Глава 7

В поисках любви

Интимные отношения

Воистину, кто бы ни сказал мне настоящее слово, я всюду пойду за ним или за ней,

Как вода за луною, безмолвной струистой стопой всюду вокруг шара земного.

Уолт Уитмен

Подруга Хайди прислала мне открытку с этими строками более 20 лет назад. Я до сих пор помню каждое слово, выведенное ее каллиграфическим почерком. Мы с Хайди познакомились в восьмом классе, поэтому у нас было много времени для наблюдения за своим развитием. Она утешала меня после первого расставания с парнем, потом – второго, затем – третьего. К тому времени Хайди знала мои слабые стороны. Поэтому на обратной стороне открытки, отправленной из Бостона на следующий день после того, как мы обсудили мой последний роман, она мягко убеждала не следовать за лжепророком, соблазнившим меня сладкими речами. Ниже Хайди написала: «Будьте осторожнее со своим сердцем, милая».

То четверостишие не было простым предупреждением: Хайди не раз видела, как я безрассудно и стремительно дарила людям свое сердце.

Я не буду описывать каждые отношения, в которых я состояла, прежде чем наконец выйти замуж. Подробности хаотичны и быстро начинают повторяться. У меня было несколько хороших романов и несколько долгих, которые начинались медленно, на какое-то время останавливались и угасали, когда два человека отдалялись или понимали, что не вынесут перемен. Но между ними у меня было много романов, которые заканчивались прежде чем начаться.

Вот как я к этому относилась: один раз – случайность, два раза – совпадение, три раза – закономерность. Каждый играет по-своему. Таковы были мои правила.

Мы знакомились на вечеринке или матче по софтболу, либо в поезде. Он брал мой номер телефона и звонил на следующий день. Затем начинал дарить подарки, готовить ужины, приглашать на свидания каждый вечер. Я тонула в заботе и думала: «Меня обожают. Меня любят». Он хотел знать в мельчайших подробностях, как прошел мой день. Рассказывал обо мне всем своим друзьям. «Ты все, о чем я мечтал, – говорил он. – Я сделаю твою жизнь совершенной». Все это происходило на первой неделе.

На второй неделе меня охватывала первая волна тревоги. Должны ли отношения развиваться так стремительно? Я обращалась к близкой подруге и игнорировала ее мудрый ответ. Убеждала себя, что раз он демонстрирует такое поведение, все по-настоящему и реально. Мы проводили первую совместную ночь, и он отпрашивался с работы на следующий день. Мы давали друг другу безумные обещания на перекрестках, занимались любовью в полночь и еще раз на рассвете. Даже когда я лежала под ним, знала, что выдаю секс за любовь, но в тот момент не видела различий. В слабом свете раннего утра, когда он шептал, что обожает меня, я убеждала себя, что, когда два тела сливаются в процессе, предназначенном для создания третьего, мы могли создать идеальное целое: меня.

Все длилось месяц или чуть дольше. Затем происходило резкое расставание – появлялась другая женщина или другое препятствие, «но ведь мы могли остаться друзьями?». Каждый раз я была ошеломлена. Меня ждала очередная неделя слез, месяц отречения от мужчин и новая серия сеансов у психолога, когда я оценивала предупреждающие знаки, которые были повсюду.

Я знала об опасности стремительных романов, прочитала много книг и посмотрела с полдесятка ток-шоу. Я знала, что мужчина, который быстро завоевывает женщину, действует с определенными намерениями, а настоящая близость требует времени. Но когда потребность в любви высока, желание затмевает факты. Как отмечает Кларисса Пинкола Эстес, женщина, не получившая материнской заботы, почти всегда игнорирует интуицию, если чувствует, что нашла свою любовь. Когда кто-то предлагал мне мгновенную близость, я немедленно соглашалась и игнорировала все, о чем когда-то читала или слышала. В глубине души я боялась, что больше никогда не получу такого внимания.

Это был не лучший способ заводить отношения. Во-первых, утомительно, Во-вторых, все заканчивалось тем, что я придумывала имена будущих детей с человеком, который очень скоро вступал в отношения с другой. Я не исключаю возможность любви с первого взгляда, лишь признаю, что эмоции были скорее формой нарциссической потребности. Когда женщина, лишившаяся матери, привязывается к романтическому партнеру так быстро и глубоко, ее притяжение часто возникает не на основе взаимного влечения, а из-за односторонней надежды на то, что мужчина может ей дать.

В какой-то степени каждая из нас – женщина, лишившаяся матери. Мы все хотим обрести целостность в отношениях, независимо от того, есть ли у нас мама. Когда я спрашиваю Андреа Кэмпбелл, не безнадежен ли такой поиск, она смеется. «Назвать этот поиск ошибкой – значит назвать всю человеческую расу ошибкой, – отвечает она. – Даже если наши родители живы, они не завершили нас полностью. На это не способна самая чудесная, идеальная мать. Внутри каждого из нас рана, и все мы ищем того, кто нас исцелит». Но Кэмпбелл уточняет: дочь, лишившаяся матери, чувствует нехватку острее, чем большинство других женщин.

