Дочь в большой семье (пять и более детей)

○ Иногда старшие братья и сестры заботятся о ней задолго до смерти матери, потому что мать разрывалась между детьми. Если у девочки уже есть замена, ей легче адаптироваться к переменам в семье после смерти мамы.

○ Видит прирожденного лидера или учителя среди братьев и сестер; он и заменит мать для младших детей. Обычно это старшая или вторая после нее дочь.

○ Если она сама – старшая, может чувствовать себя использованной и злиться из-за необходимости заботиться о младших братьях и сестрах.

○ Пользуется поддержкой группы братьев и сестер. Например, семья с семью детьми часто делится на две возрастные группы. После смерти матери братья и сестры обращаются к своей группе, а не к семье в целом. Братьям и сестрам обычно тяжело принять следующего младшего ребенка, поэтому отношения нередко формируются между первым и третьим ребенком или третьим и пятым.

○ Должна конкурировать с другими братьями и сестрами за любовь оставшегося родителя. В итоге каждый ребенок не получает достаточно внимания, чтобы компенсировать утрату.

○ Если она – младший ребенок, после смерти матери ее могут отправить жить со старшим братом или сестрой либо к другим родственникам. Тогда она чувствует себя ненужной и изолированной от семьи, считает себя ношей.

○ Приобретает эмоциональную защищенность в группе из-за ее размера (что повышает шансы на обретение союзника) и разного состава (присутствие ровесников и родителей). С другой стороны, большие семьи часто сталкиваются с денежными проблемами, из-за чего их члены чувствуют себя неуверенно. Когда родитель умирает, незащищенной семье любого размера трудно сплотиться.

○ Зачастую ее воспитывают по-другому, нежели старших и младших братьев и сестер, потому что со временем родители пересматривают мировоззрение и техники. Одна и та же мать может воспитывать первого и девятого ребенка по-разному. У старшей дочери мама могла присутствовать на свадьбе и при рождении первого ребенка, в то время как младшая дочь еще не закончила начальную школу. Эти сестры столкнутся с разными второстепенными утратами, а это значит, что у них возникнут разные потребности и шаблоны переживания горя.

Твоя версия или моя?

У нас с мамой сложились довольно тесные отношения. Она умерла, когда миновала большая часть моего неприятного подросткового периода. Думаю, мы были близки к тому, чтобы стать больше чем подругами.

36-летняя женщина, которой было 19 лет, когда ее мать умерла

Мне кажется, я была отдушиной для своей матери. Кем она была для меня – не знаю. У нас было много общего, например любовь к классической музыке и религия. Я не помню, чтобы говорила с ней о том, о чем обычно девочки говорят со своими мамами. Наши отношения были довольно поверхностными. Благодаря мне она обрела стабильность и надежность, которая упростила ей жизнь. По большей части, я была рада придерживаться этой роли.

33-летняя женщина, которая потеряла мать в 16 лет

Я не помню, чтобы мои отношения с матерью были близкими. Конечно, мы делали что-то вместе. Например, она отвела меня в салон, чтобы мне прокололи уши, и подарила котенка, когда папа уехал в командировку. Я не знаю, насколько нашей отстраненности способствовали отношения и насколько – мой возраст. Я была довольно дерзким подростком. В то время все, что делала мама, казалось мне странным. Я не общалась с ней. Обычно я делилась всем с сестрой.

31-летняя женщина, которая потеряла мать в 14 лет

Наверное, вы решили, что это истории трех разных женщин. Но это не так. Выше приведены мнения сестер Кэтлин, Бренды и Келли, которые описывают отношения с матерью, умершей от рака 17 лет назад.

Как показывает данный пример, сестры и братья воспринимают свою мать и ее утрату по-разному. Смерть матери неодинаково влияет на детей в силу ряда причин, среди которых – разные стадии развития, очередность рождения, предыдущие болезни и смерти близких людей, индивидуальные обстоятельства, связанные со смертью матери, и личные отношения с родителями. Даже если дети росли бок о бок, как часто бывает с детьми-погодками, их ощущения после утраты матери могут совпадать в одних аспектах и сильно отличаться в других. Порой их истории звучат так, словно были рассказаны близнецами, которых воспитали разные матери.

Иногда так и есть. Братья и сестры в позднем подростковом или раннем взрослом возрасте росли, как правило, под влиянием матери и с обоими родителями. Младшие братья и сестры обычно взрослеют без матери с отцом или в приемной семье. 45-летняя Ива говорит, что до недавней встречи с семьей всегда считала, что характер ее 38-летнего брата сформировался под влиянием внешних сил. «Я всегда считала Эндрю организованным, сдержанным ребенком, – поясняет она. – Я знаю, что во мне и в моем среднем брате есть тот же потенциал, хотя мы расслабленнее. Эндрю – самый младший, но он и самый успешный из нас, много работает и ни перед чем не останавливается. Он очень практичный. Когда я встретилась с ним в последний раз, поняла, что Эндрю стал таким, потому что у нас были разные мамы. Моя мачеха – практичный и не такой расслабленный человек, как наша мама». Это понимание помогло Иве осознать причину различий между ней и Эндрю. Теперь она выдохнула с облегчением, потому что всегда сравнивала себя с ним и винила себя за то, что выбрала другой образ жизни.

