвой вызывает у садиста гораздо больший интерес, чем его собственная жизнь. Он готов пожертвовать карьерой, удовольствиями или радостью от отношений с другими людьми, но не допустит, чтобы его партнер обрел хотя бы малую толику независимости.

Вот типичные способы порабощения партнера. Они практически неизменны и зависят от структуры личности обоих партнеров. Садист постарается убедить партнера в ценности их взаимоотношений. Он будет исполнять определенные желания партнера – редко и, так сказать, на минимально допустимом уровне. При этом он станет настаивать на уникальности того, что его партнер от него получает. Никто другой, по его мнению, не в состоянии так понять его, так поддержать, дать ему такое сексуальное удовлетворение, ни с кем больше ему не будет так интересно. Но на самом деле никто другой просто не смог бы вынести общения с ним. Он может открыто или завуалированно обещать партнеру лучшую жизнь в будущем – любовь, заключение брака, улучшение материального положения или отношения на новом уровне. Иногда он подчеркивает, как ему нужен партнер, и манипулирует этим. Все эти тактики довольно успешны, поскольку садист, одержимый собственническим инстинктом и стремлением унизить другого человека, изолирует своего партнера от окружающих. Если партнер в достаточной степени зависит от него, то садист станет угрожать, что разорвет отношения с ним. Он может воспользоваться и другими методами унижения, но они несколько специфичны (мы обсудим их далее, в другом контексте). Естественно, мы не сумеем понять суть взаимоотношений садиста и его партнера, если не будем учитывать характеристики жертвы. Часто партнер садиста – это подчиненный тип невротической личности, поэтому он боится одиночества, или человек, который глубоко вытеснил свои садистские влечения, поэтому он, как мы убедимся позже, совершенно беспомощен перед ним.

Взаимная зависимость, возникающая в подобной ситуации, провоцирует отчуждение и враждебность не только в том, кто подвергся порабощению, но и в том, кто порабощает. Если человек стремится доминировать над кем-то, то он может испытывать раздражение по отношению к нему, потому что на него приходится тратить столько душевной энергии и сил. Он не понимает, что сам создал такие тесные взаимоотношения, и обвиняет другого человека в том, что тот назойливо за него цепляется. Его стремление освободиться от таких отношений свидетельствует о страхе и отчуждении, но при этом выступает способом запугивания партнера.

Не все садистские влечения направлены на порабощение другого человека. Некоторые из них нацелены на получение удовлетворения от того, что садист играет на чужих чувствах. Как на музыкальном инструменте. В повести «Дневник обольстителя» Серен Кьеркегор рассказывает о том, как человек, который ничего хорошего не ждет от жизни, может увлечься подобной манипуляцией. Он знает, когда продемонстрировать интерес, а когда оставаться холодным. Он чутко воспринимает отношение девушки к себе, наблюдая за ее реакциями.

Он знает, как пробудить ее эротические желания и как сдержать их. Но его чувствительность лишь подчиняется законам садистской игры: он абсолютно безразличен к тому, чем могут обернуться для самой девушки подобные отношения. То, что в повести Кьеркегора изображено как результат хитроумного расчета, довольно часто происходит бессознательно. Но это точно такая же игра, когда один человек то привлекает другого, то отталкивает, заставляя очаровываться или переживать разочарование, воспарять духом или стремительно падать вниз, испытывать то радость, то горе.

Третья особенность садистских влечений – стремление эксплуатировать партнера. Эксплуатация необязательно носит садистский характер; она может быть просто направлена на получение выгоды. Садистская эксплуатация связана с выгодой, но дело здесь не в ней; такая выгода не настолько значительна, чтобы оправдать аффект, нацеленный на ее получение. Эксплуатация – это величайшая страсть садиста. Единственное, что его волнует, – это возвыситься над окружающими. Специфический садистский характер проявляется в средствах, используемых для эксплуатации. Партнер вынужден прямо или косвенно подчиняться бесконечным требованиям садиста, которые становятся все жестче, и должен чувствовать себя виноватым или униженным, если не сумел их выполнить. Человек с садистскими наклонностями всегда сможет найти повод для недовольства или упреков, выдвигая все новые и более жестокие требования.

