Беспокойно-тревожная дочь

36-летняя Кэрол описывает свои последние шесть лет как серию стремительных романов. Все они начинались с обещания немедленной любви, но не длились дольше двух-трех месяцев. Почти все мужчины, с которыми встречалась Кэрол, невольно участвовали в ее попытке обрести чувство эмоциональной защищенности, которое она утратила в 17 лет после смерти матери.

Кэрол говорит, что никогда не была близка с матерью, чей скандинавский стоицизм не допускал проявления эмоций. Но она черпала чувство защищенности в сплоченной семье. После смерти матери система начала разрушаться. В течение двух лет умерли бабушка и дедушка Кэрол, что сократило большую семью из шести человек, когда-то проводивших вместе все праздники, до трех: отца, старшей сестры, жившей в другом штате, и самой Кэрол. С тех пор во всех романтических отношениях, включая семилетний брак, в который Кэрол вступила, когда ей было чуть за 20, она возлагала слишком большие надежды на партнеров.

Мои отношения всегда начинались с огромного влечения и ощущения надежды: «Вот оно. Я больше не одинока». Я ищу связь и ощущение семьи. Я иду на первое свидание и начинаю думать, смогу ли быть с человеком долго, вместо того чтобы узнать его поближе. Я возлагаю слишком большие ожидания на любого, с кем встречаюсь.

На каком-то уровне я действительно боюсь доверять другим людям. Боюсь, что меня бросят. В глубине души верю, что каждый, кого я люблю, уйдет или умрет. Поэтому обычно выбираю мужчин, которые не подойдут слишком близко и из-за этого не дадут мне нужного внимания и заботы, так как слишком увлечены собой. Я пытаюсь получить от них то, чего они не могут дать, и когда они не выполняют мои требования, злюсь и ухожу.

Я так часто следовала этой тактике, что научилась распознавать, кто может дать мне что-нибудь искренне, а кто нет. Я учусь знакомиться с людьми медленно и проверять, подходит ли мне мужчина. Какое-то время я думала, что должна брать все, что могу взять. «Это любовь. Я должна взять ее, – думала я, вместо того чтобы спросить себя, подходит ли мне этот человек».

Глубокая потребность Кэрол в заботе выходит за пределы смерти матери и корнями уходит в годы, проведенные с ней. Мама не заботилась о ней и не проявляла эмоций. Постоянные попытки Кэрол выжать любовь из отношений с отстраненными мужчинами, которые не способны удовлетворить ее желания, напоминают попытки дочери получить внимание эмоционально холодной матери. Девушки без матерей, которых после трагедии воспитывали отстраненные отцы, реагируют так же. Исследование Университета Южной Калифорнии, в котором приняли участие 118 студенток бакалавриата в возрасте от 17 до 24 лет, показало, что участницы, которые помнили своих родителей холодными и непостоянными, больше волновались о том, что их бросят или оставят, проявляли навязчивый и чересчур зависимый стиль в любовных отношениях, страдали от низкой самооценки и социальной неуверенности – в отличие от тех, кто в детстве считал своих матерей и отцов теплыми и чуткими. В детстве в отношениях дочерей с отстраненными родителями часто преобладала ревность, боязнь быть брошенной и навязчивое желание найти и сохранить интимные связи. Максин Харрис тоже обнаружила в своих интервью, что многие мужчины и женщины, не получившие любви и эмоционального тепла после смерти родителя, пускались на отчаянные поиски абсолютной любви, которую считали спасительной.

Бесконечный повтор утраты, который Кэрол допускала в своих взрослых отношениях, также показывает, что смерть матери повлияла на стиль привязанности. Вместо того чтобы защитить себя, Кэрол раз за разом наступала на одни и те же грабли. Каждый раз она надеялась изменить прошлое счастливой концовкой. На этот раз он даст мне то, в чем я нуждаюсь. На этот раз меня не бросят:. Несмотря на повышенную чувствительность к расставанию, беспокойно-тревожная девушка часто отказывается признавать начало конца. Как психолог Марта Вольфенштейн отмечает в статье «Утрата, гнев и повтор», опубликованной в 1969 году, дочь, лишившаяся матери, часто отрицает или игнорирует тревожные признаки проблемных отношений, уверяя себя, что на этот раз она будет достаточно особенной и нужной, чтобы избежать расставания с любимым человеком. Желание сохранить мертвые отношения или мольбы о неожиданном переломе в чувствах напоминают поведение ребенка, который криком просит родителя остаться. Но поскольку поведение дочери не меняется, сохраняется и результат. Все происходящее обычно представляет собой то, что девушка изначально намеревалась предотвратить. Цикл утраты начинается заново.