В идеальной ситуации эмоциональная основа дочери зарождается в ее семье, а затем, по мере взросления, включает партнера, друзей и саму себя. Дочь, лишившаяся матери (особенно та, которая не получала поддержки отца), начинает с серьезным отставанием. Сначала она должна заложить надежную эмоциональную базу. Джон Боулби проанализировал данные британского исследования 1987 года, где приняли участие женщины, которым было меньше 11 лет на момент смерти матери. Он заметил, что девочка без надежной эмоциональной базы «может отчаянно искать молодого человека, который будет заботиться о ней. В сочетании с ее негативным самовосприятием это повышает вероятность того, что она будет идти на поводу у неподходящего молодого мужчины… После свадьбы с ним последствия предыдущего негативного опыта усилятся, и девушка предъявит мужу слишком высокие требования или будет плохо к нему относиться».

Хотя в своем анализе Боулби описывает положение многих девушек, лишившихся матери, это не единственный возможный исход. Ученые, исследующие привязанность, обычно делят людей на три группы: тех, кто во взрослом состоянии формирует безопасные привязанности с другими; тех, кто переживает из-за своих социальных и романтических отношений или относится к ним неоднозначно; тех, кто избегает близости с другими. Взрослые, которые формируют безопасные привязанности, обычно делят свои эмоциональные потребности между несколькими источниками, включая самих себя. Они спокойно проявляют и принимают заботу. Беспокойные и тревожные взрослые обычно хотят, чтобы партнер удовлетворил большую часть их потребностей, проявляют заботу в навязчивой манере самопожертвования и нередко пытаются обрести чувство защищенности и любви через интимную близость. Избегающие взрослые почти полностью полагаются на себя, не могут или не хотят проявлять или принимать заботу. Именно они чаще всего сохраняют эмоциональную дистанцию с другими или начинают вести распутный образ жизни.

Считается, что характер привязанности формируется в младенчестве. Он зависит от восприимчивости матери к сигналам, которые посылает ей ребенок. Например, мама, которая тепло и быстро успокаивает плачущего малыша, с большей вероятностью вырастит человека с безопасной привязанностью, чем мама, которая делает все машинально, или без эмоциональной связи, или реагирующая поздно, не полностью, или вообще не реагирующая. Сегодня многие психологи сходятся во мнении: отношения, которые формируются между младенцем и матерью, показывают, какими станут их отношения в будущем.

Но даже если ребенок живет с любящей матерью и формирует безопасную связь с ней, конкретные жизненные события могут подорвать его ощущение защищенности. К ним относятся тяжелые хронические болезни ребенка или одного из родителей, пребывание в детском доме, психическое заболевание родителя, раскол семьи после смерти родителя или развода, физическое или сексуальное насилие. В 1999 году исследование, в котором приняли участие 86 детей в возрасте, начиная с младенчества и заканчивая 18 годами, показало, что дети, пережившие одно или несколько тяжелых событий в детстве, с большей вероятностью будут проявлять небезопасный стиль привязанности и переживать из-за прежних отношений, даже если в младенчестве о них заботились. 18-летние подростки с безопасной привязанностью к другим редко сталкивались с тяжелыми событиями в детстве. Этот вывод говорит о том, насколько разрушительное влияние может оказать на ребенка психическое заболевание родителя, его смерть и стресс в семье.

Исследования, в которых ученые сравнивали дочерей без матерей с другими взрослыми, поражают еще больше. В поколении людей, не терявших близких, почти 55 % проявят признаки безопасной привязанности, 25 % – признаки избегающей привязанности и около 20 % – признаки беспокойно-тревожной привязанности. Но когда психолог Бетт Гликфилд провела исследование с участием 83 взрослых, потерявших родителей в детстве и подростковом возрасте, она обнаружила, что 46 % входили в категорию безопасной привязанности, 17 % – избегающей привязанности и 37 % – беспокойнотревожной привязанности. По ее мнению, более высокий процент беспокойно-тревожных людей в данном исследовании говорит о том, что ранняя утрата родителей делает ребенка более уязвимым для чувств брошенности и никчемности. Это заставляет его одновременно бояться отношений и мечтать о них во взрослом состоянии.

Исследование Джонсонского государственного университета в Вермонте показало схожие выводы. Когда 30 замужних женщин без матерей сравнили с контрольной группой, женщины без матерей сообщили о более высокой тревоге и уровне избегания в своих отношениях с мужьями, чем остальные, хотя ⅔ из них описали свои отношения с умершими матерями в позитивном ключе. В целом эти открытия доказывают, что женщины, лишившиеся матерей, нередко боятся потерять супругов и готовятся к неизбежной утрате, эмоционально отдаляясь от партнера. В то же время они очень боятся, что утрата действительно произойдет.