В пьесе Генрика Ибсена «Гедда Габлер» мы видим, что за выполнение подобных требований человек никогда не получает благодарности и что сами эти требования часто подиктованы стремлением унизить. Они могут касаться материальных притязаний, быть связаны с сексуальными потребностями или стремлением построить карьеру; человек может требовать особого пиетета по отношению к себе, исключительной преданности и безграничного терпения. В самих этих требованиях нет ничего садистского; садизм заключается в том, что партнер должен заполнить собой эмоционально опустошенную жизнь этого человека. Именно поэтому Гедда Габлер постоянно жалуется на скуку, испытывая потребность в стимулах извне и стремясь к ярким эмоциям. Стремление подпитываться эмоциональной энергией другого человека, словно вампир, чисто бессознательное. Но вполне вероятно, что эта потребность порождает тягу к эксплуатации – на этой благодатной почве и расцветают предъявляемые ею требования.

Можно понять, в чем заключается садистская эксплуатация, если мы обратим внимание на то, что при этом человек стремится огорчать других людей. Было бы неверно считать, что садист никогда не сделает чего-то для других людей. В определенных условиях он может быть способен проявить великодушие. Однако типичное проявление садизма – не стремление делать все лишь для себя, а гораздо более мощное, хотя при этом бессознательное стремление подавлять других людей: лишать их радости, обманывать их ожидания. Если партнер радуется или испытывает удовольствие, то это заставляет садиста так или иначе убить в нем эти чувства. Если партнер предвкушает встречу с ним, он будет держаться отчужденно. Если партнер настроен на сексуальные отношения, он проявит к нему холодность или даже будет вести себя как импотент. Он старается не попасть в ситуацию, где должен будет сделать что-то хорошее или где у него это не получится. От него исходит чувство подавленности, провоцируя депрессию в окружающих. Вот как пишет об этом Олдос Хаксли: «Ему не нужно было ничего делать; для него достаточно было просто быть. Все засохло и почернело от этой капли отравы». И далее: «Что за изысканное изящество стремления к власти, что за элегантная жестокость! И что за дар заражать всех чувством уныния, убивающего самое бодрое настроение, которое губит на корню саму возможность радости».

Также важно стремление садиста пренебрегать окружающими и унижать их. Садист с невероятной проницательностью, распознает уязвимые места своих партнеров и обращает на это их внимание. Он интуитивно чувствует, как обидеть партнера и куда нанести удар. Его безжалостная интуиция подсказывает, куда именно направить свою уничтожающую критику. Эту критику рационализируют и преподносят как честность или стремление принести пользу; сам садист может искренне верить, что его беспокоят компетентность или личностная целостность другого человека, но его охватывает паника, стоит кому-то лишь усомниться в его искренности. Подобная критика может также принять форму обычной подозрительности.

Садист может воскликнуть: «Я так хотел бы доверять этому человеку!» Но после того, как тот приснился ему в отвратительном виде, как таракан или крыса, о каком доверии может идти речь! Иными словами, такая подозрительность может возникнуть из-за презрения к другому человеку. И если садист не осознает этого отношения, ему остается лишь воспринимать его последствие – чувство подозрительности. И здесь снова мы обращаем внимание на его склонность искать во всем что-то плохое, а не только на некоторую свойственную ему тенденцию подозревать других. Садист не только выискивает реальные недостатки своего партнера, но и склонен проецировать во внешний мир свои собственные ошибки, формируя таким образом свои возражения и критику в адрес другого человека. Например, если садист обидел кого-то, то он сразу же заявит, что его беспокоит излишняя восприимчивость этого человека, или выразит презрение к нему. Если же запуганный им партнер не будет с ним откровенен, то он начнет упрекать его за скрытность или неискренность. Он станет выражать недовольство своим партнером, что он так от него зависит, хотя сам все спровоцировал. Подобное унизительное отношение выражается не только на словах, но и в поведении человека. Это может проявляться в пренебрежении к сексуальным отношениям и ухудшении их качества.

Когда любое из этих влечений подвергается фрустрации, а также в тех случаях, когда партнер отвечает ему тем же и садист ощущает, что его подчиняют себе, эксплуатируют и презирают, это может вызвать у него сильный гнев. Его воображение разыгрывается: он представляет, как страшно отомстит тому, кто его обидел (он фантазирует, как пытает его, избивает, рвет на части). Подобные приступы садистского гнева могут в свою очередь подвергаться вытеснению и провоцировать состояние сильной паники или вызывать соматическое расстройство, в котором проявляется растущее внутреннее напряжение.