«Если первоначальная утрата не была оплакана и вы не проделали работу по примирению, вас ждет вынужденный повтор, – поясняет Ивелин Бассофф. – Переживание горя, оплакивание матери и примирение с утратой делает повтор подобных отношений менее тяжелым». Другими словами, когда дочь отпускает ушедшую мать, она отпускает и потребность удерживать других любимых людей.

Когда женщина хочет, чтобы партнер стал для нее матерью, она смотрит на отношения глазами ребенка и мгновенно возвращается к ранним образцам поведения, надеясь получить желаемое. А не добившись своего, начинает топать ногами и рыдать. Хочет же она обычно постоянной любви и одобрения.

Чрезмерное желание близости обычно характерно для девушек, которые в детстве чувствовали себя брошенными или незамеченными. Повзрослев, они нуждаются в постоянном проявлении любви от партнеров, чтобы поверить в свою ценность и значимость. Поскольку самооценка и самоуважение девушки полностью зависит от такого внимания, она не терпит малейших отклонений или усложнений в романтических отношениях. «Она быстрее выходит из себя, – поясняет Нан Бернбаум. – Разочаровывается. Чувствует себя оскорбленной. Ей, взрослой женщине, сложнее сохранять устойчивость и поддерживать отношения. Утрата родителя наносит нарциссическую травму, из-за которой женщина чувствует себя менее значимой или недостаточно хорошей. Она переносит уязвимость во взрослые отношения. И от этой привычки трудно избавиться». Женщина воспринимает любой косой взгляд как доказательство своей ущербности. Лишь круглосуточная любовь позволяет ей чувствовать себя в полной безопасности. «Так и есть, – соглашается 23-летняя Кайли, которой было пять лет, когда ее мать покончила с собой. – Как только мужчина перестает уделять мне безраздельное внимание, потому что должен быть нормальным – например, ходить на работу, – я думаю: “Боже, он меня ненавидит. И никогда не вернется”». Кайли относится к романтическим отношениям как к ромашке с двумя лепестками: он меня любит либо не любит.

Тревожным девушкам, которые быстро вступают в отношения с партнерами и демонстрируют ожидания ребенка, сложно отстраниться в эмоциональном плане, когда роман подходит к концу. Необходимость отпустить любимого разбивает сердце женщине, воспринимающей завершение как повторную утрату матери, и даже короткие разлуки – как личное отвержение. Ослепленная ранним опытом, который эмоционально связал ее с детством, она, как ребенок, верит, что способна контролировать других, поэтому винит себя во всех неудачах и утратах.

С самого начала отношений жертвы ранней утраты остаются слепо ей преданны. Среди людей, которых опросила Максин Харрис, почти не было разведенных: для них отношения слишком ценны, чтобы выйти из них по собственной воле. Но, как поясняют Мэри Энн и Джеймс Эмсвайлер, основатели и директора Центра утраты и перемен Новой Англии, авторы книги «Помощь ребенку в горе», такая лояльность может выйти боком. «Мотивируя человека работать над проблемами в отношениях, она полезна, – пишут они. – Но если убеждает человека оставаться в нездоровых или жестоких отношениях, ведет к плачевным последствиям».

Хотя 33-летняя Аманда замужем десять лет, она по-прежнему боится, что окажется «недостаточно хорошей» для долгосрочных отношений. Ей было три года, когда мать бросила ее, и шесть лет, когда отец женился на женщине с хронической депрессией, которой не было дела до чужого ребенка. В старших классах Аманда находила утешение и любовь через секс, встречаясь то с одним мальчиком, то с другим, пока не влюбилась по-настоящему в 17 лет. «Когда этот парень расстался со мной, мой мир разрушился, – рассказывает Аманда. – Никто не мог поверить, что я буду плакать так долго. Я просто не могла взять себя в руки. Поверила, что “этот человек не любил меня”, и это сильно ранило. Я долго страдала из-за низкой самооценки и до сих пор ощущаю последствиям. Мой муж – ведущий, поэтому иногда работает в паре с очень красивой и уверенной женщиной. Тогда я жутко ревную».

Аманда начала изучать свои чувства, связанные с утратой матери, пытаясь преодолеть детские страхи, которые сильны до сих пор. Она признает, что ее тревоги не связаны с поведением мужа, что говорит лишь о его преданности. Для Аманды это важный шаг в сторону исправления детских ошибок. Дочь, которая отстраняется от горя, препятствует собственному эмоциональному росту. Она реагирует на ситуации-угрозы так же, как отреагировала на уход матери в детстве. Если, к примеру, маленькая девочка погружается в молчание, не в силах выплеснуть ярость и горе, спустя 20 лет она будет сидеть дома одна, кипя от злости, пока ее муж отдыхает в кафе с друзьями. «Ничего, – скажет она, когда он спросит у нее, что произошло. Это «ничего» – все, что она позволила себе почувствовать в последний раз, когда любимый человек ушел из дома навсегда.