Даже когда братья и сестры растут с одними родителями, их ощущение после утраты матери могут разниться. Например, Кэтлин, Бренда и Келли жили в одной семье, когда у их матери диагностировали рак. Но в течение двух лет Кэтлин поступила в университет, а Бренда перешла в школу-интернат, расположенную более чем в 1000 километрах от дома. Из трех сестер лишь Келли жила с родителями. В тот год их мать начала серьезное лечение химиотерапией, и 13-летняя Келли, единственная из детей, видела его последствия. Она хорошо помнит, как ходила в супермаркет с мамой, которой было настолько плохо от лекарств, что ее тошнило в хлебном отделе, а позже на парковке. Келли единственная испытала страх и беспомощность того времени. Неудивительно, что сегодня ей тяжелее говорить о раке груди и болезни матери.

Кэтлин, Бренда и Келли признаются, что обращаются друг к другу, чтобы восполнить пробелы в памяти. Но в других семьях, особенно когда братья и сестры изначально отдалены друг от друга, расходящиеся воспоминания и точки зрения могут усугубить разлад. Если дочь, лишившаяся матери, считает раннюю утрату главным событием в ее жизни и связывает с ней остальные события, воспоминания о матери и утрате станут главными кирпичиками ее самовосприятия. Она видит угрозу в брате или сестре, которые оспаривают ее восприятие прошлого. Брат или сестра, желающие сохранить собственные воспоминания, будут до последнего защищать свою версию событий.

«Мой брат, сестра и я по-разному воспринимаем те два года, в которые умерли наши родители, – делится Тереза Рандо. – Конечно, люди видят все по-своему. Но моя сестра помнит события особым образом, и я уверена, что она неправа. Например, как-то раз она сказала: “Разве ты не помнишь, что дядя Боб и тетя Рия приезжали к нам каждые выходные?” Но мы с братом знаем, что они не приезжали каждые выходные. Они приехали один, максимум два раза. Тем не менее моя сестра уверена, что они приезжали постоянно. Возможно, вы решите, что кого-то из нас тогда не было дома, но мы всегда были дома».

Когда воспоминания братьев и сестер разнятся, главный вопрос не в том, чьи воспоминания верны, а чьи – нет, а в том, кто что запомнил и почему. Доктор Рандо считает, что ее сестра поверила в частые приезды дяди и тети, потому что это напоминало ей о заботе в тот период, когда три юных сироты чувствовали себя уязвимыми и брошенными. Отказаться от этих воспоминаний значило признать боль от одиночества в раннем возрасте.

53-летняя Кэролайн утверждает, что ее постоянное сопротивление противоречивым воспоминаниям сестры о детстве возникло из-за ее высокомерности (она была старшей) и собственных проблем с переживанием горя. Кэролайн было 11 лет, когда ее мать умерла. Будучи второй из четверых детей, она описывает себя как «сестру с безошибочной памятью, которая даже сегодня может рассказать, какую еду на похороны принес каждый сосед». Когда она и ее младшая сестра Линда начали писать книгу о детстве, Кэролайн заявляла, что воспоминания сестры неверны, всякий раз, когда они не совпадали с ее воспоминаниями. Но Кэролайн считала книгу частью своего процесса переживания горя. По мере восстановления она поняла, что все чаще принимала воспоминания сестры.

Это помогло мне отпустить убежденность в том, что я все знаю. Теперь я понимаю, что знаю то, что пережила сама, но не знаю ничего об остальных, даже таких близких людях, как моя сестра, потому что ее жизнь полностью отличалась от моей. Мы провели вместе почти все детство, но она иначе воспринимала общение с матерью. Обычно я играла с братом, делала что-то, носилась по улицам, а Линда сидела дома с мамой, училась готовить и говорить по-норвежски. Теперь я понимаю, что как бы мы ни были похожи друг на друга, у нее другие воспоминания и потребности, потому что она потеряла нечто иное, чем я.

Когда Кэролайн сумела увидеть в сестре отдельного человека, она поняла, что могла скорбеть с Линдой без споров и разногласий. За два месяца перед моей встречей с Кэролайн обе сестры отправились на день в горы, чтобы поговорить о матери и первой мачехе, которая умерла три года назад.

Полуостров Олимпик – самая далекая точка на юго-западе США, а Ураганный хребет – одна из самых высоких зон. Оттуда открывается потрясающий вид. Мы с Линдой шли наверх сквозь облака, любовались видом и в какой-то момент расплакались и рассмеялись одновременно. Это было до мурашек. Мы не могли сдержать чувства. Собирались подняться на вершину и поговорить о матерях, и мы это сделали. Мы пели песни с их похорон, произносили вслух их имена. В нашем мире мы чаще видим повсюду мужские имена. У нас не всегда есть возможность почтить своих матерей, неважно, родили ли они нас. Мы с Линдой смогли почтить своих матерей вместе.