В чем же смысл садистских влечений? Какая внутренняя потребность провоцирует подобную жестокость? Предположение, что в садистских влечениях проявляется некая извращенная сексуальная потребность, не имеет под собой оснований. Они действительно могут выражаться в сексуальном поведении, и в этом отношении садистские влечения подтверждают общее правило, что все свойственные нам психологические стратегии обязательно проявляются в том, как мы работаем, в нашей походке, в нашем почерке. Также верно, что многие сексуальные действия сопровождаются определенной степенью возбуждения или, как я много раз замечала, исполнены страсти. Вывод о том, что подобные состояния радостного возбуждения носят сексуальный характер, даже когда человек их не воспринимает как сексуальные, просто связан с убеждением, что любое возбуждение сексуально по своей природе. Убедительных доказательств этого предположения не существует. Феноменологически садистское возбуждение и сексуальное удовлетворение кардинально отличаются друг от друга на уровне ощущений.

Утверждение, что садистские импульсы обусловлены сохранившимися инфантильными влечениями, основывается на том, что дети, которые обычно проявляют жестокость к животным или другим детям, испытывают при этом явные признаки возбуждения. Это поверхностное сходство наводит на мысль, что природная жестокость ребенка просто приобрела более сложные формы. Но никакого усложнения здесь не произошло, ведь жестокость взрослых людей по сути своей очень от нее отличается. Мы уже могли убедиться в том, что жестокость взрослого человека обладает определенными свойствами, которых мы не наблюдаем в жестокости ребенка (она, скорее всего, представляет собой реакцию на насилие или унижение). Ребенок самоутверждается, отыгрываясь на тех, кто слабее его. Собственно садистские влечения гораздо сложнее и обусловлены более сложными причинами. Кроме того, любая попытка объяснить более поздние черты характера и поведение ранними детскими переживаниями не помогает ответить на вопрос о том, какие именно факторы провоцируют систематическое возникновение и изощренность жестокости.

Каждая из рассмотренных выше гипотез акцентируется лишь на каком-то одном аспекте садизма – сексуальности или жестокости – и не в состоянии дать объяснение даже этим факторам. Подобное объяснение дает Эрих Фромм, хотя оно ближе к истине, чем остальные. Фромм считает, что невротическая личность с садистскими наклонностями не стремится уничтожить близкого человека, потому что не в состоянии жить собственной жизнью, вступая с партнером в симбиоз. Это наблюдение, безусловно, справедливо, но не дает объяснений тому, отчего невротическая личность постоянно испытывает навязчивое стремление вмешиваться в жизнь других людей или почему это вмешательство принимает именно такие формы.

Если рассматривать садизм как невротический симптом, то нам, как всегда, следует для начала не интерпретировать симптом, а постараться понять структуру этой невротической личности, которой свойственны такие симптомы. Если рассматривать проблему с этой точки зрения, то становится ясно, что явно выраженные садистские влечения проявляются лишь у тех, кто считает собственную жизнь бессмысленной. Поэтам удалось почувствовать, что это за состояние, задолго до того, как у нас получилось распознать его и дать ему определение в рамках клинических исследований. Ни Гедда Габлер, ни Соблазнитель не могут сделать свою жизнь осмысленной. И если невротическая личность в этом случае не может уйти в себя, то неизбежно начинает испытывать возмущение. Человеку кажется, что им всегда будут пренебрегать, что он проиграл.

Поэтому невротическая личность ненавидит жизнь и все хорошее, что в ней есть. Но ненавидит, завидуя тем, кто отказался от того, чего такой человек желает всей душой. Это горькая, наполненная разочарованием зависть человека, который чувствует, что жизнь проходит мимо. Lebensneid («зависть к жизни») – так это называл Ницше. Невротической личности невдомек, что у других людей в жизни тоже не все гладко. Такому человеку кажется, что «они» пируют, когда он голоден; «они» любят, испытывают радость творчества, наслаждаются жизнью, здоровы и свободны, они не одни и нужны кому-то. Счастье других людей и их «наивные» надежды, их удовольствие и радость раздражают его. Если он несчастлив и несвободен, почему же у них все так хорошо? Главный герой романа «Идиот» Достоевского говорил, что человек не может простить им их счастья. Он стремится растоптать радость других людей. Такова стратегия поведения учителя, смертельно больного туберкулезом, который плюет на бутерброды своих учеников и приходит в восторг от того, какую власть имеет над ними. Это была его сознательная мстительная зависть к ним. Садист бессознательно склонен обижать других и портить им настроение. Но его цель так же низменна, как и цель этого больного учителя: он хочет, чтобы другие люди страдали, как он; если другие тоже унижены и страдают, ему становится легче.

Еще один способ избавиться от мучительного чувства зависти – тактика по принципу «зелен виноград», доведенная до такого совершенства, что может сбить с толку даже самого опытного наблюдателя. Эта зависть так глубоко скрыта в нем, что он сам ни за что не признает факт ее существования. А в его стремлении сосредоточить внимание на том, что причиняет страдания, что трудно или безобразно в жизни, выражается не только его ожесточенность, но и стремление доказать самому себе, что он ничего не потерял. Отсюда и его придирчивость, и стремление все обесценить. Например, он заострит внимание на той части красивого женского тела, которая не является совершенной. Войдя в комнату, сразу же обратит внимание на цвет или мебель, которые не гармонируют с общей обстановкой. В хорошей речи найдет единственный недостаток. Он придает преувеличенное значение всему, что плохо в жизни, всем человеческим недостаткам или недостойным мотивам их поведения. Если он опытный человек, то скажет, что так происходит потому, что он тонко чувствует любое несовершенство. Но его проблема заключается в том, что он замечает лишь мрачную сторону жизни, упуская все остальное.

Хотя ему удается отчасти справиться с чувством собственной зависти и негодования, стремление все очернить порождает в нем разочарование и чувство неудовлетворенности. Например, если у него есть дети, то он думает прежде всего о связанных с ними заботах и обязательствах; если у него детей нет, что он считает, что у него не было в жизни самого главного. Если у него отсутствует сексуальная жизнь, то он огорчен и озабочен тем, что подобное воздержание ему вредно; если у него есть интимные отношения, то это заставляет его испытывать стыд. Если он может отправиться в путешествие, то его беспокоят связанные с этим неудобства; если путешествовать он не может, то страдает, что никуда не едет. Поскольку он никак не может понять, что источник его хронической неудовлетворенности кроется в нем самом, он уверен, что имеет право внушать другим людям, как он им нужен, и предъявлять им требования, однако ему кажется, что их никогда не выполняли должным образом.

Мучительная зависть, стремление все очернять и возникающее в силу этого чувство неудовлетворенности до некоторой степени помогают понять садистские тенденции личности. Мы понимаем, почему садист так стремится обижать окружающих, причинять им страдания, выискивать у них недостатки, предъявлять им необоснованные требования. Но мы не сможем точно определить ни степень деструктивности садиста, ни степень его высокомерия, пока не выясним, откуда берется его чувство безысходности и ощущение, что он – пропащий человек.

Нарушая самые элементарные принципы порядочности, этот человек взрастил в себе идеализированный образ собственной высоконравственной личности. Именно он (мы уже обсуждали таких людей), отчаявшись когда-либо соответствовать этим принципам, решил, осознанно или бессознательно, быть как можно хуже. Ему это вполне удается, и это вызывает в нем восхищение. Но подобное развитие событий лишь увеличивает пропасть между идеализированным образом и реальным Я. Он чувствует себя пропащим, считает, что недостоин прощения. Его отчаяние усугубляется, он действует с безрассудством человека, которому нечего терять. Поскольку все это продолжается, то у него не вырабатывается конструктивного отношения к себе. Любая подобная попытка оборачивается неудачей – и так проявляется его непонимание ситуации.

Этот человек испытывает такое отвращение к себе, что не выносит себя совершенно. От презрения к себе его защищает лишь собственное самодовольство, словно броня. Самая незначительная критика, пренебрежение к нему, отсутствие признания его заслуг могут спровоцировать презрение к самому себе, поэтому он их отвергает, считая несправедливостью. Поэтому он экстернализирует презрение к самому себе, обвиняя, оскорбляя и унижая окружающих. Но лишь попадает в порочный круг, где теряет последние силы. Чем больше он презирает других, тем меньше ощущает презрение к самому себе; оно крепнет, мучает его все больше, и от этого он испытывает повышенное чувство безнадежности. В итоге противостояние окружающим для него становится вопросом самосохранения. Все происходит как в том примере про женщину, которая обвиняла мужа в нерешительности, а потом ощутила распад своей личности, осознав, что на самом деле она сердилась за нерешительность на саму себя.

Итак, мы начинаем понимать, почему садисту так важно унижать окружающих. Кроме того, теперь мы способны понять внутреннюю логику его компульсивного и часто фанатичного стремления переделывать окружающих (как минимум своего близкого человека).

Поскольку он сам не может соответствовать своему идеализированному образу, то это должен сделать его близкий человек. И тот беспощадный гнев, который он обрушивает на самого себя, будет нацелен на близкого человека, как только тот совершит какой-либо промах. Иногда такой человек спрашивает себя: «Почему бы мне не оставить его в покое?» Однако подобные рациональные соображения бесполезны, пока человек страдает от внутренних противоречий и экстернализирует их. Садист обычно рационализирует давление, которое оказывает на близкого человека, называя это «любовью» или интересом к его «развитию». Понятно, что никакая это не любовь и не интерес к развитию близкого человека (такой, который бы соответствовал его подлинным стремлениям). На самом деле садист пытается возложить на другого невыполнимую задачу: тот должен воплощать собой идеализированный образ самого садиста. Самодовольство, которое защищало невротическую личность от презрения к себе, помогает уверенно воплощать это в жизнь.

Поняв это внутреннее противоречие, мы способны лучше осознать другой более универсальный фактор, присущий всем симптомам садизма: мстительность, которая часто сквозит во всем, что касается садистской личности. Садист не только мстителен, он обязан вести себя подобным образом, проецируя презрение к себе на окружающих. Поскольку его самодовольство не дает ему понять, что трудности он создает себе сам, то изображает именно себя жертвой обмана и несправедливости, а всю ответственность за это возлагает на окружающих. Они сгубили его, они за это в ответе – и пусть они поплатятся. Именно мстительность больше, чем что-либо другое, убивает в нем любую симпатию и жалость. С чего бы ему испытывать симпатию к тем, кто испортил ему жизнь? Иногда он осознанно стремится к мести, например по отношению к своим родителям. Человек не осознает, что эта мстительность – лишь свойственная ему черта характера.

Садист чувствует себя в изоляции, считает себя пропащим человеком и вымещает свою злобу на окружающих, стремясь отомстить им.

Теперь нам ясно, что, заставляя страдать других, он стремится облегчить собственные страдания. Но такого объяснения недостаточно. Деструктивные аспекты поведения не объясняют, отчего садистские действия совершаются с такой страстью. В этом должна быть какая-то выгода для этого человека, в которой воплощается конкретная жизненная необходимость. Может создаться впечатление, что подобное утверждение противоречит представлению о садизме как последствию чувства безысходности. Как может отчаявшийся человек надеяться на что-либо и, что еще важнее, так к этому стремиться?

Дело в том, что у садиста есть одна важная цель, к которой он изо всех сил стремится. Унижая окружающих, он не только ослабляет невыносимое чувство презрения к самому себе, но и развивает в себе чувство превосходства. Когда он заставляет других людей удовлетворять свои потребности, то его вдохновляет не только ощущение власти над ними, при этом он ощущает иллюзию обретения смысла жизни. Эксплуатируя других людей, этот человек может жить их эмоциональной жизнью, отчасти заполняя собственную душевную пустоту. Растаптывая надежды окружающих, он наслаждается собственной победой над ними, на время забывая о собственном чувстве безысходности. Это страстное и мстительное желание поработить их является, возможно, самым мощным мотивом садиста.

Все действия садиста также нацелены на удовлетворение потребности в острых ощущениях и ярких эмоциях. Здоровому и уравновешенному человеку они не нужны. Чем старше он становится, тем меньше стремится к подобным переживаниям. Но эмоциональная жизнь садистской личности пуста. Практически все его чувства, кроме гнева и стремления унижать окружающих, подавлены. Его чувства омертвели настолько, что ему нужны сильнейшие эмоции, чтобы ощутить себя живым.

В заключение отметим еще один важный момент: отношения садиста с окружающими дают ему возможность ощутить свою силу и гордиться собой, что стимулирует его бессознательное ощущение всемогущества. В процессе психоанализа садистские наклонности пациента претерпевают глубокие изменения. Когда он осознает их впервые, то, по всей вероятности, отнесется к этому скептически. Но это будет неискренне с его стороны; скорее всего, это попытка убедить психоаналитика в приверженности общепринятым нормам поведения. Периодически такой человек будет переживать приступы ненависти к самому себе. Но позднее, когда он достаточно созреет для того, чтобы отказаться от своих садистских наклонностей, он вдруг почувствует, что теряет нечто важное для себя. И тогда он вдруг поймет, как приятно делать с окружающими все, что ему взбредет в голову, и забеспокоится, не превратится ли в презренного слабака в результате психоанализа. Очень часто для этих опасений есть все основания: утратив способность заставлять окружающих удовлетворять его эмоциональные потребности, садист чувствует себя жалким и беспомощным. Со временем он осознает, что чувство силы и гордости, которое он ощущал, когда вел себя как садист, было лишь фальшивкой. Ценными эти переживания стали лишь потому, что он считал себя неспособным быть сильным и гордым по-настоящему.

Когда мы понимаем, какую выгоду хочет извлечь садист из своих действий, то убеждаемся, что не существует никакого противоречия в том, что отчаявшийся человек может фанатически стремиться к чему-то. Но он стремится вовсе не к большей свободе или самореализации; все направлено на то, чтобы сохранить его ощущение безысходности, а на изменения он не надеется. Он лишь желает обрести их фальшивый аналог.

Главная выгода для такого человека – это жить за счет других. Быть садистом значит проявлять агрессию и действовать деструктивно, за счет других людей. И это единственный способ существования такого человека. Он стремится к своим целям с безрассудным отчаянием. Терять ему нечего, поэтому он может быть всегда в выигрыше. В этом смысле садистские влечения направлены на позитивную цель, и их следует рассматривать как попытку восстановить утраченную целостность личности. Причина, по которой он так стремится к этой цели, состоит в том, что, подавляя окружающих, человек освобождается от унизительного чувства, что он – неудачник.

Страдающий неврозом человек сам понимает, что его стремления оказывают разрушительное воздействие на его жизнь. Мы уже упоминали, что он испытывает нарастающее чувство тревоги и презрения к самому себе. Это связано со страхом перед возмездием за свое поведение: этот человек опасается, что с ним обойдутся так, как и он обходится с другими. В его сознании эта тревога выражается не как страх, а как абсолютная убежденность в том, что другие люди поступили бы с ним «по волчьим законам», если бы он не был постоянно начеку и не наносил удар первым. Он постоянно должен предвидеть и предотвращать любые посягательства на себя, обеспечивая свою полную неприкосновенность. Такое бессознательное убеждение в собственной неуязвимости часто имеет важное значение. Оно обеспечивает ему ощущение полной безопасности: его никто не обидит, его никогда не разоблачат, с ним никогда не произойдет несчастного случая, он никогда не заболеет, он, конечно же, бессмертен. Но если он пострадает от людей или от обстоятельств, то его фальшивая безопасность рассыпается в прах, и он, скорее всего, начнет паниковать.

Отчасти его тревога – это скрытый страх перед собственными стремлениями к разрушению. Такой человек словно несет в руках бомбу с заведенным часовым механизмом. Ему нужно постоянно быть начеку, чтобы контролировать эти опасные элементы своей стратегии. Они могут проявиться во время застолья, если он не опасается слишком опьянеть и потерять контроль над собой. Внезапно он может начать вести себя очень агрессивно. Такое поведение могут спровоцировать какие-то конкретные обстоятельства, которые подействуют на него как провокация. Например, один садист из романа Э. Золя «Человек-зверь» при виде девушки ощущает приступ паники, потому что ему вдруг захотелось убить ее. Если такой человек становится свидетелем несчастного случая или какого-то проявления жестокости, то это может вызвать у него приступ страха, потому что ему вдруг захочется кого-то убить.

Два этих фактора – презрение к себе и тревога – в значительной степени способствуют вытеснению садистских импульсов. Это происходит с разной степенью интенсивности. Часто подобные деструктивные импульсы человеком не осознаются. Поразительно, насколько человек способен не замечать садистского характера собственных действий. Он лишь чувствует желание унижать слабого, возбуждается, читая о жестоких поступках, предаваясь ярким садистским фантазиям. Но такие эпизодические пробуждения сознания происходят редко. Большую часть своих поступков по отношению к окружающим садист не осознает, поскольку он глух к собственным чувствам и к чувствам окружающих. И ситуация не изменится, пока он не избавится от собственной черствости и не сможет эмоционально воспринимать собственные поступки. Кроме того, садистские влечения часто настолько искусно маскируются, что сбивают с толку не только самого садиста, но и тех, на кого они направлены. Не стоит забывать, что садизм – это финальная стадия развития глубочайшего невроза. А потому его рационализация зависит от структуры того конкретного невроза, который порождает эти садистские влечения. Например, подчиненный тип невротической личности будет подавлять близкого человека, бессознательно притворяясь, что любит его. Его требования будут связаны с его личными потребностями. Поскольку он так беспомощен, или ему так страшно, или он так болен, его близкий человек должен всегда находиться рядом. Он не может быть один, и близкий человек должен везде сопровождать его. Он будет упрекать окружающих, бессознательно демонстрируя, что они причиняют ему страдания.

У агрессивного типа невротической личности садистские влечения выражаются практически открыто, но это не означает, что он их осознает больше, чем другой тип невротической личности. Он без колебаний демонстрирует собственное недовольство, презрение, свои требования и при этом считает собственное поведение абсолютно оправданным и искренним. Он будет также экстернализировать неуважение к окружающим и то, что он их эксплуатирует, открыто издеваясь над ними и заявляя, что они его обижают.

Отчужденная личность удивительно ненавязчиво выражает свои садистские влечения. Она будет исподволь обижать окружающих, заставляя их чувствовать себя беззащитными, намекая, что может покинуть их, побуждая их думать, что они мешают или нарушают душевное спокойствие, втайне наслаждаясь тем, что они позволяют одурачить себя.

Садистские импульсы могут подвергаться значительному вытеснению – и тогда возникает так называемый инвертированный садизм. При этом человека так пугают его собственные импульсы, что он бросается в другую крайность, чтобы не признаться в них себе самому и чтобы окружающие о них не догадались. Он будет бояться проявить настойчивость, агрессию и враждебность, и это провоцирует у него глубокую степень заторможенности.

Вкратце вот как это происходит. Стремясь полностью отказаться от желания подавлять окружающих и бросаясь из крайности в крайность, человек становится неспособным отдавать какие-либо самые незначительные распоряжения, которые не предполагают, что он руководит кем-то или берет на себя роль лидера. Из-за этого он ведет себя очень осторожно и щепетильно, когда ему нужно повлиять на что-то или дать кому-то совет. При этом вытеснению подвергается даже обоснованная ревность. При тщательном наблюдении можно будет лишь отметить, что у пациента возникнет головная боль, расстройство желудка или проявится какой-то иной симптом, если все идет не так, как ему хочется.

Когда человек совершенно отказывается от стремления эксплуатировать окружающих, у него начинает активно проявляться склонность к самоуничижению. Он не смеет выражать свои желания или даже в принципе иметь их; он не смеет противостоять оскорблениям или даже чувствовать себя оскорбленным; он склонен воспринимать ожидания или требования других людей как более обоснованные или важные, чем его собственные; он скорее будет согласен подвергнуться эксплуатации, чем отстаивать свои интересы. Он оказывается между молотом и наковальней, одновременно испытывая страх перед собственным стремлением эксплуатировать окружающих и презирая себя за малодушие и нерешительность. А подвергаясь эксплуатации (это с ним неизбежно произойдет), он или оказывается перед неразрешимой дилеммой и впадает в депрессию, или страдает от развивающегося соматического заболевания.

Вместо того чтобы мучить других, он будет стараться не разочаровать их, станет деликатным и великодушным. Он постарается никоим образом не задеть их чувств, ничем их не огорчить. Подсознательно он будет стремиться сказать им что-то приятное (например, сделать комплимент, который повысит их самооценку). Он склонен автоматически брать вину на себя или рассыпаться в извинениях. Если ему придется сделать кому-то замечание, то он выскажет его крайне деликатно. Даже когда к нему демонстрируют пренебрежительное отношение, он лишь продемонстрирует, что «все прекрасно понимает». Но на самом деле он крайне чувствителен к унижению и глубоко переживает его.

Когда садистское столкновение противоположных эмоций подвергается глубокому вытеснению, у садиста может возникнуть ощущение, что он не в состоянии завоевать симпатии окружающих. Он может быть искренне убежден в том, что не вызывает интереса у представителей противоположного пола, хотя факты свидетельствуют об обратном; ему кажется, что нужно «брать, что дают». Если назвать это унижением, то мы лишь иными словами обозначим глубокое чувство презрения этого человека к себе.

Поэтому примечательно, что в мысли о собственной непривлекательности может отражаться бессознательный отказ человека от попытки завоевать чью-то симпатию, а затем быть отвергнутым. В процессе психоанализа можно постепенно выяснить, что пациент бессознательно сфальсифицировал свое отношение к любви. В результате этого с ним произойдет интереснейшее изменение: этот «гадкий утенок» осознает, что хочет и может нравиться людям, но с негодованием отвергнет эту мысль, как только его притязания воспримут всерьез.

Описание личности, которое при этом может быть получено, обычно обманчиво и трудно поддается интерпретации. Оно поразительно напоминает описание подчиненного типа личности. Если невротическая личность с явными садистскими наклонностями обычно квалифицируется как агрессивный невротический тип личности, то у человека с инвертированными садистскими наклонностями, как правило, поначалу можно наблюдать преимущественно развитие влечений подчиненного типа.

Возможно, в детстве такого человека унижали и подавляли, сломив его волю. Вероятно, он при этом притворялся и вместо того, чтобы дать отпор обидчику, полюбил его. По мере взросления – вероятно, в подростковом возрасте – он начал страдать от невыносимых внутренних противоречий и разрешил эту проблему, став отчужденным. Однако пережив поражение, он не мог больше продолжить одинокое существование в своей башне из слоновой кости. Вероятно, он снова стал таким же зависимым, как и раньше, но, в отличие от прежних времен, его потребность в любви оказалась настолько невыносимой, что он был готов на все, лишь бы не оставаться в одиночестве. Вероятность установить с кем-то близкие отношения уменьшалась, поскольку сохранившаяся потребность в уединении противоречила его стремлению к близким отношениям. Эта внутренняя борьба отняла у человека все силы – и вот он совсем отчаялся, у него стали развиваться садистские наклонности. В стремлении общаться с людьми ему пришлось не только вытеснить свои садистские влечения, но и, впадая в другую крайность, замаскировать их.

В таком случае находиться вместе с другими людьми ему невыносимо тяжело, но он может не отдавать себе отчета в этом. Он весь зажат и мучается от нерешительности. Он постоянно пытается изобразить из себя кого-то, но это абсолютно противоречит его садистским импульсам. Естественно, что ему кажется, будто он действительно любит людей, поэтому он переживает настоящий шок, когда в процессе психоанализа выясняется, что он, скорее всего, не способен сочувствовать окружающим. С этого момента он склонен признать этот очевидный недостаток. Однако, в сущности, теперь он лишь отказывается притворяться, изображая, что дружелюбно настроен к другим людям, и предпочитает совсем отказаться от всех чувств и не сталкиваться со своими садистскими импульсами. На доброжелательное отношение к другим людям он будет способен, лишь когда признает эти импульсы и начнет справляться с ними.

Опытный наблюдатель сумеет распознать здесь присутствие садистских влечений. Прежде всего в поведении этого человека всегда имеется некий скрытый способ запугивания, эксплуатации и подавления окружающих. Обычно отмечается явное (хотя и бессознательное) презрение к окружающим (его он оправдывает тем, что они недостаточно нравственные люди). Кроме того, можно заметить целый ряд несоответствий, которые явно и недвусмысленно указывают на садизм. Например, человек то терпеливо относится к садистскому поведению, объектом которого становится сам, то проявляет крайнюю чувствительность к самому незначительному доминированию над собой, когда его эксплуатируют или унижают. В конце концов создается впечатление, что он – «мазохист», который испытывает удовольствие, когда его мучают. Но поскольку и этот термин, и то, что он обозначает, лишь сбивает нас с толку, лучше не использовать его и проанализировать, из каких элементов складывается подобное поведение. Инвертированный садист, проявляющий болезненную инертность в том, что касается самоутверждения, может легко стать объектом плохого обращения. Болезненно переживая собственную несостоятельность, он действительно часто привлекает к себе внимание явных садистов, одновременно восхищаясь ими и чувствуя к ним ненависть, а они в свою очередь видят в нем послушную жертву. И вот он сам ведет себя так, чтобы стать объектом эксплуатации, плохого обращения и унижения. Подобное жестокое обращение его не радует, но он ему покоряется. И тогда он может переживать собственные садистские импульсы в поведении других людей, а присущий ему самому садизм не воспринимает. Себя он считает ни в чем не виноватым, выражает возмущение по поводу безнравственности происходящего и при этом надеется, что однажды сумеет переиграть близкого человека, проявляющего садизм по отношению к нему.

Фрейд наблюдал все, о чем я только что рассказала, но он исказил свои открытия необоснованными обобщениями. Стараясь привести их в соответствие с требованиями своей философской концепции, решил, что они доказывают, будто человек по своей природе склонен действовать деструктивно, хотя стремится изображать порядочность. В сущности, деструктивность обусловлена каким-то конкретным неврозом.

Мы больше не считаем садиста сексуальным извращенцем и не пытаемся доказать с помощью сложной системы терминов, что садист – неудачник и злодей. Сексуальные извращения встречаются относительно редко, как и подлинно деструктивные влечения. Когда мы сталкиваемся с ними, обычно в них выражается какой-то отдельный аспект психологической стратегии человека (по сравнению со всеми другими). Деструктивные влечения, бесспорно, существуют, но, научившись понимать их, мы видим, как в бесчеловечном поведении проявляются человеческие страдания. И тогда мы получаем возможность помочь человеку, исцелить его. Мы понимаем, что он в отчаянии стремится отомстить за то, что потерпел жизненную неудачу.